Внебрачные дети эдуарда хиля. Сын Эдуарда Хиля: Отец не мог ни продолжать жить, ни уйти из жизни. Сын артиста написал о нем книгу

На следующий концерт даже пришел Брежнев, всю дорогу подпевал, а после выступления сказал: «Надо Хиля наградить». Эту историю папа рассказал Дмитрию Медведеву, когда тот вручал ему орден «За заслуги перед Отечеством», - только в 2009 году награда нашла своего героя.

Папа рассказывал, как ему однажды запретили исполнять песню Булата Окуджавы «Бери шинель, пошли домой»: мол, что значит «пошли домой»? С войны? Это же пропаганда дезертирства!

Дома папа тоже постоянно пел, но в середине 70-х в нашей квартире вдруг поселилось непривычное молчание: Эдуард Анатольевич приехал из Югославии с больным горлом, на связках образовались узелки - произошло несмыкание. И отцу пришлось пережить операцию, после которой он долго восстанавливался.

Не говорил, не пел и даже не слушал музыку - ведь у певца при любой мелодии «инструмент» мобилизуется. Не было понятно, как скоро он сможет выйти на сцену… Но он все так же улыбался, а объяснялся с нами жестами. Мне было всего лет 10, и я даже предположить не мог, что на самом деле творится в его душе.

«Жизнь полосатая: то едешь на ярмарку, то с ярмарки», - так философски отец отзывался о неудачах.

- В советское время заграничные командировки повышали финансовое положение вашей семьи?

Для советского человека разовое путешествие за границу уже было счастьем, а папа объездил почти весь мир.

Он рассказывал о зарубежных гастролях и неизменно все преувеличивал: «Это просто фантастика! Колоссально! Бифштекс был необъятных размеров! Огромный! На большущей тарелке! Это никогда не съесть одному человеку!» Каждый раз его истории обрастали новыми подробностями.

У стюардесс на борту всегда были какие-нибудь импортные вещи… И однажды папа на спор выиграл пять флаконов духов. Они с композитором Соловьевым-Седым летели на фестиваль в Бразилию. А предметом спора как раз стал его спутник. «Вы точно знаете этого человека», - говорил о нем Хиль стюардессе. Та не поверила, и тогда папа запел его композицию: «Не слышны в саду даже шорохи…»

На гастроли за границу папа обычно отправлялся с чемоданом своей еды: суп в пакетиках, консервы, кипятильник…


Фото: из личного архива Д. Хиля

Экономил суточные - 2,5 доллара, чтобы купить гостинцы. Мне он привозил заграничные игрушки: фигурки индейцев, машинки на рессорах, которых у нас еще не было. Дети судачили за моей спиной: «У Димки Хиля дома целый шкаф жвачки!» А еще папа брал туда русские сувениры - матрешек и маленькие расписные самовары. Один из них ему даже удалось обменять на хороший костюм.

Кстати, сценические наряды Эдуард Анатольевич часто придумывал и шил себе сам. А приехав в Бразилию, стал первым советским артистом, который отошел от строгого костюма - там жара, и он своевольно надел на сцену легкую футболку. Конечно, сначала получил выговор от партийного работника - но потом прижилось.

Из Швеции папа привез ботинки и лишь дома заметил, что оба на левую ногу.


Их жизни соединились воедино еще в юности. Эдуард Хиль и Зоя Правдина вместе прошли испытание славой и забвением, сохранив не только свои чувства, но удивительно радостное восприятие мира. Они всегда были рядом: мистер Трололо, известный всему миру, и его ангел-хранитель, его бесконечное счастье.

Романтика студенческих гастролей



Они познакомились в студенческие годы. Эдуард Хиль учился в консерватории и мечтал стать оперной звездой. Он пел буквально во всех спектаклях. Зоя была балериной.

Во время студенческих гастролей в Петрозаводске молодые артисты большой компанией отдыхали на пляже. Красавица Зоя кокетливо делала гимнастику, когда к ней сзади кто-то буквально подлетел, поцеловал в щеку и отбежал на безопасное расстояние. Молодая балерина тут же вскочила на ноги, закричав: «Да как вы смеете!» Вокруг было множество народу, она возмутилась скорее для них, не для себя. Себе самой она честно призналась, что этот поцелуй совершенно не был ей неприятен.



Своим поцелуем молодой певец добился самого главного: он обратил на себя внимание симпатичной ему девушки.

Эти гастроли обоим запомнились светлой радостью, долгими беседами, романтикой и счастьем узнавания друг друга.

«Вот взяла, закрутила и всю жизнь не отпускает»



В опере «Черное домино» Хиль играл лорда Эльфорта, которого по режиссерской задумке хрупкая Зоя должна была крепко взять за ухо и закружить. Это вышло у нее далеко не с первой попытки, но оказалось, закружила она его на всю жизнь.



Они уже несколько месяцев встречались, когда Зоя пришла к нему в общежитие и сказала просто: «Пойдем домой!» Он собрал в портфельчик самое дорогое: ноты, два полотенца и банку сгущенки. Так и переступил порог дома своей избранницы. В 1958 году Зоя и Эдуард стали мужем и женой.

Повороты судьбы



В 1960 году Эдуард окончил консерваторию и уже начал работу в Ленконцерте. Он собирался исполнять серьезные оперные партии, но Андрей Петров предложил ему спеть несколько песен для фильма «Путь к причалу». Сам фильм еще не вышел на экраны, когда песни уже звучали. Хиль не планировал становиться эстрадным певцом, но эти песни сделали молодого музыканта знаменитым, а сам певец стал относиться к эстрадному пению немного по-другому.



Образовался творческий союз: композитор Андрей Петров и певец Эдуард Хиль. Позже певец благодаря композитору поедет на конкурс песни в Сопот, где станет лауреатом. В Советском Союзе за ним прочно закрепится слава эстрадной звезды. Начались гастроли, длительные поездки.



Зоя Александровна никогда не думала, что принесла себя в жертву. Она считала большим везением их встречу и приняла сознательное решение помогать мужу всегда и во всем.

Трудные 90-е годы



В зените славы, в блеске софитов не мог представить ни Эдуард Анатольевич, ни его супруга: пройдет совсем немного времени, и звезда эстрады окажется в Париже, где будет работать певцом в знаменитом ресторане «Распутин». Он будет петь на банкетах, чтобы выжить в то нелегкое время и прокормить свою семью. Специально на его выступления приходили Шарль Азнавур и Мирей Матье.

В Париже он экономил на всем. Снимал дешевую комнату в парижской гостинице, на работу в ресторан шел пешком целый час, покупал картошку и крылышки, потому что все остальное было довольно дорого. А в Питере говорили, что он эмигрировал и даже приписывали ему роман с хозяйкой ресторана.


Ресторан "Распутин


Зоя Александровна точно знала, что происходит на самом деле. Как знала и то, что разлука их не может длиться вечно. Ей было не привыкать к трудностям, ведь во время расцвета славы Эдуарда Хиля на родине, ей неоднократно приходилось сносить нападки поклонниц знаменитого певца.

Коллегам Эдуарда Анатольевича его супруга казалась слишком строгой, даже суровой. На самом деле она была для него настоящим ангелом-хранителем, оберегающим его от невзгод. Она создавала для него ту атмосферу, в которой он мог раскрыться.

Триумфальное возрождение



Он прожил в Париже несколько лет. Вернувшись домой, Эдуард Анатольевич включился в проект сына, который к тому времени уже окончил консерваторию. Позже к творческому дуэту подключился и внук, Эдуард второй.



Именно внук обнаружил: песня в интерпретации Эдуарда Хиля занимает первые места в музыкальных интернет-парадах. Это была запись 1976 года, на которой Эдуард Анатольевич исполняет «Вокализ» композитора Островского. И снова Хиль в один миг превратился в известного всему миру мистера Трололо. За границей создавались его фан-клубы, последовали приглашения на гастроли. Но самым большим счастьем для певца было жить и творить дома, рядом с дорогими людьми.



Эдуард Анатольевич ушел 4 июня 2012 года после перенесенного инсульта. Зоя Анатольевна теперь живет для того, чтобы утвердить память об очень веселом, радостном, честном и талантливом человеке. И она всегда чувствует рядом его присутствие.

Эдуард и Зоя Хиль прожили долгую и счастливую жизнь. Свою концепцию счастья разработали

Сын певца Эдуарда Хиля рассказал сайт, почему в детстве он попал в приют и как прожил свои последние дни.

4 июня 2012 года не стало народного артиста России, оперного и эстрадного певца Эдуарда Анатольевича Хиля. Его знаменитые шлягеры «Зима», «Моряк сошел на берег», «Лесорубы» и многие другие звучали чуть ли не из каждого окна. Без этого артиста не обходился ни один концерт. Его голос, неизменную улыбку и легкое исполнение невозможно было ни с чьим спутать. Он искренне переживал за свое отечество, за людей, но старался все невзгоды воспринимать с иронией. сайт пообщался с сыном певца Дмитрием Эдуардовичем и узнал, почему его знаменитый отец оказался в детском доме, как выжил после войны и как провел свои последние дни...

Хиль, если верить официальным источникам, родился 4 сентября 1934 года в Смоленске. Однако, по словам его мамы, он появился на свет на год раньше. Мама Елена Павловна работала бухгалтером. Отец будущего певца Анатолий Васильевич был механиком.

– Когда папа был еще совсем маленьким, Елена Павловна разошлась с Анатолием Васильевичем и вышла замуж второй раз, – посвящает нас в семейные нюансы сын народного артиста Дмитрий Хиль, который, как и папа, стал музыкантом.

Трудное детство закалило Эдуарда Анатольевича. Он с малых лет познал, что такое человечность / семейный архив

Детство Эдуарда Анатольевича пришлось на годы Великой Отечественной войны.

– Когда летом 1941 года начали бомбить Смоленск, детские сады очень быстро эвакуировали. Отец попал в детский дом поселка Раевка под Уфой, куда привозили раненых. Все детдомовские ребятишки приходили в лазареты и пели для них. Через два года, когда город Смоленск освободили от немецкой оккупации, папу нашел отчим, а потом его забрала мама. Когда бабушка увидела его, обомлела: он так исхудал, что даже не мог ходить.

В одной из передач сам Эдуард Анатольевич рассказал: «Когда ко мне приехала мама, привезла много всего вкусного: шоколад, печенье, конфеты, а я спросил: «Есть ли у тебя хлеб?» Мы с ребятами разделили небольшой кусок между собой. Ничего вкуснее этого хлеба не ел».

Папа, будучи 7-летним мальчиком, вместе со своим другом Мишей Хайкиным пытался сбежать на фронт. Но их ловили и возвращали обратно. Так случилось, что на одной из программ спустя много десятилетий он встретился с Мишей. Это настолько растрогало папу, что я увидел на его глазах слезы.

Дмитрий Хиль / семейный архив

Эдуард Анатольевич с детства обладал хорошим слухом и артистическими способностями, поэтому принимал участие в драматических постановках.

– В школьном спектакле в детдоме папу заставляли сыграть роль Гитлера. Он отказывался и плакал, недоумевал: почему именно ему достался этот персонаж? В школьном журнале, где ему ставили оценки, рядом с фамилией было написано: «Хиль – немец». Этот журнал до сих пор хранится в местном школьном музее поселка Раевка. В скором времени я выпущу книгу с воспоминаниями об отце, там будут опубликованы редкие фотографии, в том числе и военного периода.

Когда уже подходило время получать образование, мама отправила 15-летнего Эдуарда к брату в Ленинград.

– Дело в том, что отчим любил выпить. У него были частые разногласия с Еленой Павловной, папе это все не нравилось. Он всегда старался защищать маму и ненавидел отчима. Даже хотел подкараулить его с ножичком и разобраться, поэтому, чтобы ничего не произошло, Елена Павловна отправила его к дяде Шуре.

– Он жил в Ленинграде с братом бабушки и его семьей, – продолжает Дмитрий. – Однажды родственница папы тетя Маня на свадьбу отца и мамы подарила односпальное пуховое одеяло. Спустя месяц тетя Маня поспешила в гости к молодоженам: «Как одеяло-то? Пользуетесь?» Папа ответил утвердительно, а она: «А то смотрите, если не нравится, заберу». Так несколько раз в неделю тетя Маня приходила и спрашивала насчет одеяла. В общем, мама не выдержала и вернула подарок (смеется). Так что родственники у папы были веселые.

Эдуард Хиль увлекался живописью, победил на конкурсе молодых художников в Смоленске, хотел поступать в знаменитое Мухинское училище.

– Он послал своему дяде рисунки, тот показал их знакомому художнику. Решили, мол, пусть поступает в Мухинку, но оказалось, что там учиться надо семь лет. Дядя Шура сказал, что «так долго не потянет Эдика», то есть не сможет его содержать, и посоветовал поступить в Ленинградский полиграфический техникум.

Эдуард Хиль получил из рук Дмитрия Медведева орден «За заслуги перед Отечеством» IV степени / Global Look Press

После его окончания Хиль устроился на офсетную фабрику. Он начал заниматься вокалом в студии дворца культуры им. С. М. Кирова, понял, что у него есть голос. Однажды кто-то из его сверстников спросил: «А ты мог бы поступить в консерваторию?», папа ответил: «Да легко!» Так и случилось.

После окончания Ленинградской консерватории и многолетней работы в оперной студии Эдуард Хиль начал выступать как солист Ленконцерта, где и проработал свыше 50 лет. В конце восьмидесятых годов страна переживала смутное время, больше половины артистов попали под сокращение. Некоторые журналисты писали, что Эдуард Хиль отправился на заработки в Париж и что на заработанные деньги он якобы купил квартиру в центре Москвы и еще одну – на Елисейских полях.

– В СМИ почему-то сложилось мнение, что у отца не было работы в 90-е годы. Это не так! Он всегда был очень востребован, с его уровнем популярности и богатым репертуаром не могло быть иначе. Папа очень любил Париж, но у него и в мыслях не было остаться во Франции навсегда, родина для него была всем. Знаете, можно писать никому не нужные опровержения и что-то доказывать, а можно и улыбнуться в ответ – это, собственно, и делал мой отец. Он всегда говорил: «Дима, ты не понимаешь, в какой стране ты живешь?!»

Зоя Александровна до сих пор ощущает присутствие супруга / Замир Усманов / Global Look Press

Сын певца Дмитрий часто ездил с отцом на гастроли.

– Однажды папа встретил какого-то мужчину около концертного зала. То ли он был немного пьян, то ли был не в себе. В общем, он обрадовался отцу: «О, а ты же этот, как его, Эдуард Хиль!» А папа решил пошутить: «Нет, это не я». Мужик настаивал на своем: «Это точно ты. Я же вижу». Он даже пытался схватить папу за нос: «Вот, у тебя же метка на носу». Отец немного отстранился, а я чуть не бросился на мужика. У папы действительно была отметина на носу. Когда он был маленьким, опрокинул на себя раскаленную кастрюлю. В общем, от этого у него и остался шрам, но его можно разглядеть только на крупных фотографиях. После таких встреч с поклонниками папа всегда делал дурашливое лицо, изображая очередного подвыпившего почитателя. Знаете, сейчас все привыкли, что у артистов полно охранников, они ездят на крутых машинах, заявляют немыслимые требования в так называемом райдере, типа «туалетная бумага с ароматом папайи и экзотический суп из акульих плавников» и всё в таком духе. Отец никогда не просил чего-то особенного для себя.

Эдуард Хиль трепетно и с уважением относился к своему зрителю, но иногда среди поклонников встречались люди со странностями.

– Одна дама с чердака соседнего дома целилась прямо в родительскую спальню. Повезло, что пуля застряла в раме, а не попала в кровать. Хорошо, что в руках дамы оказалось самодельное ружье. Надо упомянуть о письмах, которые писали папины поклонницы. Как только не называли Хиля в письмах: «Эдюля! Эдвардиссимо! Дикушко!» или «О мой Эдельвейс!» Одна женщина написала, что хочет встретиться с ним ночью на кладбище. Сколько ему дарили цветов, вы не можете себе представить! После каждого концерта в Крыму была полная ванна букетов. Папа шутил, мол, давай сейчас на рынок отнесем и заработаем денег.

Эдуард Хиль-младший пошел по стопам своего отца и деда / PhotoXpress

В 2010 году один американский студент выложил в интернет сокращенную версию выступления Эдуарда Хиля, где он исполнял «Я очень рад, ведь я наконец возвращаюсь домой». Ролик набрал за сутки рекордное количество просмотров. В народе название песни сократили до «Ололо-трололо», а певца прозвали «Мистером Трололо».

– После этого случая телефон в квартире не замолкал. Звонили с разных концов света. Папа был невероятно востребован и любим. Его стали везде приглашать. К ролику он отнесся с юмором. Считал, что такая раскрученность в интернете необходима только начинающим артистам, а он уже всё доказал своими песнями.

– Вообще, папа иногда был очень странным человеком, – продолжает Дмитрий, – мог не поехать на хорошо оплачиваемый концерт, а выступить на благотворительном. Веселился и балагурил на ответственных правительственных концертах, например во Дворце съездов. А перед незначительными выступлениями на маленьких площадках мог волноваться и долго готовиться к выходу.

Знаете, иногда приводит в недоумение то, что отца знают как человека, который спел «Трололо», «Потолок ледяной...» и «Моряк вразвалочку...». Он исполнял и классику, и арии, и романсы. Папа всегда был за то, чтобы певец имел специальное музыкальное образование. Да, есть самоучки с прекрасными голосами, они, как алмазы без граней, которые невероятно сложно превратить в бриллиант. Знаете, что должно быть в настоящем педагоге – он не просто натаскивает ученика, а старается вытащить из глубины человеческой натуры нечто характерное и свойственное только этому ученику, направляя его на истинный путь, раскрывающий неповторимые черты индивидуальности.

Дмитрий сетует на то, что уходят из жизни настоящие артисты, а на смену им приходит поколение, воспитанное на массмедиа, те, у которых нет ни голоса, ни глубоких знаний, ни вкуса.

На прощание с любимым артистом пришли тысячи людей /

– Простите, но песни и музыка сейчас абсолютно никакие. Многие молодые артисты не умеют петь, сейчас нет основательности для того, чтобы выйти к людям, появиться на эстраде. Раньше на сцену выходили проверенные люди, которые не за деньги или по знакомству побеждали на различных конкурсах, а проходили жесткий отбор. А сейчас может выйти практически каждый желающий. Более того, все поголовно поют под фонограмму, а папа всегда был против этого. В наше время артистам важно, как они выглядят, а не то, как и что они поют. Я сторонник того, чтобы артист пел на сцене без декораций и дыма, которые затмевают песню, на фоне серого занавеса. Ведь певцу нужно будет приковать взгляд зрителя только с помощью своих усилий. Тогда и будет видно, на что способен исполнитель.

Несмотря на свою увлеченность работой, у Эдуарда Хиля во главе угла стояла семья. Он старался уделять своим родным как можно больше времени. Обычно за успешным и состоявшимся мужчиной стоит сильная женщина. Певец прожил в браке со своей супругой Зоей Александровной 53 года.

– Родители познакомились в Оперной студии в 1958 году: папа был певцом, а мама – балериной. Они выступали в спектаклях. Общались, как обычные коллеги. Но на гастролях в Курске все изменилось. Тогда было лето, папа пришел на пляж, увидел маму и поцеловал. Она не ожидала такого поворота событий, возмутилась, так у них закрутился бурный роман.

2 июня 1963 года появился на свет сын Дмитрий. Он окончил хоровое училище им. М. И. Глинки, Ленинградскую консерваторию, работал музыкантом в «Петербург-концерте», сочинял музыку к спектаклям, песни и романсы. У Дмитрия есть 19-летний сын Эдуард, он тоже окончил хоровое училище им. М. И. Глинки и консерваторию, сейчас активно выступает на концертах.

Могила легендарного певца / Global Look Press

Эдуард Анатольевич давал много концертов, несмотря на свой возраст. У него была пенсия 11.000 рублей, нужно было на что-то жить. Он никогда ни на что не жаловался, был человеком невероятной доброты. К нему тянулись многие. Такое впечатление, что у него внутри было солнце. Он до последних дней был верен музыке. В 2010 году его стало беспокоить сердце, развилась гипертония. 8 апреля 2012 года всеми любимый артист был госпитализирован в одну из больниц Петербурга.

– Папа перед поездкой в Германию пошел в парикмахерскую. Там ему стало плохо. У него случился инсульт. В больнице он был весь опутан трубками, не мог говорить. Мы ему постоянно что-то показывали, рассказывали. Каждый день приходили к нему в реанимационную, ощущение беспомощности нас не покидало. Из-за неправильной работы мозга начали плохо функционировать органы. Отец прекрасно понимал, что происходит. Помню, как он лежал в кровати, смотрел на зеленеющие деревья в окне, а из его глаз капали слезы. 15 мая я уже понял, что обратной дороги нет. Как-то раз включил ему песню «Иду я к звездам», и он резко открыл глаза. Очень больно видеть человека, который не может ни продолжать жить, ни уйти из жизни. Его не стало 4 июня.

Об Эдуарде Хиле можно говорить долго. Ведь это был человек и артист с большой буквы, он искренне переживал за свою страну, за музыку, которой посвятил всю жизнь. К сожалению, на нашей эстраде очень мало артистов, которые были бы предельно честны со зрителями, как Эдуард Анатольевич. В одном из своих последних телеинтервью он сказал в напутствие: «Самое большое удовольствие – это не брать, а отдавать! Приносить свои чувства, отдавать людям всё, что есть в вас хорошего».

Злата Раздолина начала встречаться с легендарным баритоном, когда ей не исполнилось и 16

Три года назад в Петербурге в возрасте 77 лет ушел из жизни исполнитель хита «Потолок ледяной, дверь скрипучая» и многих других популярных песен - Эдуард ХИЛЬ, известный во всем мире как Мистер Трололо. Нам удалось разыскать человека, осуществившего последнюю видеосъемку легендарного певца, где он, словно предчувствуя скорый уход, исполнил «Прощальный романс» на стихи Николая ГУМИЛЕВА. Этот человек - проживающая с 1990 года в Израиле певица и композитор Злата РАЗДОЛИНА. Которую, как выяснилось, на протяжении долгих лет связывали с Эдуардом Анатольевичем очень близкие отношения.

С Хилем я познакомилась в Ленинграде в середине 70-х, когда он уже был признанным певцом, народным артистом России, а мне было лет 15, - поведала Злата Абрамовна. - Я тогда написала первый большой цикл песен «Ни строчки о войне» на стихи Вадима Шефнера. Мне хотелось, чтобы эти песни исполнил Хиль. И я пришла к нему за кулисы после концерта в зале «Октябрьский». Точнее говоря, меня привел за ручку мой папа - бывший военно-морской врач. Сама я боялась подойти к великому артисту. Эдуард Анатольевич без всяких «я занят» или «я устал» принял меня и сразу предложил сесть за инструмент. Я сыграла несколько песен. «Ты так хорошо поешь! - сказал он. - Зачем мы тебе нужны? Ты должна петь сама». Я ужасно расстроилась. «Наверное, ему не понравилось мое творчество, - подумала я. - И он решил меня таким образом красиво отфутболить». Тем не менее Хиль оставил номер своего домашнего телефона и выразил желание продолжить со мной знакомство. А через некоторое время записал мой военный цикл на стихи Шефнера для Ленинградского радио. Я стала бывать у него дома на Фонтанке. Предлагала для исполнения новые песни. Так постепенно у нас завязались теплые дружеские отношения.

Эдуард Анатольевич очень помог моему становлению как певицы. До встречи с ним я считала себя только композитором. А он своим авторитетом убедил, что я могу петь. И я начала выступать от «Ленконцерта» как автор-исполнитель. Сначала получала, как все начинающие, 7 рублей за концерт. Но уже через несколько лет мне дали право на сольное отделение и существенно повысили ставку. Солистам «Ленконцерта», которые исполняли мои песни, платили от 7 до 16 рублей. А мне - 26!
Моим успехам тогда многие завидовали. В начале 80-х у меня должен был состояться большой авторский концерт в Ленинградской академической капелле с участием Хиля и многих других артистов. Весь город был увешан афишами. Билеты продавались шикарно. Но за два дня до концерта, по требованию Ленинградского союза композиторов, его без объяснения причин отменили. Потом главный редактор «Ленконцерта» рассказал, как композиторы перемывали мне косточки на партийном собрании. «Хочу обратить внимание на недостойное поведение нашей коллеги - комсомолки Златы Раздолиной, - негодовал муж певицы Марии Пахоменко Александр Колкер. - Она посмела запланировать свой концерт на святой сцене Ленинградской капеллы. Даже многие наши корифеи не удостаивались такой чести». - «Ну что вы прицепились к этому концерту? - возразил кто-то. - Его же отменили». - «Да, отменили. Но афиша-то была», - не унимался Александр Наумович.

Привет маме

С 1987-го Злата начала писать романсы на стихи Анны Ахматовой, Николая Гумилева и других поэтов Серебряного века. Хилю они очень понравились. Но записать их тогда не успели.
- Случилось так, что в 1989 году мой «Реквием» на стихи Ахматовой был премирован на двух конкурсах и отобран комиссией по празднованию 100-летия Анны Андреевны для исполнения на юбилейном вечере в Колонном зале, - продолжает Раздолина. - После этого мне начали поступать звонки с угрозами от общества «Память»: «Если ты еще раз тронешь нашу Ахматову, мы прибьем тебя и твою семью. Убирайся в свой Израиль!» Особенно их возмущало, что я взяла фамилию Раздолина, хотя по рождению я Розенфельд. От таких «замаскировавшихся» евреев они хотели очистить Ленинград.
Весь ужас состоял в том, что у меня было уже трое детей. Был и муж - театровед Александр Ласкин, сын писателя Семена Ласкина. Обратиться за помощью к Хилю я не решилась. Его самого многие ошибочно считали евреем. Да и не хотела его во все это впутывать. Об угрозах рассказала только одному человеку - поэту Михаилу Дудину. «Не волнуйся! - сказал он. - Мне тоже говорят, что я пархатый жид. Скоро поеду в Москву и наведу там порядок». А потом моего старшего сына, которому было 9 лет, зверски избили во дворе какие-то взрослые парни. Причем они заявили ему: «Передай привет маме!» Я сильно испугалась. В то время была на слуху жуткая история, произошедшая в Москве с преуспевающей адвокатессой-еврейкой. Она тоже получила подобные угрозы от «Памяти» и послала их по известному адресу. В итоге эту адвокатессу сожгли в ее доме вместе с мамой и дочкой. Я поняла, что мне нужно все бросать и бежать из обожаемого мной Ленинграда.
И как раз в этот момент меня пригласили на гастроли в Финляндию. Решила воспользоваться этим для побега в Израиль. С мужем, который не хотел уезжать из Советского Союза, развелась. Взяла с собой детей и своих родителей. Таможенницу на границе насторожило, что я еду со всей семьей и большим количеством багажа, половину которого составляли ноты. Это было явно не похоже на гастрольную поездку. Она хотела меня обыскать. А у меня под платьем были спрятаны наши советские паспорта. Если бы их нашли, я могла бы сразу сесть в тюрьму. К счастью, все обошлось, и нас благополучно пропустили через границу.
Но на этом проблемы не закончились. В Хельсинки я обратилась в израильское посольство и попросила убежища в их стране. «Возвращайтесь обратно в Ленинград и нормально оформляйте документы на выезд! - неожиданно ответили мне. - Мы ждем большую официальную репатриацию из СССР. И не хотим из-за вас портить отношения с советскими властями». Тут вмешалась моя подруга - журналистка с радио Хельсинки. «Если вы не поможете Раздолиной и ее семье, мы поднимем шум на всю Европу, что вы отказываетесь спасать еврейку, бежавшую от преследования антисемитов», - пригрозила она сотрудникам посольства. И уже через два дня нам сделали израильские документы.

Часть души

В течение нескольких лет, пока не распался СССР, Раздолина, как невозвращенка, не могла приезжать на родину. Из-за этого ее общение с Хилем прервалось. Лишь в конце 90-х Эдуард Анатольевич приехал с гастролями в Израиль. Она, конечно, пришла на концерт.
- И мы снова стали общаться. К тому времени я успела в Израиле выйти замуж. И Хиль постоянно шутил, как повезло моему мужу. Причем шутки на эту тему он отпускал не только в приватной обстановке, но и со сцены на концертах, - смущенно улыбается Злата. - В 2003 году я впервые после долгого перерыва посетила Ленинград, снова ставший Петербургом. И первое, что я сделала, - пригласила Хиля выступить со мной в Доме архитекторов. Концерт был благотворительный. А Эдуард Анатольевич отличался исключительным бескорыстием и без всяких вопросов спел бесплатно. Еще один бесплатный концерт мы потом дали с ним в Музее Ахматовой. Помню, после какого-то выступления к нему подошла старушка-блокадница. Начала рассказывать про все свои беды. Другой бы не стал ее слушать. А Хиль проговорил с этой старушкой полчаса! Он всегда был готов поддержать окружающих, дать добрый совет. Я сама постоянно ощущала на себе его внимание и заботу. Когда заболел мой младший сын, Хиль первым пришел на помощь и нашел для сына очень хорошего врача, который его вылечил.
Последний раз я приехала в самом начале апреля 2012 года. Это было буквально за несколько дней до его инсульта. «Эдуард Анатольевич, давайте наконец сделаем нормальную запись! - сказала я ему. - Мне кажется, вы уже готовы». - «Ты знаешь, у меня сейчас то врачи, то еще что-то, - неожиданно стал отказываться Хиль. - Может, лучше в следующий раз?» Но я настояла, что нужно это сделать сейчас. Договорилась о видеосъемке в Доме архитекторов. Мы записали несколько романсов, часть из которых он исполнил сольно, часть - дуэтом со мной. Помимо этого, отсняли также небольшое интервью с Эдуардом Анатольевичем. Он там очень хорошо говорил перед камерой обо мне: «За что мы любим Злату Раздолину? За ее душу. За то, что она никогда не изменяла Петербургу».
Как потом выяснилось, это была его последняя прижизненная съемка. На следующий день я вернулась в Израиль. А через пару недель до меня дошла страшная новость, что Эдуард Анатольевич лежит в коме и состояние его безнадежно. Несмотря на все старания врачей, 4 июня 2012 года его не стало. Для меня это был большой удар. Я потеряла очень близкого человека - не просто исполнителя моих песен, а часть моей жизни, часть моей души.

Мама тогда в шутку даже назвала отца Троллемоном… На 78-м году жизни Эдуарда Хиля еще чаще стали приглашать с концертами в молодежные клубы — новое поколение жаждало лично познакомиться с Мистером Трололо, чья песня 45-летней давности набрала в Интернете 2 миллиона просмотров по всему миру. Слава в последний раз улыбнулась ему — из виртуального пространства. Уйти на пике популярности дано не каждому…

(Эдуард Хиль. Сережка ольховая).

Компьютером и Интернетом отец не пользовался, так что не сразу понял, с чего это в 2010 году к его персоне поднялся такой интерес: опять стали приглашать на телевидение, брать интервью для газет и журналов. Мы с сыном Эдиком решили просветить нашего «Трололо». Внук вбежал к деду на кухню: «Пока ты здесь картошку чистишь, американцы на тебя пародию сделали! Пойдем покажу!»

В популярном мультсериале «Гриффины» официант, срисованный с Эдуарда Хиля, разносит пиво, распевая «Вокализ», — и все посетители бара дружно подхватывают веселую мелодию. На самом деле композиция «Я очень рад, ведь я наконец возвращаюсь домой», написанная еще в 1966 году, всегда нравилась иностранцам. Папа даже шутил на концертах в разных странах: «А сейчас я спою песню, которая будет понятна на вашем языке». И в процессе выяснялось, что из слов там одни междометия, понятные каждому: «Тро-ло-ло!» да «Хо-хо-хо!»

Кроме мультика мы нашли еще несколько роликов, где пародировалась папина манера. Он посмеялся над тем, как «ходит песенка по кругу, потому что круглая земля»… А когда мы выключили компьютер, заметил: «Не пойму, где этот ваш Интернет,— нажал кнопочку, и нет его!» И вернулся на кухню дальше чистить картошку.

И к славе, и к творческим неудачам Эдуард Анатольевич относился с иронией: «Мне все это как комариный укус — я дитя войны». Я понял, что он имел в виду, только когда прочитал отцовские дневники.

Как-то папа показал мне толстую тетрадку и с задумчивой улыбкой сказал: «Вот не станет меня, может, вы по ней книжку напишете». Сам я тогда еще в школе учился, но его слова запомнил. А в прошлом году наткнулся на тот дневник... Папа вел записи всю жизнь: отдельные листочки даже оказались спрятаны среди нот. И эти дневники я представил в своей книге воспоминаний об Эдуарде Хиле, которая уже скоро выйдет.

…Общий вагон был набит плачущими детьми. Маленький Эдик в такт колесам повторял: «Ма-ма, ма-ма, ма-ма...» Когда немцы подошли к Смоленску, его и всех воспитанников детского сада эвакуировали. Но никто не сообщил родителям — куда, эти малыши разом осиротели. Так папа попал в детский дом. Сначала оказался в Пензе, потом — под Уфой. Началось тяжелое время — бомбежки, голод. Отцу запомнилось, как один солдат перевернул лоток с семечками, которыми торговала на

станции бабка, — дети кинулись их клевать, словно птицы. («Большего счастья я в жизни не испытывал!») Ребята ели все, что попадалось под руку, — корешки, лебеду, ягоды… А когда кто-то умирал, сами заворачивали его в простынку и хоронили.

И, как полагается, Эдику в детдоме пришлось несладко. Воспитательница зачем-то скептически отметила, что фамилия «Хиль» похожа на немецкую, а посему: «Ты будешь играть Гитлера в школьном спектакле!» Папа, конечно, обиделся и отказался. А вот петь он никогда не отказывался! Детдомовцы приходили в местный госпиталь, где тоненькими голосками призывали умирающих калек: «Вставай, страна огромная!» Именно там он раз и навсегда проникся состраданием к людям. Так что когда в 1943-м мама чудом отыскала его, первым вопросом

Эдика был: «Ты принесла хлеб? Дели на 15 частей» — именно столько ребят было в их группе. Помнил о других, хотя у самого уже была дистрофия. Маме пришлось уносить сына на руках — у того не было сил даже идти.

Бывало, иной журналист внимательно вглядывался в папино лицо и задавал вопрос: «Эдуард Анатольевич, у вас отметина на носу от войны осталась?» «А то! Пули перед ним так и свистели!» — с готовностью соглашался Хиль. На самом деле это был след от другой детской травмы: Эдик еще до стола не доставал, когда потянулся за борщом и опрокинул на себя горячую кастрюлю. Чуть не погиб от ожогов… Но не разочаровывать же репортеров!

— Как Эдуард Анатольевич попал в Ленинград? Ведь именно там познакомились ваши родители?

— У папы было живое воображение — он еще и прекрасно рисовал. Я сравниваю: моему сыну Эдику, которого мы назвали в честь деда, сейчас 15 лет. А отец в этом возрасте оставил Смоленск и отправился поступать в Мухинское училище. Хотел стать художником. А ведь совсем еще ребенок! В Ленинграде у него жил дядя Шура. Тот принял племянника, но услышав, что учиться надо 7 лет, возразил: «Столько я тебя не потяну — иди в полиграфический техникум!»

Судя по концертным программкам, которые папа сохранил, в Ленинграде он вел насыщенную культурную жизнь: театр, опера, балет… «Смотрел во все глаза и уши — представлял себя на месте баритона, а порой даже баса», — рассказывал Эдуард Анатольевич о том периоде. Дома, конечно, уже репетировал — под пластинки Шаляпина. Так что после техникума

поступил на подготовительное отделение консерватории. Здесь он обучался два года и потом был переведён на первый курс Ленинградской консерватории без экзаменов.

Незадолго до этого он ходил на Смоленское кладбище — знал, что там находится полуразрушенная часовня с иконой Ксении Блаженной. «Я просил Ксенюшку о поступлении, ведь конкурс был огромный. Выходит, она откликнулась», — рассказывал отец.

«Без любви не случается ни песен, ни детей», — вывел папа для себя формулу. И попробуйте с ним не согласиться: больше полувека на сцене — и все эти годы рядом с любимой женой!

В опере «Черное домино» папа исполнял роль старого лорда Эльфорта— возраста студенту добавляли косматая борода и лысина. На сцене — бал, где блистала его будущая жена. Юной балерине Зое Правдиной поставили задачу: ухватить Хиля за ухо и обвести вокруг себя, чтобы у него закружилась голова. «Вот взяла, закрутила — и всю жизнь не отпускает», — смеялся потом папа.

Так что первый контакт у моих родителей состоялся в оперной студии, где проходили практику студенты консерватории. Потом они поехали на гастроли в Курск, а в свободное время оба оказались на городском пляже. Мама сидела на камушке, подставив лицо солнцу и от удовольствия закрыв глаза. А очнулась от поцелуя — это папа набрался смелости и прильнул к ее губам. Как девушка приличная, мама тут же воскликнула: «Что вы себе позволяете!» Однако уже через полгода они сыграли свадьбу.

Папа жил в студенческом общежитии, он был из простой семьи — мама бухгалтер, отца он не знал и воспитывался отчимом. А Зоя оказалась из поколения петербургских интеллигентов: мамин дедушка — управляющий Императорской Николаевской железной дорогой, а ее папа имел свою собственную театральную студию. Бабушка до революции жила в имении в Вельске, где у них были слуги, гувернеры, садовники, нянечки… «Приведешь мне какого-нибудь студента ободранного», — предрекала она дочери. И однажды приходит домой, а на кровати сидит студент с чемоданом, из вещей в котором — полотенце и три книжки.

Маме хорошо запомнилось, как она забирала отца из общежития. В комнате мальчишек на подоконнике стояла огромная кастрюля. Заглянула: в ней какое-то непонятное месиво. Тут и крупа, и картошка, и горох… Посередине торчит алюминиевая ложка — не провернешь. «Вы это едите?» — «Если разогреть, даже вкусно», — смутился Эдик.

Некогда фамильная квартира на Стремянной улице к тому времени уже превратилась в коммуналку — у маминой семьи после войны осталось всего две комнаты. Родители купили остов кровати, чтобы положить на него матрац. Не было даже ножек — папе пришлось выпиливать колобашки и прибивать их. Рояль для занятий они брали напрокат... Но для милых рай и в коммуналке!

На свадьбу тоже средств не было, так что записались родители 1 декабря 1958 года, потом месяц копили деньги — и погуляли уже только на Новый год. Загс представлял собой абсурдное зрелище: посреди пустого зала стоял

стол, на котором лежали три огромные кипы бумаг — отдельно разводы, похороны и свадьбы. Вдруг из-за них выглянула женщина: «Ну что, расписываться будем? Чью фамилию хотите взять?» Мама в отказ: «Не буду же я Хиль!» «А я не буду Правдин», — откликнулся отец. Тогда мудрая работница уговорила маму уступить: «Вы женщина… Семья должна идти под одной фамилией — на кого будете потом детей записывать, подумали?»

«Ты не понимаешь, насколько мы срослись за 53 года, — в одно целое», — говорит мне мама. Поэтому и интервью не дает — просто не может, всего лишь год прошел, как отца не стало.

Всякое у родителей бывало за столько лет. Конечно, и ссорились, и спорили, отстаивая разные точки зрения. Но чаще перешучивались, любя.

В быту папа умел делать многое. А со времен студенчества научился даже прекрасно готовить. Хотя и остался в этом деле затейником: «Садись, угощу тебя разными видами хрена» — он сам вырастил его и натер. Или как-то придумал «Индейку под соусом Эль Буфрай» — поливал ее вином, натирал секретными ингредиентами, без которых никакого «эльбуфрая» не получится… Дегустируя, мама только хвалила: «Необычайно!» Ведь такое творчество тоже надо уметь оценить. Другая женщина могла бы и возмутиться: мол, придумал непонятно что — сам и ешь!

Когда папа стал солистом «Ленконцерта», начались бесконечные гастроли. Мама приняла решение оставить балет, вняла советам старших: «Хочешь семью — прекрати свое личное и займись общим». И стала выступать в роли конферансье на папиных концертах. Как балерина она даже подсказывала мужу танцевальные «па»... На гастролях у артистов принято вести разгульную жизнь, папа на эту тему шутил: «Будешь моей женой и любовницей в одном лице».

Такая постановка вопроса, конечно, не очень нравилась папиным поклонницам. Многие мечтали его заполучить хотя бы на время. Тогда все эстрадные фанаты собирались возле Большого театра, у входа в магазин «Сыры», — это название прилепилось и к тусовке. На первом концерте в Москве папу представлял сам Леонид Утесов, с которым они познакомились на одном из песенных конкурсов. Сырихи решили смутить молодого исполнителя, и когда Эдуард Хиль вышел и запел — вслед за ним на сцену запустили кошку. Папа поет и понимает, что все внимание публики теперь отдано хвостатой конкурентке. «Тогда я присел к этой

Мама старалась не показывать, что она папина жена — делала вид, что их связывают только рабочие отношения. И если одна поклонница называла Хиля «Дик», другая — «Эдюля», третья — «Эдвардиссимо», то мама могла громко произнести: «Эдуард Анатольевич!» Как бы ставя девушек на место: мол, не очень-то забывайтесь!

Но от поклонников разве что-нибудь укроется? Конечно, к маме они ревновали, старались их с папой разделить. Однажды после выступления набились в его машину: шарики, цветы, сырихи... Тронулись, папа оглядывается: а любимую жену-то он в суматохе позабыл!

Дошло до того, что папа как-то возвращается с заграничных гастролей, а бледная мама выбегает ему навстречу: «Зайди в спальню и посмотри на окно». В наружном стекле — аккуратная круглая дырочка: целились в кровать, но пуля засела в раме… До этого маме приходили письма с угрозами… Вызвали милиционера, а что он может?

«Пуля литая — самодельная, такие применяют, чтобы преступника было труднее вычислить. Стреляли с крыши трансформаторной будки напротив окна, сначала тренировались на пробках от шампанского…» — вот и все результаты расследования.

— Похоже, Эдуа рда Хиля быстро приняли в свои ряды корифеи эстрады…

— Звание народного артиста Эдуард Хиль получил только в сорок лет, но к этому времени его песни лились из каждого открытого окна в Союзе. Папа пел дуэтом с Людмилой Сенчиной, Аллой Пугачевой, Эдитой Пьехой, Марией Пахоменко, Майей Кристалинской, Валентиной Толкуновой… А Клавдия Шульженко стала в каком-то смысле его наставницей... Когда Хиль еще учился в консерватории, Клавдия Ивановна давала концерт в их Оперной студии. Папа сумел договориться, чтобы посмотреть выступление прямо из суфлерской будки. «Я не видел зала — и казалось, что она поет для меня одного, — вспоминал отец. — А в какой-то момент подошла так близко, что я протянул руку и с благоговением коснулся подола ее платья». Спустя время они уже встретились на одной сцене, и Эдуард Анатольевич очень развеселил Шульженко этим рассказом… Но в тот момент отец понял для себя главное: «Она пела не столько

Всенародная слава пришла к отцу после выступления на международном конкурсе в Сопоте в 1965 году. С тех пор многие маститые композиторы доверяли ему свои песни. В начале 70-х папа исполнил хит «Потолок ледяной, дверь скрипучая...» И без Эдуарда Хиля уже не обходился ни один «Голубой огонек» — главный показатель рейтинга советского артиста в те годы.

Интересно, что для другой популярной песни, «Как провожают пароходы», отец сам придумал припев — в поезде, пока ехал в Москву на запись. Композитор Аркадий Островский его попросил: «Там проигрыш между куплетами, может, что-нибудь от себя добавишь?» И папа выдал: «Вода-вода, кругом вода». Автор слов Ваншенкин, услышав такую вольность, сначала возмущался, но когда получил первые гонорары и признание коллег — быстренько смирился.

Еще в советское время папа поставил своеобразный рекорд в прославлении разных профессий: пел и про летчиков, и про моряков, и про лесорубов… Некоторые песни писались на заказ под конкретное мероприятие — юбилей какого-нибудь завода… И больше уже нигде не звучали. Недавно я отыскал диск с такой раритетной музыкой — включил отцу. Мелодию он не вспомнил, себя в ней с трудом узнал, но название у песенки было типичным для советской лирики — «Марш ленинградских краностроителей».

Я не замечал, чтобы папа страдал звёздной болезнью. Он ни с кем не соревновался: «На сцене всем хватит места!» Один знакомый художник нарисовал его портрет: отец стоит у бюро, и такая у него живая улыбка... Мы решили повесить картину в гостиной. Папа по этому поводу сказал: «Разве у нас в доме культ личности? Что я буду, как Ленин, со стены смотреть…»

Папа запросто мог разговориться с любым прохожим. Или даже перекинуться парой шутливых фраз с местными бомжами, которые тоже узнавали Хиля и всегда ему улыбались. «Привет! Как дела? Что пьете, ребята?» — «А ты сам попробуй!» — «Мне нельзя — работа». — «Ну вот так всегда…» Кстати, у Эдуарда Анатольевича была еще одна легенда для журналистов: мол, не пью, потому что алкоголь вредит голосу… Но речь сейчас не об этом: он во всех видел просто людей, даже на правительственных концертах в Кремле Хиль совершенно не волновался.

Однако сильные мира сего требовали особого к себе отношения. Фурцева дважды лишала отца ставки за то, что он не принял ее приглашения выступить во Дворце съездов, на год сняла Хиля со всех эфиров.

Эдуарда Анатольевича очень любил Юрий Гагарин и как-то на военном концерте попросил исполнить песенку «Как хорошо быть генералом». Отец поет и видит: люди в погонах выходят из зала — они приняли те куплеты на свой счет. А потом его вызвали в Политуправление армии: «Год отдыхаешь от радио и телевидения». Но петь-то никто не запрещал! Хиль колесил по стране с концертами и не чувствовал себя обделенным… Потом на одном приеме столкнулся с Гагариным и рассказал, какая из-за его просьбы вышла неприятность. Космонавт заступился за любимого исполнителя, лично объяснил в Политуправлении: «Эта песня высмеивает итальянских генералов, а не русских». И Эдуарда

Хиля реабилитировали. На следующий концерт даже пришел Брежнев, всю дорогу подпевал, а после выступления сказал: «Надо Хиля наградить». Эту историю папа рассказал Дмитрию Медведеву, когда тот вручал ему орден «За заслуги перед Отечеством», — только в 2009 году награда нашла своего героя.

Папа рассказывал, как ему однажды запретили исполнять песню Булата Окуджавы «Бери шинель, пошли домой»: мол, что значит «пошли домой»? С войны? Это же пропаганда дезертирства!

Дома папа тоже постоянно пел, но в середине 70-х в нашей квартире вдруг поселилось непривычное молчание: Эдуард Анатольевич приехал из Югославии с больным горлом, на связках образовались узелки — произошло несмыкание. И отцу пришлось пережить операцию, после которой он долго восстанавливался. Не говорил, не пел и даже не слушал музыку — ведь у певца при любой мелодии «инструмент» мобилизуется. Не было понятно, как скоро он сможет выйти на сцену… Но он все так же улыбался, а объяснялся с нами жестами. Мне было всего лет 10, и я даже предположить не мог, что на самом деле творится в его душе.

«Жизнь полосатая: то едешь на ярмарку, то с ярмарки», — так философски отец отзывался о неудачах.

— В советское время заграничные командировки повышали финансовое положение вашей семьи?

— Для советского человека разовое путешествие за границу уже было счастьем, а папа объездил почти весь мир. Он рассказывал о зарубежных гастролях и неизменно все преувеличивал: «Это просто фантастика! Колоссально! Бифштекс был необъятных размеров! Огромный! На большущей тарелке! Это никогда не съесть одному человеку!» Каждый раз его истории обрастали новыми подробностями.

У стюардесс на борту всегда были какие-нибудь импортные вещи… И однажды папа на спор выиграл пять флаконов духов. Они с композитором Соловьевым-Седым летели на фестиваль в Бразилию. А предметом спора как раз стал его спутник. «Вы точно знаете этого человека», — говорил о нем Хиль стюардессе. Та не поверила, и тогда папа запел его композицию: «Не слышны в саду даже шорохи…»

На гастроли за границу папа обычно отправлялся с чемоданом своей еды:

суп в пакетиках, консервы, кипятильник… Экономил суточные — 2,5 доллара, чтобы купить гостинцы. Мне он привозил заграничные игрушки: фигурки индейцев, машинки на рессорах, которых у нас еще не было. Дети судачили за моей спиной: «У Димки Хиля дома целый шкаф жвачки!» А еще папа брал туда русские сувениры — матрешек и маленькие расписные самовары. Один из них ему даже удалось обменять на хороший костюм.

Кстати, сценические наряды Эдуард Анатольевич часто придумывал и шил себе сам. А приехав в Бразилию, стал первым советским артистом, который отошел от строгого костюма — там жара, и он своевольно надел на сцену легкую футболку. Конечно, сначала получил выговор от партийного работника — но потом прижилось.

Из Швеции папа привез ботинки и лишь дома заметил, что оба на левую ногу.

Через полгода снова попал в Стокгольм, и в магазине ему не только обменяли обувь, но и в качестве компенсации передали туфельки для жены. А один из музыкантов решил сэкономить — накупил белых летних ботинок по 2 доллара, которые моментально разваливались при ходьбе… «Оказалось, ботинки-то были для покойников!» — заливался смехом отец. Конечно, за границей многое его поражало: в Швеции он увидел человека, которого выпустили из тюрьмы в недельный отпуск. А однажды кто-то из музыкантов купил консервы, на которых были нарисованы кошечки и собачки, — и они всем коллективом их отведали, отметив, что «здесь животных кормят лучше, чем порой у нас людей». Даже на стриптиз в Париже заглянули. Русская группа села в первый ряд, а Хиль спрятался за колонну и, прикинувшись сотрудником КГБ, гаркнул из темноты железным голосом: «Русские, на выход!» И веселился, наблюдая, как наши вскочили, забегали… Только на следующий день признался музыкантам, что это он их разыграл. Еще был забавный случай: «Смотрю, прямо посреди улицы две женщины дерутся. Приглядываюсь: ну и девицы — каблуки огромные, юбки коротенькие, волосы растрепаны… Подхожу ближе — а это мужики!» — живописал Хиль свою встречу с трансвеститами.

В Колумбии и вовсе чуть безвременно не погиб... Маленький самолет с пассажирами затрясло — он начал терять высоту, салон наполнился дымом… С пассажирами не церемонились: стюард закричал, что в хвосте возгорание. Монашки в соседних с отцом креслах принялись громко молиться. Тут оказалось, что среди путешественников летят два

французских летчика: один кинулся в кабину пилота выводить самолет из пике, другой — к очагу возгорания… Говорят, в такие моменты перед глазами проносится вся жизнь. «Земля приближалась… А у меня было ощущение, что смотрю приключенческий фильм», — рассказывал папа. На обратном пути Эдуард Анатольевич случайно встретил своих спасителей в аэропорту Парижа и сфотографировался с французским экипажем на память.

— Известна история о том, как в начале 90-х Эдуард Хиль уехал на заработки в Париж и чуть ли не собирался туда эмигрировать… Вы его там навещали?

— Эмигрировать у Эдуарда Хиля не было даже мысли. Его и в Австралию, и в Америку в свое время жить и работать приглашали — отцу это было не нужно. Визу во Францию давали всего на пару месяцев. Папа ездил туда несколько раз. Как-то летом мы с мамой решили его навестить… Идем по городу: везде мусор валяется… «Да, приедешь в Париж — угоришь!» — переглядываемся. Оказалось, что наш визит совпал с забастовкой мусорщиков. А Версаль? Разве можно его сравнить с Петродворцом? Бывает, что копия лучше оригинала. Мама спустилась в метро: одни арабы. «И где же шикарные французские мужчины в модных шарфах?» — спросила она у отца. «А они все в машинах!» — объяснил он.

Папа снимал квартиру-студию довольно далеко от центра Парижа. Для нас было странно, что и ванная, и туалет, и кухня — все умещается в одной малюсенькой комнате. «Как в тюремной камере!» — всплеснула мама руками. А возвращался отец сюда порой уже под утро: работа ночная, на такси экономил, после выступления шел через весь город пешком.

Популярный эмигрантский ресторан «Распутин» оказался выполнен в лучших традициях улицы красных фонарей: бордовые занавески, низкие потолки... На входе физиономия исторического персонажа будто предупреждает: «Зайдешь — не выйдешь!» В углах — паутина. Тем не менее известный факт: послушать папу туда приходили Шарль Азнавур, Жильбер Беко, Мирей Матье и даже Франсуа Миттеран. Кстати, отец рассказывал, что Мирей Матье подошла к нему и задала вопрос: «Что вы здесь делаете?» Одно дело — тысячные залы, и совсем другое — петь, пока люди едят. Матье не могла понять: почему артиста с мировым именем так не ценят на родине.

Да и каких-то баснословных гонораров ему во Франции заработать не удалось. Хозяйка ресторана Елена Афанасьевна Мартини лукавила, будто была не в курсе, что у нее выступает легенда советской эстрады. «Так вы в Союзе знаменитый певец? Если бы я знала, то платила бы вам больше», — сообщила она папе, когда он уже уезжал.

Во Франции кто-то предупредил Эдуарда Хиля, что буквально через неделю все советские деньги превратятся в бумагу. А у них с мамой на сберкнижках лежали неплохие сбережения — «Жигули» можно было приобрести... Папа нам позвонил: «Будет обвал, скорее покупайте что угодно, хоть гвозди!» А мы ему не поверили — думали, кто-то его разыграл. И все потеряли… Другой человек такой крик поднял бы, что его не послушались. А папа только грустно вздохнул: «Эх, а я ведь вам говорил…»

Я редко видел папу по-настоящему рассерженным. Помню, когда был мальчишкой, не хотел есть кашу — сидел и ковырялся в тарелке. Может, отцу вспомнились голодные военные годы, но он вдруг заорал: «Будешь ты есть или нет?» — и стукнул кулаком по выдвижной полке буфета так, что та промялась. Пришлось потом ремонтировать.

— В последнее десятилетие Эдуард Хиль выходил на сцену с вами и внуком — он занимался воспитанием смены? Вы для него еще и музыку как композитор писали — можно сказать, открыли семейный бизнес?

— Папа все время был в разъездах, меня родители оставляли на бабушку. Но музыкальные способности заметили вовремя… Я начал выступать с папой в 10 лет — если помните, была такая песенка «Крестики-нолики», а мой сын

Эдик вышел с ним на сцену уже в 6 лет и спел «Я капитаном стать хочу». И я, и Эдик-младший росли в музыкальной семье. Я чисто пел, меня отдали в хоровое училище для мальчиков. Та же история повторилась и с сыном — сейчас Эдик поет в хоре, играет на рояле, дирижирует серьезными произведениями.

Когда папа записывал мои песни, порой приходилось с ним и спорить, если наши взгляды на манеру исполнения не совпадали. Иногда он соглашался, иногда делал по-своему. Но если сердился — быстро отходил.

Под фонограмму петь мы не любили. Но случались мероприятия, где иначе нельзя. И вот на одной ярмарке я выхожу на сцену, а нерадивый звукорежиссер ставит запись не с моим голосом, а с отцовским… Деваться некуда — пою. При этом краем глаза

вижу: старший и младший Эдики загибаются от смеха около сцены. А папе один раз вообще «Битлз» в качестве фонограммы включили. Перепутали запись… «Страна фонограмия!» — ставил он диагноз в таких случаях.

А что касается «семейного бизнеса» — получить за одно выступление теперь можно больше, чем за несколько концертов во времена СССР. Но все равно крупные приобретения мы совершали нечасто...

Папа любил бывать на природе, на даче. О своем участке он мечтал давно. Когда я был маленький, летом мы каждый год снимали домик на Финском заливе, потом папе дали в пользование государственный коттедж. И вот тоже парадокс того времени: деньги были, но покупать дачу отцу не разрешали. А когда власть поменялась и наконец предложили выкупить тот самый коттедж — у нас уже своя дача строилась, в настоящей деревне.

Папа с воодушевлением принялся сажать деревья, выяснял, что и как скрещивается…

Деревенские его обожали. Папа игриво пугал малышню, изображая Бармалея: дети с визгом разбегалась. А потом те же ребята шли гулять с огромным псом — и уже отец улепетывал от них в дом: «Вдруг кусается?» — боялся больших собак.

В ветхой избе напротив жила женщина с больным сыном. Юре было уже под сорок, а вел он себя как дитя — настоящий юродивый. И никто им не занимался: грязный, заросший парень почти не говорил — только мычал. А Эдуард Анатольевич его жалел, и Юра это чувствовал: как увидит на дорожке — бежит к нему с тачкой, чтобы сумки подвезти. Однажды папа притащил этого Юру к нам на участок, говорит маме: «Неси таз с водой, мыло, ножницы…» Помыл, постриг. «Снимай резиновые сапоги!» — «Бо-бо!» — замотал головой Юра. Оказалось, ноги стерты до ран — так отец их еще и продезинфицировал!

— Создается впечатление, что Эдуард Анатольевич всегда был бодр и весел. Что-нибудь предвещало беду в июне прошлого года?

— Болезнь забрала его внезапно… Никто и предположить не мог — ведь Эдуард Хиль фонтанировал энергией. Да и в качестве Мистера Трололо его опять стали приглашать в Англию, в Бразилию и другие страны. За два дня до инсульта отец с воодушевлением говорил о предстоящей поездке в Баден-Баден… Надежда теплилась до последнего.

…Однажды Хиль забыл на сцене слова, тогда к нему подошел Марк Бернес и посоветовал: «Если не знаешь, что петь, насвистывай». И за долгую творческую жизнь свистеть папа научился художественно… А в деревне у нас много соловьев — прилетают на ветки высоченного вяза, заливаются. Отец называл то дерево «гостиницей для соловьев». Как заслышит их трели — тут же подхватывал, не отличишь... И на его похороны слетелась целая соловьиная стая. Пела долго-долго.

источник- http://7days.ru



Вверх