Error: не определено #11234. Культурная жизнь кубани. Духовная жизнь населения кубани в конце хviii – хх в.в.: динамика и традиции народной культуры исторической памяти народа

Культурная жизнь кубани. Духовная жизнь населения кубани в конце хviii – хх в.в.: динамика и традиции народной культуры исторической памяти народа

Решающую роль в культурной жизни Кубани в 1920-1930-е гг. играла большевистская партия и органы советской власти. Партийное строитель­ство на Кубани охватило широкие круги населения. Численность членов партии неуклонно росла. Только в 1922 г. коммунистами стали 2028 человек. Боль­шевики, коммунисты Кубани активно участвовали в общественной жизни стра­ны. В работе 1-го съезда Советов СССР приняли участие 30 делегатов от Кубано-Черноморской области и 5 - от Адыгейской автономной области. Среди них: А.И. Микоян - секретарь Юго-Восточного бюро ЦК РКП(б), А.К. Аболин - секретарь Кубано-Черноморского обкома, В.Н. Толмачев - пред­седатель облисполкома, Д.П. Жлоба - герой Гражданской войны, Ш.У. Хакурате - председатель исполкома Адыгейского областного Совета, А.И. Мелещенко - наборщица, А. В. Лебедева-Репина - фельдшер-акушер, и др. В числе избранных в члены ЦИК СССР были и кубанцы: Я.В. Полуян, А.К. Аболин, В.Н. Толмачев, Ш.У. Хакурате. В партийный аппарат обком ЦК РКП(б) направил Р.С. Землячку, ветерана революционного движения, А. Булыгу-Фадеева, активного партийного работника Дальнего Востока. Летом 1924 г. он избирается первым секретарем Краснодарского городского комитета партии.

Большевики активно вовлекали молодежь в общественно-политичес­кую жизнь. 28 марта 1920 г. в летнем театре городского сада Екатеринодара состоялось собрание пролетарской молодежи. Руководители партийной организации города и политработники гарнизона рассказывали о целях и задачах Союза пролетарской молодежи. Ячейки Союза молодежи в том же году возникли в Армавире, Новороссийске, Сочи, Ейске, в Кавказском и Тимашевском отделах. В середине апреля началось становление организа­ций в Новороссийске. 1 августа состоялся I Кубано-Черноморский област­ной съезд комсомола. К этому времени комсомольская организация вырос­ла почти до 10 тыс. человек. Детская пионерская организация Кубани воз­никла в 1923 г.

Из числа первых вожаков коммунистической молодежи выросли впос­ледствии крупные работники партии, военачальники, деятели культуры. А. Чуднов стал работником ЦК КПСС, секретарем Волгоградского обкома, был председателем обороны города-героя в дни Сталинградской битвы. П. Ломако, получивший комсомольский билет в 1920 г., много лет был мини­стром, заместителем Председателя Совета Министров СССР. П. Пономаренко, вожак кореновских комсомольцев, много лет находился на государ­ственной и партийной работе, во время Великой Отечественной войны вы­полнял обязанности начальника штаба партизанского движения страны. Л. Ильичев, рабочий завода «Кубаноль», многие годы был редактором газеты «Правда». Г. Фиш, организатор комсомольских ячеек в Новороссийске, стал известным писателем. В Армавире появление первых ячеек связано с име­нем Н,И. Подвойского, одного из руководителей Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде.



Огромное значение советская власть придавала развитию народного образования. Сразу после Гражданской войны развернулась работа по лик­видации неграмотности («ликбез»). В 1920-1921 гг. приступили к строитель­ству новой общеобразовательной школы. I съезд Советов Кубано-Черноморской области постановил «задачи народного просвещения признать ударны­ми». Созданные чрезвычайные комиссии открывали школы и пункты по обу­чению неграмотных. В интересах кампании по развитию народного образо­вания проводилась национализация книжных складов и магазинов, изыма­лись книги для нужд новых школ у частных лиц, высвобождались помещения для новых школ. Учебный процесс претерпел серьезные изменения. По по­становлению Кубано-Черноморского ревкома преподавание религиозных ве­роучений во всех государственных и общественных, а также частных учеб­ных заведениях прекращалось.

Результаты политики советской власти по ликвидации безграмотности поразительны. На Кубани в 1920 г. не знали грамоты 468 766 детей школьно­го возраста. А в 1937 г. уже было 2498 школ, в которых обучались все дети.

В 1924 г. в ст-це Славянской возникла первая школа крестьянской моло­дежи в которой учили и земледельческому труду. Обучение взрослых людей осуществлялось не менее ударными темпами. Активную работу вело общество «Долой неграмотность». Уже в 1931 г. 85% населения овладели грамотой.

Не обходилось и без перегибов. Так следует отметить насильственную украинизацию Кубани в 1920-е гг., затронувшую все сферы общественной жизни, в том числе и школу. В 1932 г. было принято решение о прекращении украинизации Кубани, запрещен выпуск 20 украинских газет и журналов, пре­кратилось радиовещание на украинском языке, закрыто несколько школ, уп­разднялись «украинские» институты. Книги на украинском языке изымались. В 1933 г. были репрессированы многие литераторы, профессора, студенты пединститута и украинского отделения рабфака, в том числе писатели В. Потапенко, Г. Доброскок, С. Грушевский. Некоторые эмигрировали позже, в том числе в 1940-е годы (В. Очерет, Н. Щербина и др.).

Большая работа была проведена по развитию образования в горских районах. В Адыгее в 1922 г. вводится письменность (на основе кириллицы), давшая возможность начать обучение на родном языке, а в 1931 г, среди адыгов уже была ликвидирована неграмотность.

После установления советской власти началась организация высшего и среднего профессионального образования. В 1920 г. был открыт первый на Кубани университет. После реорганизации на его основе возникли медицин­ский, педагогический и сельскохозяйственный институты. К 1937 г. велись занятия в 11 техникумах и училищах, 4 институтах. Численность кубанских студентов равнялась 4196.

3 вузах читали лекции известные в стране ученые. Первым ректором Ку­банского государственного университета являлся Н.А. Маркс, крупный ученый палеограф. Организатором сельскохозяйственного института явился А.А. Ярилов. Лекторами и преподавателями были известные ученые С.А. Захаров, М.В. Клочков, М.Н. Коваленский, Н.А. Маркс, Н.Ф. Мельников-Разведенков, П.Е. Никишин, И.Г. Савченко, С.В. Очаповский, В.С. Пустовойт, Б.Л. Розинг. Следует отметить, что в 1930-е гг. дореволюционная профессура подвергалась гонениям по политическим причинам, однако именно профессиональные кадры «дореволюционной закваски» сыграли решающую роль на начальном этапе ста­новления и развития советской интеллигенции. Уже в 1932 г. научный потенци­ал Кубани позволил открыть Всесоюзный научно-исследовательский институт масличных культур, вскоре ставший всемирно известным.

В 1920-е годы создан Кавказский государственный заповедник - один из самых больших и известных в мире.

В 1920-е гг. продолжали работать художественные коллективы из числа творческой интеллигенции, прибывшей на Кубань в годы Гражданской войны. Ее представители стали организаторами советского искусства, возглав­ляли отделы народного образования: музыканты М. Эрденко, С. Богатырев, Г. Концевич; художники С. Воинов, А. Юнгер, П. Краснов; литераторы С. Мар­шак, Е. Васильева, Б, Леман. Подотдел искусств Новороссийска возглавлял режиссер В. Мейерхольд, там же работал поэт А. Ростиславцев.

1 мая 1920 г. в Екатеринодаре открылся «Первый советский театр». Те­атральным делом руководил будущий знаменитый артист и режиссер В.Э, Мейерхольд. С.Я. Маршак организовал детский театр, работу которого горячо одобрил А.В. Луначарский. В 1937 г. в крае ставили спектакли в 11 театрах, действовало около 800 киноустановок, функционировали 71 дом культуры, более 1600 клубов. 1 октября 1920 г. открылась Кубанская государственная консерватория.

В годы нэпа государственное финансирование культурных учреждений сократилось. Около трети работников искусства оказались безработными. Распался оркестр Кубанского казачьего войска (с 1920 г. - государствен­ный). Учебные заведения были сняты с государственного бюджета. Не вып­лачивалась зарплата. К середине 1920-х гг. многие приехавшие на Кубань творческие люди покинули регион.

Ситуация изменилась в годы коллективизации и сталинской модерниза­ции. В конце 1930-х гг. в крае издавалось 154 газеты с общим тиражом 350 тыс. экземпляров. Из центральной прессы особой популярностью пользо­вались «Знамя труда», «Красное знамя», «Известия», «Правда», «Рабочая га­зета», «Голос рабочего», журналы «Красная деревня», «Безбожник», «Кроко­дил», «Красная нива», «Крестьянка», «Коммунистка».

Развивалась сеть радиовещания. 58 районов края были радиофициро­ваны 218 радиоточками. В 39 районах были созданы редакции районного вещания, выпускавшие последние известия 10-15 раз в месяц. На каждые 66 человек приходилась радиоточка.

В конце 1930-х гг. на Кубани действовало 1157 библиотек, в каждой книж­ный фонд в среднем составлял 1-2,5 тыс. книг. При комплектовании библио­течного фонда серьезное внимание уделялось общественно-политической ли­тературе - произведениям К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ленина, И.В. Сталина.

Особое значение в начальный период развития советской культуры иг­рали агитационно-массовое искусство и монументальная скульптура. Искус­ство оформления революционных праздников, ориентированное на выпол­нение агитационной функции в 1920-х гг., в 1930-е гг. перерастает в про­славление достижений советской власти. Искусство скульптуры на Кубани до революции не было распространено, а в первое десятилетие после рево­люции в городах Кубани повсеместно устанавливаются типовые гипсобетонные скульптуры, монументы в честь революции и ее вождей.

Интенсивно развивалась советская литература. На Кубани жили и рабо­тали крупные советские писатели. В. Вишневский начал заниматься литера­турой в Новороссийске. События Гражданской войны нашли отражение в произведениях А. Серафимовича и Д. Фурманова. А. Фадеев в Краснодаре написал первые главы книги «Разгром». В Новороссийске и Сочи жил и рабо­тал автор книг «Как закалялась сталь» и «Рожденные бурей» Н. Островский. С Кубанью были связаны жизнь и творчество А. Гайдара, В. Маяковского, А. Первенцева, писателя-сатирика Л. Ленча, Ц. Теучежа.

На Кубани успешно решались задачи культурной революции: ликвида­ция неграмотности, строительство новой советской школы, подготовка спе­циалистов из рабочих и крестьян. Существенно менялся быт населения Ку­бани. Многие населенные пункты получили новые названия в духе времени, переименовывались улицы. Например, в ст-це Крымской 1 мая 1921 г. ис­полком принял решение о переименовании улиц: Николаевскую - в им. Ленина, Гетмановскую - в Советскую, Евдокимовскую - в им. К. Либкнехта, Багратионовскую - в Коммунистическую и т.п. В станицах местными творческими коллективами ставятся революционные пьесы, развивается ки­нематограф.

Большое место в культурной политике большевиков играла антирелиги­озная пропаганда, поскольку атеизм стал государственной политикой. Со­ветский декрет «О свободе совести, церковных и религиозных обществах», принятый 23 января (5 февраля) 1918 г., лишал церковь права юридического лица, возможности заниматься благотворительной и воспитательной деятель­ностью, преподавать вероучение в школе. В феврале 1922 г. ВЦИК принял постановление об изъятии церковных ценностей на борьбу с голодом. С 1918 по 1928 г. в Кубанской области число церквей уменьшилось с 667 до 510, все 3 монастыря были закрыты.

К январю 1926 г. на территории Кубани и Черноморья отмечено 201 антисоветское выступление по религиозным мотива

Л.Д. Федосеева
кандидат исторических наук
доцент кафедры Отечественной истории, заместитель декана по учебно-воспитательной работе
Адыгейского государственного университета

На этапе переселения Черноморского казачества складывается его самобытная культура, которая вобрала в себя традиции материальной и духовной жизни народов, населяющих этот край. Это нашло отражение в формировании системы образования, просветительских учреждений, кубанской литературы, искусства. Этническая общность региона формировалась на основе синтеза культуры славянских племен, проживавших на территории Украины, соседних народов-белорусов, молдаван, болгар, греков. Каждый народ принес на кубанскую землю свой национальный фон. Культура казачества очень богата и неповторима.

Черноморцы отличались своей религиозностью и приверженностью к православной религии. Девизом черноморцев была борьба за веру. Они шли на Кубань охранять русские границы от людей иной веры.

Духовной основой жизни черноморцев было православие. Перебираясь на Кубань, казаки везли с собой и походную церковь, которую подарил им Г.А.Потемкин. Но у черноморцев на Кубани не было священников, поэтому было решено подготовить священнослужителей в своей среде. Для этого привлекались наиболее благопристойные люди, не связанные с воинской службой. Было организовано свое казачье духовенство. «Синод, по приказу императрицы Екатерины II, указом от 4 марта 1794 года, постановил причислить Черноморию к Феодосийской епархии и дал общие указания об устройстве церквей и организации духовенства».1 Епископ следил за количеством церквей, чтобы их не было в избытке. А.Головатый решил обзавестись и ближайшим духовным начальством. Им стал его родственник Роман Порохня. Шло строительство церквей. К 1799 г. на Кубани уже было построено 16 церквей и 9 были в стадии завершения.

Заложен был войсковой собор в Екатеринодаре. «Начало этому, можно сказать, положено было Екатериной II . Письмом от 2 марта 1794 г. на имя кошевого Чепеги граф Платон Зубов известил, что Государыня пожертвовала на построение храма в Екатеринодаре 3000 рублей и богатую церковную утварь».2 Церковь должна была быть пятиглавой с железной крышей. Лес был привезен с Волги, поэтому собор вышел дорогим. Строительство было завершено в 1802 г. Более скромный облик имела Екатериненская церковь, построенная в 1814 г.

Важным памятником XVIII в. был Екатерино-Лебяжий мужской монастырь – первый черноморский монастырь, учрежденный по многочисленным просьбам казаков Указом Екатерины II от 24 июля 1794 г. «Снисходя на прощение Нашего верного Войска Черноморского войскового правительства и старшины, Всемилостивейше позволяем: в селениях сего войска, в избранном ими месте, устроить монашескую пустынь, в которой бы престарелые и раненные на войне казаки, по богоугодному желанию своему, могли воспользоваться спокойною в монашестве жизнею…».3 Вследствие этого Указа предписывалось Синоду сделать конкретные шаги для основания монастыря. Это был целый комплекс, включавший звонницу, многочисленные хозяйственные и церковные постройки. Он был построен без единого железного крепления. В соборе был установлен богатый иконостас, над ним трудились – Никофор, Чеусов и Иван Селезнев. Этот собор красовался на кубанской земле более 70 лет и был разобран в 1879 г. по ветхости.

При большом стечении простого люда и войсковой старшины 21 сентября 1849 г. в день св. Димитрия Ростовского Чудотворца был открыт первый женский православный монастырь в Черномории – Марии-Магдалинская пустынь. Основан по ходатайству наказного атамана Г.А.Рашпиля. Монахини занимались благотворительностью, при монастыре была открыта школа для девочек. Монастырь просуществовал до 1917 г. Так удовлетворяло свои религиозные потребности казачество.

Традиционным в семейно–бытовых обрядах казаков было хоровое пение. Особое место занимали войсковые певческие и музыкальный хоры в 1811-1917 гг. Наряду с произведениями духовного содержания, певческий хор исполнял большое количество русских и украинских народных песен в обработке местных кубанских музыкальных деятелей.

В 1811 г. у черноморцев появляется Войсковой певческий хор. Его создание связано с именем К.В.Россинского. В его письменном ходатайстве перед войсковой канцелярией от 2 августа 1810 г., в частности, сказано: «Для благолепнейшего богослужения при здешней соборной церкви нужно иметь певческий хор, на содержание коего должно определить ежегодно по крайней мере тысячу рублей, к чему доходы церковные суть недостаточны. Не благоугодно ли будет войсковой канцелярии назначить сию сумму из войсковых доходов…».4 Понимая необходимость хора для исполнения религиозного песнопения, усиления эмоционального воздействия на верующих, художественного украшения культа, канцелярия удовлетворила просьбу К.В. Россинского. Главенствующее место в творческой деятельности войсковых хоров занимала пропаганда церковной музыки. Главным служебным местом коллектива стал собор, где хор своим пением сопровождал церковные обряды. С Войсковым певческим хором связаны и начинания в области сбора и изучения кубанского казачьего фольклора.

Первым дирижером хора стал дворянин Константин Гречинский. И пробыл он в этой должности до 1815 г. Далее этим хором руководил Г. Пантюхов, М. Лебедев, Ф. Дунин, Г. Концевич, Я. Тараненко. Значение певческого хора скоро стало выходить за пределы Черномории. О нем хорошо отзывался князь М.С. Воронцов. А в 1861г. хор удостоился хорошей оценки от императора Александра II.

По инициативе атамана Ф.Я. Бурсака был создан еще один хор – Войсковой музыкальный. «22 декабря 1811 г. император Александр I издал указ о заведении в Черноморском казачьем войске духовой музыки из 24 музыкантов».5 Этот хор способствовал развитию военно-прикладной музыки. Она сопровождала казаков в военных походах, воспитывала мужество и патриотизм. Долгое время оркестр возглавлял Павел Родионенко. П.П. Кривоносов занимал эту должность с 1844 по 1852 г. Он за один год готовил до 200 трубачей, барабанщиков и горнистов для казачьих частей. Развитию коллективного пения и инструментального исполнения способствовали различные факторы. Во-первых, – богатство народнопесенного творчества. Во-вторых, – певческий опыт коллективного исполнения, который сложился в быту и в период прохождения военной службы. В-третьих, – красота южной природы. И, наконец, – вольная жизнь черноморского казачества.

Все перечисленное и влияло на формирование самобытной духовной культуры казачества, вобравшей в себя традиции и культурный опыт народов, населявших Кубань.

Примечания:

1. Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска: в 2 т. Т.2. – Краснодар, 1992. – С. 587.
2. Ратушняк В.Н. История Кубани. – Краснодар, 2000. – С. 192.
3. См.: Раздольский С.А. Черноморская Екатерино-Лябяжская Николаевская пустынь // Сб. работ преподавателей гуманитарных наук. – Краснодар, 1994; Кияшко И.И. Екатерино-Лябяжская св. Николая пустынь // Кубанский сборник. Т. 15. – Екатеринодар, 1910.
4. Государственный архив Краснодарского края. Ф.250, Оп. 2, Д. 189.
5. Трехбратов Б.А. Новая история Кубани. – Краснодар, 2001. – С.83.

Актуальность проблемы. В эпоху глобализации культурные символы и формы поведения стремительно перемещаются от одного общества к другому. Электронификация коммуникационных средств позволяет передавать визуальную информацию на большие расстояния, способствуя формированию культурных стереотипов общемирового масштаба. Расширение сферы трансгранич-♦ ных взаимодействий людей, предприятий, рынков ведет к нивелированию этнических культур. Ощущая угрозу своей культурной идентичности, человечество все сильнее испытывает потребность в сохранении национальной и региональной специфики. В связи с этим особенно актуализируются проблемы локальной истории культуры, ее эволюции и традиций.

В современных условиях наиболее заметным становится противоречие, выражающееся, с одной стороны, утверждением в общественном сознании неких общих культурных норм и ценностей, а с другой - в осознании людьми своей этнокультурной принадлежности. Эту тенденцию выявила Всероссийская перепись населения 2002 года: идея создания единой нации «советский народ» оказалась несостоятельной. Опрос показал, что в обществе сильна тяга к национальному самосознанию и самобытности. Появились такие варианты самоопределения, как «казак», «помор», «печенег», «половец». Сплочение и духовное обогащение россиян видится в достижении культурного многообразия. В этих условиях изучение и распространение историко-культурного опыта в его духовной сфере приобретает особое звучание, ф Вместе с тем следует признать, что в обществе сильны негативные настроения. Утрата социально-культурных ориентиров, несовпадение систем ценностей и уровней жизни создают ощущение катастрофичности бытия, вызывают чувство неполноценности и агрессию. Все это неизбежно ведет к социальной, религиозной и этнической напряженности. Решению проблемы мешает отсутст вие научно обоснованной культурной политики. Совершенно очевидно, что выработка такой политики должна строиться с учетом уроков прошлого.

Возможности формирования новой мировоззренческой парадигмы в российском обществе напрямую зависят от того, как сохраняются национальные корни. В этой связи, необходимо создание условий для саморазвития традиционных этнических культур, способных служить нравственным ориентиром для новых поколений. Расширение сферы культурной жизни может и должно происходить за счет включения в-социокультурное творчество различных слоев населения, обогащение интересов и развитие инициатив. Именно поэтому, особую актуальность приобретают исследования исконных традиций народной культуры и ее эволюции.

Динамика этнокультурных процессов в регионах во многом зависит от того, как функционируют те или иные каналы, передающие культурную информацию. В качестве механизма трансляции социокультурного опыта выступают традиции, позволяющие сохранять духовное наследие достаточно длительное время. Большую роль в решении этой проблемы могут сыграть научные выводы и рекомендации, основанные на исследовании народной культуры, направленные на обоснование путей оптимизации этнокультурных процессов в российских регионах. Отсутствие масштабных исторических работ в этой области предопределило выбор темы, которую мы сформулировали как историю становления и развития духовной жизни славянского населения Кубани (на примере народной культуры региона в единстве его содержательной и динамической сторон).

Духовная жизнь, народная культура и ее проявления изучаются разными научными дисциплинами гуманитарного профиля - исторической наукой, философией, культурологией, социальной антропологией, искусствоведением, фольклористикой, этнографией, эстетикой и др. Каждая из них стремится сформировать свой предмет исследования. Специфической особенностью изучения данного объекта является то, что фольклор служит одним из основных источников для выявления трансформации духовной жизни в его базовой составляющей. Именно поэтому, в качестве объекта исследования мы избрали духовную жизнь славянского населения Кубани в процессе ее исторического развития, начиная с конца XVIII века и на протяжении двух последующих столетий.

Предмет исследования: взаимосвязь общественных традиций и динамики народной культуры как составной части духовного мира славян Кубани.

Географические границы Кубанской области стали складываться после победы России в войне с Турцией 1768 - 1774 годов. В целях защиты от нападений воинствующих соседей под руководством A.B. Суворова в 1777 году была возведена Кавказская линия укреплений, простиравшаяся от Азова до Моздока. Вдоль нее разместили регулярные войска. С 1783 году река Кубань стала границей Российского государства. Для обеспечения политического и экономического превосходства России на Северном Кавказе свободные земли решено было заселить. Согласно жалованной Екатериной II грамоте, обширные территории от Таманского полуострова по правому берегу реки Кубани до впадения в нее Лабы отвели Черноморскому казачьему войску, состоявшему из части бывшего Запорожского войска и представителей различных слоев населения Украины.

25 августа 1792 года морские силы черноморцев высадились на Таманском полуострове. Вслед за флотилией два пеших полка с семьями прибыли сухим путем через Крым и устроили наблюдательный пост при старом Темрюке. Конница, пехота и войсковой обоз под командованием кошевого атамана Чепи-ги, переправившись через Буг, Днепр и Дон, подошли к Тамани с севера. Перезимовав на Ейской косе, черноморцы ранней весной двинулись вглубь территорий. Главные боевые части расположились в Карасунском куте при впадении в реку Кубань старого протока, где впоследствии был основана войсковая резиденция город Екатеринодар. Весной и летом 1793 года массовое, организованное переселение черноморцев продолжилось. Население размещалось по куреням путем жеребьевки. Восемь куреней - Васюринский, Корсунский, Пласту-новский, Динской, Пашковский, Величковский, Тимошевский и Роговской оставили у Кубани. В северной части Черномории вблизи Донской области по реке Ее основали Щербиновской, Деревянковский, Конеловский, Шкуринский, Кисляковский, Екатериновский, Незамаевский и Калниболотский курени, у притока той же реки Кугоеи - Кущевский, при другом притоке Сасыке - Минской, Переяславский и Уманский. В верховьях реки Албаши расположились Ирклиевский и Брюховецкий, на реке Тихенской - Крыловской и на Челбасах -Леушковский курени. Удаленными от реки Кубани и черкесов оказались Бере-занский, Батуринский, Кореновский, Дядьковский, Платнировский и Сергиевский курени. Десять куреней разместили треугольником между Азовским морем и рекой Кубанью: Поповический, Мышастовский, Ивановский, Нижестеб-лиевский, Вышестеблиевский, Полтавский, Джерелиевский, Каневской, Медве-довский, Гитаровский курени(1).

Старую Кавказскую линию и восточные районы обживали донские казаки и переселенцы из южнорусских губерний. Они размещались в укреплениях, позднее переименованных в станицы Усть-Лабинская, Кавказская, Прочноокоп-ская, Григорополисская, Темнолесская, Воровсколесская(2). В 1802 году на Старую Линию были переселены казаки Екатеринославского войска (с Украины), основавшие Темижбекскую, Казанскую, Тифлисскую, Ладожскую, а два года спустя Воронежскую станицы. В 1825 году хоперские и волжские казаки в верховьях рек Кубани и Кумы обустроили Невинномысскю, Беломечетскую, Баталпашинскую, Бекешевскую, Суворовскую, Боргустанскую, Ессентукскую станицы(З).

Закубанские земли располагались южнее слияния рек Кубани и Лабы до Терской области. Колонизация Закубанья началась в 40-х годах XIX века за счет притока казаков из линейных и черноморских станиц Кубани, переселенцев из центральных губерний и солдат, остававшихся после окончания воинской службы.

В советское время административно-территориальное деление характеризовалось чрезвычайной неустойчивостью^). В первые послереволюционные годы область носила название Кубано-Черноморской. По решению Президума ВЦИК РСФСР в 1922 году за счет части Краснодарского края и Майкопского отдела была создана Черкесская (Адыгейская) автономная область, вошедшая в состав Кубано-Черноморской области. Большую часть Баталпашинского отдела передали Терской области и Карачаево-Черкесской автономной области.

В 1924 году Дон, Кубань, Терская и Ставропольская губернии, город Грозный, входивший на правах округа, Кабардино-Балкарская, Карачаево-Черкесская, Адыгейская и Чеченская автономные области объединились в Юго-Восточный край с центром в Ростове-на-Дону. В том же году край переименовали в Северо-Кавказский. В 1934 году край разукрупнили. В состав Азово-Черноморского с центром в Ростове-на-Дону вошли некоторые районы Кубани и Адыгейской автономной области. Центром Северо-Кавказского края стал город Пятигорск. В сентябре 1937 года Азово-Черноморский край разделили на Краснодарский край и Ростовскую область. В 1991 году Адыгейская автономная республика стала самостоятельным субъектом Российской Федерации. Кубанью принято называть территорию бывшей Кубанской области и нынешний Краснодарский край за исключением части восточных районов, отошедших в советское время Ставропольскому краю, и части южных районов, входящих в состав Карачаево-Черкессии.

Хронологические рамки диссертации охватывают более чем двухсотлетний период: с конца XVIII до конца XX века. Выбор данных временных параметров обусловлен тем, что за два века в духовной жизни славян Кубани, как и в целом в России, произошли качественные изменения. Некогда самобытная национальная культура, основанная на Православной вере, составляла фундамент российского государства. Идеалами русского народа были церковь, семья, традиционные ценности. Отказ от исконных духовных традиций в пользу наднациональных, универсальных, атеизация образования и воспитания в XX веке привели общество к опустошению и упадку. Отрицание религиозных основ культуры и фольклорных традиций прошлого в годы советской власти, навязывание народу либеральных идей Запада в постсоветский период - пример того, как обезличивается и искусственно уничтожается духовный базис общества. Будущее страны, ее безопасность, социально-экономическое развитие и положение в мире следует рассматривать в неразрывной связи с восстановлением исторической памяти русской цивилизации, возрождением" и укреплением национально-консервативного мировоззрения и культурного опыта.

Методологическая основа диссертации. Сложность объекта исследования и характер поставленных задач обусловили необходимость использования комплекса методов. Одним из них стал системный подход, позволивший рассматривать духовную культуру славян Кубани как открытую динамическую систему с множеством подсистем, тесно связанных между собой, взаимно влияющих и дополняющих друг друга. Системное рассмотрение внутреннего устройства и функционирования духовного производства имеет три измерения: человеческое, процессуальное и предметное, что предполагает выявление необходимых составляющих каждого звена.

Генетический метод создал условия для понимания этимологии содержания и смысла народных воззрений, поэтических образов, жанров, эволюции культурных явлений во времени и пространстве.

Выявить изменения, произошедшие в тех или иных культурных объектах, осмыслить их как специфически значимые единицы позволили функциональный и ретроспективный методы. Тот факт, что в ходе исторического развития культурные объекты выполняли и выполняют множество функций, потребовал анализа их природы и назначения. Духовная культура славянского населения Кубани мыслилась как самобытная, интегрированная система, части и пласты которой выполняют взаимосогласованные функции. Для уяснения динамики духовного производства потребовалось аналитически разделить этот процесс на ряд аспектов - систему знаний, верований, морали, различные способы творческого самовыражения и др.

Для наиболее полного охвата избранной проблемы автору представлялось необходимым использование сравнительно-исторического метода, основанного на сопоставлении сходных данных с целью изучения исторических связей и среды, сформировавшей и видоизменившей духовный мир славян-кубанцев. Исследование, проведенное в таком ракурсе, позволило полнее раскрыть истинное значение и ценность культурного наследия, его отношение с исторической действительностью, место и роль в духовной жизни общества.

Интерпретация народной культуры как базового элемента духовности с исторической точки зрения предполагает описание хронологического ряда отдельных явлений, показ того, каким образом элементы культуры стали иными в процессе своего развития. Метод дает возможность лучше понять и объяснить события духовной повседневности, оказавшие влияние на ход культурной истории Кубани.

Историческая антропология, бурно развивавшаяся начиная с 30-х годов XX столетия, вооружила нас методами междисциплинарного подхода, что позволило ввести в оборот нетрадиционные для исторической науки источники. В их числе фольклорные памятники, дающие представление об эволюции мен-тальности, о социально-психологических характеристиках носителей культурных ценностей. В этой связи нам представляется уместным использование инструментария лингвистики и семиотики.

С помощью лингвистического метода изучался язык фольклорных текстов и их роль в функционировании механизма обмена культурной информацией.

Текстологический анализ помог установить тенденции во взаимодействии говоров и литературной лексики. Семиотический метод потребовал рассмотрения произведений народного творчества как результата знаковой деятельности: кодирование, хранение, распространение, воспроизводство знаний и культурного опыта, воздействие на сознание знаковыми средствами. Соединение вербальных, музыкальных и изобразительных знаковых систем создало предпосылки для более полного понимания смысла и назначения фольклорных произведений.

Осмысление логики произошедших динамических сдвигов в духовной повседневности славян Кубани за два столетия помогло сформулировать общие закономерности трансформации старых и возникновения новых культурных образований в ходе исторического процесса.

Историография исследования определяется, во-первых, представлениями автора диссертации о междисциплинарном пространстве изучения духовной жизни народа, во-вторых, историческим контекстом этого пространства, наконец, в-третьих, локальностью сообщества, чья духовная культура подвергается историческому анализу. Исходя из этого, изученная нами литература включает в себя широкую область гуманитарных исследований, как во временном, так и проблемном пространстве.

Всю отечественную научную литературу можно разбить на несколько хронологических периодов: конец XVIII - 30-е годы XIX века.; 40-е годы XIX -20-е годы XX веков; 30-е - 50-е годы XX века.; 60-е - 80-е годы XX века; 90-е годы XX - начало XXI века. В рамках этих периодов автор рассматривает историю изучения духовной культуры, прежде всего, исторической наукой. Однако проблема соотношения фольклора и исторического процесса методологически исследовалась лингвистами, собственно фольклористами, искусствоведами, социологами, культурологами. В их работах содержатся ценные для историка наблюдения, поэтому их нельзя обойти в данном историографическом обзоре. Для нашего исследования принципиально значимыми в методологическом отношении являются размышления философов, и вообще гуманитариев, о сущности человеческой культуры, о понятии духовности, в том числе применительно к российской истории. Наконец, значительный раздел историографии данной диссертационной проблемы включает местные исследования как общеисторического и краеведческого характера, так и региональных фольклористов.

Как известно, европейская литература во второй половине XVIII века переживала эпоху классицизма. Русские писатели, используя сюжеты, взятые из античной истории и греко-римской мифологии, все же обращали свой взор на легендарных героев из прошлого своего народа. Но правила классицизма не предусматривали, чтобы таких героев брали из «мужицкого» эпоса, поэтому их находили в древнерусских и московских исторических сочинениях (легендарные Кий, Хорев, Славен, Рус и другие). Критерием, определявшим занятия историей, стали «здравый смысл», «рационализм», «разум». Ученые эпохи Просвещения упорно создавали научные концепции, противопоставленные метафизическим увлечениям предшественников. «ГТросвещение, коротко говоря, было эпохой, посвятившей себя (по крайней мере, если говорить о ее господствующих тенденциях) упрощению и стандартизации мысли», - писал Артур Лавд-жой(5). Критикуя этого историописателя, В.Н. Татищев уже в первой половине XVIII века отмечал, что «дела чрезъестественные сказуют и многими баснями и суеверными чудесами наполняют историю»(6).

По свидетельству нашего современника, ученого-историка С.И. Малович-ко, уже с конца 80-х годов XVIII века одними из первых обратили внимание на народный эпос Императрица Екатерина II и русский писатель, масон И.П. Елагин, увидевшие возможность использования народных сказаний и былин в качестве источников для своих исторических трудов(7). В частности И.П. Елагин указывал, что «песни», сообщаемые скоморохами на рынках, «несомненно, означали нравы и обычаи и самый характер народа»(8).

В конце 60-х годов XVIII века известный русский писатель М.Д. Чулков, невзирая на «правила» классицизма, начинает собирание народных сказок, суеверий, былин, песен и пр. (9). Однако такое обращение к народной культуре в среде некоторых русских писателей еще не носило систематический характер. Оно воспринималось или как национальный колорит в историческом творчестве Екатерины II и И.П. Елагина, или как обращение к прелестям условной «сельской» жизни, противопоставленной городу у М.Д. Чулкова.

С конца XVIII века дискурс литературного сентиментализма стал все больше включать народные темы (Н. Карамзин, П. Шаликов, П. Макаров, В. Измайлов). Русские писатели сентименталисты в определенной степени предвосхитили традицию поиска духовных ценностей вне города - в условиях природы и сельской действительности 10). Народные темы, поднимаемые сентименталистами начала XIX века, оказали влияние на европейскую историографию периода романтизма. Бенедетто Кроче заметил об этой историографической парадигме так: «С неизбежностью потока, возвращающегося в естественное русло, сметая все искусственные преграды, теперь после долгой рационалистической аскезы взоры обратились к старой религии, к старым национальным и местным обычаям»(11). Именно под влиянием этой историографической парадигмы в противовес «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина писатель и историк H.A. Полевой написал пятитомную «Историю русского наро-да»(12). Под влиянием новой научной моды оказалась и зарождающаяся русская археология. В 20-х годах XIX века Д.З. Ходаковский представил план изучения городищ, рассыпанных по Восточной Европе, и в многочисленных последующих статьях указывал на городища как на места бывших языческих ка-пищ(13). К выводу о «святых окопах» исследователь пришел не в результате раскопок и наблюдения за памятниками, а посредством привлечения элемента духовной культуры - народных преданий в качестве исторического источника^). Дискуссия вокруг гипотезы исследователя выявила как ее противников(15), так и немногочисленных сторонников(16). Однако, споря с археологом, некоторые известные русские ученые, как, например И.И. Срезневский, были вынуждены обратиться к изучению русской духовной культуры, чтобы понять насколько народные предания могут служить источником для исторических построений^?).

Интерес к истории культуры в отечественной историографии был напрямую связан с ростом национального самосознания в российском обществе в 40-х годах XIX века. Именно в это время появились серьезные исследования о народном быте и о фольклоре в целом.

В рамках романтической парадигмы в гуманитарной сфере знания начинается процесс активного собирания фольклорных преданий, былин, песен, пословиц и т.д. С одной стороны, это движение было обязано пристальныму вниманию европейской науки к историко-литературным темам и к народной литературе в частности, а с другой, становлению российской филологии, как науки и славянофильскому течению в отечественной общественной мысли. Профессиональная историография, превратившаяся в 40-х годах в научную отрасль, больше внимания уделяла поиску глубинного смысла истории, активно следила за развитием институтов государственной власти и эволюцией русской юридической системы(18). Носившая протестный характер против утверждавшегося в науке государственного направления диссертация молодого романтика Н.И. Костомарова «Об историческом значении русской народной поэзии» (1844), в то время не смогла оказать существенного влияния на историческую мысль. Вместе с тем в диссертации и исторических монографиях ученого определился его интерес к темам, требовавшим обращения к фольклорным источникам и этнографии (19).

Само славянофильство, следовавшее как некоторым идеям немецких романтиков-шеллингианцев, искавших собственный немецкий путь в истории (sonderweg), так западнославянских славянофильствующих историков, находивших у славян «исконное» начало - общинность(20), а также собственным построениям, обращалось к народу, но не как носителю определенного исторического знания, а как к этнографическому элементу и идеологической «копилке». Исходя из антитезы, западникам, в большей степени, представлявшим государственное (юридическое) направление в русской историографии, отечественные славянофилы пытались обосновать разницу национальных «идей» существовавших в Западной Европе и в России (И.В. Киреевский, К.С. Аксаков и др.). Оперируя понятием «народ», они отрицали юридическое, формальное отношение применительно к «земле», «общине» и искали в народе «внутренней правды». Но при этом пользовались лишь гипотетическими историософскими построениями и официальными историческими источниками, не обращая внимания на историю русской духовной культуры(21). Вместе с тем влияние их на отечественную гуманитаристику и, в частности филологию, оказалось достаточно сильным.

В это же время именно филология, работая на стыке с историческими исследованиями, стала уделять внимание историческому значению русского эпоса. Например, Л.Н. Майков выдвинул мысль, что русский эпос есть верный отзвук русской исторической жизни(22). Известный историк русской литературы О.Ф. Миллер оказался под сильным влиянием выходивших тогда собраний русских народных песен Киреевского и Рыбникова; все народное стало для него священным. Изучая русские былины, ученый стремился показать нравоучительную сторону былинного эпоса. Мифологическое толкование эпоса позволило Миллеру отодвинуть зарождение былин до времен доисторической древности и дать эпосу толкование бытовое, признать его выразителем русских народных идеалов. Посредством применения исторического подхода к изучению былин, сочувствовавший славянофилам Миллер увидел в Древней Руси господство общинного духа, «народосоветие» и торжество истинно-христианских на-чал(23). Также оказавшийся под влиянием славянофилов Ф.И. Буслаев, расширил круг источников народной литературы за счет не только славянских, но и германских сказаний, что привело его к выводу: древние мифологические образы - общие для германо-славянского мира, «эпохе поклонения стихиям»(24).

Позитивистская историографическая парадигма, утверждавшаяся в российской исторической науке начиная с 60-х годов, не позволяла профессиональным историкам обращаться к «нетрадиционным» для дисциплинарной истории источникам. Это привело к тому, что почувствовавшие потребность возвращения к конкретному изучению русской старины петербургский профессор К.Д. Бестужев-Рюмин, московский профессор В.О. Ключевский и другие, могли указывать на значимость исторического познания народной культуры, но такое познание было второстепенно по отношению к официальным архивным документам, заключавшим в себе информацию об исторических фактах(25).

Позитивист, аналитик и историк литературы А.Н. Веселовский при изучении народных песен и духовных стихов отбрасывал всякие априорные построения и принятые ранее категории, отстранял определения, построенные Миллером и Буслаевым на основании отвлеченных признаков, и придерживался лишь строгой последовательности фактов. Группируя духовную культуру в исторической преемственности и эволюции, ученый не стеснялся брать факты из самых различных источников, выясняя пробелы прошлого наблюдениями над настоящим, сближая явления на низшей и высшей ступенях творчества, если они были вызваны аналогичными психическими условиями(26).

Несмотря на наметившееся расширение источниковой базы исторической науки, памятники духовной культуры считались второстепенным типом источников, так как в представлениях профессиональных историков они не заключали в себе неопровержимых фактов. Однако к концу XIX века вопросы духовной культуры уже стали рассматриваться в рамках истории русской культуры. Об этом свидетельствовал выход обобщающих трудов П.Н. Милюкова(27), который продолжил традиции государственно-исторической школы, что сказалось и на освещении духовных оснований русской культуры. В отечественной науке «Очерки по истории русской культуры» П.Н. Милюкова были первым опытом научно-популярного описания социокультурного процесса. Каждую из проблем, как-то: население, экономический быт, государственный и сословный строй, веру, творчество, образование, автор исследовал в процессе исторического развития. Как и многие позитивисты, Милюков искал в человеческой природе объяснения общественных процессов, подводя их под законы биологии и психологии. При этом он выступал противником монистического взгляда на историю.

Главным фактором в формировании духовности русского народа Милюков считал церковь и школу. Результаты анализа позволили ему дать ответ на центральный вопрос второй части труда - о происхождении и наиболее характерных чертах духовной розни интеллигенции и народа. В контексте проблем данной диссертации обращает на себя вывод Милюкова о том, что языческая старина надолго оставалась неприкосновенной и в течение веков мирно уживалась рядом с официальными формами новой религии. Двоеверие составляло одну из особенностей русской культурной истории.

Материалистическая концепция истории культуры, основанная на марксистской точке зрения, нашла отражение и в трудах Г.В. Плеханова. В «Письмах без адреса» он писал, что смотрит «на искусство, как и на все общественные явления, с точки зрения материалистического понимания истории»(28). Плеханов считал, что источником духовных запросов народа, являются материальные условия жизни общества. Поэтому истоки народной культуры лежат в утилитарном подходе людей бесклассового общества на окружающий мир. В своих работах Плеханов выдвинул тезис об азиатстве русского исторического процесса, что, по мнению автора, не могло не отразиться и на духовной жизни русского народа.

Главные сюжеты работы М.Н.Покровского, написанной в русле изложенных выше идей, - экономическая жизнь как основа культурного процесса в историческом развитии. Он заложил такую традицию советской историографии как изучение истории культуры в виде набора ее отдельных областей. При этом фольклор выделялся самостоятельным блоком в рамках истории становления древнерусского государства(29).

С конца 20-х годов, когда усилиями новой власти понятие «духовность» заменяется понятием «идейность», вырабатывалось иное методологическое отношение к изучению русской культуры. Основополагающим тезисом стало, согласно классовому принципу, положение В.И.Ленина о двух культурах в каждой национальной культуре: культуре трудящихся и культуре эксплуататорских классов. Фольклор, как в советской исторической науке, так и в других областях отечественной гуманитаристики того времени, стал отождествляться с устным народным поэтическим творчеством, где народность также трактовалась с позиций советской идеологии, когда право на «народность « имели только избранные социальные группы - «трудящиеся». Носителями же фольклора стали выступать исключительно трудящиеся массы, то есть крестьянство и пролетариат. В конечном счете, всем остальным социальным группам общества было отказано в праве на свою устную традицию. Фольклор рассматривался как простое отражение реальной народной социально-экономической действительности, не принимая во внимание методологических достижений исторической антропологии. Поэтому в начале 30-х годов традиция историко-культурного анализа фольклора в контексте духовной и повседневной жизни была серьезно ослаблена, и фольклор различных эпох практически не воспринимался советскими историками как исторический источник духовной сферы национального бытования. В частности, Б.Д. Греков предлагал для решения нелегкой исследовательской задачи «проникнуть в сердце и мозг славянина столь далекой от нас поры», используя фольклор. При анализе внутреннего мира наших далеких предков наряду с археологическими материалами и свидетельствами античных и византийских писателей историк обращал внимание на «пережитки,. оставшиеся бытовать в сказках, песнях, былинах, обычаях»(30). К сожалению, Греков сам не обращался к такому анализу, ограничиваясь материалами иностранных свидетелей. Как продолжатель государственной исторической школы в советском варианте исследователь предпочел использовать все исторические источники, имевшиеся в его распоряжении, для типизации и синхронизации всех исторических процессов на Руси западноевропейскому вектору(31).

Как отмечалось выше, большинство советских историков культуры рассматривали фольклор в рамках конкретной области культуры - литературы, тем самым, оставляя без внимания большие пласты невербальной народной культуры. Такой подход характерен для серии очерков по истории российской культу-ры(32). Вместе с тем, в этих изданиях имеется ряд ценных замечаний о соотношении фольклора и истории. Так в книге по истории русской культуры средневековья в очерке О.В. Орлова «Литература» подчеркивается, что фольклор сохранил высокие народные идеалы, имеющие непреходящее значение. Для предлагаемого исторического исследования ценным является замечание о широкой типизации исторического процесса в былинном эпосе, о его отвлеченности от конкретных исторических событий(ЗЗ).

Отдельные вопросы народного творчества затрагивались в трудах советских исследователей по истории культуры разных эпох(34). Немало интересного материала о народной культуре содержат талантливые произведения A.M. Панченко(35). Однако комплексного изучения народного творчества как отражения духовной жизни русского народа на протяжении большого исторического времени в региональном аспекте не проводилось.

Фольклор более позднего времени, а особенно советский фольклор по известным идеологическим соображениям вообще выпадал из поля зрения, как историков, так и фольклористов. Так в трудах по истории советской культуры проблемы фольклора в СССР подменялись рассказом о художественной самодеятельности, которая отождествлялась с народным творчеством(Зб). Как известно, в XX столетии в нашей стране окончательно сформировался феномен фольклоризма, вписывающийся в требования официальной идеологии, о чем говорится в диссертации. В значительной степени самодеятельность советского периода, взявшая начало от любительства в народной среде XIX века, была поставлена под контроль государства, которым управлялась и регламентировалась. По известным причинам в исследованиях советских историков эта проблема не поднималась.

Следует отметить, что в советской историографии имелись работы, посвященные вопросам народной культуры как элемента духовного бытования в разные периоды истории России. Однако эти исследования касались отдельных исторических периодов и не отражали всей палитры внутреннего мира наро-да(37). В ряде случаев данные исследования имели этнографический уклон(38).

На историческое изучение фольклора как элемента русской духовной культуры серьезное воздействие оказало состояние отечественной фольклористики в 20-е - 40-е годы XX века. С одной стороны, для нее, как и для советской гуманитаристики в целом, в тот период был характерен догматизм, когда изучение истории и теории фольклора непременно увязывалось с работами В.И.Ленина, К.Маркса, Ф. Энгельса. В фольклоре в первую очередь выискивались классовый инстинкт народных масс, настроения протеста против угнетателей. Один из видных исследователей фольклористики Ю.М. Соколов рассматривал в 40-е годы главную тенденцию ее развития как линию «постепенного освоения принципов и методов марксизма-ленинизма.»(39). В связи с этим критике подвергались как дореволюционные ученые - Ф.И.Буслаев, А.Н. Веселов-ский, так и исследователи, чье творчество было альтернативно вульгарно-социологическому подходу.

С другой стороны, в те годы была проведена подготовительная работа по обобщению истории русского фольклора и истории фольклористики. Эти усилия реализовались в ряде трудов, вышедших в 50-е годы(40). Советский период отмечен также большой собирательской и публикаторской деятельностью фольклористов(41). Наряду с этим, были переизданы дореволюционные собрания русского фольклора - сборники А.Н. Афанасьева, В.И. Даля и других. Кропотливая работа по сбору местного фольклора велась исследователями южных регионов России, о чем будет сказано несколько ниже. Все это фольклорное богатство, научно обработанное и систематизированное, является ценной источ-никовой базой для историков, обращающихся к методам исторической антропологии, новой культурной истории, микроистории.

Немалый вклад в разработку истории фольклора внесли советские ученые-лингвисты, работавшие в разное время(42). В их работах мы находим ценные замечания о природе фольклора, что, в свою очередь, позволяет через «лингвистический поворот» реконструировать духовную жизнь народа на основе комплекса исторических источников, значительным среди которых является фольклор.

Например, на наш взгляд, Ю.М. Соколов справедливо отмечал, что фольклор нельзя сводить только к понятию словесной поэзии, так как оно не покрывает собой всего круга явлений. Невозможно разграничить факты словесного творчества и другие способы художественного выражения (жест, мимику, пляску, напев и т.д.). Доля историка культуры представляется значимой, как и тезис о том, что народное творчество неразрывно связано с самыми разными проявлениями психической деятельности (43).

В работах более позднего исследователя В.Е. Гусева мы находим важные для исторического анализа соображения по вопросу о границах понятия «фольклор» и объективных признаках этого культурного феномена (44). Для нас существенным представляется деление им всего комплекса практической и духовной деятельности в сфере культуры на две группы: эстетически оформленные предметы, выполненные из природных материалов, и продукты духовного производства.

Однако наиболее интересными для исторического изучения духовного развития российского общества представляются труды В. Я. Проппа и его последователей. Этот интерес объясняется рядом обстоятельств. Прежде всего, он связан с тем, что, несмотря на обвинения «в противостоянии методам марксизма-ленинизма», В.Я. Пропп сумел сохранить собственное видение фольклора, в том числе и как исторического явления. Он заложил основы структурно-типологического анализа памятников народного творчества, что чрезвычайно актуально для современной культурной истории. В 70-е - 80-е годы XX века оформилась структурно-семиотическая фольклористика, которая позволяет историку понять фольклорный источник как текст определенной знаковой системы, а также историко-типологический метод, когда фольклорные произведения рассматриваются в контексте истории и этнографии(45).

Дя историка работы В.Я. Проппа и его соратников привлекательны и в силу того, что их понимание историчности фольклора вступило в противоречие с мнением маститых советских историков средневековой России. В частности, для осмысления духовной истории российского народа сквозь призму фольклора важна дискуссия В.Я.Проппа с академиком Б.А. Рыбаковым(46). Историк Рыбаков, посвятивший немало лет истории русской культуры, считал былинный эпос «ценнейшим источником родной истории». Вместе с тем, он ставил знак тождества между летописью и былиной и, таким образом, представлял сведения былин как конкретные исторические факты(47). В подтверждение своей теории Рыбаков проводил фактологическое сравнение данных летописей и эпоса, зачастую прибегая к натяжкам. Разбирая методологию Рыбакова, Пропп упрекает историка в том, что он, как последователь исторической школы, ищет в фольклоре отображение конкретных исторических событий и исторических деятелей, текущую политическую историю. Пропп признает, что былина возникает на исторической почве, но ее историчность состоит в том, чтобы установить эпоху, когда зарождалась идея былины, как она развивалась в иные эпохи, забывалась и опять возрождалась. Народная идея отражала не конкретные исторические события, а вековые идеалы. Таким образом, былины по Проппу отражают не «одноактный акт создания», а «длительный процесс», в котором отражается историческая воля народа.

Надо отметить, что данная дискуссия была продолжена уже внутри исторического сообщества в 80-е годы. Оппонентами Б.А. Рыбакова на этот раз выступили И.Я. Фроянов и Ю.И. Юдин(48). Они возражают академику, который былинный историзм видел в отражении готовых исторических фактов, и считают более убедительной позицию В.Я. Проппа. Рассматривая Новгородский быт, драму средневековой русской семьи, ленинградские историки доказывают, что в фольклоре нашли отражение исторические явления и процессы, а не конкретные события.

Исторический контекст фольклора представлен и в трудах Д.С. Лихачева. Он вводит понятие эпического времени былин, как обозначение условного прошлого, говорит об основных характеристиках фольклора, среди которых -анонимность как поэтическая черта фольклорного произведения, однолиней-ность в развитии его действия(49). Эти наблюдения выдающегося ученого помогают историку понять состояние духовной жизни в контексте фольклора изучаемой эпохи.

В первой половине XX века отечественные ученые не раз обращались к вопросам об общей природе культуры. Их взгляды позволяют более точно определить методологические и теоретические принципы освещения истории духовной жизни народа избранного региона. В первую очередь, необходимо обратиться к наследию М. М.Бахтина, который предложил опыт феноменологического анализа личностного и исторического в культуре (50). Субъект культуры, по М.М. Бахтину, есть единственно активная формирующая энергия, данная не в психологически концентрированном сознании, а в устойчиво значимом культурном продукте, и активная реакция его обусловлена структурой образа, ритмом обнаружения, выбором смысловых моментов. В творчестве субъект выступает как целое через форму отношения к событию, через форму его переживания. Философия культуры рассматривалась последователями феноменологической школы как основа, на которой гуманистические ценности и принципы историзма способны органично вписываться в новую мировоззренческую парадигму.

Новый подход к проблеме эволюции культуры, который был сформулирован П. Сорокиным, сводился к тому, что культура подобно живому организму зарождается, развивается и умирает. Данная философская концепция позволяет взглянуть на мировую культуру как систему, состоящую из ряда культур, каждая из которых развивается в своем темпе. Ученый различал системы социокультурных феноменов разных уровней. Самый высокий из них образует системы, сфера действия которых распространяется на многие общества (суперсистемы)^ 1). Эти социологические построения помогают автору данной диссертации понять социальные аспекты культурного развития в историческом процессе.

Иное понимание феномена культуры базируется на пульсирующем характере культурного процесса, где каждая эпоха, будучи неповторимой и своеобразной, включается в общий ход эволюции. Эта мысль представляется особенно плодотворной для исследования истории духовной жизни народа вообще и для понимания исторических изменений в повседневном слое народной культуры того или иного локального сообщества в частности. Не менее важной в историческом контексте является взгляд на неравномерность культурного процесса, в котором наблюдаются ритмические колебания. При этом этапы культурной динамики рассматриваются не как последовательно сменяющие друг друга, а как одновременно существующие в культуре. В тот или иной момент ее состояния реализуется одна из потенциальных возможностей, остальные заложены в латентной форме (52). Плюралистический образ культуры сводится к отрицанию завершенности эволюционного процесса. Его течение охватывает все культурные явления во все периоды истории на ограниченных участках пространства. В этом потоке каждый элемент действует на другие, а те, в свою очередь, воздействуют на него. Образующиеся комбинации и синтезы культурных элементов представляют собой сложную конфигурацию. Если возникает конфликт с другими частями культуры, то паттерн может быть отвергнут и устранен из общего потока, как не имеющий высокой культурной ценности. «Если же этого не случится, и другие паттерны культуры будут способствовать его росту., то данный образец обычно кумулятивно развивается в том направлении, в каком он первоначально начал дифференцироваться благодаря.инерции» (53). Данные идеи позволяют рассматривать один из элементов духовной культуры - фольклор - как элемент системы, испытывающий влияния остальных составляющих этой системы в историческом пространстве.

В современных условиях ученые-историки все больше обращаются к пониманию не столько процессов, сколько субъектов этих процессов. Такая «понимающая» история уделяет большое внимание поступкам, намерениям, смысловым образам людей, живших в ту или иную эпоху. Именно фольклор содержит в себе тайну человеческих идеалов и действий в отношении этих идеалов. Успешное декодирование фольклорных текстов в этом контексте требует знания, как достижений социальной психологии, так и психологии культуры и искусства. Вот почему мы обратились к творчеству Л.С. Выготского(54). Ученый ясно видел, что развитие человеческого сообщества тесно связано с перестройкой мышления и деятельности, поэтому один из фундаментальных вопросов в изучении динамики культурных процессов - это соотношение биологического и социального. Сопоставляя психические функции, Выготский пришел к выводу, что мышление своим становлением и развитием обязано культурным факторам. Социокультурная среда формирует и складывает все высшие формы поведения, все то, что в развитии личности выстраивается над элементарными функциями. Разработанная им типология когнитивных способностей и вербального мышления служит ключом в изучении исторических изменений и межкультурных различий в мышлении. В ходе мутаций и селекции происходит приспособление познавательных структур к реалиям жизни. Эволюция тела следует за типологическими сдвигами в формах культуры. «Ножницы» между скоростью культурной эволюции и скоростью биологической эволюции указывают на формирование когнитивных способностей сформированного культурой образа жизни. Гармония биологической, социальной и культурной природы человека складывается в точке их совместного развития (55).

Плодотворным для анализа проблем являются исследования семиотической школы. Методы семиотики при анализе текстов фольклорных произведений, как вербальных, так и иных, позволяют глубже проникнуть в толщу народной культуры, услышать народные голоса разных эпох, лучше понять картину их мира, стереотипы поведения, горизонты ожиданий. Эти взгляды нашли отражение в трудах Ф. де Соссюра, Р. Барта, К. Леви-Строссаи др.(56). Например, Леви-Стросс, изучая социальные и культурные структуры, представил ритуалы, тотемы, мифы как знаковые системы и выявил множественность культурных форм. Выдвинутая ученым идея «нового гуманизма», не знающего сословных и расовых ограничений, создала условия для перехода от символической теории мифа к структурной.

Особое место в определении методологии предлагаемого исследования занимают работы главы тартуской школы семиотики Ю.М. Лотмана(57). Для нас представляют ценность как его общие положения о семиотике культуры и теоретические представления о развитии культуры в ее различных типах, так и отдельные идеи, непосредственно касающиеся методологии конкретных вопросов предлагаемого исторического исследования. В частности, большой интерес в контексте культурного пограничья населения Кубани представляют его размышления о границе в пространстве семиосферы(58). Кроме того, такие его труды, как «Устная речь и историко-культурная перспектива», «К функции устной речи в культурном быту пушкинской эпохи»(59) помогают выбрать более точный инструментарий для анализа фольклора как формы устной речи.

Автором диссертации изучен большой пласт работ зарубежной гуманита-ристики XX века, в которых исследуется феномен культуры(бО). Эта литература позволила уточнить некоторые методологические подходы к истории духовной жизни славянского населения Кубани с точки зрения его фольклора. Так в работах Л.Уайта привлекает внимание его концепция эволюции культуры и этнологический и лингвистический анализ культуры одного из индейских наро-дов(61). При выявлении места культуры в историческом процессе автор диссертации обращался и к трудам американского антрополога А.Л. Крёбера(62).

В 70-90-е годы XX века философские аспекты теории и истории культуры активно и плодотворно изучались отечественными учеными. При всем многообразии концепций философы едины в одном: культура есть сложная система, являющаяся подсистемой бытия. Сформулированные приоритетные направления в исследовании истории культуры служат ориентиром в современных научных поисках (63).

Современная отечественная историография представлена немалым числом работ об истории русской культуры(64). Помимо научного интереса и новых методологических возможностей это связано с введением в учебные планы российских вузов дисциплины «Культурология». Следует также выделить работы Е. Ю. Зубковой(65), в которых автор широко использует в качестве источника советский фольклор для анализа духовной атмосферы тех лет.

Однако среди этого многообразия исторических и культурологических исследований нет ни одного, где бы эволюция духовной культуры на протяжении нескольких эпох рассматривалась на примере динамики фольклора.

Значительным разделом историографии диссертационного исследования является местная литература. История собирания на Кубани этнографического материала о быте, мировоззрении и художественном творчестве казачества началась уже в первые десятилетия XIX века. К работе, которой руководил Кавказский отдел Императорского Русского географического общества, привлекались администрация Кубанского казачьего войска, местная интеллигенция, духовенство. Первое историко-этнографическое описание общественных и семейных отношений, воспитания, предметов быта было сделано И.Д. Попко в книге «Черноморские казаки в гражданском и военном быту»(66).

Многочисленную группу составляют историко-этнографические материалы, относящиеся к 70-м годам XIX - началу XX века, в которых представлены едва ли не все жанры и виды народного творчества Кубани. Многообразие тем, художественных образов, поэтических приемов, яркий колоритный язык характеризуют этот пласт народной художественной культуры. На основе комплексной программы статистико-этнографического описания населенных мест Кубанской области была собрана богатейшая коллекция сведений по культурной истории региона(67).

Первые попытки аналитического подхода к песенному творчеству обнаруживаются в публикации Е. Передельского, вышедшей в свет в 1883 году(68). Стремясь к возможно более точной характеристике песенного наследия, автор описал местную манеру исполнения и народный инструментарий, разработал классификацию бытовых и обрядовых песен. Собирателю удалось зафиксировать более ста словесных и музыкальных текстов, многие из которых уникальны.

К историографии духовной жизни кубанцев можно отнести «россыпи» размышлений Ф.А. Щербины в двухтомном сочинении «История Кубанского казачьего войска», содержащем обширные сведения о нравах и межэтническом взаимодействии кубанцев(69). В целом дооктябрьская историография создала положительный облик казака, в котором усматриваются черты пассионарности, набожности, верности Отечеству и престолу.

Если до революции и в 20-е годы сбором и систематизацией произведений народного творчества занимались отдельные энтузиасты из числа любителей, ученых и представителей творческих профессий, то в 30-50-х годах сбор и обобщение памятников традиционной культуры Кубани стал централизованным и управляемым(70). Результатом этнографической собирательской работы стало создание комплексных работ. Например, по итогам этнографической экспедиции, предпринятой сотрудниками Института этнографии Академии наук СССР и Московского государственного университета в 1952-1954 годах, стала коллективная монография «Кубанские станицы. Этнические и культурно-бытовые процессы на Кубани»(71). Исследование выявило ярко выраженную динамику традиционной культуры славян Кубани: доля аутентичных культурных форм сократилась, им на смену пришел организованный досуг.

В 60-70-х годах в стране началось возрождение краеведения. Появились исторические исследования о Кубани. В это же время заметно активизировалась собирательская и исследовательская деятельность в крае. Богатейшим традициям хорового исполнительства посвящена монография С.И. Еременко «Хоровое искусство Кубани»(72). Хронологический диапазон исследования охватывает без малого два столетия и содержит ценные сведения об особенностях домашнего ансамблевого пения, о полковых песенных традициях, о концертной и исполнительской деятельности Войскового певческого хора и хоровом движении любителей.

Весомый вклад в разработку исторических и музыковедческих проблем народно-песенного искусства Кубани внесли И.А. Петрусенко, A.A. Слепов, В.Г. Комиссинский, И.Н. Бойко (73). Исследованию народной и сценической хореографии посвящены труды Л.Г. Нагайцевой особенно те разделы, в которых зафиксирован переход аутентичной пляски в формы сценической хореографии^).

Начиная с конца 1980-х годов, и, особенно с момента официальной реабилитации казачества внимание историков, этнографов, филологов, фольклористов, искусствоведов к истории и современному состоянию традиционной культуры Кубани усилилось.

Тенденции в развитии и обновлении фольклора успешно изучаются сотрудниками Центра народной культуры при Кубанском академическом казачьем хоре. Стратегия исследований базируется на методологическом принципе единства всех этапов процесса (собирание - архивная обработка - изучение -издание). Наряду с кубанской тематикой разрабатываются проблемы этнической и культурной истории донских, терских, уральских, сибирских и дальневосточных казачеств(75).

Разностороннее освещение проблем аутентичной культуры представлено на конференциях регионального и международного уровня. В последние годы защищен ряд кандидатских и докторских диссертаций общетеоретического и прикладного характера, выпущены монографии по вопросам обычаев и традиций Кубани и этнической истории казачества(76).

Вместе с тем пока еще недостаточно изучены вопросы взаимодействия традиционной культуры со сценическими, вторичными формами. Как правило, ученые ограничиваются стандартными временными рамками: конец XVIII - начало XX века. Однако история народной культуры Кубани не закончилась революцией и гражданской войной. В XX веке историко-культурный процесс испытал на себе мощное влияние идеологических, экономических и интеграционных факторов. Быстрыми темпами развивались вторичные формы народного искусства, трансформировались многие жанры аутентичного фольклора. Осмысление динамики и взаимодействия этих двух пластов культуры дает возможность выявить их содержательные аспекты, ход культурной эволюции, устойчивость и приспособляемость культурных форм к новым реалиям.

Специфика работы диссертанта заключается в том, что два спектра анализа - история народной культуры и фольклоризм как вторичная форма художественного производства не разведены, а рассматриваются в совокупности и взаимовлиянии. Обращение к традиционной культуре как составной части духовного мира с позиций истории есть объективная социальная потребность. Она вызвана все усиливающимся разложением духовно-культурного климата российского общества под натиском американизированного глобализма, вытесняющего традиционные исконные ценности, агрессивно навязывающего несвойственный россиянам стиль поведения и мышление. Все это требует совершенствования современной культурной политики, эффективность которой напрямую зависит от использования научно обоснованных идей. Кроме того, исследование народной культуры как базисного элемента духовной жизни славянского населения Кубани на протяжении двух последних веков пока еще находится в стадии своего становления. Данный феномен практически малоизучен, а специальных работ явно недостаточно.

Чтобы исключить двусмысленность в толковании основных понятий, которыми мы будем оперировать в диссертации, выскажем свою позицию на этот счет. Ключевыми из них являются, прежде всего, «духовная культура» и «духовная жизнь». Первое понятие, и это следует подчеркнуть, включает в себя связь духовного и материального производства, их взаимовлияние и взаимопроникновение; процесс создания, передачи, потребления и функционирования духовных ценностей. Исходя из этого, духовную культуру можно определить как исторически обусловленную совокупность материальных и духовных ценностей, созданных и создаваемых человечеством в процессе своей жизнедеятельности.

К основным элементам духовной культуры относятся:

Система философских, политических, экономических, эстетических нравственных, педагогических, религиозных взглядов людей;

Воспитание как духовное воздействие;

Просвещение и образование как способ распространения знаний;

Художественная культура (литература, профессиональное искусство и фольклор);

Язык и речь как средство общения между людьми;

Мышление;

Нормы поведения;

Образ жизни и быт.

Духовная жизнь проявляется в следующих основных формах:

В познавательной деятельности, направленной на познание природы и человеческого общества;

Ценностной ориентации (выборе, предпочтении, оценке);

В практической деятельности;

В общении людей в быту, в процессе производства и досуга.

Духовная жизнь истинного христианина основана на любви, справедливости, милосердии и вере. Православная вера является базисом духовной культуры всех восточнославянских народов - русских, украинцев, белорусов, исторической формой духовности, в которой накоплены высочайшие художественные, этические и эстетические ценности. Соединив в себе элементы языческой и христианской культуры, народная культура до сегодняшнего дня обеспечивает духовную преемственность сменяющих друг друга поколений во всех сферах их жизни. Духовная жизнь требует от человека внутренних усилий и труда.

К базовым категориям относится понятие «ритуал», в котором мы усматриваем некий стереотип, форму человеческого поведения, имеющего сакрально-мифологический смысл. Поведенческий ритуал свойственен и животным, но для животных это инстинктивно заданная моторика, в то время как ритуал, совершаемый человеком, наполнен идеями, образами и фантазиями. Эволюционный смысл ритуального поведения определен многократно выполняемыми действиями, ритмикой и акцентацией движений. Для ритуального поведения обязательна символичность и коммуникативная нагрузка.

Более простым типом культурной регуляции можно считать обычаи, складывающиеся на основе целостных и привычных образцов поведения, совершаемого по установленному поводу в определенное время и в определенном месте. Концепт обычая включает такое поведение, которого придерживаются все члены сообщества при любых обстоятельствах. Нарушение обычая может повлечь за собой санкции, начиная от неодобрения до различных форм наказания. Обычай выполняет функцию обязательного для исполнения образца поведения и может быть как положительным, так и отрицательным.

Обычаи, совершаемые в определенном месте и в положенное время по тому или иному поводу, принято обозначать понятием «обряды». Обряды более формализованы, нежели обычаи и связаны с выполнением определенных магических действий.

Цель исследования - анализ традиций и динамики народной культуры славянского населения Кубани как базисного элемента духовной повседневности, и вторичных форм культурной практики, находящихся во взаимодействии и взаимовлиянии. Такой подход предполагает изучение ценностно-нормативных идей, представлений, способов символического и предметно-материального воплощения, имевших место в разные периоды культурной истории региона. Эти важнейшие компоненты духовной культуры позволяли этнокультурному сообществу осознавать себя целостным организмом и поддерживать свою самобытность в течение длительного времени. Для науки важны и технологии практического оперирования ценностями, символами, смыслами, формами их поддержания, обновления и передачи от поколения к поколению. В таком контексте обретают свой методологический статус носители духовных традиций. Органическая связь между ценностно-нормативной системой, формами функционирования и социальной трансмиссии в рамках конкретной этнокультурной организации дает возможность видеть трансформацию духовной культуры как постоянно протекающий и незавершенный процесс, сопровождающийся сменой культурных парадигм и технологией их реализации.

Задачи исследования: 1. Выявить роль Русской Православной церкви в организации духовной жизни славянского населения Кубани.

2. Охарактеризовать полифункциональную природу традиционной культуры и механизмы передачи культурного опыта.

3. Определить исторические границы бытования кубанского фольклора и фольклоризма, проанализировать причины трансформации региональных традиций народной культуры в связи с эволюцией общества.

4. Изучить культурные формы, социальную базу и тенденции в их сохранении и совершенствовании.

5. Осмыслить качественные изменения, произошедшие в духовной культуре славянского населения Кубани за два последних столетия.

6. Сформулировать пути сохранения культурной специфики региона в условиях интеграции и глобализации.

Источниковая база исследования. В процессе работы было обнаружено огромное количество документов, которые отбирались и классифицировались нами по степени адекватности, надежности, достоверности и точности информации. Они включали:

1. Материалы общего делопроизводства: циркулярные указы, рапорты, докладные записки, донесения, прошения, предписания, отчеты священнослужителей и местных органов власти. Нами использовались документы, извлеченные из фондов Российского государственного исторического архива (РГИА), Государственного архива Краснодарского края (ГАКК), государственного архива Ставропольского края (ГАСК)(77). К ним относятся материалы по учреждению Русской Православной церкви на Кубани: законодательные и административно-распорядительные акты Святейшего Синода и епархиальных властей об основных этапах и особенностях церковного управления в крае. Особый интерес для исследователей представляют отчеты священнослужителей о состоянии религиозно-нравственного воспитания гражданского населения и в войсках, о численности православных и раскольников среди гражданского населения, об охране памятников старины, статистические сведения по епархии. Широкий пласт истории духовной культуры представлен в актах и материалах об учреждении, строительстве и хозяйстве монастырей, участии пастырей в просвещении, миссионерской деятельности, социальном призрении и оздоровлении прихожан.

2. Документы из фондов архива Краснодарского государственного исто-рико-археологического музея-заповедника им. Е.Д. Фелицина (АКГИАМ): дневники этнографических экспедиций, описи, каталоги, отчеты по истории материальной и духовной культуры славянского населения Кубани (78).

3. Архивные документы местных органов культуры советского периода: копии циркуляров, справки о работе фольклорных коллективов, методические разработки(79).

4. Фольклорные тексты, содержащиеся в рукописных и опубликованных сборниках собирателей фольклора (80).

5. Историко-этнографические материалы, собранные в Краснодарском крае сотрудниками Института антропологии и этнографии Академии наук СССР (30-е годы), Института этнографии им. Н. Миклухо-Маклая (50-60-е годы), московскими и местными деятелями литературы и искусств(81).

6. Для получения исчерпывающего описания и воссоздания объективной картины прошлого и нынешнего состояния народной культуры, мы обращались к живым людям - носителям фольклорных традиций. Полевой материал зафиксирован диссертантом в различных территориальных зонах Краснодарского края (82).

7. Документы личного характера: дневники и мемуары, воспроизводящие события и факты истории и культуры региона (83).

8. Периодическая печать с корреспонденциями о культурном наследии Кубани. Прежде всего, следует отметить, публикации в «Кубанских областных ведомостях» и «Кубанском казачьем вестнике» за период с 1868 по 1917 годы, центральных и местных изданиях и за рубежом.

9. Фонетические источники (магнитофонные и видеозаписи), иконографические материалы (рисунки, репродукции, фотографии).

Научная новизна исследования заключаются в следующем:

1. Впервые на основе междисциплинарного комплексного подхода предпринято специальное исследование народной культуры и ее вторичных форм как части духовной жизни славян Кубани.

2. Расширены хронологические рамки исследования (конец XVIII - XX вв.), что обусловлено спецификой формирования культурного пространства на территории Кубани. Авторская концепция поэтапной трансформации народной культуры позволяет по-новому трактовать историю зарождения и развития аутентичных и вторичных форм духовного производства.

3. Установлены причины динамических сдвигов в народной культуре, типичные для отдельных периодов культурного прошлого региона. Доказано, что изменения в структуре традиционного фольклора и взаимодействие его с фольклоризмом связаны с влиянием внешней среды и процессами, происходящими внутри системы.

4. В диссертации впервые сформулировано системное представление о своеобразии славянской ветви регионального фольклора как базисного компонента духовной жизни казачества. Привлечение полученных автором научных данных позволило критически переосмыслить ряд принципиальных вопросов, касающихся мировоззренческого контекста народной культуры, классификации жанров и видов фольклора славян Кубани, не существующей в столь полном объеме.

5. Разработаны теоретические основания для квалификации традиционной культуры Кубани как субкультуры восточнославянских народов - русских, украинцев и белорусов.

6. Реконструированы основные этапы становления, формирования и развития народного творчества на протяжении двух последних столетий.

7. Показаны механизмы передачи культурного опыта, социальная база и тенденции в сохранении и совершенствовании культурных форм в отдельные исторические периоды.

8. Изучены и впервые введены в научный оборот многочисленные архивные данные, фольклорные источники и полевые материалы автора. С их помощью уточнены и интерпретированы факты культурной истории региона, особенно советского и постсоветского периодов.

Это первый обобщающий труд, не имеющий аналогов в отечественной истории.

Практическую значимость диссертации автор видит в возможности использования идей и выводов, полученных в ходе исследования, при моделировании стратегии развития культуры региона, в совершенствовании деятельности центров национальных культур, департаментов и научно-методических центров культуры и искусства.

Материалы диссертации положены в основу базового учебного курса «Народная художественная культура» и спецкурсов «Фольклор славян Кубани»,

Современная празднично-обрядовая культура региона», «Фольклорный театр». Эти предметы входят в федеральный и региональный компоненты учебных программ факультетов традиционной культуры и социально-культурной деятельности Краснодарского государственного университета культуры и искусств и используются в обучении менеджеров досуга и творческих специалистов - руководителей любительских хоров, ансамблей народных инструментов, студий народного декоративно- прикладного искусства. Новые архивные документы, впервые введенные в оборот, и полевой материал автора помогут ученым, аспирантам, студентам, краеведам, этнографам, музейным работникам глубже разобраться в специфике исторического и культурного прошлого края.

Основные положения, выносимые на защиту: 1.Духовная жизнь славян Кубани в своих истоках определялась православными верованиями и традициями народной культуры, в частности, аутентичным обрядовым и внеобрядовым фольклором.

2. Специфика кубанского славянского фольклора, основу которого составляли культурные традиции казачества, сложилась под влиянием военно-территориального устройства, сословной принадлежности, исторического опыта, географических и природных условий. Аутентичный фольклор, отражавший глубинные процессы в индивидуальном и коллективном сознании, обеспечивал интеграцию субъектов культурной жизни, создавал предпосылки для восприятия прошлого, настоящего и будущего, выступал средством универсализации идей.

3. По мере формирования и исторического существования локальных сообществ в рамках территориального, межкультурного и полиэтнического пространства в аутентичном фольклоре происходили качественные изменения. Процесс этот носил поэтапный характер.

Начало культурогенеза определялось потребностями населения в сохранении и поддержании традиций метрополий. В типе личности казака органично соединялись унаследованные религиозные и культурные формы предков-воинов и земледельцев. Энергия сохранения культурного наследия концентрировалась в традиционных верованиях, обычаях и обрядах, музыкальных, хореографических, словесных, игровых жанрах, в народном декоративно-прикладном творчестве. Завершение первой стадии совпало с окончанием боевых действий в Закубанье и означало наступление предела в качественной перестройке природы аутентичного фольклора.

4. Вторая половина XIX века стала временем активного динамического развития субкультуры, постоянно нуждающейся в инновациях. Доминирующим свойством славян-кубанцев выступала лиминальность - потребность и способность выходить за пределы культурных традиций. Сложившийся в границах казачьего сословия традиционный фольклор активно вбирал в себя духовные ценности других этнических и социальных групп. Решающую роль в этом процессе сыграли новые «контркультуры» - молодежи, женщин, казачьей старшины, интеллигенции. Этот этап ознаменовался расширением жанрово-видового состава за счет параметра «площади» и «качества». Охватывая разнообразные формы культурного творчества, фольклор представлял собой самоорганизующуюся и развивающуюся в историческом процессе систему, каждый элемент которой занимал свое определенное место и находился во взаимодействии с другими элементами. Стимулирующую роль в этом сыграли начальное образование, книжное и газетное дело, ломка сословных перегородок, внедрение новых способов хозяйствования, изменения в структуре и содержании народного досуга и быта. В недрах аутентичного фольклора сначала сформировались, а затем выделились из него сценические формы народного искусства. Базой фольклоризма стали школьные учреждения, праздничные ярмарки, общественные и офицерские собрания, клубы. В массовые формы досуга превратились народный театр, хоровое и инструментальное исполнительство. Тиражирование изделий ремесла, экспансия городской моды и культуры соседних этносов ускорили процесс трансформации народно-бытовых традиций. Появились новые жанры и формы творчества: песни литературного происхождения, бытовые пляски с элементами светских и горских танцев, театрализованные массовые представления. Одновременно стали угасать жанры исторической и хороводной песни, календарный и семейно-бытовой фольклор.

5. Третий этап в развитии регионального фольклора начался с утверждением в России власти большевиков. Уже в первые десятилетия художественному творчеству народных масс целенаправленно придавался организованный характер. Сценическое искусство рассматривалось идеологами социализма как эффективный способ управления массовым сознанием. Развитие любительства и профессиональных форм искусства, ориентированных на фольклор, тормозило вмешательство государственных структур и утверждение единых критериев оценки деятельности любителей и профессионалов.

6. На четвертом этапе (60-80-е годы) исчерпались эволюционные возможности празднично-обрядовой культуры, сократилась сфера бытования вне-обрядового фольклора. Трансформация сопровождалась дальнейшим разрушением семантического ядра, ослаблением функций рекреации, воспроизводства и трансляции аутентичного фольклора.

Вместе с тем модернизация сельской и городской социокультурной среды, смещение механизма передачи фольклорных традиций в сторону опосредованных контактов (печатная продукция, радио, телевидение) активизировали поиск и внедрение в быт утраченных форм народного творчества. Востребованными оказались оригинальные продукты ремесла, коллекционирование, сценические формы творческого воплощения, позволявшие проявлять индивидуальность.

7. Последний, пятый этап в динамике системы наступил в 90-х годах XX века. Катализаторами на границе взаимодействия традиционного фольклора и

РОССИЙСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ БИБЛИОТЕКА внешней среды послужили процессы глобализации, урбанизации, приток мигрантов и, как следствие, нарушение этнического баланса на территории края.

8. Система аутентичного фольклора стремится к максимальной устойчивости. Способность к самостоятельной перестройке возможна при условии невмешательства в механизмы ее функционирования, а также предоставления носителям фольклорных традиций полной свободы творчества.

Апробация работы. Основные положения диссертации обсуждались на региональных и вузовских конференциях, опубликованы в центральных и местных изданиях, а также за пределами России - в Украине и США. Полученные результаты исследования нашли отражение в монографиях «Фольклор славян Кубани: историко-культурологический анализ», «Народная культура славян Кубани (конец XVIII - начало XX в.), «История становления и развития духовной культуры восточнославянского населения Кубани». Научно-методические материалы изложены в книге «Сценические формы кубанского фольклора», апробированы в работе самодеятельных и профессиональных коллективов края.

Структура и объем работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, 14 параграфов и заключения, снабжена примечаниями, списком литературы и источников из 505 наименований и приложением.

Современная Россия мало чем похожа на монархическую Русь начала прошлого столетия, иные условия жизни, иная политическая система, идеология и режим. Вместе с тем проблемы, стоящие сегодня перед российским обществом, во многом созвучны тем вопросам, которые решала Россия в начале ХХ века. Сегодня, как и сто лет назад, актуально духовное возрождение нации, ее консолидация, выбор генерального курса дальнейшего развития страны. В связи с чем, вновь злободневна проблема взаимоотношения Церкви и государства, определения роли и места православия в жизни российского общества.

Общероссийские проблемы наиболее хорошо просматриваются сквозь призму регионального подхода. К началу ХХ века, православие в России имело два статуса. С одной стороны эта была самая многочисленная религиозная конфессия, с другой в результате целенаправленной многовековой политики, проводимой монархической властью православие выполняло функцию государственной идеологии. Не случайно все политические теории России носили православный акцент.

Консервативное (как правило, состояло из коренного черноморского духовенства, полковых священников, черного духовенства) выступало за сохранение верности канонам Православия и немедленного восстановления патриаршества. Негативно относилось к революционным событиям.

Радикальное, (на Кубани оно было не многочисленным, в него входили в основном высшие чины белого духовенства и некоторые представители черного), во многом соглашаясь с консерваторами, представители этого течения призывали к более решительным действиям. По их мнению, именно православное духовенство должно возглавить борьбу с революционным движением и оказать содействие восстановлению монархии. Многие из этой среды стали участниками таких организаций как Общество Архангела Михаила и Черная сотня.

Вместе с тем, несмотря на все выше сказанное, по сравнению с центральными губерниями России, позиции Православной Церкви на Кубани были по-прежнему крепки, чему во многом способствовало наличие казачьего населения, большая часть которого оставалась глубоко верующими людьми. В это время единственным разногласием среди духовенства и казачества был материальный вопрос. Казаки не очень хотели содержать свое духовенство, недовольство вызывало и наделение священнослужителей землей из станичного пая. Но конфронтаций на этой почве было не много.

Не случайно, несмотря на негативные последствия манифеста о веротерпимости, позиции православия здесь были все еще сильны, хотя и подверглись некоторым изменениям.

Подводя итог всему вышесказанному, можно сделать следующие выводы:

1. главным фактором, сыгравшим важную роль в развитии революционных событий, стало ослабление духовности в обществе.

2. нравственному кризису в немалой степени способствовали следующие моменты:

— превращение Церкви в одно из ведомств государства;

— образование двух ипостасей Православия: религиозного и идеологического. Превращение православия в государственную идеологию подрывало доверие к нему как к религии;

— увлечение политической элиты России демократическими лозунгами и ценностями западного общества и широкая их пропаганда;

— ослабление государственной системы патриотического воспитания.

Библиографический список.

1. Государственный архив Ставропольского края (далее ГАСК) – Ф.135. – Оп.56. – Д.264. – Л.18.

2. ГАСК. – Ф. 135. – Оп. 47. – Д.5. – Л. 57.

3. ГАСК. – Ф. 135. – Оп. 41. –Д.24. –Л. 7.

4. Ставропольские епархиальные ведомости 1905.

5. Ставропольские епархиальные ведомости 1906. № 34-35. Отдел неофициальный.

6. Ставропольские епархиальные ведомости 1907. № 46-47. Отдел неофициальный.

7. Ставропольские епархиальные ведомости. Ставрополь, 1917. № 13-14. Отдел неофициальный.

М.Ю. ГОРОЖАНИНА

к.и.н., доцент Кубанского государственного университета

Материал опубликован: Горожанина М.Ю. Деятельность православного духовенства Кубанского казачества в начале XX века [Электронный ресурс] // Научный журнал КубГАУ. № 111 (07). 2015. URL: http://ej.kubagro.ru/2015/07/pdf/02.pdf (Дата обращения: 18 марта 2016 г.)

Введение

ГЛАВА I. ПРАВОСЛАВИЕ И НАРОДНАЯ КУЛЬТУРА КАК БАЗОВЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ ДУХОВНОЙ ЖИЗНИ ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКОГО НАСЕЛЕНИЯ КУБАНИ. ТЕОРИЯ И ГЕНЕЗИС

1.1. Православие как первооснова духовной культуры 27-51

1.2. Генезис духовной жизни и народная культура 51-

1.3. Диалектика традиционного и современного в фольклоре 57-66

1.4.Эволюция этнокультурных традиций 66-74

1.5. Сценические формы народного искусства 74-94

ГЛАВА II. ТРАДИЦИИ И ДИНАМИКА КАЛЕНДАРНОЙ ОБРЯДНОСТИ И ЗАГОВОРНОЙ КУЛЬТУРЫ

2.1. Календарная традиция 94-116

2.2. Календарный обрядовый фольклор в эпоху социализма и постсоветской истории 116-124

2.3. Заговорно-обрядовая культура 124-142

ГЛАВА III. ЭВОЛЮЦИЯ ПОВСЕДНЕВНОСТИ (СЕМЕЙНЫЕ ОБЫЧАИ И ОБРЯДЫ ЖИТЕЛЕЙ КУБАНИ)

3.1. Система традиционного семейно-бытового фольклора... 142-162

3.2. Современные семейные обряды и праздники 162-172

3.3. Историческая и генетическая связь календарного, семейно-бытового и внеобрядового фольклора 172-182

ГЛАВА IV. ПРОЦЕССЫ ТРАНСФОРМАЦИИ ВО ВНЕОБРЯДОВЫХ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ФОРМАХ НАРОДНОЙ КУЛЬТУРЫ

4.1. Народная культура в контексте изменения исполнительских жанров 182-234

4.2.Устное народное творчество как катализатор трансформации духовной жизни 235-258

4.3.Традиции и инновации в игровой народной культуре 258-269

4.4. Культурная эволюция изобразительного и декоративно-прикладного творчества 269-287

Заключение 292-301

Примечания

Список источников и литературы 302-332

Приложение 333-344

Введение к работе

Актуальность проблемы. В эпоху глобализации культурные символы, формы поведения стремительно перемещаются от одного общества к другому. Электронификация коммуникационных средств позволяет передавать визуальную информацию на большие расстояния, способствуя формированию культурных стереотипов общемирового масштаба. Расширение сферы трансграничных взаимодействий людей, предприятий, рынков ведет к нивелированию этических культур. Ощущая угрозу своей культурной идентичности, человечество все сильнее испытывает потребность в сохранении национальной и региональной специфики. В связи с этим особенно актуализируются проблемы локальной истории культуры, ее эволюции и традиций.

В современных условиях все более заметным становится противоречие, выражающееся, с одной стороны, утверждением в общественном сознании неких общих культурных норм и ценностей, а с другой, - в осознании людьми своей этнокультурной принадлежности. Эту тенденцию выявила Всероссийская перепись населения 2002 года: идея создания единой нации «советский народ» оказалась несостоятельной. Опрос показал, что в обществе сильна тяга к национальному самосознанию и самобытности. Появились такие варианты самоопределения, как «казак», «помор», «печенег», «половец». Сплочение и духовное обогащение россиян видится в достижении культурного многообразия. В этих условиях изучение и распространение историко-культурного опыта в его духовной сфере приобретает особое звучание.

Вместе с тем следует признать, что в обществе сильны негативные настроения. Утрата социально-культурных ориентиров, несовпадение систем ценностей и уровней жизни создают ощущение катастрофичности бытия, вызывают чувство неполноценности и агрессию. Все это неизбежно

4 ведет к социальной, религиозной и этнической напряженности. Решению

проблемы мешает отсутствие научно обоснованной культурной политики.

Совершенно очевидно, что выработка такой политики должна строится с

учетом уроков прошлого.

Возможности формирования новой мировоззренческой парадигмы в российском обществе напрямую зависят от того, как сохраняются национальные корни. В этой связи, необходимо создание условий для саморазвития традиционных этнических культур, способных служить нравственным ориентиром для новых поколений. Расширение сферы культурной жизни может и должно происходить за счет включения в социокультурное творчество различных слоев населения, обогащение интересов и развитие инициатив. Именно поэтому, особую актуальность приобретают исследования исконных традиций народной культуры и ее эволюции.

Динамика этнокультурных процессов в регионах во многом зависит от того, как функционируют те или иные каналы, передающие культурную информацию. В качестве механизма трансляции социокультурного опыта выступают традиции, позволяющие сохранять духовное наследие достаточно длительное время. Большую роль в решении этой проблемы могут сыграть научные выводы и рекомендации, основанные на исследовании народной культуры, направленные на обоснование путей оптимизации этнокультурных процессов в российских регионах. Отсутствие масштабных исторических работ в этой области предопределило выбор темы - истории становления и развития духовной жизни восточнославянского населения Кубани на примере фольклора региона в единстве его содержательной и динамической сторон.

Духовная жизнь, народная культура и ее проявления изучаются разными научными дисциплинами гуманитарного профиля - исторической

5
наукой, философией, культурологией, искусствоведением,

фольклористикой, этнографией, эстетикой и др. Каждая из них стремится

сформировать свой предмет исследования. Специфической особенностью

изучения данного объекта является то, что фольклор служит основным

источником для выявления трансформации духовной жизни в его базовой

составляющей. Именно поэтому, в качестве объекта исследования мы

избрали духовную жизнь восточнославянского населения Кубани в

процессе ее исторического развития, начиная с конца XVIII до начала XXI

века в ее основании - народной культуре.

Предмет исследования: взаимосвязь традиций и динамики народной

культуры как составной части духовной жизни и эволюции

восточнославянского фольклора Кубани.

Хронологические рамки диссертации охватывают более чем

двухсотлетний период: с конца XVIII века до начала III тысячелетия. Выбор

данных временных параметров обусловлен тем, что с начала колонизации

края, в духовной жизни славян Кубани, как и в целом в России, произошли

качественные изменения. Некогда самобытная национальная культура,

основанная на Православной вере, составляла фундамент российского

государства. Идеалами русского народа были церковь, семья, традиционные

ценности. Отказ от исконных духовных традиций в пользу

наднациональных, универсальных, насильственная атеизация образования и

воспитания в XX веке привели общество к опустошению и упадку.

Отрицание религиозных основ культуры и фольклорных традиций

прошлого в годы советской власти, навязывание народу либеральных идей

запада в постсоветский период - пример того, как обезличивается и

искусственно уничтожается духовный базис общества. Будущее страны,

ее безопасность, социально-экономическое развитие и положение в мире

следует рассматривать в неразрывной связи с восстановлением

6 исторической памяти русской цивилизации, возрождением и укреплением

национально-консервативного мировоззрения.

В исследовании дореволюционного состояния проблемы мы ограничивались географическими границами Кубанской области, включавшей Черноморскую губернию (Черноморию) в период с конца XVIII - до 1917 года. В советское время административно-территориальное деление характеризовалось чрезвычайной неустойчивостью. В первые послереволюционные годы область носила название Кубано-Черноморской. По решению Президума ВЦИК РСФСР в 1922 году за счет части Краснодарского края и Майкопского отдела была создана Черкесская (Адыгейская) автономная область, вошедшая в состав Кубано-Черноморской области. Большая часть Баталпашинского отдела была передана Терской области и Карачаево-Черкесской автономной области.

В 1924 году Дон, Кубань, Терская и Ставропольская губернии, город Грозный, входивший на правах округа, Кабардино-Балкарская, Карачаево-Черкесская, Адыгейская и Чеченская автономные области объединились в Юго-Восточный край с центром в Ростове-на-Дону. В том же году край переименовали в Северо-Кавказский. В 1934 году край разукрупнили. В состав Азово-Черноморского с центром в Ростове-на-Дону вошли некоторые районы Кубани и Адыгейской автономной области. Центром Северо-Кавказского края стал город Пятигорск. В сентябре 1937 года Азово-Черноморский край был разделен на Краснодарский край и Ростовскую область.(І) В 1991 году Адыгейская автономная республика стала самостоятельным субъектом Российской Федерации. Кубанью принято называть территорию бывшей Кубанской области и нынешний Краснодарский край за исключением части восточных районов, отошедших в советское время Ставропольскому краю и части южных районов, находящихся в составе Карачаево-Черкессии.

7 Историография проблемы. Проблемы становления и развития

духовной культуры русского народа нашли отражение в

культурологических концепциях славянофилов К.С. Аксакова,(2) А.С.

Хомякова,(3) Н.Я. Данилевского, (4) ориентированных на учение

Православной церкви о взаимодействии божественного и человеческого в

личности. Фундаментальное значение имели для нас идеи о слиянии

общинности и соборности как важнейших предпосылок формирования

национального самосознания русского народа.

Теоретические подходы к пониманию культуры как специфического и целостного организма активно исследовались представителями религиозной метафизики, в частности, П.А.Флоренским,(5) П.Б.Струве,(6) B.C. Соловьевым. (7) Выработанные ими идеи надисторичности и надсоциальности духовных начал позволили нам глубже проникнуть в суть произведений народной прозы и песенного фольклора христианского содержания.

В изучении и описании символов, культов, универсальной категории творчества большую роль сыграл опыт феноменологического анализа А.Ф. Лосева, (8) М.М. Бахтина, (9) и П.А. Флоренского.(5) Философия культуры представлялась ими как основа, на которой гуманистические ценности и принципы историзма способны органично вписываться в новую мировоззренческую парадигму.

Большой вклад в изучение истории религии методами герменевтики внес французский культуролог М. Элиаде. (10) Разработкой теории культурогенеза этносов и субэтносов занимались и другие западные ученые. Опыт К. Леви-Строса в изучении культурных структур позволил представить ритуалы, тотемы, мифы, как особого рода знаковые системы и выявить множественность культурных форм.(П) К. Малиновский считал, что различия между культурами проявляются в закрепляемых способах

8 удовлетворения и характере передаваемых потребностей. Культура в таком

виде выступает как совокупность артефактов. В диссертации

использовались разработанные им теоретические подходы к

функциональному анализу культуры.(12) В изучении этапов в развитии

культуры мы опирались на философские труды Г. Спенсера, (13) О.

Шпенглера, (14) Э. Тайлора, (15) П.Сорокина.(16)

Неоспорима ценность взглядов на жанровую природу произведений устного народного творчества В.Г. Белинского (17) и его единомышленников Чернышевского (18) и Н.А. Добролюбова. (19) Разработанные ими принципы научного сбора фольклора стали основополагающими в дореволюционной отечественной фольклористике и не потеряли своего значения до сих пор.

Осмысливая материал по истории русского фольклора, нельзя пройти мимо трудов родоначальника мифологической школы в России Ф.И. Буслаева, создавшего собственную концепцию мифа. (20) Одним из первых в отечественной науке ученый убедительно доказал, что прошлое для традиционного сознания является областью универсальных идей и нравственных ценностей. Мифология рассматривалась им как часть исторической памяти народа.

Обширному исследованию мифотворчества посвящен

фундаментальный труд А.Н. Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу». (21) Ученый первым поставил вопрос о происхождении мифа в тесной связи с мышлением. Безусловно, ценным следует признать вклад исследователя в систематизацию и издание русских народных сказок. Его современник филолог-славист А.А. Потебня по-своему сформулировал и выдвинул ряд убедительных аргументов в пользу мифа, как способа мыслительной деятельности человека. (22) В диссертации использовались и труды главы сравнительной школы, литературоведа А.Н. Веселовского, (23)

9 обнаружившего внутренние эволюционные закономерности в отдельных

жанрах и областях фольклора. Не утратили научного значения выводы,

сделанные им при сопоставлении духовных стихов с календарными

обычаями и обрядовым фольклором. Большое значение для нас имели

труды Д.К. Зеленина, иссследовавшего цикл календарных троицких обрядов

с помощью ретроспективного анализа. (24)

Философские аспекты теории и истории культуры изучались во второй
половине XX в. и особенно активно в 70-е и последующие годы
советскими учеными Ю.М. Лотманом,(25) С.Н. Артановским, (26) С.Н.
Иконниковой,(27) М.С. Каганом,(28) Л.Н. Коганом,(29) Э.В.

Соколовым. (30)

При всем многообразии концепций ученые едины в том, что культура есть сложная система, являющаяся подсистемой бытия. Сформулированные приоритетные направления в исследовании проблем исторической культурологии служат ориентиром в современных научных поисках.(31)

Общетеоретические проблемы фольклора исследовались Ю.М. Соколовым, (32) В.Я. Проппом,(33) Д.С.Лихачевым,(34) К.С. Давлетовым,(35) В.Е. Гусевым. (36) Особую значимость для нас имели труды, посвященные вопросам частного характера. К числу наиболее авторитетных музыковедов, литературоведов, искусствоведов следует отнести П.Г. Богатырева,(37) И.И. Земцовского,(38) Ю.Г. Круглова,(39) И.А. Морозова,(40) А. Ф. Некрылову, Н. И. Савушкину,(41) К.В. Чистова. (42) Их опыт позволил понять логику исторической и структурной трансформации фольклора.

Важную роль в исследовании народной культуры казачества сыграло созданное в 1896 году общество любителей изучения Кубанской области (ОЛИКО), объединившее историков, писателей, деятелей искусства. Активное участие в его деятельности принимали архивариус

10 Кубанского областного правления М.А. Дикарев, регент Войскового

казачьего войска» Ф.А. Щербина. Вышедший в Екатеринодаре в 1910 г.,

1913 г. труд историка, содержит обширные сведения о нравах и

межэтническом взаимодействии кубанцев. (43) Работа оказалась

незавершенной, ученый вынужден был покинуть родину и жить в

эмиграции. Главным наследием общества, просуществовавшего до 1932

Многочисленную группу среди опубликованных работ по исследуемой
проблеме составляют историко-этнографические материалы, относящиеся
ко второй половины XIX - началу XX веков, в которых представлены едва
ли не все жанры и виды народного творчества Кубани. Многообразие тем,
художественных образов, поэтических приемов, яркий колоритный язык
характеризуют этот пласт народной художественной культуры. Благодаря
усилиям собирателей и исследователей спасены от забвения тысячи
памятников - подлинных шедевров народного искусства. Работой по
фиксации и изучению фольклора руководил Кавказский отдел
Императорского Русского географического общества. К ней привлекались
администрация Кубанского казачьего войска, местная интеллигенция и
духовенство.(44) Первое историко-этнографическое описание

общественных и семейных отношений, промыслов, предметов материальной культуры было сделано И.Д. Попкой в книге «Черноморские казаки в гражданском и военном быту». (45)

В 1879 году Е.Д. Фелицын издал авторский вариант комплексной программы статистико-этнографического описания населенных мест Кубанской области. На ее основе П. Кирилловым, К. Живило, Д. Шаховым, В.В. Васильковым, Т.Стефановым и др. был собран богатейший фактологический материал по культурной истории Кубани. (46) Он

11 сосредоточен, преимущественно, в серии выпусков под названиями

«Сборник для описания местностей и племен Кавказа» и в «Кубанском

сборнике», выходивших в Тифлисе и Екатеринодаре, начиная в 80-х годов

Первые попытки аналитического подхода к песенному фольклору обнаруживаются в публикации Е. Передельского «Станица Темижбекская и песни, поющиеся в ней», вышедшей в 1883 году.(47) Стремясь к возможно более точной характеристике песенного творчества, автор описал местную манеру исполнения и народный инструментарий, разработал классификацию бытовых и обрядовых песен. Уникальная информация о бытовании на Кубани фольклорного театра содержится в дневнике В.Ф. Золотаренко, смотрителя Екатеринодарского духовного приходского училища и записях учителя Родниковской станичной школы Л. К. Розенберга. (48)

Всю первую половину XX века сбором и систематизацией произведений народного творчества занимались отдельные энтузиасты из числа любителей, ученых и представителей творческих профессий. Целенаправленный комплексный анализ традиционной культуры Кубани начался лишь в 30-50 годах. Итогом этнографической экспедиции, предпринятой сотрудниками Института этнографии Академии наук СССР и Московского государственного университета в 1952-1954 г.г., стала коллективная монография «Кубанские станицы. Этнические и культурно-бытовые процессы на Кубани». Книга вышла в 1967 году в Москве. (49) В ходе экспедиции достаточно глубоко изучались кубанские говоры, этнический состав населения, предметы материальной культуры, а вот обрядовый и внеобрядовый фольклор представлены весьма схематично и фрагментарно. Очевидно, что на результатах работы в этой части сказались идеологические факторы. И все же исследование выявило ярко выраженную

12 динамику в традиционной культуре восточнославянского населения

Кубани: доля традиционных культурных форм за советский период

сократилась, им на смену пришел организованный досуг в виде

художественной самодеятельности и гастролей профессиональных

коллективов.

Богатейшим традициям хорового исполнительства посвящена монография СИ. Еременко »Хоровое искусство Кубани».(50) Хронологический диапазон исследования охватывает без малого два столетия и содержит ценные сведения об особенностях домашнего ансамблевого пения, о полковых песенных традициях, о концертной и исполнительской деятельности Войскового певчего хора (1811 - 1917 гг.), Кубано - Черноморского хора (1918 - 1921 гг.), Кубанского вокального квартета (1926 - 1932 гг.), государственного Кубанского казачьего хора за период с 1969 по 1977 годы. Значительная часть материалов отведена любительскому хоровому движению, работе краевого Дома народного творчества и отделения Всероссийского хорового общества.

Среди наиболее известных имен трех последних десятилетий XX века следует отметить В.Г. Комиссинского и (51) И.А. Петрусенко, (52) внесших весомый вклад в разработку исторических и теоретических проблем народно-песенного искусства Кубани. Широкую панораму произведений фольклора представили в своих изданиях музыковед А.А. Слепов, (53) и собиратель кубанских частушек, плясовых песен и наигрышей И.Н. Бойко (54), известный кубанцам своими многочисленными рассказами и повестями о земляках.

Исследованию народной и сценической хореографии посвящены труды балетмейстера и фольклориста Л.Г. Нагайцевой. (55) Наиболее значимымы для нас подходы ученого к соединению народного кубанского танца и вторичных форм хореографии.

13 Изучением тенденций в развитии и обновлении фольклора

занимаются, начиная в 1987 года, сотрудники Центра народной культуры

при Кубанском казачьем хоре под руководством Н.И. Бондаря, ежегодно

предпринимающие научные экспедиции в различные районы края.

Стратегия исследований базируется на методологическом принципе

единства всех этапов исследовательского процесса (собирание - архивная

обработка - изучение - издание). Экспедициям придается комплексный

характер. Значительно расширился круг фиксируемых видов и жанров

фольклора. Собранные материалы активно вводятся в научный оборот.(56)

Учитывая «мозаичность» традиционной культуры Кубани, что обусловлено

сложностью заселения края, полиэтничностью и поликонфессиальностью

населения, этнографы стремятся к сплошному обследованию культурных

зон. Наряду с кубанской тематикой активно изучаются проблемы

этнической и культурной истории донских, терских, уральских, сибирских,

дальневосточных казачеств. Изданный в 2002 году фундаментальный труд

«Очерки традиционной культуры казачеств России», посвящен решению

как общих, так и частных вопросов, относящихся к к отдельным явлениям

культурного прошлого регионов. (57)

Начиная с конца 1980-х годов и, особенно, с момента официальной

реабилитации казачества, внимание историков, этнографов, филологов,

фольклористов к истории и современному состоянию традиционной

культуры Кубани усилилось. Разностороннее и объективное освещение

проблем представлено на конференциях регионального и международного

уровня. Вошло в традицию регулярно проводить Дикаревские чтения,(58)

кубанские литературно-исторические чтения, (59) конференции по

проблемам культуры и информатизации на базе научно-исследовательского

центра при Кубанском казачьем хоре, в Кубанском государственном

университете, в Краснодарском государственном университете культуры и

14 искусств,(60) в Армавирском и Майкопском государственных

педагогических институтах.(61)

В последние годы защищен ряд кандидатских и докторских диссертаций общетеоретического и прикладного характера (62), выпущены монографии по проблемам традиционной культуры Кубани и этнической истории казачества (63) Научное отражение региональной истории культуры нашло отражение в исследованиях И. И. Горловой, В.И. Лях и Н.Г. Денисова, Н.Г. Недвиги. (64).

Вместе с тем, пока еще слабо изучены вопросы взаимодействия традиционного кубанского фольклора со сценическими формами. Как правило, ученые ограничиваются стандартными временными рамками: конец XVIII - начало XX веков. Вместе с тем, история народной культуры казачества не закончилась революцией и гражданской войной. В XX веке историко-культурный процесс испытал на себе мощное влияние идеологических, экономических, интеграционных факторов. Быстрыми темпами развивался фольклоризм, трансформировались многие жанры аутентичного фольклора. Осмысление динамики и взаимодействия этих двух пластов культуры дает возможность выявить их содержательные аспекты и ход культурной эволюции, а также устойчивость и приспособляемость культурных форм к новым реалиям.

В отличие от многих работ по культурной истории Кубани мы сделали акцент на изучении становления и развития восточнославянского фольклора, его структуры и функций, процессах взаимодействия с вторичными формами духовной культуры. Специфика представленной работы заключается в том, что два спектра анализа - аутентичный фольклор как первооснова народной культуры и фольклоризм - не разведены, а рассматриваются в совокупности и взаимовлиянии друг на друга.

15 Обращение к традиционному фольклору восточнославянского

населения Кубани и вторичным формам его существования с позиций

истории есть объективная социальная потребность. Она обусловлена

необходимостью совершенствования культурной политики, эффективность

которой напрямую зависит от использования научных идей. Чтобы

восполнить этот пробел, мы предприняли собственные изыскания.

Цель исследования - анализ содержания и динамики фольклора

восточнославянского населения Кубани как базисного элемента духовной

культуры и вторичных форм культурной практики, находящихся во

взаимодействии и взаимовлиянии в ходе исторического развития.

Исторический подход предполагает изучение ценностно-нормативных

идей, представлений, способов символического и предметно-материального

воплощения, имевших место в разные периоды культурной истории

региона. Эти важнейшие компоненты духовной культуры позволяли

этнокультурному сообществу осознавать себя целостным организмом и

поддерживать свою самобытность в течение длительного времени. Для

науки важны и технологии практического оперирования ценностями,

символами, смыслами, формами их поддержания, обновления и передачи от

поколения к поколению. При таком подходе обретают свой

методологический статус носители духовных традиций.

Органическая связь между ценностно-нормативной системой,

формами функционирования и социальной трансмиссии в рамках

конкретной этнокультурной организации, дает возможность видеть

трансформацию духовной культуры как постоянно протекающий и

незавершенный процесс, сопровождающийся сменой культурных парадигм

и технологией их реализации.

Задачи исследования:

1. Выявить роль Русской Православной Церкви в организации

духовной жизни восточнославянского населения Кубани.

2. Охарактеризовать полифункциональную природу традиционного
фольклора и механизмы передачи культурного опыта.

    Определить исторические границы бытования кубанского фольклора и фольклоризма, проанализировать причины трансформации региональных традиций народной культуры.

    Изучить культурные формы, социальную базу и тенденции в их сохранении и совершенствовании.

    Осмыслить качественные изменения, произошедшие в духовной культуре восточнославянского населения Кубани за два последних столетия.

    Сформулировать способы сохранения культурной специфики региона в условиях интеграции и глобализации.

Источниковедческая база исследования включает письменные документы, хранящиеся в государственнвых архивах Краснодарского (ГАКК) и Ставропольского краев (ГАСК), Российском государственном историческом архиве (РГИА), Краснодарском историко-археологическом музее-заповеднике имени Е.Д. Фелицына. К ним относятся материалы по учреждению Русской Православной Церкви на Кубани: законодательные и административно-распорядительные акты Святейшего Синода и епархиальных властей об основных этапах и особенностях церковного управления в крае. Среди документов особый интерес представляют отчеты священнослужителей о состоянии религиозно-нравственного воспитания гражданского населения и в войсках, о численности православных и раскольников, об охране памятников старины, статистические сведения по епархии. (65)

Важнейшая знаковая часть национальной культуры - православные храмы и хранящиеся в них святыни, церковные обряды и народные

17 православные традиции. Архивные документы запечатлели события,

связанные с историей храмового строительства на Кубани. В их числе -

описания церковных реликвий Запорожской Сечи. Широкий спектр

деятельности церкви представляют документы о религиозных чувствах и

мировоззрении православных верующих, сведения о пожертвованиях

простых прихожан и войсковой элиты, материальное обеспечение и

общение священно- и церковнослужителей с паствой. (66)

Широкий пласт истории духовной культуры православного населения Кубани представлен в актах и делопроизводственных материалах об учреждении, строительстве и хозяйстве монастырей, об участии монахов в просвещении, миссионерской деятельности, социальном призрении и оздоровлении прихожан. (67)

Исследуя документальные источники, мы обращали внимание на их научное значение, объективность и полноту отражения проблемы. Предпочтение отдавалось, в первую очередь, подлинникам.

Вторая группа источников включает опубликованные сборники
фольклорных произведений (песен, народной прозы, малых фольклорных
жанров, игр и забав). Часть из них содержит комментарии собирателей.
Анализ музыкального, текстологического, жанрового и видового материала
производился нами с помощью различных способов познания:
индуктивного и дедуктивного методов, аналогии, описания,

классификации, типологизации и др.

Особо ценными для нас стали записи, сделанные в начале 80-х г. г. XIX века Е. Передельским. Собирателю удалось зафиксировать более ста словесных и музыкальных текстов бытовых и обрядовых песен, известных в станице Темижбекской, многие из которых уникальны.(68)

В последние годы XIX века вышли в свет 14 выпусков песен черноморских, линейных и терских казаков под редакцией А. Д. Бигдая, в

18 которых сосредоточено более пятисот произведений для голоса и хора.

Большую ценность для нас представляли также сборники народных

кубанских песен в обработке регента Войскового певческого хора Г.М.

большой редкостью. И тем отраднее тот факт, что благодаря усилиям

художественного руководителя Государственного академического

Кубанского казачьего хора В.Г. Захарченко они вновь увидели свет в новой

музыкальной и текстологической редакции, давая яркое представление о

самобытном песенном творчестве кубанцев. (69)

В начале XX века по рекомендации украинского композитора Н.В. Лысенко на Кубань прибыл выпускник Киевской духовной академии А. А. Кошиц.(70) Собранные им народные песни издать не удалось, началась революция, затем гражданская война, а за ними годы скитаний в эмиграции. Рукописный сборник кубанского песенного фольклора находится в частной коллекции и ждет своего исследования. Часть материалов опубликована в монографии И. А. Петрусенко. (71)

Начиная с 60-х годов XIX и в начале XX веков, газета Кубанские областные ведомости регулярно публиковала корреспонденции с мест, в которых рассказывалось о нравах, обычаях и обрядах кубанцев. Из них более трех десятков публикаций принадлежат учителю из станицы Родниковской Л.К. Розенбергу. Изданная им в Екатеринодаре в 1905 году книга «Среди кубанцев», содержит редкие сведения о казачьей культуре: приемы народной медицины, обычаи и верования, тексты заговоров, легенд и многое другое. (72)

Собиранием казачьих «побрехенек» занимался известный до революции не только на Кубани, но и далеко за ее пределами поэт и фольклорист А.Е. Пивень. Вместе с Добровольческой армией он покинул Родину и большую часть жизни провел в эмиграции. До недавнего времени его сборники не

19 были известны широкой читательской аудитории. Лишь в последние

годы появилась возможность познакомиться с редкими по стилистике и

жанру фольклорными произведениями в записи собирателя. (73)

Локальные экспедиционные работы по сбору фольклора проводились в казачьих станицах в первые десятилетия после революции, но сведения о них весьма скупы. (74) Масштабная кампания по поиску и фиксации произведений советского фольклора, развернувшаяся по инициативе партийных органов, не минула и Кубани. В начале 30-х годов в край прибыли сотрудники Института антропологии и этнографии Академии наук СССР. Итогом их работы стал сборник песен о гражданской войне.(75) С той же целью в разное время приезжали из Москвы композиторы А. Мосолов и А. Новиков (76) Собирательством занимались и местные деятели искусств. (77) Большую коллекцию редких произведений фольклора казаков-некрасовцев, проживавших в Приморско-Ахтарском районе края, собрал фольклорист из Ростова-на-Дону Ф.В. Тумилевич. .(78) Вскоре после войны научную командировку к некрасовцам совершили сотрудники краевого историко-археологического музея. (79) В 60-х годах записями песенного фольклора занимался поэт И.Ф. Варавва.(80) Однако следует заметить, что многие собрания и издания довоенного и послевоенного периода страдают общим недостатком - отсутствием музыкальных напевов. Сомнительна и аутентичность значительной части фольклорных текстов по причине допустимости в то время редактирования записей и сочинительства «под фольклор».

Возможности в изучении песенных традиций расширились после выхода в свет книги В.Г.Захарченко «Песни станицы Кавказской, записанные от Анастасии Ивановны Сидоровой».(81) Сравнение этих записей с теми, что сделал Е. Передельский, убеждает в том, насколько существенно меняется аутентичная культура в процессе коллективного

20 творчества. (82) Итогом многолетней собирательской работы стало

двухтомное издание В.Г. Захарченко, содержащее самые разные по жанру и

художественному стилю народные песни Кубани. (83)

Народная проза и малые фольклорные жанры представлены отдельными изданиями и единичными текстами. К наиболее разнообразным по содержанию и структуре изданиям следует отнести «Легенды и были Черноморья» и составленный Л.В. Мартыненко сборник пословиц, поговорок и загадок Кубани. (84)

Регулярный характер поисково-экспедиционная практика приобрела в 70-80-х годах. В ней участвовали сотрудники Краснодарского историко-археологического музея-заповедника и студенты Краснодарского государственного института культуры.(85) Собранные материалы пока хранятся в архиве музея и изучены слабо. Поиск и фиксацию кубанского фольклора в последующие годы вел центр народной культуры, действующий на базе Государственного академического Кубанского казачьего хора. Ценными источниками служат издания последних лет. (56,58)

Большая часть полевого материала, представленного в диссертации, собиралась автором в различных территориальных зонах Краснодарского края. (86) Для получения исчерпывающего описания и воссоздания объективной картины нынешнего состояния восточнославянского фольклора Кубани мы обращались к живым людям - носителям фольклорных традиций. На подготовительном этапе проводилась паспортизация текстов и оценка их состояния: анализировался количественный и качественный состав жанровых разновидностей, репертуар, манера исполнения. В качестве метода сбора культурной информации использовалось визуальное наблюдение: обращалось внимание на жестикуляцию, мимику, интонации исполнителей. Записи

21 снабжались подробными комментариями. В ходе предварительного

исследования, мы стремились проследить процесс переориентации жанров и

влияние вторичных форм на аутентичный фольклор. В процессе

непосредственного восприятия и прямой регистрации всех факторов,

касающихся изучаемого объекта, мы стремились исключить личностное

отношение к ним. Наблюдение проводилось в естественной обстановке при

непосредственном контакте с информаторами. На этапе сбора конкретного

эмпирического материала фиксация производилась в специальных

карточках наблюдения, обеспеченных цифровыми индексами. Это

облегчало запись, а впоследствии упростило обработку данных и их анализ.

При изучении, например, календарной и семейно-бытовой обрядности

выяснялись время, место и последовательность исполнения ритуалов, пол и

возраст участников, специфика атрибутов, костюмов, обрядовой пищи,

сценарии и программы выступлений сценических коллективов.

Упорядочение данных по признакам подобия позволило группировать

информацию и приводить отдельные факты в систему. Помимо

фонетических источников (магнитофонных и видеозаписей),

использовались иконографические материалы (рисунки, репродукции,

фотографии, картины).

Методологическая основа диссертации. Сложность объекта и характер поставленных задач обусловили необходимость использования в исследовании комплекса методов. Одним из них стал системный метод, позволивший рассматривать кубанский фольклор как открытую динамическую систему с множеством подсистем, тесно связанных между собой, взаимно влияющих и дополняющих друг на друга.

Генетический метод создал условия для понимания этимологии содержания и смысла народных воззрений, поэтических образов, жанров, эволюции культурных явлений во времени и в пространстве.

22 Функциональный метод позволил выявить изменения,

произошедшие в тех или иных культурных объектах, а также осмыслить их

как специфически значимые единицы. Тот факт, что в процессе истории

культуры эти объекты выполняли множество функций, потребовало крайне

осторожного анализа их природы и значения. Восточнославянский

фольклор Кубани мыслился как уникальная, интегрированная система, все

части которой выполняют взаимосогласованные функции. Для выявления

динамики духовной культуры потребовалось аналитически разделить ее на

ряд аспектов - систему знаний, верований, морали, различные способы

творческого самовыражения и др.

Результатом сравнительно- исторического метода

явилась история духовной жизни в определенном временном интервале.

Метод основан на сопоставлении сходных данных с целью изучения

исторических связей и среды, сформировавшей и видоизменившей

народную культуру. Исследование, проведенное в таком ракурсе, позволило

полнее раскрыть истинное значение и ценность фольклора, его отношения с

исторической действительностью, место и роль в народной жизни.

Исторический способ интерпретации культуры предполагает описание

хронологического ряда отдельных явлений, показ того, каким образом

элементы культуры стали такими в процессе своего развития и их связь с

определенными условиями и событиями прошлого. (87)

С помощью лингвистического метода изучался «язык» фольклорных текстов и их роль в функционировании механизма обмена культурной информацией. Текстологический анализ помог установить ряд факторов, оказавших влияние на ход культурной истории Кубани.

Семиотический метод требует рассмотрения произведений народного творчества как результат знаковой деятельности: кодирование культурно значимой информации, хранение, распространение,

23 воспроизводство знаний и культурного опыта, воздействие на сознание

знаковыми средствами. Соединение вербальных, музыкальных и

изобразительных знаковых систем создало предпосылки для более полного

Гибкая комбинированная методика позволила выяснить особенности культурных объектов, их внутренние и внешние связи, специфику функционирования. Осмысление логики произошедших динамических изменений в духовной культуре восточнославянского населения Кубани помогло сформулировать общие закономерности трансформации старых и возникновения новых культурных образований в ходе исторического процесса.

Научная новизна исследования заключаются в объяснении причин динамических сдвигов в народной культуре, типичных для того или иного периода культурного прошлого региона. Доказано, что изменения в структуре традиционного фольклора и взаимодействие его с вторичными формами (фольклоризмом) связаны с влиянием внешней среды и процессами, происходящими внутри системы. Авторская концепция трансформации народной культуры позволяет по-новому трактовать историю зарождения и развития культурного пространства на территории Кубани.

В диссертации впервые сформулировано системное представление о своеобразии восточнославянской ветви регионального фольклора как базисного компонента духовной жизни казачества. Привлечение полученных автором научных данных позволило критически переосмыслить ряд принципиальных вопросов, касающихся мировоззренческого контекста народной культуры, классификации жанров и видов фольклора восточных славян Кубани, не существующей в столь полном объеме. Научную новизну определяет и то обстоятельство, что

24 впервые введены в научный оборот многочисленные архивные данные и

фольклорные источники. С их помощью уточнены и интерпретированы

отдельные факты культурной истории региона, особенно советского и

постсоветского периодов. Это первый обобщающий труд, не имеющий

аналогов в отечественной истории.

Практическая значимость диссертации обусловлена возможностью использования идей и выводов автора в деятельности центров национальных культур, департаментов и научно-методических центров культуры и искусства, в учебно-воспитательной работе самодеятельных и профессиональных коллективов.

Материалы исследования положены в основу базовых курсов «Народная художественная культура» и «Народные праздники», спецкурсов «Фольклор славян Кубани» и «Современная празднично-обрядовая культура региона» на факультетах традиционной культуры и искусств, социально-культурной деятельности в обучении преподавателей мировой художественной культуры, менеджеров социокультурной деятельности и творческих специалистов.

Основные положения, выносимые на защиту.

1. Духовная жизнь славян Кубани в своих истоках определялась
православными верованиями и традициями народной культуры, в
частности, аутентичным обрядовым и внеобрядовым фольклором.

2. Специфика кубанского восточнославянского фольклора, основу
которого составляли культурные традиции казачества, сложилась под
влиянием военно-территориального устройства, сословной принадлежности,
исторического опыта, географических и природных условий. Аутентичный
фольклор, отражавший глубинные процессы в индивидуальном и
коллективном сознании, обеспечивал интеграцию субъектов культурной

25 жизни, создавал предпосылки для восприятия прошлого, настоящего и

будущего, выступал средством универсализации идей.

3. По мере формирования и исторического существования локальных

сообществ в рамках территориального, межкультурного и полиэтнического

пространства в аутентичном фольклоре происходили качественные

изменения. Процесс этот носил поэтапный характер.

4. Начало культурогенеза определялось потребностями населения в
сохранении и поддержании традиций метрополий. В типе личности казака
органично соединялись унаследованные религиозные и культурные формы
предков - воинов и земледельцев. Энергия сохранения культурного
наследия концентрировалась в традиционных верованиях, обычаях и
обрядах, музыкальных, хореографических, словесных, игровых жанрах, в
народном декоративно-прикладном творчестве. Завершение первой стадии
совпало с окончанием боевых действий в Закубанье и означало наступление
предела в качественной перестройке природы аутентичного фольклора.

5. Вторая половина XIX века стала временем активного динамического
развития субкультуры, постоянно нуждающейся в инновациях.
Доминирующим свойством славян-кубанцев выступала лиминальность -
потребность и способность выходить за пределы культурных традиций.
Сложившийся в границах казачьего сословия традиционный фольклор,
активно вбирал в себя духовные ценности других этнических и социальных
групп. Решающую роль в этом процессе сыграли новые «контркультуры» -
молодежи, женщин, казачьей старшины, интеллигенции. Этот этап
ознаменовался расширением жанрово-видового состава за счет параметра
«площади» и «качества». Охватывая разнообразные формы культурного
творчества, фольклор представлял собой самоорганизующуюся и
развивающуюся в историческом процессе систему, каждый элемент которой
занимал свое определенное место и находился во взаимодействии с другими

26 элементами. Стимулирующую роль в этом сыграли начальное

образование, книжное и газетное дело, ломка сословных перегородок,

внедрение новых способов хозяйствования, изменения в структуре и

сначала сформировались, а затем выделились из него сценические формы

народного искусства. Базой фольклоризма стали школьные учреждения,

праздничные ярмарки, общественные и офицерские собрания, клубы. В

массовые формы досуга превратились народный театр, хоровое и

инструментальное исполнительство. Тиражирование изделий ремесла,

экспансия городской моды и культуры соседних этносов ускорили процесс

трансформации народно-бытовых традиций. Появились новые жанры и

формы творчества: песни литературного происхождения, бытовые пляски с

элементами светских и горских танцев, театрализованные массовые

представления. Одновременно стали угасать жанры исторической и

хороводной песни, календарный и семейно-бытовой фольклор.

    Третий этап в развитии регионального фольклора начался с утверждением в России власти большевиков. Уже в первые десятилетия художественному творчеству народных масс целенаправленно придавался организованный характер. Сценическое искусство рассматривалось идеологами социализма как эффективный способ управления массовым сознанием. Развитие любительства и профессиональных форм искусства, ориентированных на фольклор, тормозило вмешательство государственных структур в созидательный процесс масс и утверждение единых критериев оценки деятельности любителей и профессионалов.

    На четвертом этапе (60-80-е годы) исчерпались эволюционные возможности празднично-обрядовой культуры, сократилась сфера бытования внеобрядового фольклора. Трансформация сопровождалась

27 дальнейшим разрушением семантического ядра, ослаблением функций

рекреации, воспроизводства и трансляции аутентичного фольклора.

Вместе с тем, модернизация сельской и городской социокультурной

среды, смещение механизма передачи фольклорных традиций в сторону

опосредованных контактов (печатная продукция, радио, телевидение)

активизировали поиск и внедрение в быт утраченных форм народного

творчества. Востребованными оказались оригинальные продукты ремесла,

коллекционирование, сценические формы творческого воплощения,

позволявшие проявлять индивидуальность.

8. Последний пятый этап в динамике системы наступил в 90-х годы
XX века. Катализаторами на границе взаимодействия традиционного
фольклора и внешней среды послужили процессы глобализации,
урбанизации, приток мигрантов и как следствие нарушение этнического
баланса на территории края.

9. Система аутентичного фольклора стремится к максимальной
устойчивости. Способность к самостоятельной перестройке возможна при
условии невмешательства в механизмы ее функционирования,
предоставления носителям фольклорных традиций полной свободы
творчества.

Апробация работы. Основные положения диссертации обсуждались на региональных и вузовских конференциях, опубликованы в вузовских, центральных российских и зарубежных изданиях. Полученные результаты исследования нашли отражение в монографии «Фольклор восточнославянского населения Кубани: историко-культурологический анализ». Научно-методические материалы изложены в книге «Сценические формы кубанского фольклора», апробированы в работе самодеятельных и профессиональных коллективов, работающих в Южном федеральном округе.

28 Структура и объем работы. Диссертация состоит из введения,

четырех глав, 15 параграфов и заключения, снабжена примечаниями,

списком литературы и источников из 505 наименований и приложением.

Православие как первооснова духовной культуры

Казачество, как специфическая социальная группа дореволюционной России, отличалось особой религиозностью и приверженностью Православной вере. При записи в войско обязательным условием для иноверцев было принятие таинства Крещения. Именно в казачестве преемственно сохранялись патриотические идеи, воцерковленность, жертвенная готовность защищать исконные духовные традиции.

История отвела казакам главенствующую роль в обустройстве и охране окраинных рубежей России. Так было и на Кубани, куда в сентябре 1792 года прибыли первые переселенцы в составе Черноморской гребной флотилии под командованием Саввы Белого. По случаю благополучной высадки на Тамани отслужили благодарственный молебен, в котором принимало участие все войско. Собравшимся казакам зачитали текст жалованной грамоты Ее Императорского Величества Екатерины П. Церемония сопровождалась пушечной и ружейной пальбой. Хлеб-соль распределили по всем казачьим куреням. (1)

Там же на Тамани в 1794 году началось строительство первой приходской Свято-Покровской церкви. Исследователи полагают, что поднялась она на фундаменте древнего храма, построенного тмутараканским князем Мстиславом Удалым в 1022 году.(2) В церкви хранились памятники древности, найденные на Таманском полуострове, старинные книги - Библия и Литургион 1691 года, принадлежавшие первому священнику церкви Павлу Демешко. Особо почитаемой войсковой святыней был Св. Крест с частью древа от Святого Животворящего Креста.

В Екатеринодаре в 90-х годах XVIII века службы исправлялись иеромонахом Антонием в походной Свято-Троицкой церкви, подаренной Черноморскому казачьему войску князем Г.А. Потемкиным. (3) Церковь привезли в разобранном виде и поставили на Крепостной площади. Сшита она была из белой парусины и натягивалась на деревянные столбы. Иконостас расписали на холсте. Действовала церковь до постройки войскового Воскресенского собора, затем находилась в притворе нового храма.

Закладка екатеринодарского собора Вознесения Христова началась в 1800 году. Строили его по образцу существовавшего в Запорожском Коше храма, но большего размера. Строительство закончилось спустя семь лет. Остатки богатой утвари, ризницы, книги старинной печати, Евангелия дорогой отделки достались собору в наследство от Межигорского запорожского монастыря.(4) В храме находились и другие реликвии Запорожской Сечи, пожалованные войску Ее Императорским Величеством Екатериной II: грамота, серебряные с позолотой блюдо и солонка. В числе дарственных вещей значились также крест, приобретенный на средства кошевого атамана Захария Чепиги; пожертвованное войсковым судьей Антоном Головатым Евангелие, оправленное в серебро с позолотой, колокола, церковная утварь и многое другое.

В дни войсковых праздников казачьи регалии доставляли к месту парада. При несении памятных символов конвойный взвод и музыканты, зо обойдя церковь с восточной стороны, занимали указанные начальником парада места. Здесь же стояли снятые с седла литавры, созывавшие на казачий круг еще запорожских сечевиков. К войсковым знаменам присоединялись знамена частей. Вместе с грамотой их вносили в церковь. Грамоту клали на специально приготовленный стол, а знамена устанавливали у правого клироса. После панихиды по почившей Императрице Екатерине II и усопшим атаманам Черноморского казачьего войска совершался благодарственный молебен о здравии и долгоденствии Государя, Государыни и Наследников Императора. Затем начальник войскового штаба зачитывал Высочайшую грамоту, пожалованную Черноморскому войску 30 июня 1792 года, после чего подразделения проходили церемониальным маршем. (5)

Календарная традиция

Чтобы избежать двусмысленности и не осложнять предмета исследования, определимся с научными понятиями, к которым будем обращаться неоднократно далее. Фундаментальной культурологической категорией, рожденной в недрах онтологической концепции культуры, является культ, представляющий, по мысли представителя учения религиозной метафизики П. А. Флоренского, некий первоакт жизни. Культ предопределяет и направляет всю совокупность практических и теоретических действий человека, выступает началом и ядром культуры. Процесс генезиса культуры сначала оформляется в виде культа, затем -мифа, словесно объясняющего действие и необходимость культа в виде понятий, формул, терминов. (254, с.390)

Другая базисная категория - ритуал- есть стереотипизированная форма человеческого поведения, окрашенная сакрально-мифологическим смыслом. Поведенческий ритуал свойственен и животным, но для животных это инстинктивно заданная моторика, в то время как ритуал, выполняемый человеком, проникнут духовными идеями, образами, фантазиями. Эволюционный смысл ритуального человеческого поведения определен многократно выполняемыми действиями, строгой ритмикой, акцептацией движений, коммуникативной нагрузкой, символичностью.

Более простым типом культурной регуляции являются о бы ч а и, складывающиеся на основе целостных и привычных образцов поведения, совершаемого по установленному поводу в определенное время и в определенном месте. (132,с.328-329) Концепт обычая включает такое поведение, которого придерживаются все члены сообщества при любых обстоятельствах. Нарушение обычая может повлечь за собой санкции, 120 начиная от неодобрения до различных форм наказания. Обычай выполняет функцию обязательного для исполнения образца поведения и может быть как положительным, так и отрицательным.

Обычаи, совершаемые в определенном месте и в положенное время по тому или иному поводу, называют обрядами. Обряды более формализованы, нежели обычаи и связаны с выполнением определенных магических действий. Обряд, по мнению В.Я. Проппа, есть «имитация действительности, которая должна вызвать изображаемую действительность к жизни». (201, с.39)

Этнографические материалы ХІХвека свидетельствуют о том, что восточнославянское население Кубани сохраняло и поддерживало календарные обычаи и обряды, сложившиеся еще в метрополиях. Год делился на два отрезка - лето и зиму. Критическими точками года служили дни солнцестояний. Временем зимнего солнцеворота и началом года считался праздник Коляды, совпадавший с христианским Рождеством Христовым. Летним рубежом считался праздник Ивана Купала. Середина солнечного пути весной приходилась на Благовещение, зимнего - на Воздвижение. Границами в суточном изменении служили утренняя и вечерняя заря, полдень и полночь. (245, с. 17-27)

Представления людей традиционного общества о Вселенной и природных стихиях содержались в народных сказаниях. С точки зрения мифологического сознания, мир движется по бесконечным кругам времени от одной критической точки к другой. Эти точки соотносятся с солнцестоянием, самым опасным временем года - хаосом, чреватым для людей катастрофами. Каждый момент в суточном, годичном или эпохальном измерении обладает сакральностью и ценностью. Из этого исходит представление о плохих и хороших днях и часах. В народных месяцесловах содержалась характеристика каждого дня и перечень правил, 121 необходимых для исполнения: когда начинать и заканчивать дела, когда предаваться отдыху и развлечениям. В критические точки суточного цикла читали заговоры и заклинания, в полночь и до восхода солнца рисковали встретиться с нечистой силой. Идея цикличности и неизбежного прекращения течения времени (конец света) была воспринята христианством. Эсхатологические взгляды несли в себе глубокий этический и воспитательный заряд.

Система традиционного семейно-бытового фольклора

Запорожские сечевики представляли собой свободное от семейных уз братство. Бессемейная «сирома» была и в нижнем слое сообщества, и в командной верхушке. Было ее немало и среди переселенцев, устремившихся на Кубань. Приоритетными ценностями «рыцарства» считались военная доблесть, демократизм, приверженность к вольнице.

В первые десятилетия колонизации края численность мужчин в массе переселенцев преобладала. Для обеспечения прироста населения войсковая администрация вынуждена была пойти на кардинальные меры: запрещалосьотдавать невест и вдов, «на сторону». Использовались и экономические стимулы. Так, размеры земельных наделов напрямую зависели от числа мужчин в семье.

Отношения в казачьих семьях определялись спецификой пограничного края и сословными традициями. Главными занятиями мужского населения помимо военной службы были земледелие и скотоводство. Отхожим промыслом подрабатывали лишь отдельные хозяйства. Характерное проявление замкнутости казачьего быта - браки, заключаемые преимущественно в своей среде. Вступать в родство с иногородними считалось зазорным. Смешанные браки с представителями иных социальных и этнических групп стали распространенными только в советские годы.

Патриархальные семьи, большей частью, состояли из 3-4 поколений. Такая картина наблюдалась, прежде всего, в линейных станицах. Стимулом к образованию большой семьи являлось нежелание дробить владение и имущество. Неразделенная семья, состоявшая из родителей, женатых сыновей и их детей, сохраняла специфические черты векового уклада: общее хозяйство, коллективная собственность, общая касса, коллективный труд и потребление. Старший мужчина руководил хозяйственными работами, представлял интересы семьи на сходе, распоряжался семейным бюджетом. Сохранение семьи целиком зависело от него. Младшие члены семьи безропотно подчинялись старшим.

Согласно положению о воинской повинности, мужчины с 20-ти до 45-ти лет обязаны были один год служить «в сотне», а другой состоять на льготе. Установление имело свои плюсы и минусы. Ушедшие на службу казаки, не имевшие отца и братьев, оставляли хозяйство на попечении жены. Без мужчины хозяйство приходило в упадок. Действующее положение было выгодным для тех, кто жил в большой семье. Двоихбратьев никогда не зачисляли в строй одновременно. Пока один находился на службе, другой работал на благо всех.

В 70-х годах XIX века этот порядок был отменен. Теперь казак, достигший двадцатилетнего возраста, обязан был отбыть пять лет на пограничной службе, чтобы затем уйти на льготу. При таком раскладе удерживающей силы в сохранении семьи не стало. После службы, а иногда и до нее, братья приступали к дележу имущества. Пошатнулась и власть отца. Если раньше он мог наказать сына, ничего не выделив из общего хозяйства, то теперь сыновья, опираясь на силу закона, делились с отцом на равных. После раздела в отцовском доме оставался младший сын. Старшие братья выбирали себе новые поместья или делили отцовский двор. Все это постепенно вело к нарушению жизненного уклада. (179,с.с.37-82)

События семейного значения - свадьбы, родины, крестины, похоронно-поминальные обряды, «входины» (новоселье), проводы на службу, проходили в соответствии с установившимися обычаями, вносили оживление в монотонный ритм трудовой жизни. В свадебных обрядах русских и украинских групп, проживавших на обследованной территории, как и во многих других элементах народной культуры, обнаруживается много общего. Это объясняется тем, что в кубанской традиции сохранились многие черты, свойственные всем восточным славянам.

Брачные узы связывали супругов на протяжении всей жизни, разводов практически не знали. У девушек брачный возраст наступал в шестнадцать лет и заканчивался в двадцать два - двадцать три года. Парни женились с семнадцати - восемнадцати лет. В этот период молодежь называли невестами и женихами. Решающее значение при выборе пары имело материальное положение, физическое здоровье, а уже затем внешний вид. Нежелание создавать семью воспринималось общиной как покушение на жизненные устои и общественным мнением порицалось.

Для традиционного свадебного ритуала обязательна неузнаваемость лиминальных существ - переход новобрачных из одной социальной группы в другую. Представление о новобрачных как хтонических существах и их «нечистоте» в переломные моменты жизни выражалось в переодевании в новую одежду, а для невесты еще и в изоляции от окружающих. К началу XX века момент изоляции выступал в форме сокрытия лица, что можно рассматривать как защиту от враждебных сил и, одновременно, как временное пребывание ее в потустороннем мире.

В кубанской свадебной церемонии есть эпизоды, требующие особого таланта импровизации. Один из них -сватовство, результаты которого не всегда были известны заранее. Идя в дом невесты, сваты не были уверены, что получат согласие девушки и ее родителей. Чтобы добиться благоприятного исхода дела, требовалось умение управлять импровизированным спектаклем, задавать темп действию, исправлять ошибки исполнителей, вводить коллективную игру в русло традиции. Искусство выдавать желаемое за действительное и породило, по всей вероятности, поговорку - «брешет, как сват». Диалог велся иносказательно. Отступались только после третьего отказа. Знаком служило возвращение принесенного хлеба (в черноморских станицах еще и тыква). Обоюдное согласие скреплялось рукобитьем.

Читайте также:
Оладьи на сметане пышные
Оладьи на сметане пышные
Гороскоп на конец апреля телец
Гороскоп на конец апреля телец
Вверх