Сочинение-сравнение творчества ахматовой и цветаевой

Дорогу осилит идущий...

Я всегда начинаю с любви и кончаю знакомством
М. Цветаева

Что, голубчик, дрожат поджилки?
Все. Как надо: канат - носилки.
Она же

Ненависть 19 века к реализму - ярость Калибана, увидевшего в зеркале свое отражение
Оскар Уайльд

Очень справедливое замечание – Серебряный век таит первобытный, древний ужас преступления «заповеди седьмой» под тонкой патиной красоты: когда я узнала истинные причинны странных отношений между А. Блоком и Любочкой Менделеевой, удивлению моему не было предела.
А сегодня все по новой: нужно только заменить 19 век на 21 - и все остается в силе: «Калибан по-прежнему не выносит вида своего отражения и стремится разбить зеркало, а лучше - голову того, кто это зеркало посмел ему поднести».
Тем не менее, Серебряный век я обожаю, он нравится мне больше творчества Пушкина, Лермонтова и иже с ним. Потому что он, на мой взгляд, позволяет полнее прочувствовать многомерность собственной души, полиморфизм ее, если угодно.
Давайте поговорим с Вами о двух его ярчайших представительницах – Анне Ахматовой и Марине Цветаевой. Одна жительница ЖЖ разделила всех интеллигентных женщин на поклонниц Цветаевой и любительниц Ахматовой: они очень разные и контактируют с трудом. «Цветаевки», как правило, тонко эмоциональны, болезненно ранимы и самолюбивы, глубоко интуитивны вплоть до пророчества, но при этом восторженны и сентиментальны. «Ахматовки» ироничны, интеллектуальны, жестки, маниакально горды, склонны к манипуляциям окружающими. При этом они очень тяжело и привычно страдают от одиночества, которое они сами себе и организовывают ежеминутно.
Мне кажется, все намного сложнее, но между этими женщинами-поэтессами Серебряного века действительно всегда наблюдался некоторый антагонизм. Они очень разные, несмотря на принадлежность к одному и тому же соционическому типу – ЭИЭ, Гамлет. Наверное, более между собой различаются только Генрих Гейне и Адольф Гитлер.
Однако есть и общее – они обе в любой момент времени разорваны навстречу тому, что неизбежно последует за концом. Два магнита, они и притягиваются, и отталкиваются одновременно. Для обеих одним из основных в любовной лирике является состояние брошенной, разлюбленной женщины.

Вчера еще в глаза глядел.
А нынче - все косится в сторону!
Вчера еще до птиц сидел -
Все жаворонки нынче - вороны!

Для обеих любовь – это, прежде всего боль. Их стихи можно поставить рядом – и они сольются в одно, даже размер не нарушиться, ритмического диссонанса не будет – и это при всей разности их манеры и вкладываемого смысла.
Они похожи и своей тяжелой судьбой, своими трагичными отношениями с близкими: Анна всю жизнь не могла найти общий язык с сыном – она была прежде всего Поэтом, а он хотел видеть прежде всего Мать.
Марина же… Ее история ужасна. Ей пришлось выбирать между двумя своими детьми. Представляете, какой это ужас?.. У нее было две девочки: Ариадна (Ася) и Ирина. Ариадна – старшая, Ирина – младшая. В 1917 году Марина оставила трехлетнюю Иру в Кунцевском детском приюте, понимая, что она там погибнет от голода. Она просто не могла спасти обеих, знала, что не сможет. Потом она часто повторяла Але – ты должна жить, кушать, быть здоровой, ЖИТЬ любой ценою, ведь за твою жизнь заплачено дорого - жизнью Ирины.
У нее есть очень грустное стихотворение об этом:

@@@
Две руки, легко опущенные
На младенческую голову!
Были - по одной на каждую -
Две головки мне дарованы.

Но обеими - зажатыми -
Яростными - как могла! -
Старшую у тьмы выхватывая -
Младшей не уберегла.

Две руки - ласкать - разглаживать
Нежные головки пышные.
Две руки - и вот одна из них
За ночь оказалась лишняя.

Светлая - на шейке тоненькой -
Одуванчик на стебле!
Мной еще совсем непонято,
Что дитя мое в земле.

Пасхальная неделя 1920

Мне кажется, лучше уж всем вместе сгинуть, чем вот так… Но это мое мнение. Осуждать Марину у меня как-то рука не поднимается – слишком много она пережила. Ее даже патриарх Алексий второй благословил отпевать в Церкви, т.к. признано, что во время самоубийства она была не в себе, не понимала, что творит. Основанием послужило прошение к патриарху группы верующих, включая сестру Анастасию Цветаеву и диакона Андрея Кураева.
Понимаете, ей ничего, ничего в жизни не доставалось просто так, за все приходилось платить – она не могла иначе:

Ничего не можем даром
Взять - скорее гору сдвинем!
И ко всем гордыням старым -
Голод: новая гордыня.

Ладно, не будем о грустном – лучше продолжим анализ и поиск сходств. К тому же, одно из них лежит на поверхности - эти поэты схожи в отношении своей лирической героини к сопернице – обе женщины смотрят на нее с импровизированного трона, с позиции Королевы: равнодушие, чувство гордого женского превосходства. В них нет типичной «теткинской» ревности к разлучнице, просто потому что она – априори обычная, земная женщина «без шестых», она – стотысячная, любая, простая. У Цветаевой она «рыночный товар», «гипсовая труха», подобие. Себя же Марина Ивановна сравнивает с Лилит, Синаем, мраморами Каррары и Государыней. А у Ахматовой соперница так и вовсе «дурочка» - простенько и со вкусом. Зависти, разумеется, тоже нет – они себя слишком ценят. Они такие одни, поэтому не бояться потерять мужчину - "из всех мужчин только ветер и стоит слез" (С) Вера Полозкова.
Я читала интересное научное исследование Н.И. Копыловой, имевшее своей темой анализ отношения читателей к двум этим знаменитым поэтессам. Автор исследования уловил одну интересную тенденцию: на вопрос, чья любовная лирика - А. Ахматовой или М. Цветаевой - вам больше нравится, мужчины гораздо чаще отвечают: «Конечно, А. Ахматовой», а женщины столь же уверенно говорят: «Разумеется, Марины Цветаевой!»
Почему же так?
На первый взгляд, это абсолютно нелогично. Вот разделение среди читателей «Войны и мира» вполне себе закономерно: мальчикам больше нравится читать про войну, «мирные» же сцены описания быта семейств Ростовых/Болконских они пролистывают. Девочки аналогично с удовольствием читают про Наташу Ростову у раскрытого окна, а описания военных советов изучают «по диагонали» (девочки в школе просто ответственней парней. )
Но в чем же причина здесь, в наследии Серебряного века? Ведь и Анна, и Марина пишут об одном и том же, о любви, а не «одна про любовь, а другая про войну», вроде сила таланта примерно равно. Откуда же такое гендерное разделение среди читателей?
Автор выдвинул такую гипотезу: Анна Андреевна создает образ такой женщины, какой ее хотят видеть мужчины, Цветаева же напротив, открывает все, что женщины обычно скрывают, прячут, бояться показать дабы «не отпугнуть». Мужчины часто называют лирическую героиню Цветаевой «истеричкой». Я сказала бы помягче – у Марины и правда все на надрыве, но это надрыв. Не истерика. А между этими понятиями есть тонкая грань, которую мужчины обычно не чувствуют. Посему мужчинам это кажется истерикой и отвергается ими.
У А. Королева есть стихотворение, написанное как ответ М. Цветаевой на ее «Попытку ревности»:

@@@
с женщиною без шестых
чувств живется без истерик,
без конвульсий и гримас
судорог и катавасий,
выставленных напоказ,
выписанных на левкасе...
Невеликодушен жест,
но живется, право слово,
с женщиною без божеств
как за пазухой Христовой.

Конечно, это жестоко и это не весь смысл, скорее - пародия. Однако доля правды тут видна невооруженным взглядом.
Ахматова часто смотрит на себя со стороны – она выбирает позу, улыбку, «обманную стыдливость», жесты так же, как выбирают наряд. Она всегда немножко актриса, и как истинно гениальная актриса уже не различает искренность и тонкую игру. Она словно постоянно носит с собой огромное, во весь рост зеркало, в которое и смотрится каждые полчаса – а хороша ли я? А понравлюсь ли я ему вот такой? А такой? А такой?..
Даже ее «Сжала руки под темной вуалью» отдает игрой и театральностью – не находите?..

Сжала руки под тёмной вуалью...
"Отчего ты сегодня бледна?"
- Оттого, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.

Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот...
Я сбежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до ворот.

Задыхаясь, я крикнула: "Шутка
Все, что было. Уйдешь, я умру".
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: "Не стой на ветру"....

Становится как-то понятно, что на ветру стоять она и правда не будет. Ну, выбежала, ну крикнула, но пора ж и меру знать, так ведь и заболеть недолго. И Анна вернется в теплый дом, к натопленному камину, кошке и умным книгам. Она аристократична, а аристократизм подразумевает сдержанность: Как писал Н. Струве, «Последняя великая представительница великой русской дворянской культуры, Ахматова в себя всю эту культуру вобрала и претворила в музыку». А дворянке не пристало стоять на ветру с непокрытой головой.
Марина же на этом ветру бы ночевала и даже не чувствовала его.
Она – не дама, она «островитянка с далеких островов», а островитяне хотят одного – жить. И чувствовать. Она – пламя жертвенных костров, она - та, что превращает розу в камень, основное в ее любви – самоотдача.
Даже о своем рождении она говорит как о... явлении природы. Как о ливне, вихре, шторме на море - как о неизбежности. Я есть , и миру придется с этим мириться:

@@@
Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья,
Я родилась.

Спорили сотни
Колоколов.
День был субботний:
Иоанн Богослов.

Мне и доныне
Хочется грызть
Жаркой рябины
Горькую кисть.

Она всегда была в серебре, как в латах, серебряные кольца и браслеты сохраняли ее руки, те самые, которыми она писала. Когда она умерла, подаренный ею браслет порвался... Она словно каждый день шла на войну, не сомневаясь в победе, она была всегда готова на все:

@@@
Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,
Оттого что лес - моя колыбель, и могила - лес,
Оттого что я на земле стою - лишь одной ногой,
Оттого что я тебе спою - как никто другой.

Я тебя отвоюю у всех времен, у всех ночей,
У всех золотых знамен, у всех мечей,
Я ключи закину и псов прогоню с крыльца -
Оттого что в земной ночи я вернее пса.

Я тебя отвоюю у всех других - у той, одной,
Ты не будешь ничей жених, я - ничьей женой,
И в последнем споре возьму тебя - замолчи! -
У того, с которым Иаков стоял в ночи.

Но пока тебе не скрещу на груди персты -
О проклятие! - у тебя остаешься - ты:
Два крыла твои, нацеленные в эфир, -
Оттого что мир - твоя колыбель, и могила - мир!

Сколько в нем страсти и силы... Она борется честно.
Она не желает прихорашиваться для мужчины во всех смыслах этого слова: в 16 лет она четыре раза брилась наголо и читала свои стихи, одевшись в мешковатое рубище: она хотела, чтобы в ней видели Поэта, а не симпомпончика с кудряшками. Боже, как я ее понимаю… И поэта в ней увидели – с самой юности она привлекла внимание таких людей как Валерий Брюсов, Максимилиан Волошин и Николай Гумилев.
Как говорил Г. Флобер, знаток женской души: когда мужчина истинно любит, он робеет; когда истинно любит женщина, - она действует. Ахматова – робеет, она больше наблюдает и анализирует, Цветаева же всегда действует. А такой напор не может не отпугнуть мужчину. Кроме того, напор сочетается с полным отсутствием типично женских качеств, так ценимых в жене и матери – бережливости, разумности. Мужчина хочет видеть пред собою женщину «сложную» в том смысле, что она специально себя усложняет, подготавливает для него, Марина же в этом плане проста, ее законы «написаны в крови». Она щедра и требует такой же щедрости от мира:

@@@
Проста моя осанка,
Нищ мой домашний кров.
Ведь я островитянка
С далеких островов!

Живу - никто не нужен!
Взошел - ночей не сплю.
Согреть чужому ужин -
Жилье свое спалю.

Взглянул - так и знакомый,
Взошел - так и живи.
Просты наши законы:
Написаны в крови.

Луну заманим с неба
В ладонь - коли мила!
Ну а ушел - как не был,
И я - как не была.

Гляжу на след ножовый:
Успеет ли зажить
До первого чужого,
Который скажет: «Пить».

Она всегда страдает сама, первая, мужчину же страдания словно и не касаются – он слишком сильная для этого личность. «Мне ни один влюбленный не вывел палат» - в этих ее словах нет упрека, страдание свое она принимает : «я учу: губам полезно раскаленное железо». В лирике же Ахматовой очень часто страдающая роль принадлежит мужчине. Он «совенок замученный» и «неприкаянный мальчик-игрушка», терзаемый любовными бедами.
Думаю, следы у Марины не заживали никогда. К таким людям обычно тянутся жадные стада просящих – уж слишком их хочется пить. Их волосы пахнут ветром, дверь их дома – из стекла. Да что там стекло – и нет, не было никогда никаких дверей. И они никому не отказывают. Они не думают о тихой и спокойной жизни – она им просто не интересна:

@@@
Мой день беспутен и нелеп:
У нищего прошу на хлеб,
Богатому даю на бедность,

В иголку продеваю - луч,
Грабителю вручаю - ключ,
Белилами румяню бледность.

Мне нищий хлеба не дает,
Богатый денег не берет,
Луч не вдевается в иголку,

Грабитель входит без ключа,
А дура плачет в три ручья -
Над днем без славы и без толку.

Но и просила она за подставленное запястье СЛИШКОМ много. Точнее, она просила тот минимум, который только и мог поддерживать ее любовь к человеку. Однако беда людей в том, что лишь немногие даже этим минимумом обладали. Вот что сказал Бердяев про женщин и мужчин: «...женская природа так склонна к... одержанию. Женская истерия имеет связь с этой особенностью женской природы, и корни ее метафизические. С этим связано и все высокое в женщине, и низкое в ней, жуткая чуждость ее природе мужской... Женщина часто бывает гениальна в любви, ее отношение к любви универсальное, она вкладывает в любовь всю полноту своей природы... Мужчина бывает скорее талантлив, чем гениален в любви, его отношение к любви не универсальное... он не всего себя вкладывает в любовь... И в стихии женской любви есть что-то жутко страшное для мужчины, что-то грозное и поглощающее, как океан. Притязания женской любви так безмерны, что никогда не могут быть выполнены мужчиной. На этой почве вырастает безысходная трагедия любви».
Впрочем, Марина не слишком расстраивалась из-за трагедий, она инстинктивно ощущала, что любовь – не самое важное в жизни.
Второе отличие в лирике поэтов, согласно той же научной работе заключается в мудрости одной и безумстве другой. Как вы уже догадались, мудрость олицетворяет Ахматова. Именно она хранит память о любви и учиться на своем же опыте. Именно ее любовь имеет прошлое, настоящее и будущее в отличие от Марининой "вспышки", существующей лишь в настоящем. Именно Анна словно одарена этой мудростью старыми бородатыми волшебниками – она понимает, что мужчине хочется видеть в женщине загадку и охотно эту загадку демонстрирует. Она безошибочно чувствует предел близости женской и мужской душ. В этом она похожа на Федора Тютчева. Этот психологический закон она познала на своем опыте, горек был этот путь, но он пройден, и назад дороги нет. (Кстати, могу сказать как ЭИИ – она права. Есть эта граница, есть. Просто с разными людьми она разная).
Марина же не только не чувствует этого предела, но и вообще словно бы не знает о его существовании! Скажи ей кто-то о таком – она рассмеется в глаза. Если верить Марине, людей разделяют только внешние обстоятельства!
Только что-то типа этого:

Рас-стояние: версты, мили...
Нас рас-ставили, рас-садили,
Чтобы тихо себя вели,
По двум разным концам земли.

И никаких психологических, внутренних границ словно бы и нет, они не видятся Мариной, да и не нужны ей – она стремиться вообще стереть грань между своей душой и душой своей второй половины, она тяготеет к андрогинизму, к тому, что Эсмеральда из «Собора Парижской Богоматери» назвала «мужчина и женщина становятся Ангелом». Ее идеал – правое и левое крыло одной птицы. Она любит с первого взгляда и до первого разочарования. Вычеркнув кого-то из своей души, она не оставляет и крошки воспоминаний о нем. Она просто идет и начинает все сначала, с другим, совершая те же ошибки, и совершая их с улыбкой на лице. Она вечно юная в противовес психологически зрелой, взрослой, понимающей Анне. Анна не требует от человека больше того, что он может дать. Марина готова все отдать и все забрать одновременно. Она отдаст последнюю каплю крови, но она же и выпьет ее.
Она сама прекрасно о себе сказала в стихах:

@@@
Какой-нибудь предок мой был - скрипач,
Наездник и вор при этом.
Не потому ли мой нрав бродяч
И волосы пахнут ветром!

Не он ли, смуглый, крадет с арбы
Рукой моей - абрикосы,
Виновник страстной моей судьбы,
Курчавый и горбоносый.

Дивясь на пахаря за сохой,
Вертел между губ - шиповник.
Плохой товарищ он был,-лихой
И ласковый был любовник!

Любитель трубки, луны и бус,
И всех молодых соседок...
Еще мне думается, что - трус
Был мой желтоглазый предок.

Что, душу чeрту продав за грош,
Он в полночь не шел кладбищем!
Еще мне думается, что нож
Носил он за голенищем.

Что не однажды из-за угла
Он прыгал - как кошка - гибкий...
И почему-то я поняла,
Что он - не играл на скрипке!

И было всe ему нипочем, -
Как снег прошлогодний - летом!
Таким мой предок был скрипачом.
Я стала - таким поэтом.

Для Анны любимый – источник горя или радости, злости или счастья, для Марины же он источник самой жизни – «ну а ушел – как не был, и я как не была».
Самое парадоксальное, что при всей мудрости первой и сумасбродстве второй, Марина в личной жизни была счастливей Анны. Муж Марины Сергей Эфрон был с ней вместе с 18 лет, когда они впервые встретились на берегу океана. Он любил ее безмерно, он простил ей в дальнейшем роман с Константином Родзевичем, которому посвящены знаменитые «Поэма Горы» и «Поэма Конца».
Ахматова же была женой поэта Николая Гумилева, и их история куда более трагична. Гумилев делал предложение Анне четыре раза, и четыре раза получал отказ. Он стал угрожать самоубийством, и только тогда она сдалась (ну не губить же талант? ) Отдав ему свою руку, она сказала: «Не люблю. Но уважаю Вас как поэта». На второй день после свадьбы он ей изменил.
Таковы судьбы этих женщин, впрочем, поэты и «души» они более, нежели женщины. Сама Марина сравнивает себя с брошенной Церковью.
Стоит ли упоминать, что мне, таком спокойному, рассудительному человеку больше нравится безудержная, безмерная пиратка и бунтарка Цветаева? Парадокс?
П.С. Картинка принадлежит перу Френди

Лично встречались лишь однажды, чему предшествовало их многолетнее общение: поэтессы переписывались, отправляли друг другу подарки и посвящали стихи. Но были между ними и литературное соперничество, и сплетни, и даже обиды.

С поэзией Ахматовой Цветаева познакомилась в 1912 году, когда прочла сборник «Вечер».

«О маленькой книжке Ахматовой можно написать десять томов - и ничего не прибавишь… Какой трудный соблазнительный подарок поэтам - Анна Ахматова» .

Марина Цветаева

Десять лет спустя, в 1922 году, Цветаева посвятила Анне Ахматовой сборник «Версты», 11 стихотворений в котором адресованы непосредственно ей. Остро переживала Марина Цветаева и якобы «смерть» Ахматовой, слух о которой ходил после ареста Николая Гумилева.

«…Скажу Вам, что единственным - с моего ведома - Вашим другом (друг - действие!) - среди поэтов оказался , с видом убитого быка бродивший по картонажу «Кафе поэтов»…»

Марина Цветаева

По воспоминаниям современников, например поэта Георгия Адамовича, ранние стихи Цветаевой сама Анна Ахматова не оценила, отзывалась о них «холодновато». В 1920-е годы композитор Артур Лурье заметил Ахматовой: «Вы относитесь к Цветаевой так, как Шопен относился к Шуману» , - имея в виду, что Шуман боготворил Шопена, а тот отделывался от «поклонника» лишь уклончивыми замечаниями. А спустя почти 40 лет на прямой вопрос Адамовича о поэзии Цветаевой Ахматова ответила даже с обидой: «У нас теперь ею увлекаются, очень ее любят, даже больше, чем Пастернака» .

Но известно и другое, трогательное и теплое, письмо Анны Ахматовой к Цветаевой: «Дорогая Марина Ивановна, меня давно так не печалила аграфия, которой я страдаю уже много лет, как сегодня, когда мне хочется поговорить с Вами. Я не пишу никогда и никому, но Ваше доброе отношение мне бесконечно дорого. Спасибо Вам за него и за посвящение поэмы. До 1 июля я в Петербурге. Мечтаю прочитать Ваши новые стихи. Целую Вас и Алю. Ваша Ахматова» .

Летом 1941 года Анна Ахматова приехала в «по Левиным делам» - постараться похлопотать за арестованного сына, . Поэтесса узнала, что Цветаева хотела ее видеть («А Борис Леонидович [Пастернак] навестил Марину после ее беды и спросил у нее, что бы ей хотелось. Она ответила: увидеть Ахматову»), и пригласила ее в квартиру писателя Виктора Ардова на Большой Ордынке, где остановилась сама.

Встреча состоялась 7 и 8 июня 1941 года. Сведений о ней сохранилось очень немного. писал возвышенно: «Волнение было написано на лицах обеих моих гостий. Они встретились без пошлых процедур «знакомства». Не было сказано ни «очень приятно», ни «так вот Вы какая». Просто пожали друг другу руки… Когда Цветаева уходила, Анна Андреевна перекрестила ее» . Публицист Лидия Чуковская, также лично знакомая с Ахматовой, вспоминала: «О самой встрече Ахматова сказала только: «Она приехала и сидела семь часов». Так говорят о незваном и неинтересном госте».

Сама Ахматова, по записям писательницы Лидии Чуковской, вспоминала о ней более прозаично: говорила, что Цветаева чуть ли не молча просидела в квартире Ардовых семь часов, а до этого капризничала, что может ехать только трамваем. Впрочем, на следующий вечер Цветаева снова присоединилась к компании Ахматовой, Чуковской и Ардова и пила с ними вино.

Вероятнее всего, «московское свидание» несколько разочаровало обеих поэтесс: слишком долог к нему был путь и слишком высоки были ожидания от встречи. В записях 1961 года Анна Ахматова вспоминала: «Страшно подумать, как бы описала эти встречи сама Марина, если бы осталась жива, а я бы умерла 31 августа 41 г. Это была бы «благоуханная легенда», как говорили наши деды. Может быть, это было бы причитание по 25-летней любви, которая оказалась напрасной, но во всяком случае это было бы великолепно. Сейчас, когда она вернулась в свою Москву такой королевой и уже навсегда… мне хочется просто «без легенды» вспомнить эти Два дня» .

Ахматова и Цветаева: сопоставление художественных миров

(О ПРИЕМАХ АНАЛИЗА ЛИРИЧЕСКОГО ТЕКСТА НА УРОКЕ)

Билиенкова И.А., учитель русского языка и литературы

МОУ «Невонская СОШ № 1»им. Родькина Н.Д.

Аннотация

В статье раскрывается возможность постижения особенностей художественного мира поэтов на уроке литературы через сопоставление художественных текстов разных авторов. Автор указывает на важность поступательного образного анализа как ключевого приема в постижении художественной идеи текста. Предпринимается попытка выстроить представление об особенностях художественного мира поэтов на результатах сопоставительного анализа стихотворений М. Цветаевой и А. Ахматовой. Выделение сходных и отличительных особенностей текстов позволяет открыть особенности художественной манеры поэтов.

Ключевые слова

Образ, идея, анализ, лирика.

Литература наконец-то становится центром обсуждения неравнодушной педагогической общественности. На самом высоком уровне прозвучали слова о том, что Россия – страна литературоцентричная, что именно этот предмет способствует сохранению национального нравственного кода, что необходимы срочные грамотные действия по возвращению литературе высокого места в школьном образовании. О том, что сегодня говорить с детьми о литературе непросто, свидетельствуют тревожные отзывы педагогов-словесников, невысокий уровень развития речевых и языковых умений школьников, падение интереса к чтению. Не умаляя значимости общегосударственных стратегических шагов для исправления ситуации, все же смею утверждать, что ключевая роль в успешности этих начинаний будет принадлежать рядовому учителю. А значит, сегодняшний педагог-словесник должен обладать богатым набором разнообразных приемов работы с художественным текстом, позволяющих идти с детьми от слова к образу и мысли. Причем именно образ, на мой взгляд, должен быть нашим главным помощником на сложном пути постижения великого русского художественного слова, поскольку именно этот путь помогает постичь идею через чувство, ощутить глубину и богатство человеческой мысли, выраженной в слове.

Уже достаточно давно в работе с лирическими текстами мы используем подход, основанный на последовательном постижении поэтической идеи через проникновение в образ, образный ряд, образную идею. Мы следуем такому порядку погружения в художественный мир отдельного текста или творчества поэта:

Ключ-образ (выявление и толкование основного образа, являющегося отправным сигналом к анализу);

Ключ-фраза (анализ афористического выражения темы, фразы, непременно содержащей противоречие, что является движущей силой любого художественного текста);

Ключ-текст (разбор поэтического текста);

Ключ-идея (формулировка основной поэтической мысли).

Подобную систему мы использовали при разработке уроков изучения творчества И. Бродского в 11 классе, при разговоре с пятиклассниками о стихотворении М.Ю. Лермонтова «Парус», в 8 классе в работе с циклом Блока «На поле Куликовом» и убедились, что такой подход приемлем для работы в любой возрастной группе.

Сегодня хотелось бы поразмышлять над возможностями такого анализа при сопоставлении лирических текстов разных авторов. Это непростой, но интересный путь, поскольку тоньше всего особенности художественного мира поэта постижимы при столкновении его с миром другого поэта. Попробуем показать это на примере сопоставления художественных миров Марины Цветаевой и Анны Ахматовой. Размышления о природе поэзии, о стихах как о благословении и проклятье, об их сущности и смысле всегда беспокоят по-настоящему хороших поэтов, потому так часто поэзия становится объектом поэтического внимания. Для сопоставления взяты тексты, объединенные темой и ключевым образом – образом стихов (это и есть ключ-образ обоих текстов).

Поэзия Анны Ахматовой сдержанно проста, внутренне драматична, гармонична даже в моменты глубочайших душевных потрясений. Стихотворение «Мне ни к чему одические рати…» из цикла «Тайны ремесла» относится к 1940 году, это размышление зрелого поэта. Итак, ключ-фраза. Уже в первых строках лирическая героиня, ощущая себя одной из длинного ряда, отстаивает свое понимание поэзии, отказываясь от признанных традицией канонов написания прекрасных, но чужих стихов, ей «ни к чему одические рати», «прелесть элегических затей». Изысканная прихотливость ей так же чужда, как и громогласные восхваления, эта искусственность возможна в человеческих отношениях, в «стихах все быть должно некстати, не так, как у людей». Так с первого катрена, с ключ-фразы развивается один из ключевых мотивов текста: стихи – живые, естественные, они не терпят принуждения.

Ключ-текст. Эта идея получает развитие, о стихах уже определенно сказано «растут», как о живом существе. Цепочка сравнений делает этот образ еще более выпуклым: стихи лирической героини растут просто, незатейливо, почти обыденно, «как одуванчик около забора, как лопухи и лебеда». Нет внешнего блеска, нет таинственного потустороннего источника, стихи берут начало в мелочах, обыденности, «соре». Мы понимаем особенность лирической героини Ахматовой: она видит поэзию, красоту в обычном, даже грубоватом: «запах дегтя» ею ощущается как «свежий», а «плесень на стене» кажется таинственной. Именно это умение всматриваться в мир вокруг рождает ее стихи, на самом деле оживающие:

И стих уже звучит, задорен, нежен, / на радость вам и мне.

Чувство тихой гордости наполняет лирическую героиню: ее непохожесть приносит радость окружающим ее людям, делает мир вокруг добрее, ярче. Именно это ее путь в поэзии – неброский, чуждый яркой экзотике, самобытный, способный открыть людям истинную красоту, мудрую и сдержанную. Это ключ-идея.

Марина Цветаева – поэт трагической судьбы, она вся – вызов всему общепринятому, устоявшемуся. Одиночество, противоречивость натуры, удивительное жизнелюбие, обретения и потери, восхищения и разочарование – это ни на чей не похожий мир Цветаевой. Стихотворение, вызвавшее нас интерес, написано в 1918 году, включено в цикл «Психея». О ключевом образе этого текста, стихах, в первой же строке (ключ-фраза) поэт говорит осознанно и совершенно по-ахматовски: «Стихи растут…» Интересно, что и Цветаева подбирает вереницу сравнений, пытаясь описать процесс рождения, вырастания стихов, но сравнения как раз и помогают выявить инакость лирической героини Цветаевой: тогда как у Ахматовой «лопухи, лебеда, одуванчик», у Марины Ивановны - «как звезды и как розы». Мы видим иное понимание образа: для Цветаевой стихи божественны, высоки, недосягаемы, они сигнал надежды, символ счастья, возможности спасения – не случайно характеризуют стихи образы, имеющие в культурном сознании связанность с образом Христа (звезда – Вифлеемская, знак надежды на спасение и счастье, роза – символ жертвенной любви, соединение страдания и бескорыстного сердца). Рассматриваем ключ-текст: сравнение «как красота, ненужная в семье» раскрывает основной романтический конфликт Цветаевой – конфликт обыденности, быта (семья, они) и мечты, бытия (красота, я). Красота, напряженная жизнь духа не нужны в жизни обыденной, они не приносят утилитарно понимаемой пользы, а вызывают у обывателей лишь потребность во внешнем проявлении душевных движений – «венцы» и «апофеозы» лирической героине. Она же, носитель этого удивительного дара, поражена: «Откуда мне сие?» Кто послал ей это умение – растить стихи, почему выбрана именно она – изумление и горделивое осознание своей непохожести наполняют душу лирической героини. Таким образом, героиня Цветаевой тоже (как и ахматовская) «другая», «иная», «непохожая», но мы отмечаем только ей свойственное ощущение избранности, так характерное для романтической эстетики.

Следующий катрен развивает эту идею еще одним традиционным для Цветаевой противоречием образов – спящих и бодрствующих. Бессонность – постоянное состояние лирической героини Цветаевой, это образ ее неспящей, постоянно работающей души певца – в противовес другим, сытым и сонным. Именно поэтому таинственный процесс рождения стиха доступен только ей, только она видит этого «небесного гостя», посланника высокого мира гармонии, который с трудом, но пробивается сквозь «каменные плиты» - яркий образ бесчувственных душ обывателей. Этот посланник – растущий живой цветок (удивительное совпадение с ахматовским образным рядом!). Вместе с тем именно поэту дано в минуты напряженной душевной работы постичь удивительные истины, принять то, что называется откровением: «Певцом во сне открыты закон звезды и формула цветка». Обыватели не знают об этом удивительном общении души поэта с неким великим, божественным миром, они считают, что стихи – умело созданная красивая безделушка. Лирическая же героиня Цветаевой отстаивает божественное происхождение поэзии и особую высокую роль поэта. Это и есть ключ-идея текста.

Таким образом, сопоставление небольших текстов двух ярчайших представительниц русской лирики дало возможность сделать важные выводы об особенностях художественного мира, поэтики, стилевых особенностях каждой. Мы увидели сходное восприятие стихов как живого существа, способного расти, меняться, чувствовать. Мы отметили похожий выбор изобразительных средств для наиболее точного раскрытия образа – сравнение, эпитеты, метафоры. Мы обратили внимание на оказавшиеся близкими обоим поэтам «растительные» образы, которые помогли ярко передать благоухающую прелесть, завораживающую чистоту и естественность стихов. Не забудем еще и сходство метрики, особенности рифмы и даже морфологического набора обоих текстов. И все же это сходство еще более оттенило своеобразие поэтических художественных миров. Романтическое мировосприятие, убежденность в божественном, высшем происхождении поэзии, вера в особую роль поэта и гордость за свою непохожесть, безудержная энергия поэтических выражений, афористичные строки, захлебывающиеся тире и переносами – это Марина Цветаева. Приятие реальности, гармоничная сдержанность формы, ярко выраженное поэтическое самоопределение, осознанное прежде всего как самоопределение нравственное, но ощущение себя одной из целого ряда поэтов, умение видеть красоту повседневного, обыденного – это Анна Ахматова. И общее понимание особой роли поэта, его великого предназначения. Они сестры по русской поэзии, и в этом корни сходства. Каждая – яркая творческая индивидуальность, и в этом их прелесть, которой не устаешь поражаться.

Достоинства подобного пути работы с лирическими текстами, на мой взгляд, очевидны. Он позволяет сделать стихи источником выводов о художественном мире поэта, помогает вести разговор о различии и общности разных поэтов, даже в какой-то мере заставляет задуматься над тем, чья поэзия ближе ребенку. А это уже довольно ощутимый шаг к тому, чтобы стать настоящим ценителем того чуда, что оставила нам великая русская лирика.

Анна Ахматова и Марина Цветаева

К онец XIX века принес России четыре удивительных года.
В 1889-м родилась Анна Ахматова.
В 1890-м - Борис Пастернак.
В 1891-м - Осип Мандельштам.
В 1892-м - Марина Цветаева.

Каждый год выдавал по гению. И что, может быть, самое удивительное: судьба распорядилась поровну - из четырех поэтов - две женщины, женщины - ПОЭТЫ, а не поэтессы. На этом настаивали обе: и Анна Ахматова, и Марина Цветаева. (Поэтесса - понятие психологическое, и вовсе не зависит от величины таланта...)

Две звезды, две планеты (уже открыты и названы их именами). До них пока не было дано подняться ни одному женскому имени в литературе. Два поэта, две женщины, две судьбы, два характера…

Анна Ахматова (Горенко) родилась 23 июня 1889 года в пригороде Одессы «Большой Фонтан», в семье морского инженера. Она была третьей из шестерых детей. Когда ей исполнилось одиннадцать месяцев, семья переехала под Петербург: сначала в Павловск, потом - в Царское Село. Это место навсегда освятилось для Ахматовой именем великого Пушкина. Летом ездили к Черному морю. В одиннадцать лет девочка тяжело заболела, еле выжила, и на какое-то время оглохла. С этого момента стала писать стихи.

Родилась 8 октября 1892 года в Москве, в семье профессора. Детство провела в Москве, в Тарусе (между Серпуховом и Калугой), в швейцарских и немецких пансионах; в Ялте: мать болела туберкулезом, и все переезды были связаны с ее лечением. Училась музыке: мать хотела видеть ее пианисткой. По-видимому, лет в девять-десять уже сочиняла стихи - к неудовольствию матери. Детей было четверо: от первого брака И. В. Цветаева - дочь и сын, и от второго - Марина и ее младшая сестра - Анастасия. Когда сестрам было четырнадцать и двенадцать лет, мать умерла от чахотки. (Чахотка царила и в семье Горенко: две сестры Анны Ахматовой погибли от этой болезни.)

Детство той и другой было печальным: «И никакого розового детства», - сказала Ахматова, - то же могла сказать и Цветаева.

Анна Горенко была тоненькой, изящной и болезненной девочкой - девушкой - дружила с морем, плавала, как рыба; отец в шутку звал ее «декаденткой». Марина в детстве и отрочестве отличалась неплохим здоровьем, была полновата, румяна, застенчива. К морю, которое впервые увидела в детстве, не привыкла никогда, не полюбила, - не оправдав тем самым свое имя Марина («морская»).

В ранней юности обе мечтали о любви. Анна Горенко в семнадцать лет безнадежно влюбилась в петербургского студента Владимира Голенищева-Кутузова, все время мечтала о встрече с ним, много плакала, даже падала в обмороки (здоровье ее всю жизнь было очень слабое). Между тем еще несколько лет назад, когда ей было всего четырнадцать или даже чуть меньше, в нее влюбился будущий поэт Николай Гумилев. Позже он несколько раз делал ей предложение, но она отказывала; есть сведения, что он дважды пытался покончить с собой. Но она не любила его; по-видимому, все ее душевные силы были истрачены на безответную любовь к Голенищеву-Кутузову.

Об этой ее любви свидетельствуют несколько писем 1907 года к С. В. фон Штейну, мужу ее старшей сестры. Они единственны в своем роде. Никогда позже ни в стихах, ни в прозе, ни в письмах Анна Горенко (будущая Анна Ахматова) не выражала так бурно, так «напрямую» любовные чувства. С той поры, постоянно совершенствуясь, ее любовная лирика словно бы уйдет «за занавес», музыка стиха никогда не превысит «полутонов» - и всегда будет печальной...

А за Гумилева она все-таки вышла - когда ей был 21 год: в 1910-м. Но счастья у них не получилось. Ведь оба были личностями, оба были поэтами. По гениальному слову Марины Цветаевой:

Не суждено, чтобы сильный с сильным
Соединились бы в мире сём...

Каждый хотел быть сам по себе. Гумилев не мог жить без путешествий, надолго уезжал. Она же погрузилась в творчество: писала свою первую книгу «Вечер», которая принесет ей славу...

У Марины Цветаевой все было иначе. Познав «трагическое отрочество» (ее собственные слова), она теперь переживала «блаженную юность». Но до «блаженной юности», еще будучи гимназисткой, она успела написать множество стихов. В 1910 году, когда Ахматова вышла замуж, Цветаева уже выпустила в свет первый стихотворный сборник: «Вечерний альбом». А в следующем, 1911 году, познакомилась со своим будущим мужем - Сергеем Эфроном. Ей было восемнадцать лет, ему - семнадцать. Это был союз на всю жизнь, несмотря на сложные перипетии судьбы и отношений. И права была дочь Цветаевой, когда говорила, что Сергей Эфрон был единственным человеком, которого Марина Цветаева любила по-настоящему. «Я прожила с ним 30 лет и лучшего человека не встретила», - так напишет она незадолго до кончины.

В 1912 году вышел сборник стихов «Вечер». Имя автора: «Анна Ахматова» - псевдоним, который Анна Горенко взяла по имени своего татарского предка, хана Ахмата; имя Анна ей дали в честь бабушки. Эта книга любовной лирики уже была гармонична и совершенна; в стихах не было ничего детского; они принадлежали перу зрелого, сформировавшегося поэта, и уже тогда были истинными творениями Анны Ахматовой.

Осенью того же года у Ахматовой и Гумилева родился сын Лев.

1912 год знаменателен и для Марины Цветаевой. Она соединяет свою судьбу с Сергеем Эфроном; осенью появляется на свет их дочь Ариадна; и в этом же году - выходит вторая книга стихов «Волшебный фонарь». Несмотря на несомненные приметы большого таланта, эта книга тоже еще незрелая. Но поэзия Цветаевой, ее поэтический «почерк», теперь начинает очень быстро развиваться и меняться. Она создаст стихи, настолько несходные по творческой манере, что, кажется, они принадлежат разным поэтам. «Почему у Вас такие разные стихи? - Потому что годы разные», - напишет она. И еще: «Из меня можно выделить по крайней мере семь поэтов» (это она скажет в 30-е годы).

Стихи Ахматовой (их духовный, психологический смысл, драматизм и т. д.) тоже будут меняться в зависимости от времени. Но то, что принято обозначать как ФОРМА, - останется до самого конца гармонической, классически-ясной. Анна Ахматова - поэт пушкинской школы.

Хорошо сказал о поэтическом и психологическом различии той и другой известный русский эмигрантский исследователь литературы Константин Мочульский - еще в 1923 году:

«Цветаева всегда в движении; в ее ритмах - учащенное дыхание от быстрого бега. Она как будто рассказывает о чем-то второпях, запыхавшись и размахивая руками. Кончит - и умчится дальше. Она - непоседа. Ахматова - говорит медленно, очень тихим голосом; полулежит неподвижно; зябкие руки прячет под «ложноклассическую» (по выражению Мандельштама) шаль. Только в едва заметной интонации проскальзывает сдержанное чувство. Она - аристократична в своих усталых позах. Цветаева - вихрь, Ахматова - тишина... Цветаева вся в действии - Ахматова в созерцании...»

Ахматова и Цветаева были резко противоположны, полярны, - и прежде всего, по своим природным качествам, которые даются от рождения и остаются неизменными.

Прежде всего, каждой был отмерен свой жизненный срок; Ахматова немного не дожила до 77 лет, Цветаева - до 49-ти. Между тем литературное наследие Цветаевой значительно обширнее, нежели ахматовское.

Одна из важнейших загадок природы состоит в запасе энергии, по-разному отпущенной каждому человеку. У Анны Ахматовой эта энергия была гармонично распределена на протяжении ее долгой - притом весьма трагической, жизни - и не иссякала до последнего дня. Я не говорю уже о ее слабом здоровье, о постоянных болезнях с юных лет (слабые легкие и сердце). Откуда и возник классический образ полулежащей Ахматовой, запечатленный на фотографиях и рисунках Модильяни.

Представить в подобной позе Марину Цветаеву немыслимо. Недаром она называла свое здоровье железным: имела крепкое сердце, была неутомимым ходоком, спала мало, и ранним утром спешила к письменному столу. И исписывала десятки столбцов вариантов рифм, слов, строк, не щадя сил, потому что они (до поры до времени) не предавали ее.

Но люди, наделенные необычайной творческой, психической энергетикой, никогда долго не живут. Я имею в виду не болезни, от которых никто не застрахован. Просто мощная, бурная энергия у таких людей так же бурно и мгновенно обрывается. Так было с Мариной Цветаевой, о самоубийстве которой существует множество различных неумных версий. В то время как о самом главном почему-то не говорят: о том, что жизненная сила, психическая энергия иссякает. Цветаева ушла из жизни, убедившись, что она больше ничего не может: ее воля к жизни иссякла.

Здесь, вероятно, уместно будет сказать об отношении обоих поэтов к смерти. (Тот факт, что и у Ахматовой, и у Цветаевой в юности были попытки самоубийства - ни о чем не говорит; речь идет о закате жизни: зрелость Цветаевой, старость Ахматовой).

Когда жуткие обстоятельства стали неотвратимо и явно уничтожать мощный цветаевский дух, она написала такие строчки:

Пора снимать янтарь,
Пора менять словарь,
Пора гасить фонарь
Наддверный...

Она всегда знала, что уйдет из жизни. Рано или поздно. Вопрос был только во времени. Ахматова, невзирая ни на какие обстоятельства, никогда бы добровольно не ушла из жизни. Но в старости она, по-видимому, часто думала о смерти, не боясь ее, принимая как неизбежную данность. Об этом она говорит в нескольких своих стихотворениях.

Но продолжу, однако, сопоставление жизненных, творческих, психологических обстоятельств.

Анна Ахматова выпускает вторую книгу стихов: знаменитые «Чётки»; множество раз они будут переизданы. В 1918 году разводится с Н. Гумилевым. (Их сын Лев воспитывался в новой семье.) Цветаева, которая впервые прочла стихи Ахматовой, по-видимому, в 1912 году, увлеклась ее поэзией, а также личностью, стоявшей за стихами. Она сотворила себе образ «роковой красавицы», называла ее «Музой Плача» и «Златоустой Анной всея Руси». Очень хотела встретиться и отправилась в 1916 году в Петербург с чувством и желанием соперничества: Москва против Петербурга. Но встреча не состоялась: Ахматова болела и находилась в Царском Селе. Впоследствии, когда Цветаева будет писать ей восторженные письма, Ахматова отнесется к ним с присущей ей сдержанностью. В этих, можно сказать, неравноправных отношениях, пожалуй, сильнее всего выявился контраст натур Ахматовой и Цветаевой. И здесь нужно говорить о такой важнейшей вещи, как любовь - в жизни, а значит, и в творчестве обеих.

Слово любовь для Марины Цветаевой ассоциировалось со словами Александра Блока: тайный жар. Тайный жар - это состояние сердца, души, - всего существа человека. Это - горение, служение, непрекращающееся волнение, смятение чувств. Но самое всеобъемлющее слово все-таки - любовь. «Когда жарко в груди, в самой грудной клетке... и никому не говоришь - любовь. Мне всегда было жарко в груди, но я не знала, что это - любовь», - писала Цветаева, вспоминая свои детские переживания.

Она утверждала, что начала любить, «когда глаза открыла». Это чувство, состояние тайного жара, любви - мог вызвать исторический или литературный герой («ушедшие тени»), какое-нибудь место на земле, - например, городок Таруса на Оке, где прошли лучшие месяцы в детстве; и, конечно, конкретные люди, встреченные в жизни. «Пол и возраст ни при чем», - любила повторять Цветаева. И на этих живых, реальных людей она, не зная меры, обрушивала весь шквал своих чувств. И «объект» подчас спасался бегством. Он не выдерживал раскаленной атмосферы страстей, требований, которые Цветаева предъявляла к нему. Потому-то она и говорила, что умершего, «ушедшую тень» легче любить, что «живой» никогда не даст себя любить так, как нужно ей; живой хочет сам любить, существовать, быть. И даже договаривалась до того, что ответное чувство в любви для нее, для любящей - помеха. «Не мешай мне любить тебя!» - записывает она в дневнике. Ее открытость, распахнутость отпугивала мужчин, и она это понимала и признавала: «Меня любили так мало, так вяло».

Ахматова, как уже было сказано, познала в юности сладкую отраву безответной любви, а с другой стороны - любовь к себе, на которую не могла ответить. С ранних лет у нее было множество поклонников, но, пожалуй, никто не смог вызвать в ней костер «тайного жара», подобного цветаевскому.

Ахматова обладала поразительной внешностью. Современник, поэт Георгий Адамович, знавший ее смолоду, вспоминает: «Теперь, в воспоминаниях о ней, ее иногда называют красавицей: нет, красавицей она не была. Но она была больше, чем красавица, лучше, чем красавица. Никогда не приходилось мне видеть женщину, лицо и весь облик которой повсюду, среди любых красавиц, выделялся бы своей выразительностью, неподдельной одухотворенностью, чем-то сразу приковывавшим внимание. Позднее в ее наружности отчетливее обозначился оттенок трагический... когда она, стоя на эстраде... казалось, облагораживала и возвышала все, что было вокруг... Бывало, человек, только что ей представленный, тут же объяснялся ей в любви».

Облик Ахматовой просился на портрет; художники, что называется, «наперебой» писали ее: А. Модильяни, Н. Альтман, О. Кардовская - это только до 1914 года! Кардовская записала в дневнике: «Я любовалась красивыми линиями и овалом лица Ахматовой и думала о том, как, должно быть, трудно людям, связанным с этим существом родственными узами. А она, лежа на своем диване, не сводила глаз с зеркала, которое стоит перед диваном, и она на себя смотрела влюбленными глазами. А художникам она все же доставляет радость любования - и за то спасибо!»

Так, с молодых лет, родился образ Анны Ахматовой: образ «роковой», печальной женщины, которая, помимо даже собственной воли, не прикладывая никаких усилий, покоряет мужские сердца. Чувствуя это, юная Ахматова написала стихотворение (ей было 17 лет):

Я умею любить.
Умею покорной и нежною быть.
Умею заглядывать в очи с улыбкой
Манящей, призывной и зыбкой.
И гибкий мой стан так воздушен и строен,
И нежит кудрей аромат.
О, тот, кто со мной, тот душой неспокоен
И негой объят...

Я умею любить. Я обманно-стыдлива.
Я так робко-нежна и всегда молчалива.
Только очи мои говорят...
...
И в устах моих - алая нега.
Грудь белее нагорного снега.
Голос - лепет лазоревых струй.
Я умею любить. Тебя ждет поцелуй.

В дальнейшем это «кокетство» Ахматова не пустит на порог своей лирики; там будут царить полутона и все чувства будут пребывать как бы за сценой, за занавесом:

Так беспомощно грудь холодела,
Но шаги мои были легки.
Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки.
(«Песня последней встречи», 1911)

Много лет спустя Цветаева с восторгом писала об этом стихотворении: «Ахматова... одним росчерком пера увековечивает исконный нервный жест женщины и поэта, которые в великие мгновенья жизни забывают, где правая и где левая - не только перчатка, а и рука, и страна света... Посредством... поразительной точности деталей утверждается... целый душевный строй...»

Но это - восхищение формой, точностью поэтического образа. Восхищение чуждым. Ибо ахматовская сдержанность была полярно противоположна цветаевской безудержности. Весь «любовный крест», всю гору любви лирическая героиня, - а значит, и сам поэт - берет на себя. Так было не раз в жизни Цветаевой. И с роковой неизбежностью все завершалось одним: разочарованием, даже, порой - презрением. Ее дочь Ариадна говорила, что всякое увлечение матери кончалось тем, что, перестрадав, она развенчивала своего недавнего кумира, убедившись, что он - слишком мелок, ничтожен.

Портрет Анны Ахматовой

Е сли Анну Ахматову бесспорно считают олицетворением женственности, то по отношению к Марине Цветаевой существуют два прямо противоположных мнения. Что такое ее максимализм? Одни находят его сугубо женским свойством, доведенным почти до крайнего предела. Другие, наоборот, приписывают эту склонность к «захватничеству», «собственничеству» в любовных чувствах некоему мужскому, активному началу. Как бы там ни было, Цветаева мужественно признавалась, что не нравится мужчинам. Да и как могло быть иначе, когда она не скрывала, что считает их слабыми, неспособными к сильным чувствам? Своих незадачливых знакомых, в которых разочаровалась, она выводила в стихах и поэмах. Так возникали образы «комедьянта», маленького, вечно спящего царевича в поэме «Царь-девица» и т. д. Речь, однако, сейчас не о творчестве.

Для Анны Ахматовой мужчины всегда оставались «поклонниками», - чему я сама была живым свидетелем. Причина, думается мне, была в том, что Ахматова никогда не переставала быть женщиной. Тоненькая, грациозная в молодости, «роковой» она оставалась всегда. Сильно располнев, огрузнев в старости, она превратилась... в королеву. Величавая осанка в сочетании, казалось бы, с несочетаемым свойством: крайней простотой обращения, - делали из нее фигуру неизменно обаятельную для всех, кто с нею общался, включая автора этих строк.

Однако для того, чтобы более или менее исчерпывающе сопоставлять эти два поэтических характера - Ахматовой и Цветаевой, - необходимо поместить их в «контекст» событий, исторических и житейских. История России, наложившаяся на личности обеих, продиктовала им выбор своей судьбы.

Летом или осенью 1917 года, во время империалистической войны, человек, небезразлично относившийся к Ахматовой, по-видимому, предложил ей уехать. Она отвергла это предложение в стихотворном ответе осенью 1917 года, а в следующем году напечатала стихотворение не полностью - вторую его часть - и оно, после октябрьского переворота, стало звучать весьма патриотически, а главное - политически безупречно:

Мне голос был. Он звал утешно.
Он говорил: «Иди сюда,
Оставь свой край, глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда.
...
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.

Дело было не в патриотизме и тем более не в политике. Просто есть люди - космополиты по душевному складу; к ним Анна Ахматова не принадлежала. Заграницу она знала в молодые годы; по-видимому, жизнь там не прельщала ее по неким неисповедимым внутренним, творческим причинам. Она была русским, и только русским поэтом, и с каждым годом это выявлялось в ней все сильнее. Она приговорена была Жизнью нести свой крест у себя дома, в «краю глухом и грешном», в России, где с каждым годом становилось жить все невыносимее. Как верно утверждает лучшая исследовательница жизни и творчества Ахматовой англичанка Аманда Хейт, поэт пытался укрыться, спастись от невзгод в семейной жизни, но безуспешно. Союзы с мужчинами, любившими Ахматову, и для которых она пыталась стать верной спутницей, рушились так же, как рушилась, уродовалась сама жизнь. Нужно было не рождаться поэтом, чтобы обрести подобие дома на родине. «Роковая» женщина не создана для быта; более того, при соприкосновении с бытом она искажается, - так же, как и ее партнеры.

Существование Анны Ахматовой после октябрьского переворота являет собой страшную картину.

Портрет Марины Цветаевой

То же можно сказать и о Марине Цветаевой; ее жизнь в так называемой «послереволюционной» Москве достаточно известна... Когда она узнала, что Сергей Эфрон остался в живых, находится в Турции и едет в Прагу, она, не раздумывая, начала собираться в дорогу, обмирая от ужаса, - вдруг поездка не состоится... Она уезжала с тяжелым сердцем: она потеряла в Москве младшую дочь, погибшую от голода; она ехала «в никуда». Но она ехала к мужу; без него она не мыслила жизни.

И, что особенно важно: ее творческая энергия была настолько мощной, что она буквально ни на день не прекращала писать (стихи, дневники, письма). Приехав в мае 1922 года в Берлин, еще не встретившись с Сергеем Эфроном, который задерживался в Праге, она сразу же ощутила прилив творческих сил, импульс, невольно посланный человеком, захватившим ее воображение, - и полился поток лирических стихотворений... А то обстоятельство, что произошло все это не «дома», а на «чужой стороне», - не имело значения. Отрыв от родины никогда не скажется на цветаевском творчестве.

Если Ахматова вырастала в поэта России, если она несла в себе свою эпоху (ее потом так и звали: «Эпоха»), то Цветаева-поэт превращалась как бы в «гражданина Вселенной». Недаром ей были близки слова Каролины Павловой:

Я - вселенной гость,
Мне повсюду пир,
И мне дан в удел
Весь подлунный мир!

«Жизнь - это место, где жить нельзя», - утверждала Цветаева. «В жизни ничего нельзя». Поэт на земле - это пленный дух, он творит «в просторе души своей», и там ему подвластно все. Лирика Цветаевой - это лабиринт человеческих страстей, перипетии любовных чувств, где «она», лирическая героиня, - сильнее, мудрее объекта своей любви. В стихах Цветаевой нет примет времени, места; они - вселенские, мировые. Герои же ее крупных произведений - драм и поэм - литературные либо исторические персонажи, которым тоже нет места на земле. А главная и постоянная коллизия - разлука, разминовение, невстреча. В финалах многих ее вещей - все завершается неким вознесением - в иной, вышний мир: не рай и не ад, не Божий или дьявольский, - в небо поэта, которое, по Цветаевой, - «третье царство со своими законами... первое от Земли небо, вторая земля. Между небом духа и адом рода - искусство, чистилище, из которого никто не хочет в рай».

Ответ на вопрос: была ли Марина Цветаева верующим человеком? - не может быть однозначным. Цветаева-поэт ощущала над собой некий высший, горний мир, таинственную стихию, подчинявшую себе поэта. Гения поэта (в мужском роде, слово Муза она употребляла редко).

Это было БЫТИЕ поэта (слово самой Цветаевой). Что же до БЫТА, то есть земной обычной человеческой жизни, «в которой жить нельзя», - то именно здесь Цветаева на удивление покорно соблюдала «правила игры» семейной женщины с двумя детьми (сын родился в 1925 году), почти безработным мужем и удушающими обстоятельствами полунищего существования: уборкой, стиркой, кухней, штопкой и т. п. Но цветаевской феноменальной энергии, о которой уже говорилось, - хватало на все. И на писанье стихов и прозы, и на выступления (для заработка) на литературных вечерах, и на воспитание детей.

Она жаловалась, громко жаловалась на существование, многих просила о помощи (и получала ее), проклинала убогую, приземленную жизнь - и продолжала жить, и творить, и печататься. Подавляющее большинство ее произведений увидело свет. Стихов со временем она будет писать меньше, перейдет на прозу, - но писать не перестанет ни на минуту. И прибавим: увлекаться людьми...

Счастлива она не была, да и не могла быть по трагическому складу натуры. Однако объективно ее жизнь за границей (Берлин, Чехия, Франция) в течение примерно 15–16 лет, не считая последних двух, - можно назвать благополучной, несмотря ни на что...

С точки зрения благополучия или хотя бы минимального, бытового «устройства» жизнь Анны Ахматовой являет собою сущий ад, и чем дальше, тем хуже. В июле 1922 года, когда Цветаева собиралась переезжать из Германии в Чехию, Ахматова написала стихотворение, где выразила не только отношение к России, к ее судьбе, но как бы приоткрыла частицу своей души:

Не с теми я, кто бросил землю
На растерзание врагам.
Их грубой лести я не внемлю,
Им песен я своих не дам.

Но вечно жалок мне изгнанник,
Как заключенный, как больной.
Темна твоя дорога, странник,
Полынью пахнет хлеб чужой.

А здесь, в глухом чаду пожара
Остаток юности губя,
Мы ни единого удара
Не отклонили от себя.

И знаем, что в оценке поздней
Оправдан будет каждый час...
Но в мире нет людей бесслезней,
Надменнее и проще нас.

В двух последних строках - вся Ахматова: сдержанна, величественна, проста. Она приготовилась нести свой крест, испить свою чашу. Чашу немыслимого одиночества, потому что никогда не была она «ни с теми, ни с другими». Ее жизнь разрушалась. И тогда она, поэт Анна Ахматова, примет всю тяжесть свершающегося в стране на свои плечи.

Поначалу у нее еще выходили книги стихов: политическая, литературно-конъюнктурная обстановка в стране еще балансировала на последней грани возможного. А затем все оборвалось. «Между 1925–1939 годами меня перестали печатать совершенно... Тогда я впервые присутствовала при своей гражданской смерти. Мне было 35 лет...», - писала Ахматова.

Нищету, в которой она жила, представить невозможно. Современники вспоминают, что порой в доме не было сахару к чаю - да и самого чая; зарабатывать она не могла; постоянно болела, бесконечно температурила и часто просто не могла поднять головы от подушки, лежа дни напролет. Конечно, были преданные друзья: навещали, приносили еду, помогали, вернее - брали на себя бытовые хлопоты и дела. Ахматова ничего и никого не просила, - да это и не было нужно: люди видели, что она не может заниматься житейскими делами, и ее поручения подразумевались сами собою и исполнялись с радостью. Все понимали, что она не рисуется, не строит из себя некую «барыню». Она была естественно и органично отрешена от быта - как вещи, для нее абсолютно непосильной. И так же стоически, не жалуясь, переносила свои вечные недомогания, не терпела и не допускала, чтобы ее «жалели».

Но ее дух работал постоянно. В двадцатые годы, когда она почти прекратила писать стихи, она стала изучать Пушкина, его трагедию, его гибель, психологию творчества. Долгие годы Ахматова посвятит своей «пушкиниане», - и эта работа будет соответствовать ее натуре: неспешное обдумывание, сопоставление различных источников, и, конечно, множество важных и тонких открытий.

Марина Цветаева займется пушкинской темой несколько позже, не изучая Пушкина так углубленно, как Ахматова. Ее суждения, «формулы» беспощадны, пристрастны; ахматовские наблюдения - сдержанны, хотя и не бесстрастны: за каждой мыслью стоит гора переработанных, обдуманных источников. Хотя обе были диаметрально противоположные «пушкинистки» (Цветаева в этом отношении очень раздражала Ахматову), их роднила нелюбовь к Наталье Николаевне Пушкиной.

Вообще сам процесс творчества проходил у них совершенно по-разному. Цветаева подчиняла свое вдохновение по-мужски деловому, четкому режиму. «Вдохновение плюс воловий труд - вот поэт», - утверждала она. Она исписывала десятки страниц в поисках нужной строки или даже слова. К Ахматовой стихи приходили иначе. Уже немало написано о том, как она, лежа и закрыв глаза, что-то невнятно бормотала, или просто шевелила губами, а потом записывала то, что ей услышалось. Естественно, так же они работали и над переводами. Цветаева заполняла рабочую тетрадь столбцами рифм, вариантов строк и т. п. Эти тетради я видела неоднократно. С Ахматовой в этом смысле дело обстояло, конечно, «по-ахматовски».

Однажды, по просьбе редактора, я передала Анне Андреевне подстрочники двух нерифмованных стихотворений болгарского поэта Пенчо Славейкова. А потом увидела их перевод. Ахматова лишь слегка прикоснулась к подстрочнику: где изменила фразу, где слово, - и произошло чудо: стихи зазвучали музыкой. За всем этим также стоял труд поэта; только бумаге доверялся не поиск (как в цветаевских черновиках), а результат.

Советский режим, террор и репрессии, царившие в стране, планомерно добивали Ахматову. В 1939 году был арестован ее сын (в первый раз - в 1935 году, но тогда его вскоре выпустили).

Эта трагедия сделала Ахматову великим поэтом России.

За пять лет, с 1935 по 1940 годы, ею написано не более двадцати стихотворений. Но дело было не в количестве. Зазвучал трагический голос из преисподней - голос миллионов, казненных и замученных. Заговорила страдающая, поруганная Россия - устами поэта, который «в глухом чаду пожара» остался со своим народом и «подслушал» у него те самые, единственные слова, которыми только и смог выразить весь кошмар происходящего.

Перед этим горем гнутся горы,
Не течет великая река,
Но крепки тюремные затворы,
А за ними «каторжные норы»
И смертельная тоска...

Эти стихи составили цикл «Реквием». В России они будут напечатаны лишь через двадцать лет после ее кончины...

Трагедия России настигла, наконец, и Марину Цветаеву. Обстоятельства ее возвращения в июне 1939 года в Москву, когда она, спасаясь от одной погибели, прямиком угодила в пасть другой, - широко известны. Ее дочь Ариадну и Сергея Эфрона арестовали в том же самом, 1939 году, что и Льва Гумилева. Ахматова носила передачи в ленинградский застенок, Цветаева - в московский. Как много знали они друг о друге в это время?

Поглотила любимых пучина,
И разрушен родительский дом.
Мы с тобою сегодня, Марина,
По столице полночной идем,
А за нами таких миллионы,
И безмолвнее шествия нет,
А вокруг погребальные звоны
Да московские дикие стоны
Вьюги, наш заметающей след.
(«Невидимка, двойник, пересмешник...», март 1940)

Этих строк Цветаева никогда не узнала.

Остается напомнить об их встрече, уже много раз описанной. Они виделись 7 и 8 июня 1941 года, перед самой войной, в Москве, куда Ахматова приезжала хлопотать за сына. О содержании их разговора почти ничего не известно. Известно лишь, что Ахматова больше молчала, а Цветаева много и нервно говорила. По-видимому, внешне они не особенно понравились друг другу. «Просто - дама», - равнодушно отозвалась Цветаева в ответ на чей-то взволнованный вопрос. Ахматова же с юмором заметила: «Она была сухая, как стрекоза». И другому собеседнику: «В сравнении с ней я телка». Несомненное и взаимное любопытство друг к другу, конечно, сильно померкло под тяжестью и горечью бед, свалившихся на плечи обеих. Однако попытка творческого общения поэтов все же состоялась. И обернулась взаимным непониманием, невстречей, как могла бы сказать Цветаева. Она читала (и подарила Ахматовой) «Поэму Воздуха». Ахматова прочла начало своей заветной «Поэмы без героя», работе над которой она впоследствии посвятит много лет, - поэму о наваждении теней прошлого века. (Напомню, что новый, «не календарный» XX век для Анны Ахматовой начался с войны 1914 года, положившей начало гибели ее России). Когда Цветаева слушала главу «Решка», в которой как бы «подводным течением» проходили мотивы «Реквиема» - вряд ли она что-нибудь поняла; о «Реквиеме» же вообще не имела представления; эти стихи находились глубоко под спудом и читались единицам... Она могла воспринять лишь то, что лежало на поверхности: условность, театральность имен и названий. «Надо обладать большой смелостью, чтобы в 41 году писать об Арлекинах, Коломбинах и Пьеро», - вспоминала Ахматова слова Цветаевой.

В свою очередь Ахматова не приняла цветаевскую «Поэму Воздуха», обращенную к памяти Р. М. Рильке, - гениальную поэму смерти, поэму ухода, поэму расставания с земной стихией, поэму перехода в великую стихию Духа, Разума, Творчества. «Марина ушла в заумь, - писала Ахматова много лет спустя, в 1959 году о «Поэме Воздуха». - Ей стало тесно в рамках Поэзии... Ей было мало одной стихии, и она удалилась в другую или в другие».

Два больших поэта не поняли друг друга. Так случается: слишком велика была творческая индивидуальность каждой. Да и обстановка в России не способствовала подробным, откровенным отношениям. На взаимопонимание необходимо время, - его не было.

Через две недели началась война. 31 августа в татарской Елабуге Марина Цветаева покончила с собой. Ахматова отправилась в эвакуацию в Ташкент. После Цветаевой она прожила без малого двадцать пять лет. Она осталась «домучиваться». Ей предстояла еще целая цепь трагедий. И лишь в конце жизни пришло международное признание: премии в Англии и Италии.

Трагические перипетии еще больше утверждали Анну Ахматову в сане русского национального поэта, вобравшего в себя, несшего в себе все беды своего народа.

Быть может, одно из лучших свидетельств тому - стихотворение, написанное в 1961 году, за пять лет до смерти:

Если б все, кто помощи душевной
У меня просил на этом свете, -
Все юродивые и немые,
Брошенные жены и калеки,
Каторжники и самоубийцы, -
Мне прислали по одной копейке,
Стала б я богаче всех в Египте,
Как говаривал Кузмин покойный.
Но они не слали мне копейки,
А со мной своей делились силой.
И я стала всех сильней на свете,
Так что даже это мне не трудно.

3. СХОДСТВО И РАЗЛИЧИЯ В БИОГРАФИЯХ и ТВОРЧЕСТВЕ АХМАТОВОЙ и ЦВЕТАЕВОЙ

3.1. СХОДСТВО

Возлюбленные:

АХМАТОВА
Модильяни Амадео – художник;
Лурье Артур – композитор;
Недоброво Николай – поэт, критик;
Анреп Борис – художник;
Гаршин Владимир – академик- патологоанатом;
Найман Анатолий – поэт, прозаик

ЦВЕТАЕВА
Парнок Софья – поэтесса;
Мандельштам Осип – поэт;
Завадский Юрий – режиссер;
Голлидэй Софья – актриса;
Ланн Евгений – литератор;
Родзевич Константин - агент НКВД, художник, скульптор
Судьба мужей:

АХМАТОВА
Гумилев Н.С. –расстрелян;
Пунин Н.Н. – репрессирован, погиб в заключении

ЦВЕТАЕВА
Эфрон С.Я. - расстрелян

Судьба детей:

АХМАТОВА
Лев – 12 лет провёл в лагерях. После реабилитации прожил ещё 36 лет

ЦВЕТАЕВА
Ирина - умерла в 3-х летнем возрасте от голода в детском приюте;
Георгий – погиб на фронте;
Ариадна – 15 лет провела в лагерях. После реабилитации прожила ещё 20 лет

3.2 РАЗЛИЧИЯ

Количество детей:

АХМАТОВА А
Один:
Лев

ЦВЕТАЕВА
Трое:
Ариадна (Аля);
Ирина;
Георгий (Мур)

Количество мужей:

АХМАТОВА
Трое:
Гумилев Н.С – поэт, исследователь Африки;
Шилейко В.К. – востоковед, поэт и переводчик;
Пунин Н.Н. – искусствовед, прозаик

ЦВЕТАЕВА
Один:
Эфрон С.Я. – публицист, офицер Белой армии, агент НКВД

Продолжительность жизни:

АХМАТОВА
76 лет

ЦВЕТАЕВА
48 лет (самоубийство)

3.3 ОТНОШЕНИЕ К ТВОРЧЕСТВУ ДРУГ ДРУГА

Ахматова о Цветаевой отзывалась холодновато. Артур Лурье по этому поводу заметил: «Вы относитесь к Цветаевой так, как Шопен относился к Шуману». Известно, что Шуман боготворил Шопена, а тот отделывался вежливыми, уклончивыми замечаниями.

Цветаева по отношению к «златоустой Анне Всея Руси» была Шуманом. Она восхищалась ее стихами и говорила, что «за одну строчку «Я дурная мать» - готова отдать все, что до сих пор написала и еще когда-нибудь напишет». Хотя в дальнейшем Цветаева не скрывала, что не одобряет «Поэмы без героя» и стихи последних десятилетий.

Ахматова же не скрывала, что не ценила ранние цветаевские стихи. В конце жизни она также сдержанно говорила о Цветаевой: «У нас теперь ею увлекаются, очень ее любят….пожалуй, даже больше, чем Пастернака». И от себя более не добавляла ничего…..
Ахматова не могла считать Цветаеву близкой себе по духу, по эстетике, по фактуре стиха. Духовно-эстетическая чужеродность этих поэтов едва ли не превращалась в противостояние. Отличие двух поэтических темпераментов связано с непримиримостью здорового духа поэзии Ахматовой и сугубо женственной и нервозной одаренностью Цветаевой.

Во многом это можно объяснить их принадлежностью к «различным школам» или даже к поэтическим мирам развития русской литературы – «петербургскому» и «московскому».

ФОТО ИЗ ИНТЕРНЕТА