Борис Стаценко: В опере нужно не только хорошо спеть, но и сыграть роль! Борис Стаценко: «Я никогда не стану похожим на Путина — Значит, вы шаман, так и запишем

Родился в г. Коркино Челябинской области. В 1981-84 гг. учился в Челябинском музыкальном училище (педагог Г. Гаврилов). Продолжил вокальное образование в Московской государственной консерватории имени П.И. Чайковского в классе Гуго Тица. Окончил консерваторию в 1989 г., будучи студентом Петра Скусниченко, у которого в 1991 г. окончил также и аспирантуру.

В оперной студии консерватории спел партию Жермона, Евгения Онегина, Белькоре («Любовный напиток» Г. Доницетти), Графа Альмавиву в «Свадьбе Фигаро» В.А. Моцарта, Ланчотто («Франческа да Римини» С. Рахманинова).

В 1987-1990 гг. был солистом Камерного музыкального театра под руководством Бориса Покровского, где, в частности, исполнил заглавную партию в опере «Дон Жуан» В.А. Моцарта.

В 1990 г. был стажером оперной труппы, в 1991-95 гг. - солистом Большого театра.
Спел, в том числе следующие партии:
Сильвио («Паяцы» Р. Леонкавалло)
Елецкий («Пиковая дама» П. Чайковского)
Жермон («Травиата» Дж. Верди)
Фигаро («Севильский цирюльник» Дж. Россини)
Валентин («Фауст» Ш. Гуно)
Роберт («Иоланта» П. Чайковского)

Ныне является приглашенным солистом Большого театра. В этом качестве исполнил партию Карлоса в опере «Сила судьбы» Дж. Верди (спекталь был в 2002 г. арендован у неаполитанского театра Сан-Карло).

В 2006 г. на премьере оперы «Война и мир» С. Прокофьева (вторая редакция) исполнил партию Наполеона. Исполнил также партии Рупрехта («Огненный ангел» С. Прокофьева), Томского («Пиковая дама» П. Чайковского), Набукко («Набукко» Дж. Верди), Макбета («Макбет» Дж. Верди).

Ведет разнообразную концертную деятельность. В 1993 г. выступил с концертами в Японии, записал программу на японском радио, неоднократно был участником Шаляпинского фестиваля в Казани, где выступал с концертным (удостоен приза прессы «Лучшему исполнителю фестиваля», 1993 г.) и оперным репертуаром (заглавная партия в «Набукко» и партия Амонасро в «Аиде» Дж. Верди, 2006 г.).

С 1994 г. выступает в основном за рубежом. Имеет постоянные ангажементы в оперных театрах Германии: пел Форда («Фальстаф» Дж. Верди) в Дрездене и Гамбурге, Жермона во Франкфурте, Фигаро и заглавную партию в опере «Риголетто» Дж. Верди в Штутгарте и др.

В 1993-99 гг. был приглашенным солистом в театре г. Хемниц (ФРГ), где исполнил партии - Роберта в «Иоланте» (дирижер Михаил Юровский, режиссер Питер Устинов), Эскамильо в «Кармен» Ж. Бизе и другие.

С 1999 г. постоянно работает в труппе Немецкой оперы на Рейне (Дюссельдорф-Дуйсбург), где в его репертуаре: Риголетто, Скарпиа («Тоска» Дж. Пуччини), Хореб («Падение Трои» Г. Берлиоза), Линдорф, Коппелиус, Миракл, Дапертутто («Сказки Гоффмана» Ж. Оффенбаха), Макбет («Макбет» Дж. Верди), Эскамильо («Кармен» Ж. Бизе), Амонасро («Аида» Дж. Верди), Тонио («Паяцы» Р. Леонкавалло), Амфортас («Парсифаль» Р. Вагнера), Гелнер («Валли» А. Каталани), Яго («Отелло» Дж. Верди), Ренато («Бал-маскарад» Дж. Верди), Жорж Жермон («Травиата» Дж. Верди), Микеле («Плащ» Дж. Пуччини), Набукко («Набукко» Дж. Верди), Жерар («Андре Шенье» У. Джордано).

С конца 1990-х гг. неоднократно выступал на Людвигсбургском фестивале (Германия) с вердиевским репертуаром: Граф Станкар («Стиффелио»), Набукко, Граф ди Луна («Трубадур»), Эрнани («Эрнани»), Ренато («Бал-маскарад»).

Участвовал в постановке «Севильского цирюльника» во многих театрах Франции.

Выступал в театрах Берлина, Эссена, Кельна, Франкфурта на Майне, Хельсинки, Осло, Амстердама, Брюсселя, Льежа (Бельгия), Парижа, Тулузы, Страсбурга, Бордо, Марселя, Монпелье, Тулона, Копенгагена, Палермо, Триеста, Турина, Венеции, Падуи, Лукки, Римини, Токио и других городов. На сцене парижской Оперы Бастилия исполнил партию Риголетто.

В 2003 г. спел Набукко в Афинах, Форда в Дрездене, Яго в Граце, Графа ди Луна в Копенгагене, Жоржа Жермона в Осло, Скарпиа и Фигаро в Триесте.
В 2004-06 гг. - Скарпиа в Бордо, Жермона в Осло и Марселя («Богема» Дж. Пуччини) в Люксембурге и Телль-Авиве, Риголетто и Жерара («Андре Шенье») в Граце.
В 2007 г. исполнил партию Томского в Тулузе.
В 2008 г. спел Риголетто в Мехико, Скарпиа в Будапеште.
В 2009 исполнил партии Набукко в Граце, Скарпиа в Висбадене, Томского в Токио, Риголетто в Нью-Джерси и Бонне, Форда и Онегина в Праге.
В 2010 г. спел Скарпиа в Лиможе.

Свой юбилей «дважды отличника» знаменитый баритон Борис Стаценко отметил на сцене столичной «Новой оперы» грандиозным гала-концертом. Выпускник Московской консерватории, начинавший карьеру в Камерном музыкальном театре Бориса Покровского и Большом театре России, позже он перебрался в Германию и много и успешно работал на Западе. Сегодня Стаценко – признанный интерпретатор классических баритоновых партий, чья карьера по-прежнему успешно развивается в Европе, вновь все чаще поет в России – в Москве, Казани, других городах нашей страны.

– Борис, расскажите об идее и программе юбилейного концерта в «Новой опере».

– Свое пятидесятилетие я отмечал большим концертом в Дюссельдорфе, на сцене «Немецкой оперы на Рейне» – театра, с которым я связан уже много лет, поэтому что-то аналогичное уже было. На 55-летие захотелось устроить подобный праздник в Москве, тем более что мое желание совпало с устремлениями руководства «Новой оперы» в лице Дмитрия Александровича Сибирцева. Он с энтузиазмом откликнулся на это предложение, и была выбрана дата в начале сезона, максимально приближенная по времени к самому дню рождения, который у меня в августе. Так получилось, что на выбранный день (12 сентября) в Москве было настоящее столпотворение интересных музыкальных событий – в филармонии, консерватории, Доме музыки, то есть конкуренция у нашего проекта оказалась большая.

– Остается только порадоваться за москвичей, у которых есть богатый выбор!

– Да, безусловно. Как я прочитал недавно в статье С. А. Капкова, в Москве на 14 миллионов жителей приходится 370 театров! Это что-то поразительное, нигде в мире ничего подобного нет. На эту статью сразу последовал комментарий веронского театрального агента Франко Сильвестри о том, что в Риме, например, соотношение с Москвой один к семи не в пользу итальянской столицы. Что касается программы моего концерта, то первое отделение составили арии из партий, знаковых для моей карьеры (Эскамильо, Вольфрам, Ренато и другие – своего рода ретроспектива творчества), а второе – целиком акт из «Тоски». На концерте также состоялась мировая премьера – впервые прозвучала Серенада Влада из новой оперы Андрея Тихомирова «Дракула», которую «Новая опера» будет готовить в этом сезоне (на июнь 2015-го запланировано ее концертное исполнение с моим участием).

– Интересно, как восприняли музыканты «Новой оперы» это произведение и каково ваше к нему отношение?

– Оркестранты и дирижер Василий Валитов с большим энтузиазмом его исполняют, им нравится эта музыка. Я же просто влюблен и в свою партию, и во всю оперу, с которой подробно познакомился. На мой взгляд, это именно современная опера, где соблюдены закономерности и требования жанра, в ней современный музыкальный язык, применены разные композиторские техники, но в то же время здесь есть что петь, причем для полного набора голосов, как это принято в полноценных классических операх. Я уверен, что концертное исполнение летом будет иметь успех и эта опера должна в дальнейшем обрести и сценическую судьбу. Надеюсь, она вызовет интерес у профессионалов, а в том, что понравится публике, я не сомневаюсь.

– Ретроспективный подход для юбилейного концерта весьма уместен. Наверное, среди этих и других ваших героев есть особо дорогие?

– К сожалению, так сложилась моя карьера, что я мало пел русскую оперу: четыре баритоновых партии в операх Чайковского, две партии у Прокофьева (Наполеон и Рупрехт) и Грязной в «Царской невесте». Случись же по-другому, я бы с удовольствием пел больше и на родном языке, и русской музыки как таковой, но на Западе, где я в основном работал и работаю, русская опера по-прежнему мало востребована. Главным образом моя специализация – это драматический итальянский репертуар, прежде всего Верди и Пуччини, а также другие веристы (Джордано, Леонкавалло и прочие): меня так воспринимают в силу характеристик моего голоса и на подобный репертуар более всего и приглашают. Но, пожалуй, главное место все-таки занимают вердиевские партии – они же и самые любимые.

– А что с немецким репертуаром? Вы ведь много пели и поете именно в Германии.

– Немецких партий у меня всего две – это Вольфрам в «Тангейзере» и Амфортас в «Парсифале», обе в операх великого Вагнера. Но мне много пришлось петь по-немецки итальянскую и французскую оперу, поскольку в начале 1990-х, когда я перебрался в Германию, еще не было того повального увлечения исполнением опер на языке оригинала, и многие спектакли шли по-немецки. Так я спел по-немецки в «Силе судьбы», «Кармен», «Дон-Жуане» и других.

– Часто появляются новые партии в вашем репертуаре?

– У меня более восьмидесяти партий в репертуаре. Было время, когда я много учил нового для себя и репертуар расширялся стремительно. Но сейчас другой этап в карьере: мой основной репертуар стабилизировался, сейчас в нем порядка десяти ролей. Что-то выпало и, видимо, уже безвозвратно, потому что на такие оперы, как «Свадьба Фигаро» или «Любовный напиток», есть молодежь, которая это может хорошо спеть, но едва ли им пока по силам те партии, на которых я специализируюсь, – Набукко, Риголетто, Скарпиа…

– Ваша первая большая сцена – это Большой театр, в котором вы начинали. Потом был перерыв, когда вы не появлялись в России, и в 2005 году вновь состоялась встреча с Большим. Многое ли изменилось? Каким вы нашли театр?

– Изменилось, конечно, очень многое, что неудивительно, – кардинально изменилась сама Россия, вместе с ней изменился и Большой театр. Но сказать, что я нашел Большой в плохом состоянии, не могу. Большой есть Большой, он был и всегда будет храмом искусства. Развитие идет по синусоиде, и мое ощущение, что Большой сейчас на подъеме. А потом, знаете, интересная штука: стало уже общим местом жаловаться на текущие времена и говорить, что раньше было лучше, а теперь все идет к упадку. Впрочем, так говорили во все эпохи. Если следовать этой логике, деградация уже должна была бы давно все вокруг уничтожить, а на самом деле это совсем не так, и развитие идет по восходящей, что не исключает, конечно, временных ухудшений, проблем, даже кризисов и падений. Но потом обязательно приходит этап возрождения, и Большой театр сейчас именно на таком этапе. Я очень люблю читать исторические труды и вообще очень жалею, что у нас в России история – не главная наука: именно там есть что почерпнуть и чему поучиться. Так вот, за прошедшие тысячелетия, по моему мнению, человечество ничуть не изменилось, оно все то же – с теми же плюсами и минусами. Это же касается и психологической атмосферы в сегодняшнем Большом, человеческих отношений. Есть просто разные люди, разные интересы, они сталкиваются, и от того, какой у них уровень культуры, будет зависеть исход этого столкновения.

Сейчас, как и в конце 80-х, когда я начинал в Большом, есть конкуренция, борьба за роли, стремление делать карьеру, но это нормальные театральные явления. На рубеже 80–90-х в Большой со мной вместе пришло очень мощное молодое поколение певцов, одних баритонов человек семь, и, естественно, это вызывало недовольство и опасение старших. Прошли десятилетия, и теперь уже мы – старшее поколение, у которого состоялись карьеры, и нам в затылок дышит молодежь, которая ничуть не лучше и не хуже, она такая же, со своими амбициями, чаяниями и устремлениями. Это нормально. В советские годы Большой был высшей точкой в карьере любого отечественного певца, сейчас уже ситуация иная, Большому приходится конкурировать с другими мировыми театрами, и, по-моему, у него это получается. То, что у Большого теперь две сцены и его основная историческая площадка обновилась и функционирует в полную силу, – это большое дело. Акустика, по моим ощущениям, ничуть не хуже, чем была раньше, просто к ней надо привыкнуть, как и ко всему новому.

– Наша театральная практика и театральная практика европейская: большая ли разница между нами?

– Полагаю, что принципиальных отличий нет. Все зависит от конкретных людей, которые со сменой места работы не меняются: если человек тут был разгильдяем, то он и там будет работать спустя рукава. Если на постановку собралась упорная команда – значит, будет успех. Если нет – то и результат никого не воодушевит. Мне кажется, что все разговоры о ментальных и психологических различиях между русскими и европейцами с американцами очень надуманны: различия не выходят за рамки некоторых нюансов, не более того. Потом и Запад очень разный: итальянцы более импульсивны и часто необязательны, немцы более аккуратны и организованны. Мне кажется, есть связь с языком, на котором говорят и, соответственно, думают те или иные народы. В немецком должен быть железный порядок слов, поэтому и в действиях у них царит порядок. А по-русски вы можете слова ставить произвольно, как хотите – вот так мы и живем, в известной степени, более свободно и, наверное, с меньшей ответственностью.

– Германия славится активной ролью режиссуры в опере. Ваше отношение к этому явлению?

– Нравится это кому-то или нет, но я думаю, что это объективный процесс. Была когда-то эпоха господства вокала, певцов в опере, потом их сменили дирижеры, потом настало время звукозаписывающих лейблов, которые диктовали условия, составы и сами названия произведений, а теперь пришло время режиссеров. С этим ничего не поделаешь – это этап, который тоже со временем пройдет. По моим ощущениям, режиссер часто слишком доминирует там, где недостаточно убедительное музыкальное руководство, когда дирижер по-настоящему не может сказать свое слово, когда он не харизматичный лидер, – тогда все берет в свои руки режиссер. Но режиссеры тоже очень разные. Режиссер со своим видением и концепцией – это благо для оперы, потому что такой мастер может сделать интересный спектакль, а саму оперу – более понятной и актуальной для публики. Но много, конечно, и случайных людей, не понимающих сути музыкального театра, не разбирающихся в предмете и попросту неталантливых, для которых остается один путь заявить о себе на этой чуждой, по сути, им территории – эпатировать. Бесталанность и неграмотность – к сожалению, этого сейчас стало очень много: режиссеры ставят оперу, но совершенно не ориентируются в произведении, не знают и не понимают музыки. Отсюда постановки, которые даже нельзя назвать модерновыми или скандальными, они попросту плохие, непрофессиональные. Объяснение же, к которому часто прибегают, оправдывая всякого рода актуализации оперных сюжетов, что традиционные постановки не интересны молодежи, я считаю несостоятельным: классические спектакли пользуются спросом именно у молодежи, потому что она еще не знакома с эталонами и ей это интересно видеть. А в той же Германии уже выросли поколения людей, которые вообще не знают, что такое традиционные спектакли, так как же можно утверждать, что они им не нравятся? Поощрением режиссеров ко всякого рода чудачествам занимаются музыкальные критики, у которых наблюдается утомление от оперы как таковой, им-то как раз и хочется все время чего-то новенького, щекочущего нервы, того, с чем они еще не сталкивались.

– Как вы договаривались с режиссерами, чьи идеи для вас были неприемлемы?

– Спорить и ругаться, конечно, не стоит – режиссер не глупее тебя, у него свое видение. Но постараться предложить что-то свое даже в рамках того, что он предлагает, вполне допустимо, и нередко именно такой путь ведет к сотрудничеству певца и режиссера и к хорошему результату. Певец проникается идеей режиссера, в ряде случаев режиссер видит несостоятельность тех или иных своих требований. Это ведь творческий процесс, процесс поиска. Главное, не скатываться к конфронтации, работать во имя созидания, на результат.

– Вы были одним из первых, кто в начале 1990-х уехал – как казалось многим тогда в России, навсегда – работать на Запад. Как быстро вы адаптировались там?

– Довольно быстро, и главным здесь была моя работоспособность и желание петь много и везде. Это же мне помогло справиться с языковой проблемой. Я приехал в Германию с двумя немецкими словами. И выучил язык там уже самостоятельно – по самоучителям, учебникам, телевидению и радио, общению с коллегами. Через три месяца после приезда в Германию я уже говорил на немецком. Кстати, других иностранных языков я тоже не знал, включая обязательный для вокалиста итальянский, – в Советском Союзе это было не нужно. Жизнь заставила все это наверстывать.

– После юбилейного концерта в «Новой опере» как часто мы будем иметь удовольствие слушать вас в Москве?

– У меня сейчас период плотного сотрудничества с «Новой оперой», чему я очень рад: здесь мне комфортно, меня здесь понимают, идут навстречу моим идеям, предложениям. В сентябре я здесь пою «Риголетто» и «Царскую невесту», в октябре – «Набукко». В декабре состоится концертное исполнение «Паяцев» с замечательным сербским тенором Зораном Тодоровичем в партии Канио, я буду петь Тонио. В январе последует концертное исполнение «Мазепы», ну а в июне уже упоминавшийся «Дракула». В «Новой опере» для меня хорошие возможности, у них богатый репертуар, много партий для моего типа голоса.

– Каковы ваши планы на начавшийся сезон вне Москвы?

– Меня ждут 21 спектакль «Аиды» в Германии, «Риголетто» в Норвегии, «Кармен» и «Травиата» в Праге, «Огненный ангел» в Германии, – сезон очень насыщенный, работы много.

– При такой интенсивной сценической деятельности у вас остается время заниматься с молодыми?

– Я пять лет преподавал в консерватории в Дюссельдорфе, но прекратил эту деятельность, потому что все меньше времени оставалось на собственную карьеру. Но с молодыми занимаюсь частным образом и без ложной скромности скажу, что те, кто ко мне приходят, остаются со мной. Один из моих последних учеников, словак Рихард Шведа, недавно замечательно исполнил Дон Жуана в Праге, скоро у него концерт в Братиславе с Эдитой Груберовой. Это очень перспективный молодой вокалист.

– Практически да. Ну, пожалуй, лишь с колоратурными сопрано и совсем легкими лирическими тенорами россиниевского плана я бы воздержался работать, все-таки там большая специфика.

– Радует молодежь или бывает, что и огорчает?

– Студенты разные – не могу сказать, что хуже или лучше, чем раньше. И в моем поколении, да, наверное, всегда были те, кто стремился взять от педагога все, что тот может дать, а были такие, кто пассивно воспринимал процесс, ленился, у кого превалировали иждивенческие настроения. Есть много талантливых ребят, хороших голосов и целеустремленных личностей. Я бы хотел пожелать им всем больших успехов и чтобы они хорошо понимали, что никто за них ничего не сделает – всего нужно добиваться самому, своей устремленностью, трудолюбием, желанием постигать, активной жизненной позицией, и тогда обязательно все получится!

Сейчас он - солист Оперного театра в Дюссельдорфе, выступающий на лучших сценах Гамбурга, Дрездена, Берлина, Амстердама, Брюсселя и других культурных столиц мира, в репертуаре которого более пятидесяти опер. Борис Стаценко - постоянный участник фестиваля в Лукке (Италия), пел в «Травиате», «Силе судьбы», «Тоске», «Риголетто», «Богеме», «Тангейзере», «Иоланте», «Пиковой даме» в театрах Венеции, Турина, Падуи, Лукки, Римини.

В последние пять лет певец активно участвует в спектаклях Людвигсбургского фестиваля под руководством профессора Генненвайна, исполняя ведущие партии в операх «Стиффелио», «Трубадур», «Набукко», «Эрнани», «Бал-маскарад». На ближайшие четыре года имеет ангажементы в театрах Вероны, Триеста, Палермо, Пармы, Рима, Тулузы, Лиона, Льежа, Тель-Авива.

Для московской публики возвращение Бориса Стаценко ознаменовалось великолепным исполнением партии Наполеона в новом нашумевшем проекте Большого театра - опере С. Прокофьева «Война и мир». Российские гастроли продолжились в родном Челябинске, где он выступил в «Тоске», и на шаляпинском фестивале в Казани («Аида», «Набукко», гала-концерты).

Еще в ноябре 2005 г. Борис Стаценко организовал у себя на родине, в Челябинске, оперный фестиваль, в котором участвовали его друзья и партнеры по выступлениям в Ла Скала: знаменитые итальянские басы Луиджи Рони и Грацио Мори, дирижер Стефано Рабалья, а также три молодых вокалиста Стефана Кибалова, Ирена Чербончини и Альберто Джелмони.

Сейчас Борис Стаценко представляет в России свой новый творческий проект, совместный с Луиджи Рони. Это концертное агентство, ориентированное на представление российской публике известнейших итальянских певцов, до сих пор не выступавших в нашей стране. Стаценко считает, что в России знают имена лишь нескольких звезд, таких как Лучано Паваротти или Чечилия Бартоли, и еще не слышали лучшие итальянские голоса.

22-летним юношей Борис впервые попал в оперу. Давали «Севильского цирюльника». «Тогда я и не представлял себе, что это такое. Наивно думал, что певцы не учатся пению, а запросто выходят на сцену и поют», - рассказывает Стаценко. Впечатление оказалось настолько сильным, что бывший сельский парень бросил работу и стал учится оперному пению.

Колоритный бас Станислав Богданович Сулейманов вступает в непринужденную беседу:

Жизнь Бориса круто изменилась в 1993 году, когда он получил приглашение в оперный театр города Кемниц (бывший восточногерманский Карл-Маркс-Штадт. – Прим.ред.). Так случилось, что предполагалась постановка нечасто поющейся оперы Верди «Стиффелио» и заболел исполнитель. Борис за неделю выучил эту труднейшую и огромнейшую оперу, что практически невозможно. И его не менее блистательное участие в премьере этой оперы послужило толчком для дальнейшего продвижения.

Он приехал туда без знания языка. На сегодняшний день Борис владеет пятью языками: немецким, итальянским, английским, французским… и родной русский не забыл. С тех пор Борис блистает во всем мире. Выучены и спеты 63 оперные партии.

Могу сказать, что долгий путь мне пришлось пройти, чтобы достичь стилистического исполнения немецких, французских, итальянских композиторов, - продолжает беседу Стаценко. - Это трудно именно в России, потому что у других студентов больше возможностей слышать живьем хороших исполнителей. Лет 7 назад с моим другом Луиджи Рони (известный итальянский бас – ред.) мы впервые поехали в Челябинск. Я долго его упрашивал, и в итоге он согласился.

Билеты были распроданы за полгода до того, как состоялся фестиваль. Самое интересное, что 50% слушателей - молодежь до 20 лет, приехали студенты из Екатеринбурга, Перми для того, чтобы послушать итальянских оперных певцов. И тогда у нас родилась идея организовать это так, чтоб все слушатели желающие могли слушать оперу живьем.

Вы прекрасно понимаете, что любая запись не дает полного представления о певцах, только слушая живьем, можно понять эту стилистику, этот вкус. Конечно, нашим студентам тяжело петь на

Итальянском и на любом другом языке. Очень трудно, когда не понимаешь слов и очень трудно понять, как можно так петь, если не слышишь это живьем. Я это сам испытал.

Когда я живьем слышал своих любимых певцов, я совсем по-другому воспринял технику пения, исполнительское искусство, что мне очень и очень помогло. Родилась идея организовать продюсерскую компанию, чтобы можно было привозить итальянских певцов на российскую сцену.

Понятно, что Москва и Санкт-Петербург – это одно, но в провинциальных городах этим никто не хочет заниматься. Сами иностранцы просто боятся туда ехать. Конечно, это не дешевое удовольствие, но без этого нашим певцам будет гораздо труднее выйти на мировой уровень.

Сегодня на Шаляпинском фестивале заглавную партию в «Риголетто» Верди исполнит Борис Стаценко - солист Немецкой оперы на Рейне и приглашенный солист Большого театра России. Он играл придворного шута-горбуна Риголетто в разных театрах мира более двухсот раз, неоднократно видели его в этой роли и в Казани. Стаценко считают одним из лучших исполнителей этой партии: на спектаклях с его участием всегда аншлаг.

Накануне сегодняшнего выступления певец дал интервью «Вечерней Казани».

- Борис, вы согласны, что с каждым годом в жизни немолодого уже человека все меньше событий случается впервые?

От человека зависит. В этом сезоне, например, я впервые исполнил Иоканаана в «Саломее» Рихарда Штрауса, выучил «Иродиаду» Массне. В моем репертуаре уже 88 партий, но еще двадцать, а может, и больше, я собираюсь в этой жизни выучить... В этом году в первый раз поеду на Тайвань: пригласили на постановку «Отелло» Верди. А недавно впервые был в норвежском городе Кристиансан - пел Риголетто, три спектакля прошли с аншлагом в зале на две тысячи мест.

- В Казани вы поете в «Риголетто» в классической постановке Михаила Панджавидзе. Наверняка приходилось участвовать и в неклассических?

Только в неклассических и приходилось. На спектакле в Боннском театре, например, режиссер «сделал» Риголетто наркодилером. Другой режиссер, в Дюссельдорфе, придумал, что у Риголетто нет горба... Не хочу называть этих режиссеров. Знаете, меня спасает в таких случаях одно: музыка Верди. Если есть хороший дирижер, то не так уж и важно, что там напридумывал режиссер.

- В прошлом году, когда вы приезжали петь Риголетто, у вас была другая прическа - каре. Сейчас вы постриглись так коротко из-за какой-то новой роли?

Да, в Deutsche Oper в Дюссельдорфе я буду петь царя Додона в «Золотом петушке» Римского-Корсакова. Спектакль ставит режиссер Дмитрий Бертман. Это он заставил меня постричься, потому что хочет сделать моего персонажа копией Владимира Путина. Додон будет Путиным, можете себе такое представить?

- Не очень. А вы?

Думаете, я в первый раз в такую ситуацию попадаю? В Амстердаме недавно ставили «Набукко», так мой Набукко - он тоже как Путин выглядел. Понимаете, Путин - такая популярная на Западе личность, что каждый режиссер хочет использовать его образ в своих постановках. Не удивлюсь, что однажды и Риголетто «под Путина» играть будут. Потому что это интрига: если в рецензии напишут, что персонаж в опере похож на Путина, публика пойдет на спектакль хотя бы из любопытства.

- Когда режиссеры говорят, что ваш герой должен быть похожим на Путина, вы что-то делаете для этого, или за схожесть отвечают гримеры?

Вы еще скажите, что я путинским голосом должен петь. Не бывать этому. Я никогда не стану похожим на Путина. В музыке характер героя настолько подробно композитором прописан, что неважно, что там нафантазирует режиссер. Но знаете, главное - не спорить. Какой толк спорить с режиссером?! Хотя в «Золотом петушке» я рискнул и предложил режиссеру, чтобы Додон был похож не на Путина, а на Обаму. И не останавливаться на этом: из других персонажей этой оперы «сделать» Ангелу Меркель, Франсуа Олланда... Чтобы на сцене собралась не путинская команда, а международная. Но Бертман на это не идет.

- Каждый год 9 июня вы публикуете в своем Фейсбуке фотографию, на которой занимаетесь фитнесом. Что это за день такой особенный?

Просто именно в этот день лет пять назад я начал серьезно заниматься физкультурой. И убедился потом: ежедневные тренировки помогают мне петь.

- У вас, наверное, есть личный фитнес-тренер?

Минуточку. Я говорю на четырех иностранных языках, но я их выучил самостоятельно - ни одного урока не взял! Так и с фитнесом. Я самостоятельно изучил имеющуюся в Интернете информацию и примерно за шесть месяцев разработал себе систему тренировок.

- На гастролях продолжаете тренировки?

Обязательно. Всегда вожу с собой эспандер. И делаю упражнения, для которых не нужны тренажеры: отжимаюсь, приседаю и стою по три минуты в планке. Это совсем нетрудно! Шагомером еще пользуюсь: за день я должен пройти 15 тысяч шагов.

- Борис, правда, что до того, как стать оперным певцом, вы работали на эстраде?

Я в восьмом классе учился, когда меня пригласили петь в вокально-инструментальном ансамбле «Белая ладья». Это было в деревне Багаряк Челябинской области. В феврале, помню, меня пригласили, летом я работал на посевной и заработал себе на гитару, а к осени научился на ней играть.

- Предполагали тогда, что вас ждет блестящая певческая карьера?

Если бы я этого не предполагал, я бы не стал этому учиться. Но это позже произошло. Я решил поступать в музыкальное училище в Челябинске, когда уже работал в райкоме комсомола. Бросил политическую карьеру и сказал себе: «Я буду петь в Большом театре СССР!». Окончил училище, консерваторию. И оказался в Большом театре! Знаете, я убежден: каждый имеет то, чего он хочет.

- Можно сказать, что потом вы захотели жить и работать в Германии?

Я мечтал о собственной квартире в Москве. И когда в 1993 году меня услышали на Дрезденском фестивале (я пел Роберта в «Иоланте» Чайковского) представители театра города Кемниц и сразу предложили контракт, я согласился. Для меня это была реальная возможность заработать на московскую квартиру. Заработал. И не только на московскую.

- Больше времени вы проводите не в московской, а в дюссельдорфской квартире?

Знаете, я бы, наверное, и вернулся сейчас жить в Россию. Но моя жена - она категорически против. Я прекрасно помню, как трудно мы с ней тут жили в начале 90-х: однажды нам пришлось продать мои концертные туфли, чтобы купить еды... Когда в Германии она впервые вошла в продуктовый магазин, то буквально окаменела от изобилия. А потом в отеле ревела белугой целые сутки! Она не хочет возвращаться в Россию - она боится, что здесь всегда будут кризисы, неустроенность и голод...

Фото Александра ГЕРАСИМОВА

Наша беседа с Борисом Стаценко, известным оперным баритоном, солистом Новой оперы, а также приглашённым солистом Большого театра и Немецкой оперы на Рейне проходила по скайпу, поскольку артист, с которым мы виделись в Москве накануне, уже находился на земле обетованной: в Израиле проходили спектакли с его участием.

Борис Стаценко окончил Московскую консерваторию в 1989 г., будучи студентом Петра Скусниченко, у которого в 1991 г. окончил также и аспирантуру. В 1987-1990 гг. был солистом Камерного музыкального театра под руководством Бориса Покровского, где, в частности, исполнил заглавную партию в опере «Дон Жуан» В.А. Моцарта. В 1990 г. был стажером оперной труппы, в 1991-95 гг. - солистом Большого театра. Спел, в том числе следующие партии: Сильвио («Паяцы» Р. Леонкавалло), Елецкий («Пиковая дама» П. Чайковского), Жермон («Травиата» Дж. Верди), Фигаро («Севильский цирюльник» Дж. Россини), Валентин («Фауст» Ш. Гуно), Роберт («Иоланта» П. Чайковского).

Ныне является приглашенным солистом Большого театра. В этом качестве исполнил партию Карлоса в опере «Сила судьбы» Дж. Верди. В 2006 г. на премьере оперы «Война и мир» С. Прокофьева (вторая редакция) исполнил партию Наполеона. Исполнил также партии Рупрехта («Огненный ангел» С. Прокофьева), Томского («Пиковая дама» П. Чайковского), Набукко («Набукко» Дж. Верди), Макбета («Макбет» Дж. Верди).

С 1999 г. постоянно работает в труппе Немецкой оперы на Рейне (Дюссельдорф-Дуйсбург). Выступал в театрах Берлина, Эссена, Кельна, Франкфурта на Майне, Хельсинки, Осло, Амстердама, Брюсселя, Льежа (Бельгия), Парижа, Тулузы, Страсбурга, Бордо, Марселя, Монпелье, Тулона, Копенгагена, Палермо, Триеста, Турина, Венеции, Падуи, Лукки, Римини, Токио и других городов. На сцене парижской Оперы Бастилия исполнил партию Риголетто. C 2007 г. преподает в консерватории Дюссельдорфа.

- Борис, что, по-Вашему мнению, даёт опера людям?

Это вопрос не по адресу - нужно спрашивать у людей. Я - артист.

- Но Вы тоже человек, и в этом смысле ничто человеческое Вам не чуждо.

Я могу ответить что она даёт лично мне всё то, что мне нужно. В принципе, я не работаю, а занимаюсь любимым делом. Пение - моё хобби. Поэтому, у меня всё совместилось - и хобби, и работа.

Насколько Ваша работа или хобби для Вас легки? Ведь разучивание партий, Ваша занятость во многих спектаклях, постоянные гастроли требуют много времени и сил?

Вы ведёте здоровый образ жизни, уделяете большое внимание физической нагрузке. Как Вам удаётся заниматься в поездках?

Я вожу с собой эспандер нагрузкой в 50 кг, а остальное - приседания, отжимания можно везде делать. Если есть возможность, иногда хожу в фитнес-студии. Занимаюсь час утром и час вечером.

Бывая на спектаклях с Вашим участием, я неоднократно общалась с Вашими поклонниками, которые горячо Вас любят как артиста. Взаимны ли их чувства?

Я очень чувствую любовь моих поклонников, их энергетику, которая идёт из зала. Она, безусловно, подпитывает меня. И этот процесс - взаимный. Если артист отдаёт свою энергию, то он её получат обратно. А если закрылся и ничего не расходует, то и не получает. Когда отдаёшь, образуется пустота, которая естественно заполняется эмоциями публики, тёплыми, приятными словами моих друзей, и это помогает работать дальше.

- За что Вы любите свою профессию?

Мне интересно заниматься моим любимым делом: разучивать новые партии, работать с новыми дирижёрами, новыми партнёрами, коллегами, оказываться каждый раз в новой обстановке, - всё, что составляет труд профессионального оперного певца. В отличие от певцов популярной музыки, которые зачастую поют под фонограмму, чего я не понимаю и не приветствую, я всегда исполняю разные партии, а не исполняю один и тот же репертуар. В каждом спектакле я открываю в своей партии что-то новое: у меня нет заученных движений под определённые фразы. Разные режиссёры, директоры спектакля по-своему интерпретируют произведение и выявляют в нем интересные детали. Вообще, считаю, что это неуважение к публике - петь под фонограмму. И никакой любви к профессии тут не может быть, когда очередной «попрыгунчик» выбегает на сцену с поднятой рукой и кричит публике: «КАК я вас люблю!». Это делают все наши «звёзды», включая Филиппа Киркорова, Николая Баскова, Бориса Моисеева - это, на мой взгляд, ужасно пошло. Живое искусство и творчество они променяли на обман.

- Есть ли у Вас любимый герой, или характер, который Вы исполняете как актёр?

У меня нет любимого героя или характера. Играть отрицательного персонажа гораздо притягательнее, потому что для такого характера легче найти краски. Но, например, я не знаю как сыграть героя-любовника.

Сыграть эмоцию - не проблема, я тут же сориентируюсь и сыграю. В опере сложнее. К примеру, у никогда меня не получался хорошо Елецкий как персонаж, который был мне не особенно близок, хотя я удачно справлялся с его сольной арией. А вот Томский, Фигаро, Робер, Скарпиа, Набукко, Риголетто, наоборот, легче удавались. Когда-то я понял, что всё сыграть нельзя, и я сконцентрировался на определённом характере своих персонажей и на поиске собственного подхода к их сценическому воплощению. Между прочим, баритон почти всегда исполняет злодеев и убийц. Даже Онегин - и тот отрицательный персонаж.

- Пытаетесь ли Вы найти нечто положительное даже в отрицательных персонажах?

Есть отрицательные персонажи, выписанные в либретто, но это не значит, что их характер полностью отрицательный. Все персонажи, которых я исполняю - Скарпиа, Риголетто, - для меня положительные, я их очень люблю и как исполнитель не вижу и никогда не показываю в них отрицательных черт.

- А что же Вы тогда делаете?

Я играю человека. Например, Скарпиа - он шеф полиции, причём сицилианский барон. В чём его отрицательные черты? В том, что он приставал к женщине? Боже мой, это происходило везде и во все времена. Шеф полиции, который борется с революционерами - тоже норма. В чём же его вина? В том, что он завлёк в сети Тоску и Каварадосси? Так у него такая работа и никакого коварства! Скарпиа - нормальный человек, мужчина, наделённый властью. Что тут такого?

- Скажите, пожалуйста, как Вы работаете над ролями?

Существует много разных профессиональных методик, которыми можно познакомиться на мастер-классах. Но в собственной работе над ролями я использую отработанные способы - свои секреты мастерства, приобретённые за долгие годы. В моё время популярной считалась актёрская система Станиславского. Я также читал книги Михаила Чехова. Сейчас существует много литературы о том, как работать над ролями, есть огромное количество учебной литературы. Но сами по себе теоретические знания не дают настоящего мастерства: есть масса практических вопросов, ответы на которые можно получить лишь на занятиях с педагогом. Я много почерпнул для себя, будучи студентом Московской консерватории. На третьем курсе Борис Александрович Покровский пригласил меня в свой театр на роль Дон-Жуана. Наблюдая за работой других актёров с ним, их реакцией на его задания, я быстро обучился принципам актёрской игры и в дальнейшем совершенствовал полученные навыки. Мне довелось работать со многими театральными режиссёрами. Всегда было сложно сотрудничать с дирижёрами-диктаторами, требующими беспрекословного подчинения их идее, которая не всегда совпадает с авторским замыслом, для чего приходится переучивать текст. Но есть и другие режиссёры, которые отдают артисту на откуп его роль. И когда актёр творит свою роль, а режиссёр корректирует его игру, процесс совместной работы становится интенсивным и увлекательным, а результаты оказываются удачными

- Бывают ли у Вас сложности в работе с другими артистами?

К моим партнёрам я всегда отношусь с уважением. Бывает лишь досадно, если артист приходит на репетицию с невыученной партией и неподготовленный, что случается очень часто. В моей практике был случай, когда я остановил репетицию и сказал, что приду, когда мои коллеги выучат свои партии.

- Какой это вызвало резонанс?

Через три дня все партии были выучены.

- Какие качества должны быть у артиста?

Я убеждён в том, что талант составляет лишь 5 процентов, остальные 95 - работоспособность. С моих студенческих лет я приучил себя к тому, чтобы приходить на занятия с выученными наизусть произведениями. Сейчас большинство студентов учат программу в классе вместе с концертмейстерами. Также важно овладевать актёрским мастерством, которому можно учиться у хороших киноактёров. Я обожаю смотреть старые фильмы 50-60 годов с наивной актёрской игрой, как, например, «Приходите завтра», в котором участвуют театральные актёры. Моими любимыми киноартистами являются Иннокентий Смоктуновский и Джек Николсон, у которых я многому научился. Также я учился у Басилашвили, Леонова, Миронова и всей нашей артистической плеяды. К сожалению, научиться на современных телесериалах ничему нельзя не потому что все актёры бездарны, а потому что камера не задерживается подолгу на лице актёра и за короткое время невозможно прочувствовать его игру.

- Что Вам больше всего нравится в опере?

Актёрская игра. На мой взгляд, в опере нужно не только хорошо спеть, но и сыграть роль. Впрочем, есть некоторые певцы, которые хотят лишь красиво спеть. Такие артисты тоже имеют успех, и это замечательно. Конечно, это зависит и от репертуара. К примеру, в оперных ариях belcanto Беллини, в которых очень мало текста, артисту приходится выражать эмоции идущие от самой музыки, и от него требуется в первую очередь шикарное пение и совершенно другое актёрское поведение. Хотя везде нужно хорошо петь.

- Нравится ли Вам слушать пение других артистов?

Есть масса певцов - и баритоны, и тенора, и басы, которых я слушаю и кем восторгаюсь.

- Были ли у Вас кумиры?

Я брал уроки в Италии у Пьеро Каппуччилли, одного из лучших баритонов второй половины ХХ века, и для меня он был всегда примером вокального мастерства. По молодости лет я даже стремился петь так, как поёт он.

- Как Вы относитесь к критике?

Я считаю, что она всегда субъективна и зависит от разных факторов. На один и тот же премьерный спектакль критики пишут совершенно противоположные рецензии.

- Считаете ли Вы объективной мнение публики?

Она также субъективна в своих оценках, и это её право.

- Может ли артист оценивать себя объективно?

Нет, ни один артист не может дать себе объективную оценку. Многие умеют делать то, чего я не умею. Но я также знаю, что многие не умеют делать то, что умею я. Это вполне естественно. И можно многому научиться у других исполнителей. Наверное, для жизни и самоутверждения хорошо иметь высокую самооценку. Для меня же всегда было главным то, что происходит на сцене, где на самом деле определяется лучший.

Марал ЯКШИЕВА