Первое оперное либретто на русском. Зарубежная опера на русской сцене. Проблема языкового барьера. Специфика перевода. Либретто мюзикла по сказке евгения шварца «тень»

Если за дело возьмутся лютеранский пастор, прусский антрепренер и неаполитанский капельмейстер, то в результате получится русская опера.

О том, какое событие взять за точку отсчета начала истории русской оперы, существуют разные мнения. Принято считать, что опера в России родилась одновременно с премьерой «Жизни за царя» Михаила Ивановича Глинки, которая состоялась 27 ноября 1836 года. Однако зарождение этого жанра на Руси произошло намного раньше. Наталья Кирилловна Нарышкина, жена царя Алексея Михайловича, была в курсе всех иноземных веяний. Она и пожелала устроить у себя театральное представление с пением. Государь просьбу супруги удовлетворил и повелел жившему в Немецкой слободе пастору Иоганну-Готфриду Грегори «учинить комедию» и «для того действа устроить хоромину» в селе Преображенском. 17 октября 1672 года было дано первое представление «Эсфирь» с музыкой и хорами из государевых певчих дьяков. Длилось действо 10 часов и привело царя в восторг. Следующие спектакли разыгрывали в кремлевских палатах. Считается, что это была переделка либретто оперы Ринуччини «Эвридика». Куплеты исполнялись на немецком языке, и толмач переводил их царю. Грегори поставил еще несколько пьес, очень похожих на оперы. После смерти Алексея Михайловича эти развлечения были забыты.

Следующая попытка создать музыкальный театр в России была предпринята Петром I. Для этих целей из Данцига выписали прусского антрепренера одной из театральных трупп Иоганн-Христиан Кунст, которому присвоили должность «Его Царского Величества комедиальный правитель». Он привез с собой актеров, в том числе и тех, что «искусны в поючих действах». Театр по указу царя к концу 1702 года построили на Красной площади. Он вмещал до 400 зрителей и был общественным. Представления, которые включали в себя арии, хоры и оркестровое сопровождение, давали по понедельникам и четвергам. Вход стоил от 3 до 10 копеек. С переездом царского двора в Петербург популярность театра снизилась.

Настоящая опера появилась в России во времена правления Анны Иоанновны, когда на увеселения тратились огромные средства. При императрице, которая очень любила развлекаться, начался итальянский период русской оперы. 29 января 1736 года в России была сыграна первая опера в ее классическом понимании. Произведение называлось «Сила любви и ненависти», музыку написал придворный капельмейстер Анны Иоанновны Франческо Арайя, который годом ранее прибыл в Петербург во главе большой итальянской оперной труппы. Либретто на русский язык переложил Василий Тредиаковский. С той поры оперные представления стали давать регулярно – зимой в театре Зимнего дворца, летом – в театре Летнего сада. Мода на оперу прижилась, и частные оперные театры стали открываться повсеместно.

Неаполитанца Франческо Арайю в каком-то смысле можно считать основоположником русской оперы. Именно он сочинил и поставил первую оперу, написанную на русский текст и сыгранную русскими артистами. Состоялось это судьбоносное представление в 1755 году в театре Зимнего дворца. Опера называлась «Цефал и Прокрис». Одну из главных ролей исполнила Елизавета Белоградская. Она была фрейлиной при дворе Елизаветы Петровны, и ее принято считать первой в России профессиональной оперной певицей. Кроме того, в постановке участвовали певчие графа Разумовского и в их числе выдающийся певец Гаврило Марценкович, известный под именем Гаврилушки. По свидетельству современников, это было впечатляющее зрелище со специально написанными декорациями, великолепной театральной машинерией, внушительным оркестром и огромным хором. Премьера удалась на славу – обласканному композитору императрица Елизавета Петровна пожаловала соболью шубу стоимостью 500 рублей. Чуть позже камерный вариант этой оперы давали в Картинном доме императорской резиденции в Ораниенбауме. Партию скрипки исполнял будущий император Петр III.

К становлению русской оперы Екатерина II приложила руку в буквальном смысле слова. Императрица сочинила немало либретто на злобу дня. Одно из ее произведений – «Горебогатырь Косометович» положил на музыку испанский композитор Висенте Мартин-и-Солер. Опера представляла собой политический памфлет, в котором высмеивался шведский король Густав III. Премьера состоялась 29 января 1789 года в Эрмитажном театре. Два с лишним века спустя опера была восстановлена на той же сцене в рамках ежегодного фестиваля Early Music.

Временем расцвета отечественного оперного искусства стал XIX век. Создателем русской национальной оперы по праву считается Михаил Глинка. Его произведение «Жизнь за царя» стало точкой отчета для русской оперы. Премьера состоялась 27 ноября 1836 года и сопровождалась грандиозным успехом. Правда, от творчества великого композитора в восторге были не все – говорят, что Николай I предоставлял своим офицерам выбор между гауптвахтой и прослушиванием опер Глинки в качестве наказания. Тем не менее до сих пор «Жизнь за царя» – одна из самых известных русских опер. В XIX веке были созданы и другие русские оперные «бестселлеры» – «Борис Годунов», «Князь Игорь», «Каменный гость», «Хованщина».

Во второй половине XIX века во многих театрах шла опера Александра Серова «Юдифь». Но в начале следующего столетия это произведение практически вышло из репертуара, поскольку декорации и костюмы выглядели невероятным анахронизмом. От роли в этой опере отказался Федор Шаляпин, заявивший, что не будет в ней петь, пока не обновят сценографию. К созданию новых декораций и костюмов дирекция Мариинки привлекла сына композитора художника Валентина Серова и его друга Константина Коровина. Их усилиями «Юдифь» обзавелась новой сценографией и с успехом демонстрировалась в Мариинке.

Одна из примечательных дат для русского оперного искусства – 9 января 1885 года. В этот день в Камергерском переулке Савва Мамонтов открыл театр «Московская частая русская опера». Это была первая негосударственная оперная антреприза с постоянной труппой, которая добилась выдающихся результатов. На ее сцене ставили оперы Кюи, Римского-Корсакова, Мусоргского, Глинки, Даргомыжского, Бородина, причем чаще всего это были сочинения, отвергнутые дирекцией Императорских театров.

Легендой русской оперной сцены был Федор Шаляпин. «В Москве – три чуда: Царь-колокол, Царь-пушка и Царь-бас», – писал о Шаляпине театральный критик Юрий Беляев. К своему успеху сын вятского крестьянина шел долго, сменив несколько трупп в разных городах Российской империи. Известность пришла к Шаляпину в Мариинке, а слава – в частном оперном театре Саввы Мамонтова. В 1901 году он впервые выступил в «Ла Скала» и произвел на публику грандиозное впечатление. С этого момента жизнь Шаляпина превратилась в череду блестящих ролей, бесконечных оваций, громких гастролей. Он с энтузиазмом встретил революцию, стал первым народным артистом РСФСР и был назначен художественным руководителем Мариинки. Но в 1922 году знаменитый бас уехал на гастроли за границу и в Советскую Россию уже не вернулся.

После прихода к власти большевиков судьба русской оперы висела на волоске. Ленин хотел разделаться с этим направлением музыкальной культуры. В своем обращении к Молотову он писал: «Оставить из оперы и балета лишь несколько десятков артистов на Москву и Питер для того, чтобы их представления (как оперные, так и танцы) могли окупаться (например, окупаться путем участия оперных певцов и балерин во всякого рода концертах и т. подоб.)». Закрытия крупнейших русских театров удалось избежать только благодаря неустанным хлопотам Луначарского.

Опера «Жизнь за царя» после революции претерпела немало изменений и редакций. Прежде всего она сменила название и стала называться «Иван Сусанин». В одной из большевистских версий главный герой превратился в комсомольца и председателя сельсовета. С 1945 года опера открывает каждый новый сезон Большого театра.

Молва приписывала Сталину связь с оперными певицами Большого театра – Верой Давыдовой, Валерией Барсовой, Наталией Шпиллер. Подтверждения этим похождениям вождя, конечно, не было. В год смерти Веры Давыдовой в 1993 году появились мемуары, якобы записанные с ее слов. В них она так описывает первую встречу со Сталиным: «После крепкого горячего кофе, вкуснейшего грога стало совсем хорошо. Боязнь и растерянность улетучились. Я пошла за ним. Оказалось, что И.В. ростом ниже меня. Мы вошли в комнату, где стояла большая низкая кушетка. Сталин попросил разрешения снять френч. На плечи он накинул восточный халат, сел рядом, спросил: «Можно потушить свет? В темноте легче разговаривать». Не дождавшись ответа, он погасил свет. И.В. меня обнял, умело расстегнул кофточку. Сердце мое затрепетало. «Товарищ Сталин! Иосиф Виссарионович, родненький, не надо, я боюсь! Пустите меня домой!..» На мой жалкий лепет он не обратил никакого внимания, только в темноте загорелись ярким пламенем его звериные глаза. Я еще раз попыталась вырваться, но все было напрасно».

В СССР опера была в большом почете и служила своеобразной витриной достижений советского строя. На главные театры страны денег не жалели, на их сценах выступали артисты, которыми восхищался весь мир, – Иван Козловский, Ирина Архипова, Владимир Атлантов, Елена Образцова, Александр Батурин. Но была у этой блестящей артистической жизни и обратная сторона – Галину Вишневскую лишили гражданства и выдворили из СССР, Дмитрия Шостаковича травили за «сумбур вместо музыки», Дмитрия Хворостовского на оперном конкурсе во Франции сопровождали агенты КГБ.

Одна из самых громких размолвок в мире русской оперы – конфликт между двумя великими певицами – Галиной Вишневской и Еленой Образцовой. В своей книге воспоминаний Вишневская нелицеприятно отзывалась о многих бывших коллегах. А Образцову, с которой их некогда связывала крепкая дружба, Вишневская обвинила в связях с КГБ и в том, что та принимала участие в ее отлучении от родины. На каком основании выдвигались эти обвинения, неизвестно. Образцова не раз отвергала их.

Первым оперным спектаклем на открывшейся после реконструкции исторической сцене Большого театра стала опера «Руслан и Людмила» в постановке Дмитрия Чернякова. Широко разрекламированная премьера обернулась феерическим скандалом – в новой редакции оперы нашлось место стриптизу, борделю, тайскому массажу и эскорт-услугам. Во время первого представления исполнительница роли волшебницы Наины Елена Заремба упала на сцене, сломала руку и доигрывала спектакль с анестезией.

В некоторых постановках Большого театра принимают участие животные – лошади выходят на сцену в «Борисе Годунове» и «Дон Кихоте», попугаи появляются в «Руслане и Людмиле», немецкие овчарки в «Летучей мыши». Среди них есть потомственные и заслуженные артисты. Например, ослик Яша, который играет в «Дон Кихоте», праправнук знаменитого осла из «Кавказской пленницы». На протяжении пятнадцати лет жеребец по кличке Состав выходил на сцену ГАБТа в постановках «Иван Грозный», «Князь Игорь», «Иван Сусанин», «Хованщина», «Дон Кихот», «Псковитянка», «Мазепа», «Борис Годунов».

В 2011 году журнал Forbes в рейтинге всемирно известных российских деятелей искусства поставил на первое место Анну Нетребко с доходом $3,75 млн. Гонорар за одно ее выступление составляет $50 тыс. В биографии оперной дивы немало удивительных фактов. В свое время Анна занималась акробатикой и имеет звание кандидата в мастера спорта. В юности будущая прима успела получить корону королевы красоты на конкурсе «Мисс Кубань». В свободное от оперного пения время Нетребко любит готовить, среди ее фирменных блюд – блины с мясом, котлеты, кубанский борщ. Нередко перед очередным выступлением Анна ходит на дискотеки, где ведет себе весьма раскованно – в коллекции одного из американских ночных заведений, собирающего нижнее белье, имеется и бюстгальтер Нетребко.

Едва ли не самый громкий скандал в истории русского музыкального театра разразился в 2015 году в связи с постановкой оперы Рихарда Вагнера «Тангейзер» на сцене Новосибирского театра оперы и балета. Тогда представители Русской православной церкви усмотрели в спектакле «оскорбление чувств верующих» и обратились с соответствующим заявлением в прокуратуру, которая возбудила дело против режиссера Тимофея Кулябина и директора театра Бориса Мездрича. И хотя суд делопроизводство закрыл, Министерство культуры выпустило приказ об увольнении Мездрича, на его место был назначен известный предприниматель Владимир Кехман. Вся эта история сопровождалась «молитвенными стояниями» православных активистов у театра и громкими заявлениями театральной общественности.

10 марта 1755 года в Петербурге дана первая в Российской империи опера на русском языке
"Цефал и Прокрис", написанная итальянским композитором Франческо Арайем (автор либретто - А. П. Сумароков).

«Цефал и Прокрис» - первая опера написанная на русском языке и исполненная русскими актёрами.
Музыка оперы создана неаполитанцем Франческо Арайи, первым в России придворным капельмейстером, прослужившим русской короне около 25 лет и поставившим на русской сцене не менее 14 опер собственного сочинения, в т.ч. первую в российской истории оперу «Сила любви и ненависти» (1736).

Либретто оперы «Цефал и Прокрис» (1755) принадлежит перу поэта и драматурга Александра Петровича Сумарокова, оказавшегося, таким образом, первым российским либреттистом.

«Санкт-Петербургские ведомости» 1755 года (№18) так описали появление «юных оперистов» в новом спектакле: «Шестеро молодых людей российской нации, которые нигде в чужих краях не бывали, представляли сочиненную А. П. Сумароковым на российском языке и придворным капельмейстером г. Арайем на музыку положенную оперу, «Цефал и Прокрис» называемую, с таким в музыке и итальянских манерах искусством и с столь приятными действиями, что все знающие справедливо признали сие театральное представление за происходившее совершенно по образу наилучших в Европе опер».

Рецензенты выделили и еще один существенный «российский» штрих в постановочной стилистике спектакля. Запомнилась необычная для жанра оперы звуковая мощь «несравненного хора, из 50-ти певчих состоящего». Появление такого музыкального образа у Арайи связано с определенным влиянием на творчество композитора российской певческой традиции и, в особенности, ставшим закономерным участием певчих в спектаклях итальянской труппы и совместными выступлениями в дворцовых концертах. О воздействии на оперный стиль композитора его «российского» творческого опыта говорит и стремление акцентировать в оркестровом сопровождении мощного хорового многоголосия излюбленные краски дворцовых торжеств - «трубы и литавры».

Немало поразило первых зрителей и декорационное оформление спектакля, созданное Джузеппе Валериани, «исправленное красками» живописцем Антонием Перезинотти: «Украшения театра <…> производили в смотрителях удивление». В коллекционных собраниях Государственного Эрмитажа сохранились эскизы декораций, созданных Валериани специально для постановки «Цефала и Прокрис». Ремарки Сумарокова сегодня вряд ли способны дать представление о реальном сценическом облике спектакля 1755 года: например фраза «видна молния и слышан гром», свидетельствующая о проклятье богов в момент бракосочетания Цефала и Прокрис, или же «теятр пременяется, и преобращает день в ночь, а прекрасную пустыню, в пустыню ужасную».

А между тем постановочная техника тех лет действительно была способна воплотить такого рода сценические метаморфозы. Как свидетельствуют архивные материалы Дирекции Императорских театров, чудесные образы пламени в постановках действительно являли зрителю настоящий огонь, производимый из особых «трубок жестяных для пламенений». Внезапные же перемены декораций (так называемые «чистые перемены»), вызывающие сегодня улыбку иных скептиков, тогда действительно совершались со впечатляющей стремительностью, ибо эффектные перемещения декорационных ширм с двух сторон сцены обеспечивались уникальными механизмами постановочной машинерии XVIII века - «пяльцами немецкаго манеру с колесцами» и проч. Именно эти «пяльцы» - т. е. большие деревянные рамы на колесах - обеспечивали молниеносную смену разбираемых декораций-ширм, которые крепились к ним многочисленными «проволоками железными» и т. д.

Наиболее эффектными сценографическими приемами были разного рода феерические полеты и внезапные исчезновения героев. Например, сумароковские ремарки о том, что «Аврора нисходит с небес» или «Цефал вихрем подъемлется на воздух и уносится из глаз», были не только технически осуществимы, но выглядели более чем обычно.

Как свидетельствуют все те же документы театральных архивов, для «полетов», всякого рода «исчезновений» или внезапных «появлений» героев использовались специальные «поясы нитяные на камзолы для летания по веревкам», крепившиеся специальными «кольцами железными и пряжками». Практический «подъем» или же «спуск» героев, как правило, осуществлялся «служителями у верхних ширм» (например, командой в «12 человек, которые были у ширм во время оперы») в специальных «перчатках лосиных для управления веревок».

«Открытие» оперой «Цефал и Прокрис» русского языка на российской оперной сцене явилось событием исключительным и для российского театра и для отечественной музыкальной сцены. О том, как были оценены заслуги Сумарокова, создавшего первое русское либретто, сведений нет. Но Арайя был отмечен особо. «По окончании сего великолепнаго действия Ея Императорское Величество соизволили публично оказать высочайшее свое благоволение» итальянскому музыканту. За этот «удивления достойный опыт» ему была дарована соболья шуба и 100 золотых полуимпериалов.

Либретто - это слово, пришедшее в русский язык из итальянского. В буквальном переводе с языка оригинала оно означает «книжечка», представляя собой уменьшительную форму от основного слова «книга» - «libro». Сегодня либретто - это полный текст музыкального произведения, исполняющегося на сцене, причем в большинстве случаев имеет отношение к оперному искусству.

Причина этого в значительной степени выглядит очевидной: так, балетные произведения в основной своей массе поставлены так, чтобы зритель, наблюдающий действо из зала, мог по движениям актеров понять, о чем идет речь в спектакле. Опера - иное дело. Значительная часть произведений, исполняемых сегодня на лучших мировых сценах, - это образцы так называемой оперной классики, к которой относят оперы, написанные несколько столетий назад в Италии, Франции или Испании. При этом исполняются такие произведения обыкновенно на языке оригинала, поэтому непосвященному человеку, который не знаком с сюжетом, положенным в основу оперы, может быть трудно понять, о чем именно идет речь.

Для того, чтобы составить общее представление об этом, достаточно, пожалуй, ознакомиться с кратким содержанием оперы, купив программку в холле театра. Однако лаконичный текст, представленный в ней, не способен дать полное представление о всех хитросплетениях сюжета. Поэтому внимательный зритель, собираясь посетить прославленную оперу, даст себе труд прочитать ее либретто.

При этом слово «либретто» не тождественно литературному произведению, на основании которого, возможно, написана опера. Так, например, либретто оперы «Война и мир» заметно отличается от оригинала авторства Льва Николаевич Толстого. Одно из таких отличий заключается в том, что тексты опер пишутся преимущественно . В некоторых фрагментах либретто могут быть приведены нотные записи наиболее примечательных отрывков музыкального произведения, для которого они созданы.

Примеры

В большинстве случаев в основу оперы ложатся известные литературные произведения, на основании которых специалистами в этой области создается либретто. Вместе с тем, иногда либреттист может написать самостоятельное произведение: например, так было написано либретто оперы «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии», которую написал Николай Римский-Корсаков.

В некоторых случаях композитор сам выступает автором либретто для своей оперы, пользуясь известным литературным произведением: так поступил, например, Александр Бородин при создании оперы «Князь Игорь». А некоторые композиторы и вовсе используют в качестве либретто оригинал произведения, как, к примеру, Александр Даргомыжский, применивший для этой цели произведение Александра Пушкина «Каменный гость».

Либретто это текст, который представляет собой литературно-драматическую основу большого вокально-музыкального произведения (опера, оперетта, оратория, кантата, мюзикл); литературная форма сценария, краткий обзор балетного или оперного спектакля.

Происхождение термина

Термин «либретто» («книжечка») произошел от итальянского libretto – уменьшительного от libro («книга»). Такое название обусловлено тем, что в конце XVII века для посетителей европейских театров издавались небольшие книги, содержащие подробное описание истории оперы и балета, список исполнителей, ролей, героев и действий, которые происходят на сцене. Слово «либретто» также применяется для обозначения текста богослужебных произведений, например: месса, священная кантата, реквием.

Буклеты либретто

Книжечки с описанием оперных и балетных спектаклей печатались в нескольких форматах, некоторые из них были больше, чем другие. Такие буклеты с лаконичным содержанием спектакля (диалоги, текст песен, сценические действия) обычно издавались отдельно от музыки. Иногда этот формат дополнялся мелодическими отрывками музыкальной нотации. Либретто получили широкое распространение в театрах, т. к. позволяли зрителям ознакомиться с программой представления.

Оперное либретто возникло в Италии и Франции в XVII в., во времена развития музыкально-драматических жанров, и представляло собой стихотворный текст, хотя театральные речитативы часто сочетали поэзию с прозой. Либретто изначально писали известные поэты. Составитель либретто назывался либреттистом. Оперные либретто не только способствовали развитию европейской музыкальной драмы, но и образовали новый литературный жанр.

Известные либреттисты

Наиболее известный либреттист XVIII века – итальянский драматург Пьетро Метастазио, чьи либретто были положены на музыку многими композиторами, среди которых – А. Вивальди, Г. Ф. Гендель, В. А. Моцарт, А. Сальери и др.; а также неоднократно использовались в театральных постановках. Драмы П. Метастазио независимо от музыки имели самостоятельную ценность и вошли в классическую итальянскую литературу.

Пример либретто

Либретто П. Метастазио «Милосердие Тита» (1734 г.), основанное на трагедии П. Корнеля «Цинна» (1641 г.), использовалось для создания одноимённой оперы В. А. Моцарта 1791 года.

Другой ведущий либреттист XVIII века – Лоренцо да Понте – является автором 28 либретто к музыкальным сочинениям, в том числе операм В. А. Моцарта и А. Сальери. Французский драматург Эжен Скриб – один из самых плодовитых либреттистов XIX века – создавал тексты для музыкальных произведений Дж. Мейербера, Д. Обера, В. Беллини, Г. Доницетти, Дж. Россини и Дж. Верди.

Либреттисты-композиторы

С XIX века появились случаи, когда автором либретто выступал сам композитор. Р. Вагнер самый знаменитый в этом отношении с преобразованиями легенд и исторических событий в эпические сюжеты музыкальных драм. Г. Берлиоз написал либретто для своих произведений «Осуждение Фауста» и «Троянцы», А. Бойто создал текст для оперы «Мефистофель». В русской опере литературно-драматическим талантом обладал композитор М. П. Мусоргский, который иногда самостоятельно писал тексты к своим произведениям.

Сотрудничество либреттистов с композиторами

Отношения между некоторыми либреттистами и композиторами характеризовались продолжительным сотрудничеством, например: длительное партнерство либреттиста Л. Да Понте и композитора В. А. Моцарта, Э. Скриба и Дж. Мейербера, А. Бойто и Дж. Верди, В. И. Бельского и Н. А. Римского-Корсакова. Либретто для П. И. Чайковского писал его брат, драматург М. И. Чайковский.

Источники сюжетов либретто

Источники для сюжетов либретто – преимущественно фольклорные (легенды, мифы, сказки) и литературные (пьесы, поэмы, повести, романы) произведения, переделанные согласно с музыкально-сценическими требованиями. При адаптации под либретто литературные сочинения большей частью претерпевали изменения. Либретто упрощает произведение, сокращая его элементы в пользу музыки, которая таким образом получает время, необходимое для развития. Такая переработка нередко приводит к изменению композиции и идеи сочинения (повесть «Пиковая дама» А. С. Пушкина и созданная на её основе одноимённая опера П. И. Чайковского).

Оригинальные либретто

Либретто бывает оригинальным произведением, сюжет которого не заимствован из литературных источников. Таковы либретто Э. Скриба к опере Дж. Мейербера «Роберт-Дьявол», Г. фон Гофмансталя к опере Р. Штрауса «Кавалер розы», М. П. Мусоргского к опере «Хованщина». Либретто не всегда записывается перед музыкой. Некоторые композиторы – М. И. Глинка, А. В. Серов, Н. А. Римский-Корсаков, Дж. Пуччини и П. Масканьи, – писали музыкальные фрагменты без текста, после чего либреттист добавлял слова в строки вокальной мелодии.

Статус либреттистов

Либреттисты зачастую получали меньше признания, чем композиторы. В конце XVIII века имя либреттиста редко указывалось, как упоминал Лоренцо да Понте в своих мемуарах.

Либретто и синопсис

Сокращенной формой, или сжатым изложением, либретто считается синопсис . Вместе с тем, либретто отличается от синопсиса или сценария, поскольку либретто содержит театральные действия, слова и ремарки, синопсис же обобщает сюжет.

Современное значение

Термин «либретто» используется в разных видах современного искусства (музыка, литература, театр, кинематограф) для обозначения плана действия, который предшествует сценарию. Наука, изучающая либретто как литературную основу музыкальных произведений, называется либреттология.

Слово либретто произошло от итальянского libretto, что в переводе означает книжечка.

Ими не интересуются филологи, изучающие драматургию как область изящной словесности. Их не открывали историки театра, убежденные в том, что опера — поприще музыковедов. Партитура, полагали последние, — то же либретто, растворенное в орнаментах музыкального текста, нашедшее свою истинную цель. Что может сказать музыканту «голое» либретто? Чем оперная «книжица» отличается от всех других?

Понадобились годы блужданий в воображаемых ландшафтах придворной оперы (место и время: столичный град Санкт-Питербурх, середина осьмнадцатого столетия), чтобы непонятное отделилось от очевидного, вопросы сформулировались и ровно бившаяся на заднем плане мысль: «Надо сесть и прочитать все либретто» — приобрела статус руководства к действию. Впечатления оказались настолько захватывающими, что их излияние с подробными историко-культурными и философскими экскурсами потребовало бы минимум книги. Для краткости попробуем обойтись без ссылок. Воображение, необходимое театральному зрителю, дорисует намеки, «говорящие» сердцам тех, кто в некотором роде все еще живет в восемнадцатом веке.

Из необходимых сведений: «libretto» — книжечка в четвертую или восьмую долю листа, печатавшаяся специально к придворному представлению оперы и содержавшая полный литературный текст по-итальянски с параллельным переводом на русский или другой язык (французский, немецкий — наиболее употребительные в Петербурге). К тексту оперы полагались: «argomento» — «обоснование темы» со ссылками на древних историков, состав действующих лиц, часто с исполнителями, описание декораций, машин, действий без речей, балетов. С 1735 г., времени появления при дворе первой оперной труппы, до сезона 1757/1758 гг., отмеченного успехом первого коммерческого оперного предприятия — «кампании» Дж.Б.Локателли, в Санкт-Петербурге было поставлено всего 11 итальянских опер-сериа. Спектаклей, разумеется, было больше, но не намного. Представления опер были частью «сценариев власти», разыгрывавшихся в священные дни императорского года: рождения, тезоименитства, восшествия на престол и коронации. Если чуть-чуть отодвинуть картинку придворного театра и оглядеться вокруг, театральная природа среды, служившей оправой земного пребывания монарха, отчетливо проступает во всем. Фасады растреллиевских дворцов до сего дня хранят отпечаток театральных фантазий Галли-Бибиены. Это декорации спектакля Государственности, церемониального представления Триумфа, длящего полдень просвещенности, благоденствия, добродетели, счастья.

Придворный художник в те времена «оформлял» идею власти как целое. В его обязанности входили и оперные декорации, и «малевание блафонов», и убранство интерьеров, и церемониальные столы, и многое другое. Маскарад и дворцовая зала становились продолжением героической оперы, в свою очередь являвшей аллегорию государственных персон, наблюдавших за спектаклем. Опера была хронологической меткой сакрально-мифологического годового цикла, управлявшего жизнью двора, живым монументом, «памятником». Открывая либретто, мы видим этот образ, наглядно воплощенный набором титульного листа. Здесь явлена иерархия объектов, обычно сопровождающая пластические решения в меди или камне; из надписи очевидно, кто тут главный, кто почтен сим «сочинением», имеющим, как свидетельствует некрупный кегль названия, второстепенный смысл, не говоря об «авторе», осмелившемся пристроить свою подпись где-нибудь рядом с портным и машинистом. По закону мифологических удвоений либретто-памятник тут же воплощается в «настоящий» монумент на сцене.

В прологе «Россия по печали паки обрадованная» (1742 г.) к коронационной опере «Милосердие Тита» Астрея увещевает Рутению (Россию) «к похвале и прославлению высочайшаго имени ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА и к сооружению в честь ЕЯ публичных монументов». Рутения «радостно на то соизволяет, и в то самое время поставляется посреди театра преславной и великолепной монумент с сею надписью:

да здравствует благополучно

ЕЛИСАВЕТА

достойнейшая, вожделенная,

коронованная

ИМПЕРАТРИЦА

ВСЕРОССИЙСКАЯ

МАТЬ ОТЕЧЕСТВА

УВЕСЕЛЕНИЕ

ЧЕЛОВЕЧЕСКАГО РОДА

ТИТ ВРЕМЕН НАШИХ».

«Преславной монумент» с его надписью в свою очередь отразится в иллюминациях и гравюрах, их изображающих, в украшениях парков и письменных столов и будет зыбиться, успокаиваясь в водах Чесменского озера, повторяя «вид», венчающий балет Анджолини «Новые Аргонавты». Все связано в этой системе, в которой «искусство» всегда является чем-то другим и являет собой нечто другое. Театр — наиболее универсальная формула этой череды взаимных отражений, и не всякий, а именно музыкальный. Чтение либретто приводит к нескольким любопытным выводам о его природе.

Либретто отличается от трагедии тем, что в одном случае перед нами театр представления, объединяющего разнообразные формы действия со зримыми чудесами, в другом — отточенная литературная риторика чувств, по необходимости прибегающая к описаниям. Такова, по крайней мере, классическая французская трагедия, составлявшая в Петербурге основной репертуар французской драматической труппы. Сравнивая трагедию Расина «Александр Великий» с либретто Метастазио на тот же сюжет, сразу видишь, в чем здесь фокус: у Расина сцены предваряются именами занятых в них персонажей. И только. У Метастазио действие переплетается с декорационными эффектами такого масштаба, что не хватает воображения представить, как описанное им могло выглядеть на театре. Например: «Представляются плывущия по реке суда, из коих на берег выходят многие к войску Клеофиды принадлежащие индийцы, несущие разные дары. Из великолепнейшаго сих судов выходит Клеофида…». В другом месте: «Представляются развалины древних зданий; палатки, по повелению Клеофиды для Греческого войска разставленные; мост через Идасп [река]; на другом берегу оныя Александров пространный стан, а в нем слоны, башни, колесницы и другие воинские снаряды. Сие явление начинается тем, что при игрании воинской музыки часть греческого войска переходит через мост, потом следует с Тимогеном Александр, которого встречает Клеофида». В конце акта: «Второй балет представляет несколько индейцов возвращающихся от перехода через реку Идасп». Корабли, приплывшие в петербургскую оперу из венецианской, эволюции войска, симметричные эволюциям балета, ловко встроенного в течение того, что предназначено в первую очередь глазу, — описания действий в ремарках, которыми изобилует итальянское либретто, означают, что опера была прежде всего зрелищем: разнообразным, изменчивым, чарующим. Этот театр доставлял удовольствие не только музыкой и пением, но музыкальным движением, превращениями, собственно «акциями». Опера-сериа в темпе и степени концентрации, свойственной восприятию своего века, удовлетворяла те потребности, которые сегодня пытается удовлетворить кинематографический блокбастер, создавая поток зрительно-моторных впечатлений. В либретто машинист братски соседствовал с композитором именно потому, что их функции были примерно равнозначными: один придавал форму времени, другой — пространству. Совпадая, эти движущиеся формы рождали мощные символические импульсы. Так в уже цитированном прологе мрак и дикий лес («Стражду в горестной любви, дух изнемогает») освещает занимающаяся заря, и вот «при горизонте является светло восходящее солнце, а в растворенном небе показывается Астрея, которая на светлом облаке с изображенным на коронованном щиту высоким именем ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА и с находящимся при ней по обеим сторонам хором свойств верных подданных на землю спускается. Между тем из четырех углов театра выходят четыре части света с некоторым числом своих людей. Прежния дикия леса переменяются на лавровыя, кедровыя и пальмовыя рощи, а запустелые поля в веселые и приятные сады». Можно было бы еще много и с удовольствием цитировать, а затем рассматривать, как на фоне живых картин обозначаются персонажи, конфликты, аффекты. Итальянская «драма для музыки» увлекательна энергической афористичностью поэтических фрагментов (текст арии da capo составляли две строфы), напряженностью положений, в которых герой вынужден утверждать противоположное тому, что он думает и чувствует на самом деле. Ремарки, «рисующие» действия, дополняют поющиеся слова, иногда вступая с ними в противоречие. Эта драматическая техника, как оказалось, не находила сочувствия у переводчиков. Они стремились ввести ремарки в текст, дублируя действие словами, перелагали стихи многословной прозой или весьма забавными виршами («Я хочу чтоб гнев мой лютой / Предводитель был в любви» etc.). Местный вкус и состояние литературного языка обусловили особенности русского варианта итальянской драматической формы: переводы с их российскими «отклонениями» образовали специфический культурный слой, на котором взросли первые опыты русской музыкальной драмы — либретто А.П.Сумарокова «Цефал и Прокрис» и «Альцеста».

Сравнение этих «пьес» с итальянскими демонстрирует все свойства русской оперной драматургии, которую впоследствии попробуют оправдать эпическим духом. Сумароков-поэт положился на свой дар и не счел нужным вникать в «правила Италианскаго музыкальнаго театра». В результате развернутые поэтические сцены (некоторые стихи просто великолепны! чего стоят, например: «Разверзи лес гортани лая…», или «Как буря воздувает пучину в небеса…», или «Смерть люта емлет косу в персты…») утратили действенную пружину, разнообразные противоречивые мотивировки поступков уступили место описаниям: чувств, персонажей и даже сценических превращений. То, что в сериа предполагалось показывать, описано сперва в речитативе, затем в дуэте, в accompagnato и лишь потом в ремарке: «Сии места теперь потребно пременить / И уподобить их ужаснейшей пустыне: / Прогоним свет мы прочь: / Преобразим день в ночь». — «Зделайте день сей темняе вы нощи, / И премените в дремучий лес рощи!» — «Театр пременяется и преобращает день в ночь, а прекрасную пустыню в пустыню преужасную». Многократное повторение, описательность, называние очевидного с легкой руки Сумарокова обрели в России статус органических пороков оперной драматургии. Между тем кризис жанра, обозначившийся в момент его рождения, был обусловлен скорее всего тем, что нашего бригадира увлек средний путь, сочетавший риторические топосы французской трагедии с необходимостью следовать итальянской формуле «речитатив — ария». В либретто Сумарокова нет «обоснований», описаний балетов и машин, их титульные листы: «АЛЬЦЕСТА / опера», «ЦЕФАЛ И ПРОКРИС / опера» — свидетельства откровенного пренебрежения придворным этикетом, магией власти и жанровыми канонами их воплощения.

Достоинство пиита превыше этих условностей, и либретто ясно говорит нам, что главное здесь — драма, а не повод для ее представления. Припоминая, что обе русские оперы были впервые исполнены на сцене отнюдь не в табельные дни: «Цефал» — во время Масленицы, «Альцеста» — на Петровки, — начинаешь соображать, что жанровая модель придворной сериа здесь, наверное, была ни при чем. Композиторы Арайя и Раупах, озвучившие оперы Сумарокова в итальянском вкусе, пустили комментаторов по ложному следу, заставив обсуждать сходство и различия с жанром, к которому поэт совсем не стремился. В эпистоле «О стихотворстве», к которой приложен словарь упомянутых в ней поэтов, названы только два итальянца: Ариосто и Тассо. Эпитетом «великие стихотворцы» Сумароков почтил Овидия, Расина и Вольтера. Из авторов опер места на Геликоне удостоился только Филипп Кино, «стихотворец нежной лиры», придворный либреттист Людовика XIV, соавтор Ж. Б. Люлли. Возможно, на этом основании С.Глинка и многие последовавшие за ним отнесли оперы нашего поэта к жанру tragedie en musique в духе Кино, забыв о фантастической декоративности версальских постановок, на которую были ориентированы тексты француза. Череда дивертисментов, толпы статистов, костюмированных то адскими чудищами, то тритонами, то «египетскими селянами», то «афинскими жителями», хором распевающими о прелестях мирной жизни, 5-актная структура, едва вмещавшая множество побочных персонажей и вереницу волшебных перемен, — и скромные 3-актные композиции Сумарокова, в которых заняты только главные лица, едва ли сопоставимы по впечатлению, на которое были рассчитаны. Как ни удивительно, либретто первых русских опер более всего тяготеют к жанру героической пасторали или героической идиллии, который в ближайшее время станет основой «оперной реформы» Кальцабиджи — Глюка. Ее приметы: античные герои, прямое вмешательство богов в их судьбу, путешествие в Аид или в царство мрака, любование Раем природы, наконец, любовь как главный двигатель действия и безыскусная простота выражения чувств («Исполняется беда, Несказанно огорчаюсь; Я с тобою разлучаюсь, Разстаюся на всегда, Не увижусь никогда») — все говорит о том, что перед нами новый, в сущности классицистский жанр, не распознанный композиторами.