Воспоминания о будущем. Танец жизни на краю земли Забытая земля большой театр
В репертуар Большого театра входит второй опус всемирно известного нидерландского хореографа чешского происхождения Иржи Килиана - балет, относящийся скорее к раннему периоду его творчества, но, как хорошая книга, имеющий свою судьбу, проверенный временем и сценическим пространством многих стран. Символично, что «Забытую землю» мы вспоминаем именно в 2017 г., когда весь балетный мир креативно и ретроспективно отметил семидесятилетие маэстро.
Килиан прославился не только своими сочинениями, но и тем, что с их помощью воспитал великолепную труппу, сделав Нидерландский театр танца (NDT) одной из самых успешных балетных компаний. Сам же он и как танцовщик, и как хореограф начинал в Штутгартском балете («штутгартском чуде», по определению критиков) Джона Крэнко. В 1981 г. – он уже в течение нескольких лет руководил NDT, а со дня смерти Крэнко прошло уже почти десять – Килиан откликнулся на просьбу Марсии Хайде поставить балет для штутгартской труппы. (Хайде была неизменной музой Крэнко, и после его ухода из жизни возглавила Штутгартский балет).
На сайте Иржи Килиана написано, что это так называемая музыкальная хореография: «Забытая земля» целиком и полностью вышла из музыки. (Как и всякий балет Килиана, впрочем, – любой есть плоть от плоти музыки).
У этой музыки, между тем, интересная история. Бриттен «попал» в число тех композиторов, которые в 1939 г. получили заказ от японского правительства написать сочинение к празднованию 2600-летия правящей императорской династии. Грандиозные торжества по этому случаю прошли в 1940 г., однако Бриттен на них не зазвучал. Японские власти смутила форма сочинения – Симфонии-реквиема, названия трех частей которой соотносятся с принятыми в христианском богослужении и общий сумрачный характер соответствует заявленному жанру.
Помимо того, что композитор вовсе и не собирался скрывать свою принадлежность к христианскому миру, были и другие обстоятельства, помешавшие ему написать что-нибудь «одическое» и мажорное. Контракт опаздывал, заказчики слишком долго не давали о себе знать. И Бриттен начал работу над своей Симфонией (как считается, в память об умерших родителях). Когда же контракт был все-таки получен, оставалось слишком мало времени для того, чтобы начать и завершить новую работу. Как это нередко бывает, случайная «неправильная» направленность выполненного заказа, будучи рассмотрена в контексте эпохи, начинает восприниматься неизбежной, как бы продиктованной свыше. Убежденный пацифист, Бриттен отразил в своем сочинении предчувствие надвигающейся катастрофы – мировой войны, предощущая приближение которой, сам он сменил место жительства, из Англии перебравшись в США. Японии еще только предстояло вступить в гитлеровский тройственный альянс, зато война с Китаем уже шла полным ходом…
Но «Забытая земля» Иржи Килиана не имеет политической подоплеки, точнее вбирает в себя все и вся в отношениях человека с другими людьми, с самим собой, с окружающим миром. Как говорит он сам, всю жизнь он «ведет разговор» о любви и смерти. О человеческих отношениях, об их ускользающей красоте и печали. Пусть этот балет, как из детства, родом из музыки, однако была у него и другая отправная точка: важный творческий импульс хореограф получил от полотна Эдварда Мунка, от его «Танца жизни».
«Танец жизни» приводит на край земли, спускающейся в море: несколько пар вовлечены в водоворот бесконечного движения, мужчины и женщины, цепляясь друг за друга среди колеблющихся волн, которые накатывают на них по неумолимой воле жизни, не разжимают едва ли спасительных судорожных объятий. В центре, крупным планом, – «красная» пара (женщина одета в красное платье), движение этих двоих еще не стало стремительным, но позы и обмен взглядами исполнены нарастающей страсти – еще мгновение, и вихрь закружит их, и повлечет к морю, и не даст задержаться на кромке суши. Слева – женщина в белом, «без пары», но, кажется, и без дурных предчувствий, тянется к цветку и не представляет, каково это, полыхая огнем, раскачиваться на волнах бушующего моря. Справа – скорбная фигура женщины в черном, для которой огонь уже погас и все ближе подступают самые неодолимые и темные волны.
Окончательно и бесповоротно принося реалистическую манеру письма в жертву экспрессионизму, Мунк так сформулировал свое кредо: «Никогда больше я не стану писать интерьеры, читающих людей и вяжущих женщин. Я буду писать людей, которые живут – дышат и чувствуют, страдают и любят». Полное совпадение с г-ном Килианом, чья символистская хореография также стремится передать частоту человеческого дыхания, регулируемую любовью (то есть жизнью) под пристальным взглядом недремлющей смерти.
Балет «Забытая земля», в котором действуют три основные и три «поддерживающие» пары исследует широкий эмоциональный спектр человеческих отношений и выходит за тематические рамки «любви и жизни женщины». На то и дано ему такое название: как любовь и смерть всегда вдвоем, так и земля и море, почва под ногами и бездна рядом с ней. Земля как символ надежды, настоящая или мнимая опора, земля недостижимая, «обетованная», неважно из реального прошлого она явилась или из области мечтаний и грез. И которую всем рано или поздно предстоит покинуть.
Килиан не только «вчитывается» в картины или вслушивается в музыку. Сама жизнь творца, чье творение его вдохновило, также становится источником вдохновения: «Бенджамин Бриттен родился в Восточной Англии. Для части английской территории всегда существует угроза со стороны моря. И это вечное присутствие океана как дающей или забирающей жизнь силы есть основная мысль моего балета». (Описывая вторую часть своей симфонии – Dies irae, День гнева, Бриттен тоже охарактеризовал ее как танец – «танец смерти»).
И даже обстоятельства жизни самого хореографа до какой-то степени могут считаться вовлеченными в творческий процесс. Килиан, зрелый мастер, возвращается в Штутгарт, туда, где начиналось его становление, чтобы создать для этой труппы – как прекрасное воспоминание, как дань – счастливую, неопределенную, незабываемую, вечную «Забытую землю»…
Премьерная серия показов пройдет 2, 3, 4 и 5 ноября (исполнители ). Балет будет идти в один вечер с одноактными балетами «Этюды» и «Клетка».
(Первый балет Килиана, который исполнила балетная труппа Большого, – «Симфония псалмов» – по-прежнему в репертуаре театра, идет на Исторической сцене).
«Забытая земля», по утверждению хореографа, «целиком и полностью вышла из музыки». Три части «Симфонии-Реквиема» Бенджамина Бриттена («Медленное, скорбное шествие», «Пляска смерти» и «Решительное завершение») рождают душевные страдания, отчаянный гнев и великую скорбь утраты.
Килиан, как никто другой, умеет раскрывать музыку средствами танца, запечатлевая услышанные музыкальные мысли и чувства в пластике.
Но оказалось, что музыка бриттеновского реквиема созвучна эмоциональному настрою картин норвежского экспрессиониста Эдварда Мунка, в частности, его полотну «Танец жизни», которое, собственно, и вдохновило Килиана на создание поэтического балета «Забытая земля».
Чувственная архитектоника «Земли», как всё талантливое, предельно проста: шесть пар танцовщиков «осваивают» наполненное звуками пространство в мрачных серых декорациях. Сначала «птичьей стаей» все вместе, а потом разбившись на отдельные пары: три главных пары и три пары, становящиеся то их тенями, то их alter ego.
Причудливые движения тел танцовщиков завораживают графикой пластических линий – то геометрически точных, будто клинки шпаг, пронзающих пространство, то намеренно «изломанных», как всполохи пламени ритуальных костров.
Особо следует сказать о «говорящих руках» исполнителей. Они то молят, то негодуют, то крыльями птиц взмывают к небу, то плетьми повисают вдоль тела.
Танец темпераментной, стильной Екатерины Шипулиной и виртуозного Владислава Лантратова – это гимн страстей человеческих. Только «классические» балетные танцовщики, обладающие скульптурными, но податливыми ко всему новому телами и блестящей техникой, могут достигать столь образного художественного эффекта. Вместе с Яниной Париенко и безупречным в «классике» Вячеславом Лопатиным, с утонченной Ольгой Смирновой и элегантным Семёном Чудиным, а также с тремя другими парами, они создали неподражаемое зрелище «живых полотен».
Пара в красном: Янина Париенко, Вячеслав Лопатин
Ты будто смотришь на вдохновенную работу художника-экспрессиониста, на твоих глазах превращающего телами-«мазками» серый холст в бессюжетную, но такую волнующую игру поз, линий, разнообразных движений, изобретательных поддержек и чувственных фигур.
Незабываемо адажио Ольги Смирновой и Семёна Чудина. Их танец-объяснение в любви – это атака и отступление, победа и поражение, боль и страдание, свобода и рабство, умиротворение и тревога… Такова изысканная хореография Иржи Килиана, который превращает природную сексуальность человеческих дуэтов в эротику высокого искусства дуэтов балетных.
Замечательно сделан финал спектакля. Оставшиеся на сцене три танцовщицы, будто три птицы с надломленными крыльями, готовы принять вызов судьбы. При этом Килиан дает зрителям возможность самим пережить чувственные минуты эстетического катарсиса.
Пара в белом: Ольга Смирнова, Семен Чудин
«Встреча» трех знаменитых художников (Бриттена, Мунка и Килиана) на московской сцене дала возможность не только получить чисто зрительское удовольствие, восхищаясь изяществом и изобретательностью хореографа, виртуозной техникой исполнителей, но и оценить масштаб пластических решений философа и поэта Килиана, который ставит во главу угла духовность личности, стремящейся, несмотря на все трудности жизненного пути, «к любви и свету».
Премьерные показы «Забытой земли» проходили в рамках Вечеров одноактных балетов в обрамлении двух других спектаклей: «Клетки» Джерома Роббинса и «Этюдов» Харальда Ландера, о которых «Вечерняя Москва» в свое время писала.
В «Клетке», впервые увидевшей свет в 50-е годы прошлого века, в преддверии грядущих сексуальных революций Роббинс угадал не только побочные эффекты этих революций, но и истоки человеческого самоуничтожения как платы за удовольствия. Ныне в эпоху гендерной лихорадки «история из жизни пауков» Роббинса выглядит не просто жестокосердной, но и, как говорится, на злобу дня.
Трое в финале спектакля (слева направо): Ольга Смирнова, Екатерина Шипулина, Янина Париенко
Балет «Этюды» – своеобразный гимн датчанина Харальда Ландера балетному классу, в котором отрабатывается виртуозная техника исполнительского мастерства. Артисты Большого театра достойно представили «Этюды», завораживая зрителей не только хорошей выучкой, но и присущей им эмоциональной энергетикой, поверяя алгебру движений гармонией души.
Поставил в эпоху своего расцвета, когда молодой и талантливый уроженец Праги отправился завоевывать мир. Премьера прошла в 1981 голу в Штутгарте. В тамошнем балете Килиан начинал — как танцовщик и как хореограф. А эту постановку сделал уже как именитый гость, будучи главой всемирно известного Нидерландского театра танца. В этом году Килиану, живому классику, чьи балеты вечно молоды, исполнилось семьдесят. И постановка Большого театра удачно вписалась в юбилейные торжества.
В «Забытой земле» Килиан вдохновился «Симфонией-реквиемом» Бенджамена Бриттена (на премьере в Большом дирижировал ). Для композитора это был заказ, отвергнутый заказчиками:
«Симфония» предназначалась для Японии, пожелавшей отметить национальный праздник таким способом — заказать музыку разным иностранным композиторам.
В 1940-м году партитура показалась заказчику слишком европейской: приметы католической мессы, использованные Бриттеном, не нашли понимания в стране восходящего солнца, которая открыла границы для иностранцев менее ста лет назад. Да и непраздничная мрачность предвоенной музыки тоже не пришлась по душе. Зато на Западе мироощущение Бриттена совпало с интеллектуальным мейнстримом.
Когда европеец Килиан взялся за Бриттена, он хотел исследовать «крайние точки наших душ».
И подверстал к «пляске смерти» (так Бриттен описывал свою музыку) мотивы картин Мунка. Что дало возможность сопоставить разные пути, идущие к одной художественной цели.
Это балет о тревоге. О том, как это чувство переживает европейское сознание ХХ века и как художники работают с тревогой. Она во всем: в черно-малиновом или ярко-красном платье танцовщицы, в дуэтах, похожих на взрыв напряжения, когда лексика модерн-данса взрывается диссонансами. В черно-серых мрачных декорациях: океан на заднике черный, тучи над ним серые, цвета в диффузии, и струящийся туманный мрак будто вот-вот проглотит мироздание.
Тревога и в том, как в начале балета танцовщики бредут от авансцены к заднику, то есть к океану, пригибаясь под вой урагана, а главное тут — что они идут против ветра.
Потом общая группа разобьется на пары, и это повернет балет к частному, к вечной любовной теме, но беспокойство никуда не уйдет. Наоборот, оно усилится: полыхнет огнем противостояния силы и слабости (у обоих полов), обернется россыпью объятий и отторжений, уйдет в пластические пароксизмы борьбы и тяги.
Пресс-служба
Если представить себе, что Песнь Песней и Экклезиаст — это один текст, вы получите представление о балете Килиана.
Хореограф смотрел на картину Мунка «Танец жизни» — она сходна с балетом идеей названия, цветами женских платьев и водой на заднем плане. Можно сделать мысленные отсылки и к другим полотнам: хоть «Одинокие», хоть «Старые деревья», да они подходят почти все.
Но первым делом, конечно, вспоминается знаменитый мунковский «Крик».
Криком в «Забытой земле» пронизано все. От великой партитуры Бриттена, в которой три части по очереди вызывают слезы, потом гнев, а затем дают надежду на покой, и до хореографии, построенной на эмоциональной экспансии пространства, но визуально разной, в зависимости от характера музыки.
Умение пластически «кричать» здесь так разнообразно, что отсутствие балетного шепота или «разговора вполголоса» абсолютно не ощущается как однообразие приема.
А дело в том, что Иржи Килиан феноменально умеет слышать музыку. В «Симфонии» всего двенадцать танцовщиков (и шесть пар), без кордебалета — только солисты. Три части балета пластически совсем разные. Если первая пара ( — ) вопрошает судьбу в вихре извилистых высоких поддержек, обитая наполовину в воздухе, то второй дуэт ( и ) топчет грешную землю ногами, лихорадочно, в темпе кавалерийской атаки — чтобы уступить место третьей паре ( и ) В ее танце небо и земля соединяются, как две половины одного целого.
И мы так и не узнаем наверняка, что на самом деле думает Килиан: самое главное в жизни — это воспрянуть, несмотря ни на что, или неизбежно упасть — но хоть с каким-то достоинством?
Мы не узнаем. Но мы почувствуем, что этот небольшой балетный шедевр весит больше, чем многие многоактные громады. И один только жест, когда танцовщица зябко обхватывает себя руками за плечи, стоит кучи величественных академических конструкций. Килиан так умеет построить балетную комбинацию, что стандартный взмах женской ноги, без пуантов, но вытянутой в струнку, выглядит линией судьбы. А когда в финале три женщины остаются одни, без своих мужчин, и горечь потери сгибает их спины — кажется, что стайка печальных чаек парит над морем.
С "Нуреевым" и в тягостном ожидании его премьеры (билеты на которую так и не продаются) балет Большого театра показал новинку не столь громкую, но очень важную для норм современного театра. Программа одноактовок, собравшая в один вечер "Клетку" о дикарском феминизме и "Этюды", гимн академическому танцу, пополнена "Забытой землей" Иржи Килиана.
"Забытая земля" поставлена Иржи Килианом в 1981-м для Штутгартского балета и станцована в Большом пронзительно и почти без помарок. Фото: пресс-служба Большого театра
У "Забытой земли" три героя. Первый - автор ставшей для спектакля основой "Симфонии-реквиема" Бенджамен Бриттен, с англиканским педантизмом услышавший в трех частях католической мессы грусть, богоборческий гнев от неизбежности смерти и мудрость вечного покоя.
Второй герой-вдохновитель - великий норвежец Эдвард Мунк, написавший свой "Танец жизни" в 1899 как обещание всех ужасов ХХ века, что накроют с головой его танцующих парами и без пар поморок, сильных и закаленных невзгодами. Третий герой сам Иржи Килиан, умница, чешский диссидент, 70-летний живой классик, поставивший много прекрасных балетов и вырастивший самую знаменитую труппу современной хореографии, Нидерландский театр танца.
В конце прошлого века он оставил главное творение своей жизни ученикам, но с Килианом остались его балеты, танцуемые по всему миру. Вообще-то он долго не позволял исполнять свою хореографию в России из-за глубокой юношеской травмы: пиетет перед советской балетной школой, по образцу которой его учили, был смят советскими же танками Пражской весны. Но теперь время прошло, и его балеты идут в Перми, Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко и в Большом (шесть лет назад там освоили "Симфонию псалмов"). Теперь вот "Забытая земля", поставленная в 1981 году для Штутгартского балета и станцованная сейчас пронзительно и почти без помарок.
Люди, вечно готовые к удару - стихии ли, войны или смерти, в "Забытой земле" справляются со страхом через танец
Почему это важно для афиши Большого: вселенский ужас человека перед неизбежной катастрофой редко становится балетной рефлексией. Выросший в Восточной Англии Бриттен, норвежец Мунк и долго работавший в Нидерландах Килиан знали по себе, что жизнь вблизи Северного моря провоцирует философское отношение к близкому горю. Люди с богом забытого клочка земли, вечно готовые к удару - стихии ли, войны или смерти, в "Забытой земле" справляются со страхом через танец, и с первых же тоскливо свистящих тактов противопоставляют ему любовь как главную силу жизни. Три главных пары, обозначенные как пары в черном, красном и белом и три теневых, одетых в размытые тона (сценограф и художник по костюмам Джон Макфарлейн), пытаются разобраться не столько в себе и в своих отношениях, сколько с любовью в мире, где она невозможна, и каждый рискует остаться один.
Каждое па Килиана растет из музыки (как не вспомнить вульгарное "золотые уши", сказанное о Килиане тем же Нуреевым), и все ее депрессии, тревоги, свист ветра, ужас шепота переносятся телами артистов в вязь особой килиановской неоклассики, что обживает любое пространство и делает философским любое отчаяние. Очень сильно тому помогают инфернальные актерские работы "черной" Екатерины Шипулиной и "красного" Вячеслава Лопатина, будто всю жизнь танцевавших эту как бы прозрачную с первого взгляда хореографию.
В параллель к "Забытой земле" легко становятся близкие ему по решению "Русские сезоны" Алексея Ратманского. Но как Ратманский сделал точный до спазма в горле сколок национальной судьбы, так Килиан уловил наднациональное в общем и неизбежном реквиеме жизни.
Следующий блок премьерных спектаклей в феврале. Надо увидеть.
На Новой сцене Большого театра состоялась российская премьера одноактного балета Иржи Килиана на музыку Бриттена «Забытая земля». Рассказывает Татьяна Кузнецова.
«Забытая земля», поставленная Иржи Килианом в 1981-м для Штутгартского балета, заменила в программе разнородных одноактных балетов «Симфонию псалмов» Стравинского, тоже килиановскую постановку 1978 года рождения. Худрук балета Большого Махар Вазиев не исключил появления со временем и третьего балета современного классика, чтобы составить трехчастный вечер Иржи Килиана. Идея прекрасная, но не свежая, даже в рамках отдельно взятой Москвы: килиановские одноактные балеты совсем недавно украшали афишу Музтеатра Станиславского. То были спектакли контрастные, разных периодов творчества хореографа. В Большом же предпочитают раннего Килиана - мятущегося, пафосного и более классичного.
Сам-то Килиан признавался, что, глядя на свои «ископаемые», чувствует себя «как в чистилище», обреченный бесконечно пребывать среди старых работ. Однако публике они не надоедают: красивые и гармоничные, даже когда живописуют разлад и хаос, в меру чувственные, в меру чувствительные, вроде бы бессюжетные, однако понятные (читаемых метафор в них предостаточно), эти балеты ласкают глаз и возвышают душу.
Духоподъемна и «Забытая земля», поставленная на музыку «Симфонии-реквиема». Той самой, которую Бенджамин Бриттен написал в 1940-м, по заказу японцев, к 2600-летию империи, и которую нежданно для заказчиков сочинил в форме католической заупокойной мессы, после чего заказ был предсказуемо аннулирован. Иржи Килиан выбрал эту музыку, когда был приглашен на постановку в Штутгартский балет: после смерти своего лидера Джона Крэнко труппа годами искала равноценный репертуар. Надо добавить, что покойный хореограф сыграл главную роль в судьбе Килиана: именно он в 1968 году пригласил на работу в Штутгарт талантливого чеха - тот уехал из родной Праги в разгар подавления Пражской весны, навсегда возненавидев СССР и его танки. Так что килиановский выбор реквиема и названия балета более чем закономерен.
Сам Килиан, впрочем, упоминает другие источники вдохновения: суровое море, на берегах которого вырос Бриттен, и картину Эдварда Мунка «Танец жизни», живописующую трех женщин разного возраста и жизненного опыта. Следуя за хореографом, художник Джон Макфарлейн изобразил на заднике свинцовый океан, заканчивающийся у сцены сугубо материальными железными трубами волн, а трех главных солисток и сопровождающих их партнеров одел в «мунковские» цвета: черный, красный и бело-сливочный. В балете действуют еще три, «переходные» пары - серая, розоватая и бежевая, играющие роль неких пластических полутонов. Вторые партии построены на смягченных вариантах комбинаций главных пар либо синхронно дублируют их движения. В Штутгарте премьеру танцевали ведущие солисты и премьеры труппы. В Большом ассистенты Килиана Стефан Жеромски и Лоррен Блуан для первого состава тоже выбрали лучших, наиболее приспособленных к изучению «иностранных» пластических языков: Ольгу Смирнову и Семена Чудина (пара в белом), Екатерину Шипулину и Владислава Лантратова (пара в черном), Янину Париенко и Вячеслава Лопатина (пара в красном).
Танцевали все хорошо: вдохновенно, эмоционально, красиво по линиям, широко по амплитуде, ровно по рисунку. Однако это был «русский перевод». Знаменитую килиановскую кантилену - безостановочный поток импульсивных движений - российские солисты трансформировали в классическом стиле: с яркими акцентами поз в адажио, эффектной фиксацией верхних поддержек и невольным подчеркиванием технических виртуозностей. Горизонталь «океанских» волн исходной хореографии обернулась вертикалью контрастных всплесков и падений; привнесенный Килианом из танца модерн выдох-contraction превратился в нарочитое округление спины. И хотя работавшая с артистами Лоррен Блуан - всемирно признанный специалист по снятию телесных зажимов, разбить за полтора месяца стальной корсет мышц классических солистов, не перестающих при этом танцевать академический репертуар, не под силу и ей. Да и надо ли? Все равно для России любой Килиан - не забытая, а все еще заново открываемая земля.
