Анна Нетребко впервые спела в спектакле Большого театра. Для зрителя, как и для критика, уже одного этого факта достаточно, чтобы бить в ладоши - Нетребко или любой другой артист из условной первой десятки сообщает и постановке, и театру совершенно иной статус в мировой табели о рангах. Спектакль для Анны Нетребко поставили режиссер Адольф Шапиро, художница Мария Трегубова и дирижер Ядер Беньямини.

Для дебюта в Большом певица предложила оперу Пуччини «Манон Леско». Для нее самой это работа знаковая, и не только в творческом плане. Во время работы над этой оперой в Риме она встретила своего будущего мужа, тенора Юсифа Эйвазова. Дуэт из «Манон Леско» они уже пели в Большом на концерте в честь юбилея Елены Образцовой, так что выбор названия спектакля, как и выбор партнера по сцене, видимо, пришел сам собой. Итальянский дирижер Ядер Беньямини также был предложен Нетребко. Работа его, надо сказать, оставила впечатление двойственное: недооценив акустические свойства Большого театра, маэстро слишком приглушил хор, к тому же создавалось ощущение, что контакта между оркестром и солистами на сцене просто не было, вертикали регулярно «плыли». А вот что касается звучания оркестра, то здесь надо отметить и терпкость, и страсть, и итальянскую «сладость».

Как бы ни относиться к теории ансамблевого театра (то есть такого, где спектакли ставятся в расчете на собственных артистов), в который верит руководство Большого театра, практика доказывает, что все успехи театра при таком раскладе остаются локального характера. Если говорить об опере, разумеется.

Другая мысль, которая пришла в голову после премьеры: артистам такого уровня нужен режиссер, который лишь направит, расставит акценты. Особенно когда речь идет о Пуччини, чья музыка порой не требует слов, настолько полно она выражает чувство. Две черные фигурки в огромном пустом пространстве – вот исходная точка последнего действия. Но как Нетребко и Эйвазов одной лишь энергией наполняют эту пустоту! Впрочем, эта энергия не нечто эфемерное, она и есть мастерство: за ней и годы работы, и совершенное владение голосом, и безукоризненное качество, и абсолютная уверенность.

Артисты только лишь движутся к авансцене и в финале практически выходят в пространство зала, зависают на кромке, но как печален, как трагичен этот путь! (Так и посочувствуешь будущим исполнителям этих партий, справятся ли, «возьмут» ли сцену, не затеряются ли?).

Сценография этого спектакля выстроена по принципу высвобождения пространства вслед за драматургией оперы, которая движется от сюжетного многоголосия к любви. Художница Мария Трегубова, ученица Дмитрия Крымова, в лучших традициях своей школы в сценографию вписывает и смысл. «Игрушечный» французский городок, вырезанный из бумаги, занимает всю сцену: яркими пятнами на белом фоне выглядят красные и зеленые шапочки веселящихся студентов. Частью игрушечного мира выглядит и Манон: она выглядит словно увеличенная копия любимой куклы, которую не выпускает из рук. Вот появляются два игрока: картежник (брата Манон исполнял Эльчин Азизов) и коллекционер прелестных кукол Жеронт де Равуар (Александр Науменко) – фигура примечательная, учитывая его облачение, где к модным (сегодня) укороченным брючкам и лаковым мокасинам добавляется шляпа с вуалью.

Сценография второго действия продолжает игрушечную тему, но со сменой образного вектора: то, что вначале казалось симпатичным, здесь выглядит скорее отталкивающим. Гипертрофированных размеров кукла занимает большую часть комнаты, неотъемлемый атрибут комнаты кокетки Манон–зеркало, «поглощающее» и обитателей жилища, и всю оркестровую яму. Косметические мушки, что требует Манон «посадить» на лицо, будут посажены буквально в виде отвратительных насекомых на куклу. Через сценографию буквально передается то отвращение, которое, честно говоря, испытываешь и к разлагающемуся обществу, частью которого стала Манон, и к самой героине, особенно в момент ее роковой ошибки, когда в желании прихватить золотишка (его роль выполняют те самые жуки и пауки на кукле) она упускает момент для побега. Этот будет стоить ей жизни.

Третье действие столь же эффектно. Черная пустота сцены – та, что поглотит Манон. Белый клин на авансцене – маленький островок, надежда на спасение. Здесь начинается шоу отверженных: в неблагополучную Америку из порядочной Европы ссылаются трансвестит, проститутка, чернокожая невеста, карлица, культуристка… Они выстраиваются тесным клином, и «лодочка» отсоединяется от «пристани» и, покачиваясь, начинает свой путь в глубь сцены – в пугающую неизвестность, в никуда. О последнем действии было сказано выше, за исключением одной детали. Четыре разрозненных (так их воспринимает режиссер) действия «отбиваются» черным занавесом, но «сшиваются» фрагментами из романа аббата Прево, которые транслируются на занавесе. Так Шапиро обходит и необходимость разъяснить зрителю, почему вдруг, убежав с Де Грийе, Манон оказывается в богатом жилище Жеронта де Равуара, или почему пленница оказывается с возлюбленным в пустыне. (Во времена Пуччини это, очевидно, не было необходимым, содержание романа посетителям оперных театров было известно). В каком-то смысле этот прием действительно помогает, в каком-то – мешает. Скажем, знаменитый антракт к третьему действию, который часто исполняется отдельным номером в концертных программах, не требует дополнений, так и хочется стереть все эти буквы и дать этому страстному прощанию с жизнью прозвучать в одиночестве. То же и о финале. Во время последнего дуэта на заднике появляются сбивчивые надписи, сделанные рукой де Грийе. Ровный аккуратный почерк вслед за переживанием героев меняется, капают слезы, появляются кляксы, пока весь текст не утонет в чернилах. Убери буквы – и ничего не изменится… По крайней мере когда на сцене Анна Нетребко и Юсиф Эйвазов.

«Манон Леско» Пуччини появилась в репертуаре главного театра страны по личному заказу нашей примадонны - театр хотел заполучить певицу, ее же устраивала только эта опера. Режиссер тоже выбирался под нее - чтобы был не слишком авангардистом, крутых экспериментаторов дива не любит. Тем не менее вышел не бенефис суперзвезды, а спектакль высшего класса.

Наклонная панель во всю сцену, на ней - белоснежный игрушечный город (здания - где-то по пояс артистам). История Манон Леско - девушки из приличной семьи, которая воспитывалась в монастыре, а потом металась меж большой любовью и большими деньгами - режиссером Адольфом Шапиро рассказывается как история женщины-игрушки. Этот белый городок - Амьен, где бродит юный поэт де Грие и где он встречает путешествующую с братом Манон - место совершенно сказочное. Населен он каким-то жизнерадостным народом в цветных (гномьих?) колпаках, средство сообщения между Амьеном и Парижем - не тривиальный конный экипаж, а воздушный шар, с неба падает романтический снег - и вообще кажется, что эта история непременно будет счастливой. Вот эта девушка - а Нетребко здесь играет совсем девчонку в кукольной шубке и с куклой в руках - и этот молодой человек (39-летний Эйвазов, джентльмен совсем не детского телосложения, отлично воспроизводит юношескую пластику - порывистость, неумение справиться с собственными руками, желание подойти к объекту влюбленности и обмирающий страх) должны же быть счастливы в этой новогодней сказке, не правда ли?

Правда, музыка Пуччини, в которой слишком много страсти для счастливо-карамельной истории, намекает нам, что никакого счастья не будет - но молодой дирижер Ядер Биньямини эту страсть пока слегка придерживает. Да и надеяться никому не запрещено, не правда ли? И пока меж первым и вторым актом переставляют декорации за закрытым занавесом (куда в этот момент проецируются фрагменты книги аббата Прево про Манон и кавалера де Грие, вдохновившей немало авторов на оперы и балеты - и в том числе Пуччини в 1893 году), не потрудившаяся прочитать либретто светская публика радуется сюжету, в котором никто, кажется, не собирается трагически умирать (не то что в других сочинениях Пуччини вроде «Тоски» или «Мадам Баттерфляй»).

Светской публики много, «выход на Нетребко» дает не только шанс послушать дивный голос, но и ощущение причастности к «сливкам сливок». (Недаром билеты и за 15 тысяч рублей улетели в день начала продаж). Светская публика обламывается: никто ей сказочек рассказывать не собирается. При открытии занавеса во втором акте зал сначала ахает, потом начинает нервно аплодировать: парижская квартира Манон (что уже оставила бедного любовника де Грие и поселилась у Жеронта, любовника очень богатого) производит пугающее впечатление. Гигантское - почти до колосников - зеркало наклонено так, что в него попадает и отражение самой дорогой части партера: да-да, дорогие зрители, некоторые из вас живут именно так, заявляют режиссер Адольф Шапиро и сценограф Мария Трегубова. А рядом с этим зеркалом сидит не менее гигантская кукла - тот пупс, что был в руках у девочки-Манон, превратился в монстра, ворочающего головой и внимательно рассматривающего героиню и ее посетителей. На эту куклу прилеплены косметические мушки… но нет, вовсе не косметические. Здоровенные черные мухи сидят на этой игрушке - какая-то сюрреалистическая, бунюэлевская жуть.

Фото: Кирилл Каллиников / РИА Новости

Вообще-то это все - просто гримировальный столик: тут брошены драгоценности, на кукле - жемчужное колье (каждая жемчужина - как пушечное ядро). Просто произошло резкое изменение масштаба: если в первом действии люди были больше домов, сейчас они уже меньше драгоценных безделушек. Этот дом, куда Жеронт (колоритная роль Александра Науменко, трость в руках его персонажа превращается в какую-то паучью лапу, подчеркивая опасность этого человека) определил Манон - специально кукольный домик со страшными такими забавами. Пожилой дяденька явно хотел сохранить свою девочку-девочку, свою маленькую собственность - но девочка в вечернем платье с соблазнительно открытыми плечами уже не девочка, она смотрит иначе - она учится пользоваться ситуацией. При появлении де Грие она, правда, вспоминает, что значит быть искренней и быть счастливой - и Нетребко поразительно все это играет: и в голосе, и в пластике Манон - снова девчонка. Но в решающий момент, когда надо бежать из проклятого дома, Манон кидается собирать драгоценности - и теряет время, и попадается полиции, которую на нее натравил взбешенный попыткой побега «благодетель».

Если первый и второй акт долго разворачивали картинку, представляли персонажей, давали рассмотреть детали - акты третий и четвертый торопятся, у персонажей время скоро закончится. Сцена в Гавре, где де Грие безуспешно пытается устроить побег отправляемой на каторгу в Америку Манон, наполнена таким быстрым отчаянием, что даже партер перестает шуршать конфетными обертками. Это очень красочное отчаяние - с диковатым парадом «товарищей по несчастью» Манон, где рядом с героиней оказываются явно недорогие труженицы индустрии секса, здоровенный трансвестит, страдальцы из «цирка уродов» и почему-то чернокожая девица в подвенечном платье. Фантастически сделан момент отплытия корабля: из только что ровной сцены вдруг выламывается треугольный кусок с героями и, покачиваясь, как льдина, путешествует во тьму. Неопределенность, опасность, неестественность этой судьбы - все в этом куске пола, что вдруг перестал быть надежным и крепко стоящим на месте.

Весь финальный акт - Нетребко и Эйвазов одни на сцене. Сцена пуста; по сюжету, Манон и де Грие бредут в Америке по нескончаемой пустоши, сбежав от домогавшегося героини коменданта (эти обстоятельства - за кадром). В спектакле Шапиро они - «посреди нигде»: голый пол, темные кулисы, и лишь на заднике появляются как бы написанные от руки рваные фразы - «помоги», «не хочу умирать». Фразы тают, будто размываемые слезами, буквы текут, исчезают совсем, возникают новые на их месте, пока весь задник не превращается в мешанину полустертых слов и фраз, написанных поверх них. Это - невероятная душевная и физическая усталость героини, что изнемогает в пути и близка к смерти: из мрачного, нежного, виртуозного монолога Манон (Нетребко тут была даже лучше себя самой) выделены главные желания и эмоции. Реплики де Грие, утешающего несчастную и пытающегося просить помощи у Всевышнего, подчеркивают глухоту окружающего мира и глухоту небес; они тоже стираются слезами. Здесь заканчиваются все игры - Манон более не игрушка, Манон уже мертва.

В последнее время приглашать драматических режиссеров для постановки оперных спектаклей - политика Большого театра. Политика эта не всегда приносила успех: рядом с тонким и точным «Доном Паскуале» Тимофея Кулябина в репертуаре стоит теперь огорчительно-расплывчатая «Иоланта» прекрасного режиссера Сергея Женовача. Но в случае с «Манон Леско» Большой вышел победителем: Адольф Шапиро (не дебютант в опере - в театре имени Станиславского и Немировича-Данченко он поставил «Лючию де Ламмермур», получившую «Золотую маску») сумел передать и нерв, и нежность этой оперы Пуччини. Понятно, что Анна Нетребко была великолепна. Еще одна победа спектакля - работа Юсифа Эйвазова: он много поет на первых мировых сценах, но до сих пор был слегка заслонен от российской публики своей женой (они с Анной Нетребко сыграли свадьбу в прошлом декабре). Теперь его работу можно было оценить в полной мере - и его де Грие стал одной из важных удач нынешнего сезона. Так проект, который начинался в духе «сделаем все для звезды - лишь бы она спела», превратился в триумф театра. Хорошо бы театр его запомнил - и не стеснялся и далее приглашать звезд первого ряда. Даже если они выставляют достаточно жесткие условия.

Большая премьера в Большом. Знаменитая опера Джакомо Пуччини «Манон Леско» - на главной сцене страны. Первые партии исполнят неподражаемая Анна Нетребко и ее супруг и партнер Юсиф Эйвазов.

Черный строгий костюм, но на лице - мягкая обаятельная улыбка: Анна Нетребко вышла к прессе в хорошем настроении. Ведь в Большом она поет премьеру любимой оперы Пуччини «Манон Леско».

«Я с огромным счастьем и восторгом каждый раз ее исполняю, а тем более когда со мной такой замечательный, сильный и страстный партнер», - говорит певица.

За столом он сидит рядом, на сцене - поет рядом, по жизни - идет рядом. Ведь это ее муж, Юсиф Эйвазов, исполнитель главной мужской партии - кавалера де Грие.

Для Анны Нетребко и Юсифа Эйвазова эта опера - особенная. Дело в том, что они познакомились два года назад на репетиции «Манон Леско» в Риме. История любви XVIII века стала началом современной романтической истории. Это была первая совместная работа - опера, пропитанная страстью и отчаянием, где каждое слово - о любви. Кавалер де Грие, он же Юсиф Эйвазов, тогда открыл для себя Манон Леско, она же Анна Нетребко, и как певицу, и как женщину.

«Я знал, что она поет определенный репертуар, достаточно легкий, который я не пою. Поэтому особого интереса к ней - я знал, что есть такая звезда, певица и так далее... Но это знакомство превратилось в любовь. И мы очень счастливы!» - говорит певец.

Их дуэт не играет страсть, он ее переживает. Когда Манон бросает возлюбленного ради богатого покровителя, это предательство. Когда Манон понимает, что деньги не принесли ей счастья, и возвращается - это прощение. Когда за ней он отправляется в ссылку - это любовь.

Эту постановку уже окрестили немного «хулиганской». Здесь и костюмы героев - длинные платья и сюртуки по моде XIX века, и при этом - кроссовки, вязаные шапки и черные очки. А солист Большого Марат Гали вышел петь на родную сцену в балетной пачке! В этой постановке он - учитель танцев.

«Всю жизнь мне хотелось почувствовать себя в роли балетного, и вот спустя 14 лет карьеры в Большом театре, наконец, я выхожу в пачке. Мне очень это приятно и легко!» - смеется певец.

Так же себя ощущает, видимо, и Анна Нетребко: в этой же сцене с учителем танцев она без всякой страховки встает на шар и при этом поет!

«Когда мы делали с Анной эту сцену, от нее шел этот момент риска: «Я могу попробовать быть на шаре!» Но вообще, идея, которая не связана напрямую - девочка на шаре - она присутствует», - говорит хореограф-постановщик Татьяна Баганова.

А за всем этим невозмутимо наблюдает шестиметровая кукла. Это и символ роскоши - уж очень Манон хотела себе дорогие игрушки - и отчасти, сама героиня. Образ «куклы с куклой» становится фарсом.

«Такая живая струя, молодая, современная в этом. Особенно в первом акте она как-то немножко приподнимает настроение перед тем, как опустить его совсем в драму полную», - говорит Анна Нетребко.

Но все равно, костюмы, декорации - лишь антураж. Над всем царствует бессмертная музыка Пуччини. И исполнители главных партий предпочитают не думать о грядущей премьере, чтобы снизить градус волнения.

«Если кто-то вам говорит, что певец не волнуется перед тем, как спеть «Манон Леско» - не верьте! Волнуются все», - говорит Юсиф Эйвазов.

«Я не знаю… Проснусь послезавтра, и будет видно!» - говорит Анна Нетребко.

Анна Нетребко, народная артистка России, именитая оперная певица, сегодня впервые выступит на сцене Большого театра в известной постановке по опере Пуччини.

Как уточняет сама артистка, участие в проекте такого масштаба – огромная честь и большая ответственность.

«Вот уже более месяца я нахожусь в восторге и трепетном предвкушении. Мне помогали все работники театра. И несмотря на всю сложность постановки и исполнения «Манон Леско», подготовка такого масштабного проекта несомненно воодушевляет», – сообщила в своем интервью Анна Нетребко.

Это не только премьера оперы, но и дебют в Большом мировой звезды Анны Нетребко. Спектакль поставил известный режиссер Адольф Шапиро. Накануне премьеры исполнители главных партий Анна Нетребко и Юсиф Эйвазов пообщались с журналистами.

— Не верьте артистам, которые говорят, что у них нет волнения перед выходом на сцену, — призналась Анна. — Я волнуюсь всегда. Тем более в таком легендарном театре. Прежде выступала здесь только в концерте вместе с другими артистами, и только сейчас впервые в спектакле. «Манон Леско» Пуччини — одна из моих любимейших опер. На сцене у меня очень сильный и страстный партнер - тенор Юсиф Эйвазов (муж Анны Нетребко, который исполняет партию Шевалье де Грие - Ред.).

Кстати, певица познакомилась с Юсифом Эйвазовым как раз на репетиции «Манон Леско».

— Это было три года назад в Риме, — рассказал, как произошла их встреча Юсиф. — Мой дебют на зарубежной оперной сцене. Я был начинающим певцом. Мне сказали, что партию Манон будет петь Аня. Признаться, я тогда по неопытности считал, что Нетребко в основном поет легкий репертуар. Поэтому особого интереса к ней не испытывал. Опера Пуччини считается очень сложной технически и вокально. Певцам приходится физически сильно затрачиваться во время исполнения. Неслучайно ее так редко ставят. Оказалось, что Аня блистательно поет не только легкие, но и очень сложные партии. Она настоящая оперная дива. И в жизни совершенно нормальный… на голову человек. Без бзиков. Легкий и веселый человек (после этих признаний мужа Анна искренне рассмеялась и отправила ему воздушный поцелуй - Ред.).

Вот так произошло наше знакомство, которое превратилось в любовь. И мы счастливы. Вообще петь вместе с Аней - этой большая школа и учеба, хотя это не значит, что дома мы разговариваем оперными партиями. Аня меня не распевает. И не всегда мы играем в одном спектакле.

— Как ваш дуэт приняла сцена Большого театра?

— Сперва у нас был шок. Акустика в этом театре сложная. Мы не понимали, слышно нас с верхнего яруса или нет. Аня мне говорит: «По-моему, звук не возвращался». Во всяком случае мы не слышали возврата голоса. Мы сразу охрипли. Что делать? Решили так: будем петь своим голосом и молиться, чтобы зрителям было слышно. В итоге, приспособились, приноровились. Те, кто был на генеральной репетиции сказали, что нас слышно. Вот счастье! Из-за этого больше всего и волновались.

В таком эмоциональном спектакле, особенно в финальной сцене, когда Манон умирает на руках у моего де Грие, я даже расплакался - не по роли, а по настоящему. И это очень опасно — эмоции могут повлиять на голос.

«На секунду показалось, что мы действительно находимся в пустыне»

Интервью с Анной Нетребко и Юсифом Эйвазовым накануне премьеры оперы «Манон Леско» в Большом театре

Накануне премьеры оперы «Манон Леско» в Большом театре старший вице-президент ВТБ Дмитрий Брейтенбихер встретился с Анной Нетребко и Юсифом Эйвазовым - своими давними друзьями и партнерами Private Banking ВТБ.

Дмитрий Брейтенбихер: Добрый день, Анна и Юсиф. Спасибо, что нашли время, чтобы увидеться, - знаю какой у вас напряженный график репетиций перед премьерой в Большом театре. Кстати, насколько я помню, именно на репетициях «Манон Леско» Пуччини в Римской опере вы повстречались. Можно ли сказать, что для вас это знаковое сочинение?

Анна Нетребко: Это произведение само по себе очень сильное, драматичное, о любви. Я с огромным счастьем и восторгом каждый раз исполняю эту оперу. Тем более когда со мной такой замечательный, сильный и страстный партнер.

Юсиф Эйвазов: На самом деле этот спектакль для нас очень много значит. Есть что-то магическое в нем, какой-то магнетизм в зале и на сцене. Вчера на репетиции, когда была финальная сцена - четвертый акт, у меня просто текли слезы. Это происходит со мной крайне редко, потому что артисту нужно контролировать эмоции. А слезы и даже малейшее волнение сразу отражаются на голосе. Я вчера абсолютно забыл об этом. Эмоциональный посыл и Анин голос - все было настолько сильным, что на секунду мне показалось, что мы действительно находимся в пустыне и это действительно последние мгновения жизни.

Дмитрий Брейтенбихер: Юсиф, а как прошла первая встреча с Анной на постановке «Манон Леско» в Риме?

Юсиф Эйвазов: Три года прошло, я уже и не помню подробностей (смеется). Действительно, это был Рим. Безумно романтичный Рим, оперный театр. Для меня это был дебют. И конечно, это все было очень волнительно для человека, который только начинает большую карьеру. Я, естественно, к этому ответственно готовился, за год учил партию. Партия безумно сложная, поэтому пришлось очень много работать. Приехал в Рим, и там происходит встреча с Аней, которая оказалась… Я, конечно, знал, что есть такая певица, звезда, но прежде ее репертуар и исполнение не отслеживал. Она тогда настолько великолепно исполнила партию, что я был просто потрясен! Но я стал абсолютно счастлив, когда узнал, что, помимо громадного таланта, она еще и замечательный человек. Для звезды такого уровня - совершенно нормальный и простой в общении человек (оба смеются).

Дмитрий Брейтенбихер: В смысле отсутствия звездной болезни?

Юсиф Эйвазов: Да, именно. Сегодня очень мало певцов и певиц, которые могут этим похвастаться. Потому что в большинстве случаев начинаются заскоки, бзики и все остальное. Вот так это знакомство на оперной сцене превратилось в любовь. Мы очень счастливы.

Дмитрий Брейтенбихер: Вы исполняли обе знаменитые версии «Манон», оперу Пуччини и оперу Массне. В чем их различие, какая из них сложнее в вокальном и эмоциональном плане? И какой Манон вы отдадите предпочтение - итальянке или француженке?

Анна Нетребко: Я думаю, что Манон - это прежде всего женщина. Абсолютно не важно, какой она национальности. Она может быть совершенно разной, блондинкой, брюнеткой - не имеет значения. Важно, чтобы она вызывала у мужчин определенные эмоции: положительные, отрицательные, бурные, страстные… Это, пожалуй, самое главное. А насчет образа - у меня есть свое видение этой женщины. Оно, в принципе, не очень сильно меняется из постановки в постановку. Там же все ясно, все написано в музыке, в тексте, в ее характере. Только какие-то детали можно добавлять или менять.

Дмитрий Брейтенбихер: Ну например?

Анна Нетребко: Например, можно ее сделать более опытной. Тогда уже с самого начала она должна понимать, что к чему. А можно ее сделать совершенно невинной сначала. То есть это уже исходит от желания исполнителя или режиссера.

Дмитрий Брейтенбихер: А что по поводу первой части вопроса? В чем разница «Манон Леско» у Пуччини и в опере Массне?

Анна Нетребко: Раньше я очень часто исполняла эту партию в опере Массне. Сейчас я ее немножко переросла, она для более молодых певиц. Кроме того, я не думаю, что партия-Де Грие у Массне - это для голоса Юсифа, как и Манон больше не для моего голоса. Она замечательная, интересная, но другая.

Юсиф Эйвазов: У Массне музыка менее драматичная. Поэтому в партии-Де Грие более легкий голос, и, естественно, он по характеру музыки более подвижный. Ну попробуйте меня сдвинуть на сцене, это будет кошмар. У Пуччини и оркестровка достаточно тяжелая, соответственно, и движения того же самого-Де Грие намного более весомые и степенные, и вокал совсем другой. Технически я, может, даже бы и смог, но мне кажется, это был бы все-таки такой вход слона в фарфоровую лавку. Лучше этого не делать.

Анна Нетребко: В опере Пуччини от студентов почти ничего нет, даже первый дуэт, когда они встречаются, - это довольно тяжелая музыка, она такая медленная, размеренная. Там совершенно нет юношеского задора, который есть у Массне. Это было рассчитано, конечно, на других певцов.

Дмитрий Брейтенбихер:Над новой «Манон Леско» вы работали с драматическим режиссером Адольфом Шапиро. Что вам принес этот опыт? Что было внове?

Анна Нетребко: На самом деле я хочу сказать спасибо Адольфу Яковлевичу за такую замечательную постановку. Нам было очень удобно и легко петь. Режиссер учитывал абсолютно все наши проблемы и трудности. Там, где нужно было петь, - мы пели, там, где нужно сконцентрироваться на музыке, - это было сделано. Повторюсь, постановка получилась очень хорошая. Считаю Адольфа Шапиро просто замечательным режиссером.

Дмитрий Брейтенбихер: А что интересного он просил вас делать в актерском плане, что было новым для вас?

Анна Нетребко: Самый большой разговор был как раз по поводу последней сцены, которая довольно статична физически, но очень сильно наполнена эмоционально. И вот именно в этой сцене Адольф Яковлевич просил нас выкладываться за счет каких-то минимальных жестов, за счет каких-то полушагов, полуповоротов - это все должно быть четко рассчитано по музыке, и вот над этим мы работали.

Юсиф Эйвазов: Вообще, конечно, сложно работать на сцене, когда там ничего нет. Ну представьте себе полностью пустое пространство. Нет ни стула, на который можно сесть, ни каких-то деталей, с которыми можно поиграть, даже песочка… Нет ничего. То есть остаются только музыка, интерпретация и голос. И все. Я бы назвал гениальной концепцию последнего акта, где просто на белом фоне черными буквами пишется вся эта история, которую мы поем. Это вместе с музыкой вызывает очень сильные эмоции. Как дополнительный синхронный перевод, как расшифровка того, что ты слышишь. Трагедия в тебя проникает в двойном размере.

Дмитрий Брейтенбихер: Это ваша любимая часть в опере?

Юсиф Эйвазов: Моя любимая часть самая последняя, когда все заканчивается, когда я уже все спел (смеется).

Анна Нетребко: (Смеется) Дмитрий, если серьезно, я согласна с Юсифом насчет того, что последняя сцена была очень сильная и благодаря нашему замечательному режиссеру она очень интересно решена. Ее непросто было поставить, но нам была предоставлена возможность действительно не думать ни о чем и просто петь эту замечательную оперу. Видимо, поэтому это и вызывает такие эмоции.

Дмитрий Брейтенбихер: В продолжение темы постановки. Пока известно немного: пользователи Интернета заинтригованы видом огромной куклы, сидящей на сцене. Как бы вы сформулировали: о чем получился этот спектакль?

Анна Нетребко: Вообще, вживую эта опера крайне редко исполняется. Не знаю почему. Наверное, трудно найти исполнителей, трудно поставить. В ней очень разорванный и не сразу читаемый, даже абстрактный сюжет. И сделать хорошую постановку очень трудно. Текущая мне очень нравится: и огромная кукла, и кузнечики… В этом проявляютсягде-то магия и символизм, где-то элементы фарса - как, например, в том же танце соблазнения Жеронта. Посмотрите, будет очень интересно.

Дмитрий Брейтенбихер: Какое ощущение произвел Большой театр - его пространство, акустика? В чем, на ваш взгляд, его особенность по сравнению с другими оперными театрами мира?

Анна Нетребко: Когда мы два дня назад впервые вышли на сцену Большого, у нас был шок… Для певцов, которые находятся на сцене, здесь очень сложная акустика. Не знаю, как там в зале, но на сцене не слышно ничего. Поэтому мы оба сразу охрипли. Декорации крупные, сцена открыта, то есть нет никакой деревянной заглушки, подзвучки. В результате звук не возвращается. Таким образом, приходится работать вдвойне (смеется). Ну потом мы как-то к этому привыкли.

Юсиф Эйвазов: Ну театр называется «Большой», поэтому и пространство большое. И конечно, как Аня правильно сказала, мы сначала не понимали вообще, идет звук в зал или нет. Потом нас успокоили после репетиций и сказали: вас отлично слышно, все хорошо. Просто надо довериться собственным чувствам. Это как раз тот случай, когда движешься за своими внутренними ощущениями, идешь, опираясь на них. В Большом ты не услышишь возврата голоса, как это бывает в Метрополитен-опере или Баварской опере. Здесь очень сложная сцена. И не надо пытаться ее полностью озвучить, это гиблое дело. Нужно просто петь своим нормальным голосом и молиться, чтобы этого было достаточно.

16 октября в Большом театре при поддержке банка ВТБ состоялась премьера оперы «Манон Леско». Большой театр и ВТБ связывают многолетние дружеские отношения, Банк входит в состав Попечительского совета театра и некоммерческой организации «Фонд Большого театра».