Симфонии Д. Шостаковича в контексте истории советской и мировой музыкальной культуры в истории сонатно-симфонических жанров. Д.Шостакович. Темы, образы, жанры тв-ва. Черты стиля «Я так слышу войну»
Дмитрий Дмитриевич Шостакович – один из крупнейших композиторов XX века. Этот факт признан и в нашей стране, и мировой общественностью. Шостакович писал практически во всех жанрах музыкального искусства: от опер, балетов и симфоний до музыки к кинофильмам и театральным постановкам. По охвату жанров и амплитуде содержания его симфоническое творчество поистине универсально.
Композитор жил в очень сложное время. Это и революция, и Великая Отечественная война, и «сталинский» период отечественно истории. Вот что рассказывает о Шостаковиче композитор С. М. Слонимский: «В советскую эпоху, когда литературная цензура безжалостно и трусливо вымарывала правду из современных романов, пьес, поэм, запрещая на годы многие шедевры, «бестекстовые» симфонии Шостаковича были единственным светочем правдивой высокохудожественной речи о нашей жизни, о целых поколениях, проходивших девять кругов ада на земле. Так и воспринимали музыку Шостаковича слушатели – от юных студентов и школьников до седовласых академиков и великих художников – как откровение о страшном мире, в котором мы жили и, увы, продолжаем жить».
Всего у Шостаковича Пятнадцать симфоний. От симфонии к симфонии изменяются и структура цикла и его внутреннее наполнение, смысловое соотношение частей и разделов формы.
Его Седьмая симфония получила всемирную известность как музыкальный символ борьбы советского народа против фашизма. Шостакович писал: «Первая часть – это борьба, четвертая – грядущая победа» (29, С.166). Все четыре части симфонии отражают разные этапы драматических столкновений и размышлений о войне. Совершенно иное отражение тема войны получает в Восьмой симфонии, которая была написана в 1943 году «На место документально точных «натуральных» зарисовок Седьмой – в Восьмой встают могучие поэтические обобщения» (23, С. 37). Эта симфония-драма, в которой показывается картина душевной жизни человека, «оглушенного гигантским молотом войны» (41).
Девятая симфония – совершенно особая. Жизнерадостная, веселая музыка симфонии оказалась все же написанной совсем в ином плане, чем предполагали советские слушатели. Естественно было ожидать от Шостаковича триумфальную Девятую, объединяющую военные симфонии в трилогию советских произведений. Но вместо ожидаемой симфонии, прозвучала «симфония-скерцо».
Исследования, посвященные симфониям Д. Д. Шостаковича 40-х годов, можно классифицировать по нескольким доминирующим направле-ниям.
Первую группу представляют монографии, посвященные творчеству Шостаковича: М. Сабининой (29), С. Хентовой (35, 36), Г. Орлова (23).
Вторую группу источников составили статьи о симфониях Шостаковича М. Арановского (1), И. Барсовой (2), Д. Житомирского (9, 10), Л. Казанцевой (12), Т. Левой (14), Л. Мазеля (15, 16, 17), С. Шлифштейна (37), Р. Насонова (22), И. Соллертинского (32), А. Н. Толстого (34) и т.д.
Третью группу источников составляют точки зрения современных музыковедов, композиторов, обнаруженные в периодической печати, статьях и исследованиях, в том числе обнаруженные и на Интернет-сайтах: И. Барсовой (2), С. Волкова (3, 4, 5), Б. Гунько (6), Я. Рубенцик (26, 27), М. Сабининой (28, 29), а также «Свидетельство» – отрывки «спорных» мемуаров Шостаковича (19).
На концепцию дипломной работы оказали влияние разные исследования.
Наиболее подробно анализ симфоний дан в монографии М. Сабининой (29). В этой книге автор разбирает истории создания, содержание, формы симфоний, делает подробный анализ всех частей. Интересные точки зрения на симфонии, яркие образные характеристики и анализ частей симфонии показаны в книге Г. Орлова (23).
В двухчастной монографии С. Хентовой (35, 36) охватывается жизнь и творчество Шостаковича. Автор касается симфоний 40-х годов и делает общий анализ этих пороизведений.
В статьях Л. Мазеля (15, 16, 17) наиболее аргументировано рассматриваются различные вопросы драматургии цикла и частей симфоний Шостаковича. Различные вопросы, касающиеся особенностей симфонизма композитора, разбираются в статьях М. Арановского (1), Д. Житомирского (9, 10), Л. Казанцевой (12), Т. Левой (14), Р. Насонова (22).
Особую ценность составляют документы, написанные непосредствен-но после исполнения произведений композитора: А. Н. Толстого (34), И. Соллертинского (32), М. Друскина (7), Д. Житомирского (9, 10), статья «Сумбур вместо музыки» (33).
К 100-летию Д. Д. Шостаковича было опубликовано много матери-ала, в том числе и затрагивающие новые точки зрения на творчество композитора. Особую полемику вызвали материалы «Свидетельства» Соломона Волкова, книги, изданной во всем мире, но известной российскому читателю лишь в отрывках книги и статьях, напечатанных в Интернете (3, 4, 5). Откликом на новые материалы явились статьи композиторов Г.В. Свиридова (8), Т. Н. Хренникова (38), вдовы композитора Ирины Антоновны Шостакович (19), также статья М. Саби-ниной (28).
Объект исследования дипломной работы – симфоническое творчество Д. Д. Шостаковича.
Предмет исследования: Седьмая, Восьмая и Девятая симфонии Шостаковича как своеобразная трилогия симфоний 40-х годов.
Цель дипломной работы – выявить особенности симфонического творчества Д. Шостаковича 40-х годов, рассмотреть драматургию цикла и частей симфоний. В связи с этим были поставлены следующие задачи:
1. Рассмотреть истории созданий симфоний.
2. Выявить драматургические особенности циклов данных симфоний.
3. Проанализировать первые части симфоний.
4. Выявить особенности скерцо симфоний.
5. Рассмотреть медленные части циклов.
6. Проанализировать финалы симфоний.
Структура дипломной работы подчинена поставленным цели и задачам. Помимо введения и заключения, списка литературы, работа имеет две главы. Первая глава знакомит с историей создания симфоний 40-х годов, рассматривает драматургию циклов этих произведений. Четыре параграфа второй главы посвящены анализу частей в рассматриваемых сонатно-симфонических циклах. Выводы даны в конце каждой из глав и в заключении.
Результаты исследования могут быть использованы студентами в курсе изучения отечественной музыкальной литературы.
Работа оставляет возможность дальнейшего, более глубокого исследования данной темы.
Дмитрий Дмитриевич Шостакович, (1906–1975)
Шостакович - явление уникальное в истории мировой культуры. В его творчестве, как ни у какого другого художника, отразилась наша сложная, жестокая, подчас фантасмагорическая эпоха; противоречивая и трагическая судьба человечества; нашли воплощение те потрясения, которые выпали на долю его современников. Все беды, все страдания, перенесенные нашей страной в XX веке, он пропустил через свое сердце и воплотил в произведениях высочайшего художественного достоинства. Как никто другой имел он право произнести слова
((Тринадцатая симфония. Стихи Евг. Евтушенко) )
Я - каждый здесь расстрелянный ребенок
Он пережил и перенес столько, сколько вряд ли может вынести сердце человека. Потому и оборвался его путь преждевременно.
Мало кто из его современников, да и вообще композиторов любого времени был так признан и прославлен при жизни, как он. Зарубежные награды и дипломы были бесспорными - а он был почетным членом Шведской королевской академии, членом-корреспондентом академии искусств ГДР (Восточная Германия), почетным членом национальной итальянской академии «Санта Чечилия», командором французского ордена искусств и литературы, членом Английской королевской музыкальной академии, почетным доктором Оксфордского университета, лауреатом международной премии имени Сибелиуса, почетным членом Сербской академии искусств, членом-корреспондентом Баварской академии изящных искусств, почетным доктором Тринити-колледжа (Ирландия), почетным доктором Северо-западного университета (Эванстон, США), иностранным членом Французской академии изящных искусств, был награжден Золотой медалью Английского королевского общества, орденом Большой почетный серебряный знак - за заслуги перед Австрийской республикой, «Памятной медалью Моцарта».
Но иное было со своими, отечественными наградами и знаками отличия. Казалось, их было тоже более чем достаточно: Лауреат Сталинской премии, в 30-е годы высшей премии страны; народный артист СССР, кавалер ордена Ленина, лауреат Ленинской и Государственной премий, герой Социалистического труда и т. д., и т. п., вплоть до звания народного артиста почему-то Чувашии и Бурятии. Однако это были пряники, которые сполна уравновешивались кнутом: постановлениями ЦК КПСС и редакционными статьями его центрального органа газеты «Правда», в которых Шостакович буквально изничтожался, смешивался с грязью, обвинялся во всех грехах.
Композитор не был предоставлен самому себе: он был обязан выполнять приказы. Так, после печально знаменитого, поистине исторического Постановления 1948 года, в котором его творчество объявлялось формалистическим и чуждым народу, его послали в зарубежную поездку, и он вынужден был объяснять иностранным журналистам, что критика его творчества заслуженна. Что он действительно совершил ошибки, и его поправляют правильно. Его заставляли принимать участие в бесчисленных форумах «защитников мира», даже награждали за это медалями и грамотами - в то время как он предпочел бы никуда не ездить, а создавать музыку. Его выбирали неоднократно депутатом Верховного Совета СССР - декоративного органа, который проштамповывал решения Политбюро компартии, и композитору приходилось многие часы уделять бессмысленной, ничем не привлекающей его работе - вместо того, чтобы сочинять музыку. Но так полагалось по его статусу: все крупнейшие художники страны были депутатами. Он был руководителем Союза композиторов России, хотя совершенно не стремился к этому. Вдобавок, его принудили вступить в ряды КПСС, и это стало для него одним из сильнейших нравственных потрясений и, возможно, тоже сократило жизнь.
Главным для Шостаковича всегда было сочинение музыки. Ей отдавал он все возможное время, сочинял всегда - за рабочим столом, на отдыхе, в поездках, в больницах… Композитор обращался ко всем жанрам. Его балеты обозначили собой пути исканий советского балетного театра конца 20-30-х годов и остались самыми яркими примерами этих исканий. Оперы «Нос» и «Леди Макбет Мценского уезда» открыли совершенно новую страницу этого жанра в русской музыке. Он писал и оратории - дань времени, уступка власти, которая иначе могла бы стереть его в порошок… Но вокальные циклы, фортепианные сочинения, квартеты и другие камерные ансамбли вошли в мировую сокровищницу музыкального искусства. Однако прежде всего Шостакович - гениальный симфонист. Именно в симфониях композитора в первую очередь воплотилась история XX века, его трагедия, его страдания и бури.
Дмитрий Дмитриевич Шостакович родился 12 (25) сентября 1906 года в Петербурге в интеллигентной семье. Отец, инженер, окончивший Петербургский университет, был сотрудником великого Менделеева. Мать имела музыкальное образование и одно время думала посвятить себя музыке профессионально. Дарование мальчика было замечено довольно поздно, так как мать принципиально считала невозможным начинать музыкальное обучение раньше девяти лет. Однако после начала занятий успехи были быстрыми и ошеломляющими. Маленький Шостакович не только феноменально быстро овладел пианистическими навыками, но и показал незаурядное композиторское дарование, причем уже в 12 лет проявилось его уникальное качество - мгновенный творческий отклик на происходящие события. Так, одними из первых сочиненных мальчиком пьес были «Солдат» и «Похоронный марш памяти Шингарева и Кокошкина» - министров Временного правительства, зверски убитых большевиками в 1918 году.
Юный композитор жадно воспринимал окружающее и откликался на него. А время было страшное. После октябрьского переворота 1917 года и разгона Учредительного собрания в городе начался настоящий беспредел. Жители вынуждены были объединяться в группы самозащиты, чтобы охранять свои жилища. Продовольствие в крупные города перестало поступать, начался голод. В Петрограде (так патриотически был переименован Санкт-Петербург после начала мировой войны) не было не только еды, но и топлива. И в такой ситуации юный Шостакович в 1919 году (ему исполнялось 13 лет) поступил в Петроградскую консерваторию на факультеты специального фортепиано и композиции.
Добираться туда приходилось пешком: трамваи - единственный сохранившийся вид транспорта - ходили редко и всегда были переполнены. Люди свисали гроздьями с подножек, нередко срывались, и мальчик предпочитал не рисковать. Ходил регулярно, хотя многие, и учащиеся и педагоги, предпочитали пропускать занятия. Это был настоящий подвиг - добраться до консерватории, а потом несколько часов упорно заниматься в неотапливаемом здании. Чтобы пальцы шевелились, и можно было полноценно заниматься, в классах установили «буржуйки» - железные печурки, которые можно было натопить любыми щепками. И приносили с собой топливо - кто полено, кто охапку щепок, а кто ножку стула или разрозненные листы книг… Еды почти не было. Все это привело к заболеванию туберкулезом лимфатических желез, который пришлось лечить долго, с трудом собирая деньги на необходимые для излечения поездки на Черное море. Там, в Крыму, в курортном поселке Гаспра в 1923 году Шостакович встретил свою первую любовь, москвичку Татьяну Гливенко, которой посвятил написанное вскоре фортепианное трио.
Несмотря на все трудности, Шостакович окончил консерваторию по классу фортепиано профессора Николаева в 1923 году, а по классу композиции профессора Штейнберга в 1925-м. Его дипломная работа, Первая симфония, принесла 19-летнему юноше международное признание. Однако он еще не знал, чему себя посвятить - сочинению или исполнительской деятельности. Его успехи на этом поприще были столь велики, что в 1927 году он был послан на международный конкурс имени Шопена в Варшаву. Там он занял пятое место и получил почетный диплом, что многими музыкантами и публикой было расценено как явная несправедливость - играл Шостакович великолепно и заслуживал значительно более высокой оценки. Последующие годы отмечены как довольно обширной концертной деятельностью, так и первыми опытами в разных жанрах, в том числе в театральных. Появляются Вторая и Третья симфонии, балеты «Золотой век» и «Болт», опера «Нос», фортепианные сочинения.
Колоссальное значение приобретает для молодого Шостаковича встреча и начало дружбы с выдающимся деятелем культуры И. Соллертинским (1902–1944), которое пришлось на весну 1927 года. Соллертинский, в частности, познакомил его с творчеством Малера и тем самым определил дальнейший путь композитора-симфониста. Сыграло значительную роль в творческом становлении и знакомство с крупнейшим деятелем театра режиссером-новатором В. Мейерхольдом, в театре которого Шостакович некоторое время работал заведующим музыкальной частью - в поисках заработка молодому музыканту пришлось на некоторое время переехать в Москву. Особенности мейерхольдовских постановок отразились на театральных сочинениях Шостаковича, в частности, на структуре оперы «Нос».
В Москву влекло музыканта и чувство к Татьяне, но сложилось так, что молодые люди не соединили свои судьбы. В 1932 году Шостакович женился на Нине Васильевне Варзар. Ей посвящена опера «Леди Макбет Мценского уезда» - одно из замечательнейших творений музыки XX века, имевшее трагическую судьбу. Написанный в том же году фортепианный концерт - последнее сочинение, исполненное жизнерадостности, искрометного веселья и задора, - качеств, которые под влиянием жизненных реалий в дальнейшем ушли из его музыки. Редакционная статья главного партийного печатного органа газеты «Правда» «Сумбур вместо музыки», опубликованная в январе 1936 года и позорно, подло шельмовавшая «Леди Макбет», ранее имевшую колоссальный успех не только в нашей стране, но и за рубежом, предъявлявшая ее автору обвинения на грани политического доноса, резко переломила творческую судьбу Шостаковича. Именно после этого композитор отказывается от жанров, связанных со словом. Отныне основное место в его творчестве занимают симфонии, в которых композитор отображает свое видение мира и судеб родной страны.
Начало этому положено Четвертой симфонией, многие годы неизвестной публике и впервые прозвучавшей лишь в 1961 году. Ее исполнение тогда, в 1936 году, было невозможным: оно могло повлечь за собой не просто критику, а репрессии - от них никто не был застрахован. Следом, на протяжении 30-х годов, создаются Пятая и Шестая симфонии. Появляются и сочинения в иных жанрах, в частности, Фортепианный квинтет, за который Шостаковича удостоили Сталинской премии - по-видимому, где-то «на самом верху» было решено, что кнут сыграл свою роль, и теперь нужно прибегнуть к прянику. В 1937 году Шостаковича пригласили в консерваторию - он стал профессором по классам композиции и оркестровки.
В 1941 году, после начала Великой Отечественной войны Шостакович начинает работу над Седьмой симфонией. В это время у него уже двое детей - Галина и Максим, и, беспокоясь об их безопасности, композитор соглашается на эвакуацию из осажденного города, который с 1924 года носит название Ленинграда. Симфонию, посвященную подвигу родного города, композитор заканчивает в Куйбышеве (ранее и ныне - Самара), куда его эвакуируют осенью 1941 года. Там ему суждено пробыть два года, тоскуя о друзьях, разбросанных военной судьбой по огромной стране. В 1943 году Шостаковичу правительство предоставляет возможность жить в столице - выделяет квартиру, помогает с переездом. Композитор сразу начинает строить планы, как перевести в Москву Соллертинского. Тот был эвакуирован в Новосибирск в составе Ленинградской филармонии, художественным руководителем которой являлся много лет. Однако этим планам не суждено было сбыться: в феврале 1944 года Соллертинский скоропостижно скончался, что стало страшным ударом для Шостаковича. Он писал: «Нет больше среди нас музыканта огромного таланта, нет больше веселого, чистого, благожелательного товарища, нет у меня больше самого близкого друга…» Памяти Соллертинского Шостакович посвятил Второе фортепианное трио. Еще до того им была создана Восьмая симфония, посвященная замечательному дирижеру, первому исполнителю его симфоний, начиная с Пятой, Е. А. Мравинскому.
С этого времени жизнь композитора связана со столицей. Кроме сочинения он занимается педагогикой - в Московской консерватории поначалу у него только один аспирант - Р. Бунин. Для заработка, чтобы содержать большую семью (кроме жены и детей, он помогает давно овдовевшей матери, в доме есть помощницы по хозяйству), пишет музыку ко многим кинофильмам. Кажется, жизнь более или менее налажена. Но власти готовят новый удар. Следует пресечь свободолюбивые мысли, которые возникли у части интеллигенции после победы над фашизмом. После разгрома в 1946 году литературы (шельмование Зощенко и Ахматовой), партийного постановления по поводу театральной и кинополитики, в 1948 году появляется постановление «Об опере „Великая дружба“ Мурадели», которое, несмотря на название, основной удар наносит снова по Шостаковичу. Его обвиняют в формализме, в отрыве от действительности, в противопоставлении себя народу, призывают понять свои ошибки и перестроиться. Из консерватории его увольняют: нельзя доверить закоренелому формалисту воспитывать молодое поколение композиторов! Некоторое время семья живет только на заработок жены, которая после многих лет, посвященных дому, обеспечению творческой обстановки для композитора, идет на службу.
Буквально через несколько месяцев Шостаковича посылают, несмотря на неоднократные попытки отказаться, в зарубежные поездки в составе делегаций защитников мира. Начинается его многолетняя принудительная общественная деятельность. Несколько лет он «реабилитируется» - пишет музыку к патриотическим фильмам (это основной заработок на долгие годы), сочиняет ораторию «Песнь о лесах», кантату «Над Родиной нашей солнце сияет». Однако «для себя», пока еще «в стол» создается потрясающий автобиографический документ - Первый концерт для скрипки с оркестром, получивший известность только после 1953 года. Тогда же - в 1953-м - появляется Десятая симфония, в которой отразились раздумья композитора в первые месяцы после смерти Сталина. А до того много внимания уделяется квартетам, появляется вокальный цикл «Из еврейской народной поэзии», грандиозный фортепианный цикл Двадцать четыре прелюдии и фуги.
Середина 50-х годов - для Шостаковича время больших личных потерь. В 1954 году умерла его жена, Н. В. Шостакович, через год композитор похоронил мать. Дети подрастали, у них были свои интересы, музыкант чувствовал себя все более одиноким.
Постепенно, после начала «оттепели» - так привыкли называть время правления Хрущева, разоблачившего «культ личности» Сталина, - Шостакович вновь обращается к симфоническому творчеству. Программные Одиннадцатая и Двенадцатая симфонии кажутся на первый взгляд исключительно конъюнктурными. Но через много лет исследователи обнаружили, что композитор вложил в них не только тот смысл, что объявлен в официальной программе. А позднее появляются и крупные, с социально значимыми текстами, вокальные симфонии - Тринадцатая и Четырнадцатая. По времени это совпадает с последней женитьбой композитора (до того была вторая, неудачная и, к счастью, недолгая) - на Ирине Антоновне Супинской, ставшей верной подругой, помощницей, неизменным спутником композитора в последние годы, сумевшей скрасить его нелегкую жизнь.
Филолог по образованию, принесшая в дом интерес к поэзии и новинкам литературы, она стимулировала внимание Шостаковича к текстовым произведениям. Так появляется, после Тринадцатой симфонии на стихи Евтушенко, симфоническая поэма «Казнь Степана Разина» на его же стихи. Затем Шостакович создает несколько вокальных циклов - на тексты из журнала «Крокодил» (юмористический журнал советского времени), на стихи Саши Черного, Цветаевой, Блока, Микеланджело Буонаротти. Грандиозный симфонический круг завершает вновь бестекстовая, непрограммная (хотя, думается, со скрытой программой) Пятнадцатая симфония.
В декабре 1961 года возобновляется педагогическая деятельность Шостаковича. Он ведет класс аспирантов в Ленинградской консерватории, для занятий с учениками регулярно приезжает в Ленинград вплоть до октября 1965 года, когда все они сдают аспирантские экзамены. В последние месяцы им самим приходится приезжать на занятия в Дом творчества, находящийся в 50 километрах от Ленинграда, в Москву, а то и в санаторий, где их наставник должен находиться по состоянию здоровья. Тяжкие испытания, выпавшие на долю композитора, не могли не сказаться на нем. 60-е годы проходят под знаком постепенного ухудшения его состояния. Появляется болезнь центральной нервной системы, Шостакович переносит два инфаркта.
Все чаще ему приходится подолгу находиться в больнице. Композитор старается вести активный образ жизни, даже между больницами много ездит. Это связано и с постановками во многих городах мира оперы «Леди Макбет Мценского уезда», которую теперь чаще называют «Катерина Измайлова», и с исполнениями других сочинений, с участием в фестивалях, с получением почетных званий и наград. Но с каждым месяцем такие путешествия становятся все более утомительными.
Отдыхать от них он предпочитает в курортном поселке Репино под Ленинградом, где расположен Дом творчества композиторов. Там, в основном, создается музыка, так как условия для работы идеальные - никто и ничто не отвлекает от творчества. В последний раз Шостакович приезжает в Репино в мае 1975 года. Он с трудом двигается, с трудом записывает музыку, но продолжает сочинять. Почти до последнего момента он творил - рукопись Сонаты для альта и фортепиано он корректировал в больнице. Смерть настигла композитора 9 августа 1975 года, в Москве.
Но и после смерти всесильная власть не оставила его в покое. Вопреки воле композитора, желавшего найти место упокоения на родине, в Ленинграде, его похоронили на «престижном» московском Новодевичьем кладбище. Похороны, намеченные первоначально на 13 августа, были отложены на 14-е: не успевали приехать зарубежные делегации. Ведь Шостакович был «официальным» композитором, и провожали его официально - с громкими речами представителей партии и правительства, которые столько лет его удушали.
Симфония № 1
Симфония № 1, фа минор, ор. 10 (1923–1925)
Состав оркестра: 2 флейты, флейта-пикколо, 2 гобоя, 2 кларнета, 2 фагота, 4 валторны, 3 трубы, 3 тромбона, туба, литавры, треугольник, малый барабан, тарелки, большой барабан, тамтам, колокольчики, рояль, струнные.
История созданияЗамысел симфонии, с которой полагалось закончить консерваторский композиторский курс, возник у Шостаковича в 1923 году. Однако юноша, недавно потерявший отца (в 1922 году он умер от пневмонии), должен был зарабатывать и поступил в кинотеатр «Светлая лента». По нескольку часов в день он играл под кинофильмы. Но если с подготовкой концертной программы это еще как-то могло совмещаться (он остроумно включал в свои киноимпровизации отрывки из изучаемых произведений, таким образом занимаясь их техническим совершенствованием), то для сочинения эта работа была убийственной. Она выматывала, не давала возможности ходить на концерты, наконец, плохо оплачивалась. В течение следующего года начали появляться лишь отдельные наброски, продумывался общий план. Однако до систематической работы над ней было еще далеко.
Весной 1924 года занятия композицией были отложены на неопределенное время, так как сильно осложнились отношения с профессором Штейнбергом: сторонник академического направления, он опасался музыкальной «левизны» стремительно развивавшегося ученика. Разногласия были настолько серьезными, что у Шостаковича возникла даже идея перевода в Московскую консерваторию. Там были друзья, поддерживающие творчество юного композитора, там был и педагог - глубоко понимающий его Яворский. Шостакович даже благополучно сдал экзамены и был зачислен, но резко воспротивилась отъезду сына его мать, Софья Васильевна. Она боялась ранней самостоятельности сына, боялась, что он женится: в Москве жила его невеста, Татьяна Гливенко, с которой он познакомился, будучи на лечении в Крыму.
Под воздействием московского успеха отношение к Шостаковичу педагогов в Ленинграде изменилось, и с осени он возобновил занятия. В октябре была написана вторая часть симфонии, скерцо. Но сочинение прервалось снова: необходимость зарабатывать на жизнь, играя в кинотеатрах, осталась. Служба занимала все время, все силы. В конце декабря появилась наконец возможность творчества, и была написана первая часть симфонии, а в январе - феврале 1925 года - третья. Вновь пришлось поступить в кинотеатр, и положение снова осложнилось. «Финал не написан и не пишется, - сообщал композитор в одном из писем. - Выдохся с тремя частями. С горя сел за инструментовку первой части и наинструментовал порядочно».
Поняв, что совмещать работу в кино с сочинением музыки не удается, Шостакович уволился из кинотеатра «Пикадилли» и в марте поехал в Москву. Там в кружке друзей-музыкантов он показал написанные три части и отдельные куски финала. Симфония произвела огромное впечатление. Москвичи, среди которых были ставшие друзьями на долгие годы композитор В. Шебалин и пианист Л. Оборин, были восхищены и даже поражены: юный музыкант показал редкое профессиональное мастерство и подлинную творческую зрелость. Вдохновленный горячим одобрением, Шостакович, вернувшись домой, с новыми силами принялся за финал. Закончен он был в июне 1925 года. Премьера состоялась 12 мая 1926 года, в заключительном концерте сезона, под управлением Николая Малько. На ней присутствовали родные, друзья. Из Москвы приехала Таня Гливенко. Слушатели были поражены, когда после бури аплодисментов на сцену вышел раскланиваться юноша, почти мальчик с упрямым хохолком на голове.
Симфония принесла невиданный успех. Малько исполнял ее в других городах страны, скоро она приобрела широкую известность и за рубежом. В 1927 году Первая симфония Шостаковича прозвучала в Берлине, затем - в Филадельфии, Нью-Йорке. Ее включили в свой репертуар крупнейшие дирижеры мира. Так девятнадцатилетний мальчик вошел в историю музыки.
МузыкаКраткое оригинальное вступление словно поднимает занавес театрального спектакля. Переклички трубы с сурдиной, фагота, кларнета создают интригующую атмосферу. «Это вступление сразу обозначает разрыв с высоким, поэтически-обобщенным строем содержания, присущим классическому и романтическому симфонизму» (М. Сабинина). Главная партия первой части отличается четкими, словно скандированными звучаниями, собранной маршевой поступью. Вместе с тем она неспокойна, нервна и тревожна. Ее заключает знакомый по вступлению возглас трубы. Побочная - изящная, чуть капризная мелодия флейты в ритме медленного вальса, - легка и воздушна. В разработке, не без влияния сумрачно-тревожного колорита вступительных мотивов, меняется характер основных тем: главная становится судорожной, смятенной, побочная - жесткой и грубой. В заключении части звучат мелодии вступительного раздела, возвращающие слушателя к начальным настроениям.
Вторая часть , скерцо, переводит музыкальное повествование в иной план. Оживленная суетливая музыка словно рисует картину шумной улицы с ее непрерывным движением. На смену этому образу приходит другой - поэтичный, нежный напев флейт в духе русской народной песни. Возникает картина, полная спокойствия. Но постепенно музыка наполняется тревогой. И вновь возвращаются непрерывное движение, суета, еще более задорные, чем в начале. Развитие неожиданно приводит к одновременному контрапунктическому звучанию обеих основных тем скерцо, но спокойную, похожую на колыбельную, мелодию теперь мощно и полнозвучно интонируют валторны и трубы! Сложную форму скерцо (музыковеды трактуют ее различно - и как сонатную без разработки, и как двухчастную с обрамлением, и как трехчастную) завершает кода с резкими размеренными аккордами фортепиано, замедленной темой вступления у струнных и сигналом трубы.
Медленная третья часть погружает слушателя в атмосферу раздумья, сосредоточенности, ожидания. Звучания - низкие, колышущиеся, подобно тяжелым волнам фантастического моря. Они то нарастают как грозный вал, то опадают. Время от времени это таинственное марево прорезают фанфары. Возникает ощущение настороженности, тревожных предчувствий. Как будто сгущается воздух перед грозой, становится трудно дышать. Задушевные, трогательные, глубоко человечные мелодии сталкиваются с ритмом похоронного марша, создавая трагические коллизии. Композитор повторяет форму второй части, но содержание ее принципиально иное - если в первых двух частях жизнь условного героя симфонии разворачивалась в кажущемся благополучии, беззаботности, то здесь проявляется антагонизм двух начал - субъективного и объективного, заставляя вспомнить аналогичные коллизии симфоний Чайковского.
Бурный драматический финал начинается взрывом, ожидание которого пронизывало предшествующую часть. Здесь, в последнем и самом масштабном, грандиозном разделе симфонии, разворачивается полная накала борьба. Драматические, полные огромной напряженности звучания сменяются моментами забытья, отдыха… Главная партия «вызывает в воображении образ толпы, хлынувшей в панике при сигнале бедствия - сигнале засурдиненных труб, поданном во вступлении к части» (М. Сабинина). Появляются страх, смятение, грозно звучит тема рока. Побочная партия с трудом перекрывает колоссальное разбушевавшееся tutti. Нежно, мечтательно интонирует ее мелодию скрипка соло. Но в разработке и побочная теряет свой лирический характер, она вовлекается в общую борьбу, то напоминает тему траурного шествия из третьей части, то превращается в жуткий гротеск, то звучит мощно у медных, перекрывая звучанием весь оркестр… После кульминации, срывающей накал разработки, вновь звучит мягко и нежно у солирующей виолончели с сурдиной. Но и это не все. Новая дикая вспышка энергии происходит в коде, где побочная тема завладевает всеми верхними голосами оркестра на предельно мощном звучании. Лишь в последних тактах симфонии достигается утверждение. Конечный вывод все же оптимистичен.
Симфония № 2
Симфония № 2, посвящение «Октябрю» си мажор, ор. 14 (1927)
Состав оркестра: 2 флейты, флейта-пикколо, 2 гобоя, 2 кларнета, 2 фагота, 4 валторны, 3 трубы, 3 тромбона, туба, литавры, треугольник, малый барабан, тарелки, большой барабан, заводской гудок, колокольчики, струнные; в заключительном разделе смешанный хор.
История созданияВ начале 1927 года, вернувшись с международного конкурса имени Шопена, в котором он занял пятое место, Шостакович сразу попал на операционный стол. Собственно, мучивший его аппендицит и был, наряду с явной предвзятостью жюри, одной из причин конкурсной неудачи. Сразу после операции началось сочинение фортепианных «Афоризмов» - юный композитор соскучился по творчеству во время вынужденного перерыва, вызванного интенсивной подготовкой к конкурсным выступлениям. А после законченного в начале апреля фортепианного цикла началась работа совершенно иного плана.
Агитационный отдел музсектора Госиздата заказал Шостаковичу симфонию, посвященную десятилетию Октябрьской революции. Официальный заказ свидетельствовал о признании творческого авторитета двадцатилетнего музыканта, и композитор с удовлетворением принял его, тем более, что его заработки были случайными и нерегулярными, в основном - от исполнительской деятельности.
Работая над этой симфонией, Шостакович был абсолютно искренним. Вспомним: идеи справедливости, равенства, братства на протяжении веков владели лучшими умами человечества. На алтарь служения им приносили жертвы многие поколения русских дворян и разночинцев. Шостаковичу, воспитанному в этих традициях, революция пока еще казалась очистительным вихрем, несущим справедливость и счастье. Он загорелся идеей, которая может показаться по-юношески наивной - создать по симфоническому монументу к каждой из знаменательных дат молодого государства. Первым таким монументом и стала Вторая симфония, получившая программное наименование симфоническое посвящение «Октябрю».
Это одночастное произведение, построенное в свободной форме. В создании ее, да и в общем замысле серии «музыкальных монументов», большую роль сыграли впечатления «улицы». В первые послереволюционные годы появилось массовое агитационное искусство. Оно вышло на городские улицы и площади. Вспоминая опыт времен Великой французской революции 1789 года, художники, музыканты, театральные деятели принялись за создание грандиозных «действ», приуроченных к новым советским праздникам. Например, 7 ноября 1920 года на центральных площадях и невских набережных Петрограда разыгрывалась грандиозная инсценировка «Взятие Зимнего дворца». В представлении участвовали воинские соединения, автомобили, руководил ими боевой постановочный штаб, оформление создавали видные художники, в том числе добрый знакомый Шостаковича Борис Кустодиев.
Фресковость, броскость сцен, скандирование митинговых призывов, различные звукошумовые эффекты - свист артиллерийских выстрелов, шум автомобильных моторов, треск ружейной пальбы - все это использовалось в постановках. И Шостакович также широко использовал звукошумовые приемы. Стремясь передать обобщенный образ народа, совершившего революцию, он применил в симфонии даже такой неслыханный ранее «музыкальный инструмент», как заводской гудок.
Над симфонией он работал летом. Написана она была очень быстро - 21 августа, по вызову издательства композитор поехал в Москву: «Музсектор меня вызвал телеграммой для демонстрации моей революционной музыки», - писал Шостакович Соллертинскому из Царского Села, где отдыхал в те дни и где начиналась новая глава его личной жизни - молодой человек познакомился там с сестрами Варзар, одна из которых, Нина Васильевна, через несколько лет стала его женой.
По-видимому, показ был успешным. Симфония была принята. Ее первое исполнение состоялось в торжественной обстановке кануна советского праздника 6 ноября 1927 года в Ленинграде под управлением Н. Малько.
МузыкаПервый раздел симфонии критики определяли как «тревожный образ разрухи, анархии, хаоса». Начинается он глухим звучанием низких струнных, мрачным, неясным, слившимся в сплошной гул. Его прорезают отдаленные фанфары, словно дающие сигнал к действию. Возникает энергичный маршевый ритм. Борьба, устремленность вперед, от мрака к свету - вот содержание этого раздела. Далее следует тринадцатиголосный эпизод, за которым критика закрепила название фугато, хотя в точном смысле правила, по которым фугато пишется, в нем не соблюдены. Происходит последовательное вступление голосов - скрипки соло, кларнета, фагота, затем последовательно других деревянных и струнных инструментов, связанных между собой лишь метрически: ни интонационной, ни тональной связи между ними нет. Смысл этого эпизода - огромное энергетическое нагнетание, приводящее к кульминации - торжественным призывам фортиссимо четырех валторн.
Стихает шум битвы. Инструментальная часть симфонии заканчивается лирическим эпизодом с выразительным соло кларнета и скрипки. Заводской гудок, поддержанный ударными, предваряет заключение симфонии, в котором хор скандирует лозунговые стихи Александра Безыменского:
Мы шли, мы просили работы и хлеба,((А.Безыменский) )
Сердца были сжаты тисками тоски.
Заводские трубы тянулися к небу,
Как руки, бессильные сжать кулаки.
Страшно было имя наших тенет:
Молчанье, страдание, гнет…
Музыка этого раздела отличается четкой фактурой - аккордовой или имитационно-подголосочной, ясным ощущением тональности. Полностью исчезает хаотичность предшествующих, чисто оркестровых разделов. Теперь оркестр просто аккомпанирует пению. Заканчивается симфония торжественно, утверждающе.
Симфония № 3
Симфония № 3, ми-бемоль мажор, ор. 20, Первомайская (1929)
Состав оркестра: 2 флейты, флейта-пикколо, 2 гобоя, 2 кларнета, 2 фагота, 4 валторны, 2 трубы, 3 тромбона, туба, литавры, треугольник, малый барабан, тарелки, большой барабан, струнные; в заключительном разделе смешанный хор.
История созданияВесной 1929 года Шостакович работал над музыкой к кинофильму «Новый Вавилон», которую он сдал на киностудию в марте. Проделанная работа увлекла его необычностью задачи: написать музыку к немому фильму, музыку, которую исполняли бы вместо обычных импровизаций сидящего в кинозале пианиста. К тому же он по-прежнему перебивался случайными заработками, и неплохой гонорар от кинофабрики (так в те времена назывался позднее прославленный «Ленфильм») был совсем не лишним. Сразу после этого композитор принялся за создание Третьей симфонии. К августу она была закончена, за нее также был получен гонорар, и композитор впервые смог позволить себе поехать отдыхать на юг. Побывал в Севастополе, затем остановился в Гудаутах, откуда писал Соллертинскому, в частности, о своем желании, чтобы «Первомайской симфонией» дирижировал Гаук.
В собственной аннотации Шостакович сообщал: «„Первомайская симфония“ сочинялась летом 1929 года. Симфония является частью цикла симфонических произведений, посвященных революционному Красному календарю. Первой частью задуманного цикла является симфоническое посвящение „Октябрю“, второй частью является „Первомайская симфония“. Как „Октябрю“, так и „Первомайская симфония“ не являются произведениями чисто программного типа. Автор хотел передать общий характер этих праздников. Если посвящение „Октябрю“ отображало революционную борьбу, то „Первомайская симфония“ отображает наше мирное строительство. Это, однако, не означает, что в „Первомайской симфонии“ музыка сплошь апофеозного, праздничного характера. Мирное строительство - это напряженнейшая борьба, с такими же боями и победами, как и гражданская война. Такими соображениями руководствовался автор при сочинении „Первомайской симфонии“. Симфония написана в одной части. Начинается со светлого, героического напева на кларнете, переходящего в энергично развивающуюся главную партию.
После большого нарастания, вливающегося в марш, начинается средняя часть симфонии - лирический эпизод. За лирическим эпизодом без перерыва следует скерцо, переходящее опять в марш, только более оживленный, нежели в начале. Заканчивается эпизод грандиозным речитативом всего оркестра в унисон. После речитатива начинается финал, состоящий из вступления (речитатив тромбонов) и заключительного хора на стихи С. Кирсанова».
Премьера симфонии состоялась 6 ноября 1931 года в Ленинграде под управлением А. Гаука. Музыка была образно-конкретной, вызывала непосредственные зрительные ассоциации. Современники видели в ней как «образ весеннего пробуждения природы сплетается с образами революционных маевок… Здесь есть и инструментальный ландшафт, открывающий симфонию, и летучий митинг с ораторскими приподнятыми интонациями. Симфоническое движение приобретает героический характер борьбы…» (Д. Острецов). Отмечали, что «Первомайская симфония» - это «едва ли не единичная попытка рождения симфонизма из динамики революционного ораторства, ораторской атмосферы, ораторских интонаций» (Б. Асафьев). По-видимому, существенную роль сыграло то, что эта симфония, в отличие от Второй, создавалась после написания киномузыки, после создания оперы «Нос», также во многом «кинематографичной» по приемам. Отсюда и зрелищность, «зримость» образов.
МузыкаСимфония открывается безмятежно-светлым вступлением. Дуэт кларнетов пронизан ясными, сходными с песенными, мелодическими оборотами. Призывный сигнал трубы, радостно звучащий, приводит к быстрому эпизоду, имеющему функцию сонатного аллегро. Начинается веселая суета, праздничное кипение, в котором различимы призывные, декламационные, распевные эпизоды. Начинается фугато, почти баховское по точности имитационной техники и выпуклости темы. Оно приводит к кульминации, которая срывается внезапно. Вступает маршевый эпизод, с дробью барабана, пением валторн и трубы - как будто пионерские отряды выходят на маевку. В следующем эпизоде марш исполняется одними деревянными духовыми инструментами, а затем наплывает лирический фрагмент, в который, словно отдаленные отзвуки, вклиниваются то звуки духового оркестра, то обрывки плясок, то вальс… Это своего рода скерцо и медленная часть внутри одночастной симфонии. Дальнейшее музыкальное развитие, активное, разнообразное, приводит к эпизоду митинга, где в оркестре слышатся громкие речитативы, «обращения» к народу (соло тубы, мелодия тромбонов, призывы труб), после чего начинается хоровое заключение на стихи С. Кирсанова:
В первое Первое мая((С. Кирсанов) )
Брошен в былое блеск.
Искру в огонь раздувая,
Пламя покрывало леса.
Ухом поникших елок
Вслушивались леса
В юных еще маевок
Шорохи, голоса…
Симфония № 4
Симфония № 4, до минор, ор. 43 (1935–1936)
Состав оркестра: 4 флейты, 2 флейты-пикколо, 4 гобоя, английский рожок, 4 кларнета, кларнет-пикколо, бас-кларнет, 3 фагота, контрафагот, 4 трубы, 8 валторн, 3 тромбона, туба, 6 литавр, треугольник, кастаньеты, деревянный брусок, малый барабан, тарелки, большой барабан, тамтам, ксилофон, колокола, челеста, 2 арфы, струнные.
История созданияЧетвертая симфония знаменует собой качественно новый этап в творчестве Шостаковича-симфониста. Композитор начал писать ее 13 сентября 1935 года, окончание ее датировано 20 мая 1936 года. Между этими двумя датами произошло немало серьезных событий. Шостакович уже приобрел мировую славу. Этому способствовали не только многочисленные исполнения Первой симфонии за рубежом, создание оперы «Нос» по Гоголю, но и постановка на сценах обеих столиц оперы «Леди Макбет Мценского уезда», которую критика справедливо причислила к лучшим творениям этого жанра.
28 января 1936 года центральный орган правящей коммунистической партии газета «Правда» напечатала редакционную статью «Сумбур вместо музыки», в которой опера, не понравившаяся Сталину и его приспешникам, подверглась не просто уничтожающей критике, а грубому, непристойному шельмованию. Через несколько дней, 6 февраля, там же была опубликована статья «Балетная фальшь» - о балете Шостаковича «Светлый ручей». И началась оголтелая травля художника.
В Москве и Ленинграде проводились собрания, на которых музыканты выступали с критикой композитора, били себя в грудь и раскаивались в ошибках, если раньше его хвалили. Шостакович остался практически в одиночестве. Только жена и верный друг Соллертинский поддерживали его. Впрочем, Соллертинскому было не легче: его, видного музыкального деятеля, блестящего эрудита, пропагандировавшего лучшие произведения современности, называли злым гением Шостаковича. В страшной обстановке времени, когда от эстетических до политических обвинений был всего один шаг, когда ни один человек в стране не мог быть застрахован от ночного визита «черного ворона» (так народ называл мрачные закрытые фургоны, в которых увозили арестованных), положение Шостаковича было очень серьезным. Многие просто боялись с ним здороваться, переходили на другую сторону улицы, если видели его идущим навстречу. Не удивительно, что произведение оказалось овеянным трагическим дыханием тех дней.
Важно и другое. Еще до всех этих событий, после внешне-театральных одночастных композиций Второй и Третьей, обогащенный опытом написания своей второй оперы, Шостакович решил обратиться к созданию философски значимого симфонического цикла. Огромную роль сыграло то, что Соллертинский, уже несколько лет бывший самым близким другом композитора, заразил его своей безграничной любовью к Малеру - уникальному художнику-гуманисту, создававшему, как он сам писал, «миры» в своих симфониях, а не просто воплощавшего ту или иную музыкальную концепцию. Соллертинский же еще в 1935 году, на конференции, посвященной симфонизму, призывал друга к созданию симфонии концепционной, к уходу от методов двух предшествующих опытов в этом жанре.
По свидетельству одного из младших коллег Шостаковича, композитора И. Финкельштейна, бывшего в ту пору ассистентом Шостаковича в консерватории, во время сочинения Четвертой на рояле композитора неизменно стояли ноты Седьмой симфонии Малера. Влияние великого австрийского симфониста сказалось и в грандиозности замысла, и в ранее небывалой у Шостаковича монументальности форм, и в обостренной экспрессии музыкального языка, во внезапных резких контрастах, в смешении «низких» и «высоких» жанров, в тесном переплетении лирики и гротеска, даже в использовании излюбленных малеровских интонаций.
Оркестр Ленинградской филармонии под управлением Штидри уже разучивал симфонию, когда ее исполнение было отменено. Раньше существовала версия, по которой композитор сам отменил исполнение, так как не был удовлетворен работой дирижера и оркестра. В последние годы появилась другая версия - что исполнение было запрещено «сверху», из Смольного. И. Гликман в книге «Письма к другу» рассказывает, что, по словам самого композитора, симфония была «снята по настоятельной рекомендации Рензина (в то время директора филармонии), не пожелавшего использовать административные меры и упросившего автора самому отказаться от исполнения…» Думается, в обстановке тех лет эта рекомендация, по существу, спасала Шостаковича. «Санкций» не было, но они непременно были бы, если бы такая симфония прозвучала так скоро после приснопамятной статьи «Сумбур вместо музыки». И неизвестно, чем это могло кончиться для композитора. Премьера симфонии была отложена на долгие годы. Впервые это сочинение прозвучало лишь 30 декабря 1961 года под управлением Кирилла Кондрашина.
Это была великая симфония. Тогда, в середине 30-х годов ее невозможно было понять в полной мере. Только много десятилетий спустя, узнав о преступлениях вождей «партии нового типа», как называли себя большевики; о геноциде против собственного народа, о торжестве беззакония, заново вслушиваясь в симфонии Шостаковича, начиная именно с Четвертой, мы понимаем, что он, скорее всего не зная о происходящем в полной мере, гениальным чутьем музыканта провидел все это и выражал в своей музыке, равной которой по силе воплощения нашей трагедии - нет и, пожалуй, уже не будет.
МузыкаПервая часть симфонии начинается лаконичным вступлением, за которым следует огромная главная партия. Жесткая маршеобразная первая тема исполнена злой неукротимой силы. Ее сменяет более прозрачный, кажущийся каким-то неустойчивым эпизод. Сквозь неясные блуждания пробиваются маршевые ритмы. Постепенно они завоевывают все звуковое пространство, достигая огромного накала. Побочная партия глубоко лирична. Сдержанно-скорбно звучит монолог фагота, поддержанный струнными. Вступают со своими «высказываниями» бас-кларнет, солирующая скрипка, валторны. Скупые, приглушенные краски, строгий колорит придают этому разделу чуть таинственное звучание. И вновь исподволь проникают гротескные образы, словно дьявольское наваждение сменяет зачарованную тишину. Громадная разработка открывается карикатурным марионеточным танцем, в очертаниях которого узнаются контуры главной темы. Средний ее раздел - вихревое фугато струнных, перерастающее в грозную поступь стремительного марша. Заключает разработку фантастический вальсообразный эпизод. В репризе темы звучат в обратном порядке - сначала побочная, резко интонируемая трубой и тромбоном на фоне четких ударов струнных и смягчаемая спокойным тембром английского рожка. Соло скрипки завершает ее своей неторопливой лирической мелодией. Затем фагот сумрачно выпевает главную тему, и все истаивает в настороженной тишине, прерываемой таинственными вскриками-всплесками.
Вторая часть - скерцо. В умеренном движении безостановочно струятся извивающиеся мелодии. В них есть интонационное родство с некоторыми темами первой части. Происходит их переосмысление, переинтонирование. Возникают гротескные образы, тревожные, изломанные мотивы. Первая тема танцевально-упруга. Ее изложение у альтов, оплетенное множеством тонких подголосков, придает музыке призрачный, фантастический колорит. Ее развитие происходит по нарастающей до тревожной кульминации в звучании тромбонов. Вторая тема - вальсовая, чуть меланхолическая, чуть капризная, обрамлена громыхающим соло литавр. Эти две темы повторяются, создавая тем самым двойную двухчастную форму. В коде все постепенно истаивает, первая тема словно растворяется, слышно лишь зловещее сухое постукивание кастаньет.
Финал , огромный по протяженности, в основе своей имеет образ величественного и скорбного траурного марша (снова вспоминается Малер: гигантская первая часть - «Тризна» - Второй симфонии, первая часть Пятой. Возникают ассоциации и с траурным маршем из «Гибели богов» Вагнера). В обрамлении этого траурного шествия сменяют одна другую различные картины: тяжелое, остро акцентированное скерцо, проникнутое тревогой, пасторальная сценка с птичьим щебетом и легкой наивной мелодией (также в духе малеровских пасторалей); простодушный вальс, скорее даже его деревенский старший брат лендлер; задорная песенка-полька солирующего фагота, сопровождаемая комическими оркестровыми эффектами; бодрый юношеский марш… После длительной подготовки возвращается поступь величественного траурного шествия. Тема марша, звучащая последовательно у деревянных духовых, труб и струнных, доходит до крайней степени напряжения и внезапно обрывается. Кода финала - отголосок происшедшего, медленное истаивание в долгом аккорде струнных.
Симфония № 5
Симфония № 5, ре минор, ор. 47 (1937)
Состав оркестра: 2 флейты, флейта-пикколо, 2 гобоя, 2 кларнета, кларнет-пикколо, 2 фагота, контрафагот, 4 валторны, 3 трубы, 3 тромбона, туба, литавры, военный барабан, треугольник, тарелки, большой барабан, тамтам, колокольчики, ксилофон, челеста, 2 арфы, рояль, струнные.
История созданияВ январе и феврале 1936 года в прессе была развернута небывалая по масштабам травля Шостаковича, тогда уже признанного композитора мирового масштаба. Его обвиняли в формализме, в отрыве от народа. Серьезность обвинений была такова, что композитор всерьез опасался ареста. Четвертая симфония, которую он заканчивал в следующие за этим месяцы, на многие годы осталась неизвестной - ее исполнение было отложено на четверть века.
Но композитор продолжал творить. Наряду с музыкой к кинофильмам, которую приходилось писать, так как это был единственный источник существования семьи, в течение нескольких недель 1937 года была написана следующая, Пятая симфония, содержание которой во многом перекликалось с Четвертой. Сходным был характер тематизма, сходной оказалась и концепция. Но автор сделал колоссальный шаг вперед: строгая классичность форм, выверенность и точность музыкального языка позволили зашифровать подлинный смысл. Сам композитор на вопросы критики, о чем эта музыка, отвечал, что хотел показать, «как через ряд трагических конфликтов, большой внутренней борьбы утверждается оптимизм как мировоззрение».
Пятая симфония была исполнена впервые 21 ноября того же года в Большом зале Ленинградской филармонии под управлением Е. Мравинского. На премьере царила атмосфера сенсационности. Всех волновало, чем ответил композитор на выдвинутые против него страшные обвинения.
Сейчас понятно, насколько точно музыка отразила свое время. Время, когда огромная страна днем, казалось, бурлила энтузиазмом под бодрые строки «Нам ли стоять на месте, в своих дерзаниях всегда мы правы», а по ночам не спала, охваченная ужасом, прислушиваясь к уличным шумам, каждую минуту ожидая шагов на лестнице и рокового стука в дверь. Именно об этом писал тогда Мандельштам:
Я на лестнице черной живу и в висок((Мандельштам) )
Ударяет мне вырванный с мясом звонок,
И всю ночь напролет жду гостей дорогих,
Шевеля кандалами цепочек дверных…
Именно об этом рассказывала и новая симфония Шостаковича. Но его музыка была без слов, и трактовать исполнителям, и понимать слушателям ее можно было по-разному. Конечно, работая с Мравинским, Шостакович, присутствовавший на всех репетициях, стремился к тому, чтобы музыка звучала «оптимистично». Наверное, это удалось. Кроме того, по-видимому, «в верхах» было решено, что карательная акция против Шостаковича временно закончена: действовал принцип кнута и пряника, и теперь наступало время пряника.
Было организовано «общественное признание». Не случайно статьи о Пятой симфонии были заказаны не только музыкантам, в частности Мравинскому, но и официально признанному одним из лучших советских писателей Алексею Толстому, и прославленному летчику Михаилу Громову. Конечно, последний не стал бы высказываться на страницах печати по собственному желанию. Сам композитор писал: «…Тема моей симфонии - становление личности. Именно человека со всеми его переживаниями я видел в центре замысла этого произведения, лирического по своему складу от начала до конца. Финал симфонии разрешает трагедийно-напряженные моменты первых частей в жизнерадостном, оптимистическом плане. У нас иногда возникает вопрос о законности самого жанра трагедии в советском искусстве. Но при этом часто подлинную трагедийность смешивают с обреченностью, пессимизмом. Я думаю, что советская трагедия как жанр имеет полное право на существование…»
Однако вслушайтесь в финал: так ли все там однозначно оптимистично, как декларировал композитор? Тонкий знаток музыки, философ, эссеист Г. Гачев пишет о Пятой: «… 1937 год - под вой демонстрирующих масс, маршируя, требующих казни „врагам народа“, ворочается-ухает машина-гильотина Государства - и это в финале Пятой симфонии…» И далее: «СССР на стройке - только неизвестно чего, счастливого будущего или ГУЛАГа?..»
МузыкаПервая часть симфонии разворачивается как повествование, насыщенное личной болью и, вместе с тем, философской глубиной. Настойчивые «вопросы» напряженных, как натянутый нерв, начальных тактов сменяются мелодией скрипок - неустойчивой, ищущей, с изломанными, неопределенными контурами (исследователи чаще всего определяют ее как гамлетовскую или фаустианскую). Далее - побочная партия, также в ясном тембре скрипок, просветленная, целомудренно нежная. Пока еще нет никакого конфликта - лишь разные стороны привлекательного и сложного образа. В разработку врываются иные интонации - жесткие, бесчеловечные. На вершине динамической волны возникает механистичный марш. Кажется, все подавляет бездушное тяжелое движение под жесткую дробь барабана (так впервые мощно проявляется образ чуждой угнетающей силы, зародившийся еще в первой части Четвертой симфонии, который пройдет, практически, через все симфоническое творчество композитора, с наибольшей силой выявившись в Седьмой симфонии). Но «из-под него» все же пробиваются начальные интонации, «вопросы» вступления; пробиваются вразброд, потеряв прежнюю стойкость. Реприза омрачена предшествовавшими событиями. Побочная тема звучит теперь не у скрипок, а в диалоге флейты и валторны - приглушенно, омраченно. В заключении, тоже у флейты, звучит в обращении, как будто вывернутая наизнанку, первая тема. Ее отзвуки уходят ввысь, словно просветленные страданием.
Вторая часть по законам классического симфонического цикла временно отстраняет от основного конфликта. Но это не обычное отстранение, не простодушное веселье. Юмор не так уж добродушен, как может первоначально послышаться. В музыке трехчастного скерцо, непревзойденного по изяществу и филигранному мастерству, - и тонкая усмешка, ирония, и порою какая-то механистичность. Кажется, звучит не оркестр, а гигантская заводная игрушка. Сегодня мы сказали бы - это танцы роботов… Веселье ощущается как ненастоящее, нечеловеческое, временами в нем слышатся зловещие нотки. Пожалуй, наиболее ясна здесь преемственность с малеровскими гротескными скерцо.
Третья часть сосредоточенна, отрешена от всего внешнего, случайного. Это раздумье. Глубокое раздумье художника-мыслителя о себе, о времени, о событиях, о людях. Спокойно течение музыки, неспешно ее развитие. Проникновенные мелодии сменяют одна другую, как бы рождаясь одна из другой. Слышны лирические монологи, краткий хоральный эпизод. Может быть, это - реквием по уже погибшим и по тем, кого еще ждет притаившаяся в ночи смерть? Появляется взволнованность, смятенность, патетика, слышатся возгласы душевной боли… Форма части свободна и текуча. В ней взаимодействуют различные композиционные принципы, сочетаются сонатность, вариационность, черты рондо, способствующие развитию одного главенствующего образа.
Финал симфонии (сонатная форма с эпизодом вместо разработки) в решительном целеустремленном маршевом движении словно отметает прочь все лишнее. Это движется вперед - все быстрее и быстрее - сама жизнь, как она есть. И остается либо слиться с нею, либо быть ею сметенным. При желании можно трактовать эту музыку как оптимистическую. В ней - шум уличной толпы, праздничные фанфары. Но есть что-то лихорадочное в этом ликовании. На смену вихревому движению приходят торжественно-гимнические звучания, которым, однако, не хватает подлинного распева. Затем возникает эпизод раздумья, взволнованное лирическое высказывание. Снова - размышление, осмысление, отход от окружающего. Но в него приходится возвратиться: издалека доносятся зловещие всплески барабанной дроби. И снова вступают официальные фанфары, звучащие под двусмысленные - то ли праздничные, то ли траурные - удары литавр. Этими вколачивающими ударами и заканчивается симфония.
Симфония № 6
Симфония № 6, си минор, ор. 54 (1939)
Состав оркестра: 2 флейты, флейта-пикколо, 2 гобоя, английский рожок, 2 кларнета, кларнет-пикколо, бас-кларнет, 2 фагота, контрафагот, 4 валторны, 3 трубы, 3 тромбона, туба, литавры, малый барабан, военный барабан, треугольник, тарелки, большой барабан, тамтам, ксилофон, челеста, арфа, струнные.
История созданияВ середине тридцатых годов Шостакович работал очень много. Обычно - сразу над несколькими сочинениями. Почти одновременно создавались музыка к пьесе Афиногенова «Салют, Испания!», заказанная театром имени Пушкина (бывшим и ныне Александрийским), романсы на стихи Пушкина, музыка к кинофильмам «Юность Максима», «Возвращение Максима», «Выборгская сторона». По существу, кроме нескольких романсов, все остальное делалось для заработка, хотя композитор всегда работал очень ответственно, не допуская легкого отношения к заказам. Рана, нанесенная редакционной статьей «Сумбур вместо музыки», опубликованной 28 января 1936 года в центральном партийном органе - газете «Правда», не заживала. После того шельмования, которому подверглась в прессе «Леди Макбет Мценского уезда», да и вся творческая направленность композитора, он боялся вновь браться за оперу. Появлялись разные предложения, ему показывали либретто, но Шостакович неизменно отказывался. Он дал себе зарок не писать оперы, пока «Леди Макбет» не будет снова поставлена на сцене. Поэтому только инструментальные жанры оставались для него доступными.
Отдушиной среди навязанных работ и одновременно испытанием себя в новом жанре стал Первый струнный квартет, писавшийся на протяжении 1938 года. Это было всего третье, после юношеского Трио и написанной в 1934 году Сонаты для виолончели и фортепиано, обращение к камерно-инструментальному жанру. Квартет создавался долго и трудно. Шостакович подробно сообщал обо всех стадиях его сочинения в письмах к любимому другу - выдающемуся музыкальному деятелю Соллертинскому, который в те месяцы лежал в больнице. Лишь осенью композитор со свойственным ему специфическим юмором сообщил: «Закончил… свой квартет, начало коего я Тебе играл. В процессе сочинения перестроился на ходу. 1-я часть стала последней, последняя - первой. Всех частей 4. Вышло не ахти как. Но, впрочем, и трудно сочинять хорошо. Это надо уметь».
После окончания квартета возник новый симфонический замысел. Шестая симфония создавалась на протяжении нескольких месяцев 1939 года. Показательно, что примерно за год до ее премьеры в газетных интервью Шостакович рассказывал о том, что его привлекает замысел симфонии, посвященной Ленину - широкомасштабной, с использованием стихов Маяковского и народных текстов (очевидно, псевдонародных, воспевающих вождей, стихов, которые создавались в больших количествах и выдавались за народное творчество), с участием хора и певцов-солистов. Нам уже не узнать, действительно ли композитор обдумывал такое сочинение, или это был своего рода камуфляж. Возможно, ему казалось нужным написать такую симфонию для подтверждения своей лояльности: упреки в формализме, в чуждости его творчества народу, хотя и не были столь агрессивными, как два года назад, но продолжали появляться. И политическая ситуация в стране отнюдь не изменилась. Так же продолжались аресты, так же внезапно исчезали люди, в том числе - близкие знакомые Шостаковича: знаменитый режиссер Мейерхольд, прославленный маршал Тухачевский. В этой обстановке Ленинская симфония была совсем не лишней, но… не получилось. Новое сочинение оказалось полной неожиданностью для слушателей. Неожиданным было все - три части вместо обычных четырех, отсутствие быстрого сонатного аллегро вначале, сходные по кругу образов вторая и третья части. Симфония без головы - назвали Шестую некоторые критики.
Исполнена впервые симфония была в Ленинграде 5 ноября 1939 года под управлением Е. Мравинского.
МузыкаНасыщенное звучание струнных в начале первой части погружает в атмосферу типично шостаковичской напряженной мысли - пытливой, ищущей. Это музыка удивительной красоты, чистоты и глубины. Соло флейты-пикколо - мелодия трогательно одинокая, какая-то незащищенная - выплывает из общего потока и вновь уходит в него. Слышатся отзвуки траурного марша… Сейчас кажется, что это - горестное, а временами и трагическое мироощущение личности, оказавшейся в немыслимых обстоятельствах. Разве то, что происходило вокруг, не давало основания для подобных чувств? Личное горе каждого складывалось со многими личными трагедиями, превращаясь в трагическую судьбу народа.
Вторая часть , скерцо, это какое-то бездумное кружение масок, а не живых образов. Веселье карнавала кукол. Кажется, на миг появилась светлая гостья из первой части (о ней напоминает флейта-пикколо). И тут же - тяжеловесные ходы, фанфарные звучания, литавры «официального» праздника… Возвращается бездумное кружение мертвенных масок.
Финал - это, пожалуй, картина жизни, которая идет своим чередом, день за днем в привычной обыденности, не давая ни времени, ни возможности для раздумий. Музыка, как почти всегда у Шостаковича, поначалу нестрашная, почти нарочитая в своем чуть утрированном веселье, постепенно приобретает грозные черты, переходит в разгул сил - вне- и античеловеческих. Здесь все перемешано: классицистские музыкальные темы, гайдно-моцартовско-россиниевские, и современные интонации молодежных, бодро-оптимистичных песен, и эстрадно-танцевальные ритмоинтонации. И все это сливается во всеобщем ликовании, не оставляющем места для размышления, чувства, проявления личности.
Симфония № 7
Симфония № 7, до мажор, ор. 60, Ленинградская (1941)
Состав оркестра: 2 флейты, альтовая флейта, флейта-пикколо, 2 гобоя, английский рожок, 2 кларнета, кларнет-пикколо, бас-кларнет, 2 фагота, контрафагот, 4 валторны, 3 трубы, 3 тромбона, туба, 5 литавр, треугольник, бубен, малый барабан, тарелки, большой барабан, тамтам, ксилофон, 2 арфы, рояль, струнные.
История созданияНеизвестно когда именно, в конце 30-х или в 1940 году, но во всяком случае еще до начала Великой Отечественной войны Шостакович написал вариации на неизменную тему - пассакалью, сходную по замыслу с Болеро Равеля. Он показывал ее своим младшим коллегам и ученикам (с осени 1937 года Шостакович преподавал в Ленинградской консерватории композицию и оркестровку). Тема простая, как бы приплясывающая, развивалась на фоне сухого стука малого барабана и разрасталась до огромной мощи. Сначала она звучала безобидно, даже несколько фривольно, но вырастала в страшный символ подавления. Композитор отложил это сочинение, не исполнив и не опубликовав его.
22 июня 1941 года его жизнь, как и жизнь всех людей в нашей стране, резко изменилась. Началась война, прежние планы оказались перечеркнутыми. Все стали работать на нужды фронта. Шостакович вместе со всеми рыл окопы, дежурил во время воздушных тревог. Делал аранжировки для концертных бригад, отправлявшихся в действующие части. Естественно, роялей на передовых не было, и он перекладывал аккомпанементы для небольших ансамблей, делал другую необходимую, как ему казалось, работу. Но как всегда у этого уникального музыканта-публициста - как было с детства, когда в музыке передавались сиюминутные впечатления бурных революционных лет, - стал созревать крупный симфонический замысел, посвященный непосредственно происходящему. Он начал писать Седьмую симфонию. Летом была закончена первая часть. Ее он успел показать самому близкому другу И. Соллертинскому, который 22 августа уезжал в Новосибирск вместе с филармонией, художественным руководителем которой был многие годы. В сентябре, уже в блокированном Ленинграде, композитор создал вторую часть, показал ее коллегам. Начал работу над третьей частью.
1 октября по специальному распоряжению властей его вместе с женой и двумя детьми самолетом переправили в Москву. Оттуда, через полмесяца поездом он отправился дальше на восток. Первоначально планировалось ехать на Урал, но Шостакович решил остановиться в Куйбышеве (так в те годы называлась Самара). Здесь базировался Большой театр, было много знакомых, которые на первое время приняли композитора с семьей к себе, но очень быстро руководство города выделило ему комнату, а в начале декабря - двухкомнатную квартиру. В нее поставили рояль, переданный на время местной музыкальной школой. Можно было продолжать работу.
В отличие от первых трех частей, созданных буквально на одном дыхании, работа над финалом продвигалась медленно. Было тоскливо, тревожно на душе. Мать с сестрой остались в осажденном Ленинграде, переживавшем самые страшные, голодные и холодные дни. Боль за них не оставляла ни на минуту. Плохо было и без Соллертинского. Композитор привык к тому, что друг всегда рядом, что с ним можно делиться самыми сокровенными мыслями - а это в те времена всеобщего доносительства становилось самой большой ценностью. Шостакович часто писал ему. Сообщал буквально обо всем, что можно было доверить цензурируемой почте. В частности, о том, что финал «не пишется». Не удивительно, что последняя часть долго не получалась. Шостакович понимал, что в симфонии, посвященной событиям войны, все ожидали торжественного победного апофеоза с хором, праздника грядущей победы. Но для этого не было пока никаких оснований, а он писал так, как подсказывало сердце. Не случайно позднее распространилось мнение, что финал по значимости уступает первой части, что силы зла оказались воплощенными значительно сильнее, чем противостоящее им гуманистическое начало.
27 декабря 1941 года Седьмая симфония была закончена. Конечно, Шостаковичу хотелось, чтобы ее исполнил любимый оркестр - оркестр Ленинградской филармонии под управлением Мравинского. Но он был далеко, в Новосибирске, а власти настаивали на срочной премьере: исполнению симфонии, которую композитор назвал Ленинградской и посвятил подвигу родного города, придавалось политическое значение. Премьера состоялась в Куйбышеве 5 марта 1942 года. Играл оркестр Большого театра под управлением Самуила Самосуда.
Очень любопытно, что написал о симфонии «официальный писатель» того времени Алексей Толстой: «Седьмая симфония посвящена торжеству человеческого в человеке. Постараемся (хотя бы отчасти) проникнуть в путь музыкального мышления Шостаковича - в грозные темные ночи Ленинграда, под грохот разрывов, в зареве пожаров, оно привело его к написанию этого откровенного произведения. <…> Седьмая симфония возникла из совести русского народа, принявшего без колебания смертный бой с черными силами. Написанная в Ленинграде, она выросла до размеров большого мирового искусства, понятного на всех широтах и меридианах, потому что она рассказывает правду о человеке в небывалую годину его бедствий и испытаний. Симфония прозрачна в своей огромной сложности, она и сурова, и по-мужски лирична, и вся летит в будущее, раскрывающееся за рубежом победы человека над зверем.
…Скрипки рассказывают о безбурном счастьице, - в нем таится беда, оно еще слепое и ограниченное, как у той птички, что „ходит весело по тропинке бедствий“… В этом благополучии из темной глубины неразрешенных противоречий возникает тема войны - короткая, сухая, четкая, похожая на стальной крючок.
Оговариваемся, человек Седьмой симфонии - это некто типичный, обобщенный и некто - любимый автором. Национален в симфонии сам Шостакович, национальна его русская рассвирепевшая совесть, обрушившая седьмое небо симфонии на головы разрушителей.
Тема войны возникает отдаленно и вначале похожа на какую-то простенькую и жутковатую пляску, на приплясывание ученых крыс под дудку крысолова. Как усиливающийся ветер, эта тема начинает колыхать оркестр, она овладевает им, вырастает, крепнет. Крысолов, со своими железными крысами, поднимается из-за холма… Это движется война. Она торжествует в литаврах и барабанах, воплем боли и отчаяния отвечают скрипки. И вам, стиснувшему пальцами дубовые перила, кажется: неужели, неужели уже все смято и растерзано? В оркестре - смятение, хаос.
Нет. Человек сильнее стихии. Струнные инструменты начинают бороться. Гармония скрипок и человеческие голоса фаготов, могущественнее грохота ослиной кожи, натянутой на барабаны. Отчаянным биением сердца вы помогаете торжеству гармонии. И скрипки гармонизируют хаос войны, заставляют замолкнуть ее пещерный рев.
Проклятого крысолова больше нет, он унесен в черную пропасть времени. Слышен только раздумчивый и суровый - после стольких потерь и бедствий - человеческий голос фагота. Возврата нет к безбурному счастьицу. Перед умудренным в страданиях взором человека - пройденный путь, где он ищет оправдания жизни.
За красоту мира льется кровь. Красота - это не забава, не услада и не праздничные одежды, красота - это пересоздание и устроение дикой природы руками и гением человека. Симфония как будто прикасается легким дуновением к великому наследию человеческого пути, и оно оживает.
Средняя (третья - Л. М.) часть симфонии - это ренессанс, возрождение красоты из праха и пепла. Как будто перед глазами нового Данте силой сурового и лирического раздумья вызваны тени великого искусства, великого добра.
Заключительная часть симфонии летит в будущее. Перед слушателями… Раскрывается величественный мир идей и страстей. Ради этого стоит жить и стоит бороться. Не о счастьице, но о счастье теперь рассказывает могущественная тема человека. Вот - вы подхвачены светом, вы словно в вихре его… И снова покачиваетесь на лазурных волнах океана будущего. С возрастающим напряжением вы ожидаете… завершения огромного музыкального переживания. Вас подхватывают скрипки, вам нечем дышать, как на горных высотах, и вместе с гармонической бурей оркестра, в немыслимом напряжении вы устремляетесь в прорыв, в будущее, к голубым городам высшего устроения…» («Правда», 1942, 16 февраля).
Сейчас совсем другими глазами читается эта проницательная рецензия, как по-другому слышится и музыка. «Безбурное счастьице», «слепое и ограниченное» - очень точно сказано о полной оптимизма жизни на поверхности, под которой вольготно расположился архипелаг ГУЛАГ. И «крысолов со своими железными крысами» - это не только война.
Что это - страшное шествие фашизма по Европе, или композитор трактовал свою музыку шире - как наступление тоталитаризма на личность?.. Ведь этот эпизод был написан раньше! Собственно, эту двойственность смысла можно увидеть и в строках Алексея Толстого. Ясно одно - здесь, в симфонии, посвященной городу-герою, городу-мученику, эпизод оказался органичным. И вся гигантская четырехчастная симфония стала великим памятником подвигу Ленинграда.
После куйбышевской премьеры симфонии прошли в Москве и Новосибирске (под управлением Мравинского), но самая замечательная, поистине героическая состоялась под управлением Карла Элиасберга в осажденном Ленинграде. Чтобы исполнить монументальную симфонию с огромным составом оркестра, музыкантов отзывали из военных частей. Некоторых перед началом репетиций пришлось положить в больницу - подкормить, подлечить, поскольку все простые жители города стали дистрофиками. В день исполнения симфонии - 9 августа 1942 года - все артиллерийские силы осажденного города были брошены на подавление огневых точек врага: ничто не должно было помешать знаменательной премьере.
И белоколонный зал филармонии был полон. Бледные, истощенные ленинградцы заполнили его, чтобы услышать музыку, посвященную им. Динамики разносили ее по всему городу.
Общественность всего мира восприняла исполнение Седьмой как событие огромной важности. Вскоре из-за рубежа стали поступать просьбы выслать партитуру. Между крупнейшими оркестрами западного полушария разгорелось соперничество за право первого исполнения симфонии. Выбор Шостаковича пал на Тосканини. Через мир, охваченный огнем войны, полетел самолет с драгоценными микропленками, и 19 июля 1942 года Седьмая симфония была исполнена в Нью-Йорке. Началось ее победное шествие по земному шару.
МузыкаПервая часть начинается в ясном светлом до мажоре широкой, распевной мелодией эпического характера, с ярко выраженным русским национальным колоритом. Она развивается, растет, наполняется все большей мощью. Побочная партия также песенна. Она напоминает мягкую спокойную колыбельную. Заключение экспозиции звучит умиротворенно. Все дышит спокойствием мирной жизни. Но вот откуда-то издалека раздается дробь барабана, а потом появляется и мелодия: примитивная, похожая на банальные куплеты шансонетки - олицетворение обыденности и пошлости. Это начинается «эпизод нашествия» (таким образом, форма первой части - сонатная с эпизодом вместо разработки). Поначалу звучание кажется безобидным. Однако тема повторяется одиннадцать раз, все более усиливаясь. Она не изменяется мелодически, только уплотняется фактура, присоединяются все новые инструменты, потом тема излагается не одноголосно, а аккордовыми комплексами. И в результате она вырастает в колоссальное чудовище - скрежещущую машину уничтожения, которая кажется, сотрет все живое. Но начинается противодействие. После мощной кульминации реприза наступает омраченной, в сгущенно-минорных красках. Особенно выразительна мелодия побочной партии, сделавшаяся тоскливой, одинокой. Слышно выразительнейшее соло фагота. Это больше не колыбельная, а скорее плач, прерываемый мучительными спазмами. Лишь в коде впервые главная партия звучит в мажоре, утверждая наконец столь трудно доставшееся преодоление сил зла.
Вторая часть - скерцо - выдержано в мягких, камерных тонах. Первая тема, излагаемая струнными, соединяет в себе светлую печаль и улыбку, чуть приметный юмор и самоуглубленность. Гобой выразительно исполняет вторую тему - романсовую, протяженную. Затем вступают другие духовые инструменты. Темы чередуются в сложной трехчастности, создавая образ привлекательный и светлый, в котором многие критики усматривают музыкальную картину Ленинграда прозрачными белыми ночами. Лишь в среднем разделе скерцо появляются иные, жесткие черты, рождается карикатурный, искаженный образ, исполненный лихорадочного возбуждения. Реприза скерцо звучит приглушенно и печально.
Третья часть - величавое и проникновенное адажио. Оно открывается хоральным вступлением, звучащим словно реквием по погибшим. За ним следует патетическое высказывание скрипок. Вторая тема близка скрипичной, но тембр флейты и более песенный характер передают, по словам самого композитора, «упоение жизнью, преклонение перед природой». Средний эпизод части отличается бурным драматизмом, романтической напряженностью. Его можно воспринимать как воспоминание о прошедшем, реакцию на трагические события первой части, обостренные впечатлением непреходящей красоты во второй. Реприза начинается речитативом скрипок, еще раз звучит хорал, и все истаивает в таинственно рокочущих ударах тамтама, шелестящем тремоло литавр. Начинается переход к последней части.
В начале финала - то же еле слышное тремоло литавр, тихое звучание скрипок с сурдинами, приглушенные сигналы. Происходит постепенное, медленное собирание сил. В сумеречной мгле зарождается главная тема, полная неукротимой энергии. Ее развертывание колоссально по масштабам. Это образ борьбы, народного гнева. Его сменяет эпизод в ритме сарабанды - печальный и величественный, как память о павших. А затем начинается неуклонное восхождение к торжеству заключения симфонии, где главная тема первой части, как символ мира и грядущей победы, звучит ослепительно у труб и тромбонов.
Симфония № 8
Симфония № 8, до минор, ор. 65 (1943)
Состав оркестра: 4 флейты, 2 флейты-пикколо, 2 гобоя, английский рожок, 3 кларнета, кларнет-пикколо, бас-кларнет, 3 фагота, контрафагот, 4 валторны, 3 трубы, 3 тромбона, туба, литавры, треугольник, бубен, малый барабан, тарелки, большой барабан, тамтам, ксилофон, струнные.
История созданияС началом Великой Отечественной войны Шостакович был эвакуирован в Куйбышев - так тогда называлась Самара - город на Средней Волге. Туда не долетали вражеские самолеты, туда в октябре 1941 года, когда Москве стала грозить непосредственная опасность вторжения, были эвакуированы все государственные учреждения, посольства, Большой театр. Шостакович прожил в Куйбышеве почти два года, там закончил Седьмую симфонию. Там же оркестром Большого театра она и была исполнена впервые.
Шостакович томился в Куйбышеве. Ему было плохо без друзей, главным образом тосковал он по самому близкому другу, Соллертинскому, который вместе с Ленинградской филармонией, художественным руководителем которой являлся, был в это время в Новосибирске. Тосковал и по симфонической музыке, которой в городе на Волге практически не было. Плодом одиночества и дум о друзьях стали романсы на стихи английских и шотландских поэтов, написанные в 1942 году. Соллертинскому был посвящен самый многозначительный из них - 66-й сонет Шекспира. Памяти скончавшегося в Ташкенте (там была временно размещена Ленинградская консерватория) педагога Шостаковича по фортепиано Л. Николаева композитор посвятил фортепианную сонату. Начал писать оперу «Игроки» по полному тексту комедии Гоголя.
В конце 1942 года он тяжело заболел. Его свалил брюшной тиф. Выздоровление шло мучительно медленно. В марте 1943 года, для окончательной поправки, его отправили в подмосковный санаторий. К тому времени военная обстановка стала более благоприятной, кое-кто начал возвращаться в Москву. О переезде в столицу на постоянное местожительство начал подумывать и Шостакович. Немногим больше чем через месяц он уже обустраивался в Москве, в только что полученной квартире. Там он и начал работать над своей следующей, Восьмой симфонией. В основном же она создавалась летом в Доме творчества композиторов около города Иваново.
Официально считалось, что ее тема - в продолжение Седьмой - показ преступлений фашизма на советской земле. На самом же деле содержание симфонии значительно глубже: в ней воплощена тема ужасов тоталитаризма, противостояния человека и античеловеческой машины подавления, уничтожения, как бы она ни называлась, в каком обличье не появилась. В Восьмой симфонии эта тема раскрыта многогранно, обобщенно, в высоком философском плане.
В начале сентября в Москву из Новосибирска приехал Мравинский. Это был дирижер, которому Шостакович доверял больше всех. Мравинский исполнил впервые Пятую и Шестую симфонии. Он работал с родным для Шостаковича коллективом - оркестром Ленинградской филармонии, в непосредственном контакте с Соллертинским, который как никто понимал друга и помогал дирижеру в правильной трактовке его сочинений. Шостакович показал Мравинскому еще не полностью записанную музыку, и дирижер загорелся мыслью немедленно исполнить произведение. В конце октября он снова приехал в столицу. К тому времени композитор закончил партитуру. Начались репетиции с Государственным симфоническим оркестром СССР. Шостаковича настолько радовала безукоризненная работа дирижера с оркестром, что он посвятил симфонию Мравинскому. Премьера под его управлением состоялась в Москве 4 ноября 1943 года.
Восьмая симфония - кульминация трагедийности в творчестве Шостаковича. Правдивость ее беспощадна, эмоции раскалены до предела, напряженность выразительных средств поистине колоссальна. Симфония необычна. Привычные пропорции света и тени, трагических и оптимистических образов в ней нарушены. Преобладает суровый колорит. Среди пяти частей симфонии нет ни одной, которая играла бы роль интермедии. Каждая из них глубоко трагична.
МузыкаПервая часть самая масштабная - она длится около получаса. Почти столько же, сколько остальные четыре вместе взятые. Содержание ее многогранно. Это песнь о страдании. В ней - раздумье, сосредоточенность. Неизбывность горя. Плач о погибших - и мучительность вопросов. Страшных вопросов: как? почему? каким образом могло случиться все это? В разработке возникают жуткие, кошмарные образы, напоминающие антивоенные офорты Гойи или полотна Пикассо. Пронзительные восклицания деревянных духовых инструментов, сухое щелканье струнных, страшные удары, как будто молота, дробящего все живое, металлический скрежет. И надо всем - торжествующий тяжеловесный марш, напоминающий марш нашествия из Седьмой симфонии, но лишенный его конкретности, еще более страшный в своей фантастической обобщенности. Музыка повествует о сатанинской страшной силе, несущей гибель всему живому. Но она вызывает и колоссальное противодействие: бурю, страшное напряжение всех сил. В лирике - просветленной, проникновенной, - приходит разрешение от пережитого.
Вторая часть - зловещий военный марш-скерцо. Его главная тема основана на назойливом звучании отрезка хроматической гаммы.
«На грузную, победную поступь унисонной мелодии медные и часть деревянных инструментов отзываются громкими возгласами, будто толпа, восторженно орущая на параде» (М. Сабинина). Стремительное его движение сменяется призрачно-игрушечным галопом (побочная тема сонатной формы). Оба эти образа мертвенны, механистичны. Их развитие производит впечатление неумолимо надвигающейся катастрофы.
Третья часть - токката - со страшным в бесчеловечной неумолимости движением, все подавляет своей поступью. Это движется чудовищная машина уничтожения, безжалостно кромсая все живое. Центральный эпизод сложной трехчастной формы - своеобразный Danse macabre с издевательски приплясывающей мелодией, образ смерти, пляшущей свой ужасный танец на горах трупов…
Кульминация симфонии - переход к четвертой части, величественной и скорбной пассакалье. Строгая, аскетичная тема, вступающая после генеральной паузы, звучит как голос боли и гнева. Она повторяется двенадцать раз, неизменная, будто завороженная, в низких регистрах басов, а на ее фоне разворачиваются иные образы - затаенное страдание, раздумье, философская углубленность.
Постепенно, к началу финала , идущего вслед за пассакальей без перерыва, словно выливающегося из нее, наступает просветление. Будто после долгой и жуткой, наполненной кошмарами ночи, забрезжил рассвет. В спокойных наигрышах фагота, беззаботном щебете флейты, распеве струнных, светлых зовах валторны рисуется пейзаж, залитый теплыми мягкими красками - символическая параллель к возрождению человеческого сердца. На истерзанной земле, в измученной душе человека воцаряется тишина. Несколько раз всплывают в финале картины страданий, как предостережение, как призыв: «Помните, не допустите этого вновь!» Кода финала, написанного в сложной форме, сочетающей признаки сонаты и рондо, рисует полную высокой поэзии картину желанного, выстраданного покоя.
Симфония № 9
Симфония № 9, ми-бемоль мажор, ор. 70 (1945)
Состав оркестра: 2 флейты, флейта-пикколо, 2 гобоя, 2 кларнета, 2 фагота, 4 валторны, 2 трубы, 3 тромбона, туба, литавры, колокола, треугольник, бубен, малый барабан, тарелки, большой барабан, струнные.
История созданияВ первые послевоенные месяцы Шостакович работал над своей новой симфонией. Когда газеты сообщили о готовящейся премьере Девятой, и любители музыки и критики ожидали услышать монументальное произведение, написанное в том же плане, что и два предшествовавших грандиозных цикла, но полное света, воспевающее победу и победителей. Премьера, состоявшаяся по установившейся традиции в Ленинграде под управлением Мравинского, 3 ноября 1945 года, всех удивила, а кое-кого разочаровала. Прозвучало сочинение миниатюрное (продолжительностью менее 25 минут), изящное, чем-то напоминающее Классическую симфонию Прокофьева, в чем-то перекликающееся с Четвертой Малера… Внешне непритязательная, классичная по облику - ясно прослеживаются в ней принципы венского симфонизма Гайдна и Моцарта - она вызвала самые разноречивые суждения. Некоторые считали, что новый опус появился «не ко времени», другие - что композитор им «откликнулся на историческую победу советского народа», что это «радостный вздох облегчения». Определяли симфонию как «лирико-комедийное произведение, не лишенное драматических элементов, оттеняющих основную линию развития» и как «трагедийно-сатирический памфлет».
Композитору, бывшему художественной совестью своего времени, никогда не были свойственны безмятежное веселье, радостная игра звуков. И Девятая симфония при всем ее изяществе, легкости, даже внешнем блеске - сочинение далеко не беспроблемное. Ее веселье вовсе не простодушно и балансирует на грани гротеска, лирика переплетается с драматизмом. Не случайно концепция симфонии, да и отдельные ее интонации, заставляют вспомнить Четвертую симфонию Малера.
Не могло быть, чтобы Шостакович, столь недавно потерявший самого близкого своего друга (Соллертинский скончался в феврале 1944 года), не обратился к любимому композитору покойного - Малеру. Этот замечательный австрийский художник, всю жизнь, по собственному определению, писавший музыку на тему «как могу я быть счастливым, если где-то страдает живое существо», создавал музыкальные миры, в каждом из которых все снова и снова пытался разрешить «проклятые вопросы»: зачем живет человек, почему он должен страдать, что такое жизнь и смерть… На грани столетий он создал удивительную Четвертую, о которой позднее писал: «Это преследуемый пасынок, который до сих пор видел очень мало радости… Я знаю теперь, что юмор подобного рода, вероятно, отличающийся от остроумия, шутки или веселого каприза, оказывается понятым в лучшем случае не часто». В своем понимании юмора Малер исходил из учения о комическом Жан-Поля, который рассматривал юмор как защитный смех: им человек спасается от противоречий, устранить которые бессилен, от трагедий, которые наполняют его жизнь, от отчаяния, неминуемо охватывающего при серьезном взгляде на окружающее… Наивность Четвертой Малера - не от неведения, а от стремления избежать «проклятых вопросов», довольствоваться тем, что есть, и не искать, не требовать большего. Отказавшись от свойственных ему монументальности и драматизма, Малер в Четвертой обращается к лирике и гротеску, ими выражая основную идею - столкновение героя с пошлым, а порою и страшным миром.
Все это оказалось очень близким Шостаковичу. Не отсюда ли его концепция Девятой?
МузыкаПервая часть внешне простодушна, весела и напоминает сонатные аллегро венских классиков. Главная партия безоблачна и беззаботна. Ее быстро сменяет побочная - пританцовывающая тема флейты-пикколо, сопровождаемая аккордами струнных пиццикато, литаврами и барабаном. Она кажется задорной, почти буффонной, но вслушайтесь: в ней отчетливо ощутимо родство с темой нашествия из Седьмой! Та ведь поначалу тоже казалась нестрашной, примитивной мелодией. И здесь, в разработке Девятой, проявляются ее совсем не безобидные черты! Темы подвергаются гротескному искажению, вторгается мотив вульгарной, некогда популярной польки «Ойра». В репризе главная тема уже не может вернуться к прежней беззаботности, а побочная вовсе отсутствует: она переходит в коду, завершая часть иронично, двусмысленно.
Вторая часть - лирическое moderate. Соло кларнета звучит как печальное раздумье. Его сменяют взволнованные фразы струнных - побочная тема сонатной формы без разработки. На протяжении части господствуют искренние, задушевные романсовые интонации, она немногословна, собранна.
В противоположность ей скерцо (в обычной для этой части сложной трехчастной форме) пролетает стремительным вихрем. Поначалу беззаботная, в ни на миг не прекращающейся пульсации четкого ритма, музыка постепенно меняется, переходит к настоящему разгулу вихревого движения, которое подводит к вступающему без перерыва тяжелозвучному Largo.
Траурные интонации Largo , а особенно скорбный монолог солирующего фагота, прерываемый возгласами медных, напоминают о трагедии, которая всегда незримо рядом, какое бы наивное веселье ни царило на поверхности. Четвертая часть лаконична - это всего лишь краткое напоминание, своего рода импровизационное вступление к финалу.
В финале вновь воцаряется стихия официозной радости. О соло фагота, который только что, в предшествующей части, звучал искренне и проникновенно, а теперь заводит неуклюже пританцовывающую тему (главная партия сонатной формы с чертами рондо), И. Нестьев пишет: «Пламенный оратор, только что произносивший надгробную речь, вдруг превращается в игриво подмигивающего, хохочущего комика». Не раз на протяжении финала возвращается этот образ, и в репризе уже непонятно, стихийное ли это празднество, выплескивающееся через край, или торжествующая механистическая, нечеловеческая сила. На предельной громкости в коде звучит мотив, почти идентичный теме «райского житья» - финала Четвертой симфонии Малера.
Симфония № 10
Симфония № 10, ми минор, ор. 93 (1953)
Состав оркестра: 2 флейты, флейта-пикколо, 3 гобоя, английский рожок, 2 кларнета, кларнет-пикколо, 2 фагота, контрафагот, 4 валторны, 3 трубы, 3 тромбона, туба, литавры, треугольник, бубен, малый барабан, тарелки, большой барабан, тамтам, ксилофон, струнные.
История созданияДесятая симфония, одно из самых личных, автобиографичных сочинений Шостаковича, была создана в 1953 году. Предшествующая, Девятая, создавалась восемь лет назад. Ее ждали как апофеоз победы, а получили нечто странное, двусмысленное, вызвавшее и недоумение и недовольство критики. А потом было партийное постановление 1948 года, в котором музыка Шостаковича была признана формалистической и вредной. Его стали «перевоспитывать»: «прорабатывали» на многочисленных собраниях, уволили из консерватории - считалось, что нельзя доверить махровому формалисту воспитание молодых музыкантов.
На несколько лет композитор замкнулся в себе. Писал для заработка музыку к кинофильмам, в основном, воспевающим Сталина. Сочинил ораторию «Песнь о лесах», кантату «Над Родиной нашей солнце сияет», хоровые поэмы на стихи революционных поэтов - произведения, которые должны были уверить власти в его полной лояльности. Свои подлинные чувства композитор выразил в Скрипичном концерте, уникальном в своей искренности, глубине и красоте. Его исполнение долгие годы было невозможно. Так же, «в стол», писался и вокальный цикл «Из еврейской народной поэзии» - произведение совершенно немыслимое в обстановке официального антисемитизма, господствующей после начала «дела врачей-убийц», инспирированного Кремлем, и оголтелой кампании против космополитизма.
Но наступил март 1953 года. Сталин умер. «Дело врачей» было прекращено. Из лагерей постепенно стали возвращаться жертвы репрессий. Повеяло чем-то новым, во всяком случае - другим.
Никому еще не было ясно, что ждет впереди. Наверное, и мысли Шостаковича были противоречивы. Столько лет страна жила под страшной пятой тирана. Столько погибших, столько насилия над душами…
Но брезжила надежда, что страшное время кончилось, что грядут перемены к лучшему. Не об этом ли музыка симфонии, которую композитор писал летом 1953 года, премьера которой состоялась 17 декабря 1953 года в Ленинграде под управлением Мравинского?
Раздумья над прошлым и настоящим, ростки надежды - в начале симфонии. Последующие части можно воспринять как осмысление времени: страшное, прошедшее в ожидании ГУЛАГа, а для кого-то и в самом ГУЛАГе прошлое (вторая); настоящее - переломное, совсем еще неясное, стоящее как бы на грани времен (третья); и настоящее, устремленное в будущее с надеждой (финал). (В такой трактовке прослеживается отдаленная аналогия с композиционными принципами Третьей симфонии Малера.)
МузыкаПервая часть начинается скорбно, сурово. Чрезвычайно протяженна главная партия, в длительном развертывании которой несомненны траурные интонации. Но уходит мрачное раздумье и осторожно появляется светлая тема, словно первый робкий росток, тянущийся к солнцу. Исподволь возникает ритм вальса - не самый вальс, а намек на него, как первый проблеск надежды. Такова побочная партия сонатной формы. Она невелика и уходит, сменяемая разработкой первоначального - скорбного, полного тяжких раздумий и драматических всплесков - тематизма. Эти настроения господствуют на протяжении всей части. Лишь в репризе возвращается робкий вальс, да кода приносит некоторое просветление.
Вторая часть - не совсем традиционное для Шостаковича скерцо. В отличие от всецело «злых» аналогичных частей в некоторых из прежних симфоний, в нем не только бесчеловечный марш, фанфары, неумолимое, все сметающее движение. Появляются и противостоящие силы - борьбы, отпора. Не случайно гобои и кларнеты запевают мелодию, почти дословно повторяющую мотив из вступления к «Борису Годунову» Мусоргского. Жив народ, которому пришлось перетерпеть столь многое. Разгорается ожесточенная схватка, захватывающая собой все три раздела трехчастной формы скерцо. Неимоверное напряжение борьбы приводит к началу следующей части.
Третья часть , долгие годы казавшаяся загадочной, в предлагаемой трактовке становится вполне логичной. Это не философская лирика, не размышление, как привычно для медленных частей предшествующих симфоний. Ее начало - как будто выход из хаоса (форма части строится по схеме A - BAC - A - B - A - A/C[разработка] - кода). Впервые в симфонии появляется тема-автограф, основанная на монограмме D - Es - C - H (инициалы Д. Ш. в латинской транскрипции). Это его, композитора, раздумья на историческом перепутье. Все колеблется, все неустойчиво и неясно. Зовы валторн заставляют вспомнить Вторую симфонию Малера. Там у автора стоит ремарка «Глас вопиющего в пустыне». Не так ли и здесь? Это трубы Страшного Суда? Во всяком случае - дыхание переломной эпохи. Вопрос вопросов. Не случайны и драматические всплески, и реминисценции бесчеловечного движения. И через все проходит тема-монограмма, тема-автограф. Это он, Шостакович, снова и снова переживает, переосмысливает ранее пережитое. Заканчивается часть одиноким отрывистым повторением D-Es - C - H, D - Es - C - H…
Финал начинается тоже нетрадиционно - с глубокого раздумья. Монологи солирующих духовых сменяют друг друга. Постепенно внутри медленного вступления формируется будущая тема финала. Вначале звучание ее вопросительно, неуверенно. Но вот, наконец, она, приободрившись, вступает в свои права - как утвердительный вывод после долгих сомнений. Все еще может быть хорошо. «Отдаленный трубный сигнал дает начало главной теме финала, воздушно легкой, стремительной, журчащей веселыми весенними ручейками» (Г. Орлов). Моторная живая тема постепенно становится все более обезличенной, побочная партия не составляет ей контраста, но продолжает общий поток, еще более набирающий мощь в разработке. В него вплетается тематизм скерцо. Все обрывается на кульминации. После генеральной паузы слышится тема-автограф. Она больше не уходит: звучит после репризы - становится определяющей и в коде побеждает.
Симфония № 11
Симфония № 11, соль минор, ор. 93, «1905 год» (1957)
Состав оркестра: 3 флейты, флейта-пикколо, 3 гобоя, английский рожок, 3 кларнета, бас-кларнет, 3 фагота, контрафагот, 4 валторны, 3 трубы, 3 тромбона, туба, литавры, треугольник, малый барабан, тарелки, большой барабан, тамтам, ксилофон, челеста, колокола, арфы (2–4), струнные.
История созданияВ 1956 году состоялся XX съезд безраздельно правившей в стране коммунистической партии. На этом съезде впервые было сказано о преступлениях Сталина. Казалось, что теперь жизнь переменится. Повеяло духом свободы, пусть еще весьма относительной. Переменилось и отношение к творчеству Шостаковича. Прежде порицаемый, считавшийся столпом антинародного искусства - формализма, теперь он меньше подвергается критике. Появляется даже статья, которая несколько лет назад была бы немыслимой. Видный музыковед И. Нестьев пишет: «В последние годы у нас имело место куцее, мещанское представление о творчестве Д. Шостаковича… Малоубедительно выглядит убогая схема, согласно которой Шостакович всю жизнь „перестраивался“, как солдат на учении: по этой схеме оказалось, что композитор сперва впал в формализм („Нос“, Вторая и Третья симфонии), затем „перестроился“ (Пятая симфония), затем снова впал в формализм (Восьмая симфония) и снова „перестроился“ („Песнь о лесах“). Некоторые противники Десятой симфонии и Скрипичного концерта уже чаяли нового повторения привычного цикла, напоминающего температурную кривую при тропической малярии…» К счастью, эти времена кончились. Однако писать все, что было на сердце, открыто, прямо выражать свое мнение было по-прежнему опасно. И продолжали появляться произведения «с двойным дном», с подтекстом, который каждый мог понимать по-разному.
Наступал 1957 год - сорокалетие советской власти, которое требовалось отмечать пышно и торжественно. По-прежнему официальное искусство готовило к юбилею свои подарки: произведения, воспевавшие режим, славящие КПСС - «руководящую и направляющую силу». Шостакович не мог не откликнуться на эту дату: несмотря на все изменения во внутренней политике, ему бы этого не простили. И появляется странная симфония. Имеющая программный подзаголовок «1905 год», она была создана в 1957 году. Формально написанная к сорокалетию советской власти, она посвящена, даже в полном соответствии с программным заголовком, отнюдь не воспеванию «Великого Октября». Шостакович обращается к той же теме, которая волновала его всегда. Личность и власть. Человек и античеловеческие силы, ему противостоящие. Скорбь по безвинно погибшим. Но теперь, и в соответствии с программным замыслом, и под влиянием времени, вернее - потому, что время само вдохновило на такой замысел, - симфония зовет к противодействию, к борьбе с силами зла.
Исполненная в Москве 30 октября 1957 года под управлением Натана Рахлина, симфония, впервые после Первой, вызвала единодушное одобрение критики. Но, по-видимому, не случайно зарубежные критики услышали в ней треск пулеметов, грохот пушек… Этого не было на Дворцовой площади 9 января 1905 года, но это было совсем недавно в Венгрии, где в 1956 году советские войска «наводили порядок», подавляя порыв венгерского народа к свободе. И содержание симфонии, как всегда у Шостаковича, оказалось - бессознательно ли? - значительно шире объявленной официальной программы и, тоже как всегда, глубоко современным (об этом пишет, в частности, один из самых интересных исследователей творчества великого композитора Генрих Орлов).
Четыре части симфонии следуют одна за другой без перерыва, каждая имеет программный подзаголовок. Первая часть - «Дворцовая площадь». Поразительно впечатляюща созданная Шостаковичем звуковая картина. Это мертвенный и бездушный, казенный город. Но это - не только Дворцовая площадь, как подсказывает слушателю программа. Это вся огромная страна, где душится свобода, угнетается жизнь и мысль, растоптано человеческое достоинство. Вторая часть - «Девятое января». Музыка рисует народное шествие, мольбы, стенания, ужасное побоище… Третья часть - «Вечная память» - реквием по погибшим. Финал - «Набат» - картина народного гнева. Впервые в симфонии Шостакович широко использует цитатный материал, строя на нем монументальное симфоническое полотно. В основе его революционные песни.
МузыкаПервая часть основана на песнях «Слушай» и «Арестант», которые в процессе развития воспринимаются как главная и побочная темы сонатной формы. Однако сонатность здесь условна. Исследователи находят в первой части черты концентрической формы (A - B - C - B - A). По роли внутри цикла это пролог, создающий обстановку места действия. Еще до появления песенной темы скованные, зловеще цепенеющие звучания создают образ подавления, жизни под гнетом. На зыбком фоне слышатся то церковное песнопение, то глухие колокольные удары. Сквозь эту мертвящую музыку пробивается мелодия песни «Слушай!» (Как дело измены, как совесть тирана / Осенняя ночка темна. / Темнее той ночки встает из тумана / Видением мрачным тюрьма.) Она проходит несколько раз, дробится, расчленяется на отдельные краткие мотивы, согласно законам развития собственных симфонических тем композитора. Ее сменяет мелодия песни «Арестант» (Ночь темна, лови минуты). Обе темы проводятся неоднократно, но все подчиняет себе первоначальный образ - подавления, угнетения.
Вторая часть становится полем борьбы. Две ее основные темы - мелодии из написанных Шостаковичем несколько ранее хоровых поэм на тексты революционных поэтов - «9 января» (Гой, ты, царь, наш батюшка!) и суровый, хорального склада напев «Обнажите головы!». Часть состоит из двух резко контрастных, ярких в своей конкретной зримости эпизодов - «сцены шествия» и «сцены расстрела» (так их принято называть в литературе об этой симфонии).
Третья часть - «Вечная память» - медленная, скорбная, начинается песней «Вы жертвою пали» в суровом, размеренном ритме траурного шествия, в особенно выразительном тембре альтов с сурдинами. Далее звучат мелодии песен «Славное море, священный Байкал» и «Смело, товарищи, в ногу». В среднем разделе сложной трехчастной формы появляется более светлая тема «Здравствуй, свободы вольное слово». Широкое движение приводит к кульминации, на которой возникает, подобно призыву, мотив «Обнажите головы» из предшествующей части. Происходит перелом в развитии, который приводит к стремительному, как все сметающий ураган, финалу.
Четвертая часть - «Набат», написанная в свободной форме, - начинается с решительной фразы песни «Беснуйтесь, тираны». На фоне бурного движения струнных и деревянных духовых, резких ударов барабана проносятся мелодии как первой песни, так и следующей - «Смело, товарищи, в ногу». Достигается кульминация, на которой, как в предшествующей части, звучит мотив «Обнажите головы». В среднем разделе господствует «Варшавянка», к которой присоединяется праздничная, светлая мелодия из оперетты Свиридова «Огоньки», интонационно родственная темам «Варшавянки» и «Смело, товарищи, в ногу». В коде финала мощные удары набата выносят на поверхность темы «Гой, ты, царь, наш батюшка!» и «Обнажите головы!», звучащие грозно и утверждающе.
Симфония № 12
Симфония № 12, ре минор, ор. 112, «1917 год» (1961)
Состав оркестра: 3 флейты, флейта-пикколо, 3 гобоя, 3 кларнета, 3 фагота, контрафагот, 4 валторны, 3 трубы, 3 тромбона, туба, литавры, треугольник, малый барабан, тарелки, большой барабан, тамтам, струнные.
История создания29 сентября 1960 года, выступая в радиожурнале «Музыкальная жизнь Российской Федерации», Шостакович рассказал о своей новой симфонии, которая посвящена образу Ленина. По словам композитора, ее идея возникла много лет назад. Еще в 30-е годы в газетах появились сообщения о том, что Шостакович работает над Ленинской симфонией. Предполагалось использовать стихи Маяковского. Но тогда вместо этой, программной, возникла Шестая.
Гениальный композитор был совершенно искренним. Он был человеком своего времени, потомственным интеллигентом, воспитанным на идеях свободы, равенства, братства всех людей. Лозунги, провозглашенные коммунистами, не могли не привлекать его. С именем Ленина в те годы еще не связывали преступления власти - их объясняли как раз отступлениями от ленинской линии, «культом личности» Сталина. И Шостакович, возможно, действительно стремился воплотить образ «вождя мирового пролетариата». Но… произведение не получалось. Показательно, насколько художническая натура проявилась сама, помимо сознательных устремлений: у Шостаковича, непревзойденного мастера формы, умевшего создавать колоссальные по протяженности полотна, ни на миг не оставляющие слушателя равнодушным, эта симфония кажется затянутой. А ведь она одна из самых коротких у композитора. Как будто обычное блестящее владение своим искусством здесь изменило Мастеру. Очевидна и поверхностность музыки. Недаром сочинение многим показалось кинематографичным, то есть иллюстративным. Надо думать, композитор сам понимал, что «ленинской» в полной мере, то есть воплощающей именно этот образ, каким он представлялся официальной пропагандой, симфония не получилась. Поэтому и название ее не «Ленин», а «1917 год».
В середине 90-х годов, после падения коммунистического режима, появились другие точки зрения на Двенадцатую симфонию. Так, японский исследователь творчества Шостаковича Фумиго Хитоцунаяги считает, что в одном из ведущих мотивов симфонии зашифрованы инициалы И. В. Сталина. Композитор Геннадий Банщиков указывает, что «несколько идущих подряд и абсолютно одинаковых по смыслу, но разных по музыке код в финале симфонии - это незабываемые бесконечные съезды партии. Я для себя именно так объясняю драматургию <…> потому что иначе ее понять совершенно невозможно. Ибо для нормальной логики это полный абсурд».
Симфония была закончена в 1961 году и впервые прозвучала 15 октября того же года в Москве под управлением К. Иванова.
МузыкаЧетыре части симфонии имеют программные подзаголовки.
Первая часть - «Революционный Петроград» - начинается торжественно и сурово. После небольшого вступления следует полное бушующей энергии сонатное аллегро. Главная партия написана в характере динамического, напористого марша, побочная распевна, светла. В разработке появляются мотивы революционных песен. Заключение части перекликается с началом - вновь возникают величественные аккорды вступления. Постепенно стихает звучность, наступает тишина, сосредоточенность.
Вторая часть - «Разлив» - музыкальный пейзаж. Спокойное неторопливое движение низких струнных приводит к появлению мелодии-монолога скрипок. Новые краски привносит солирующий кларнет. В среднем разделе части (в ее форме сочетаются признаки сложной трехчастности и вариаций) появляются светлые напевы флейты и кларнета, придающие оттенок пасторальности. Постепенно колорит сгущается. Кульминация части - соло тромбона.
Третья часть посвящена событиям памятной октябрьской ночи. Настороженно и тревожно звучат глухие удары литавр. Их сменяют остро ритмичные пиццикато струнных, звучность нарастает и снова спадает. Тематически эта часть связана с предшествующими: в ней сначала используется мотив из среднего раздела «Разлива», затем появляется в увеличении, в мощном звучании тромбонов и тубы, к которым далее присоединяются и другие инструменты, побочная тема «Революционного Петрограда». Генеральная кульминация всей симфонии - выстрел «Авроры» - громовое соло ударных. В репризе трехчастной формы обе эти темы звучат одновременно.
Финал симфонии - «Заря человечества». Его форма, свободная, не поддающаяся однозначной трактовке, некоторыми исследователями рассматривается как двойные вариации с кодой. Основная тема, торжественно-фанфарная, напоминает аналогичные мелодии из кинофильмов с музыкой Шостаковича, таких как «Падение Берлина», воспевающих победу, вождя. Вторая тема - вальсообразная, в прозрачном звучании струнных, заставляет вспомнить хрупкие образы юности. Но ее абрис близок одной из тем «Разлива», что создает образное единство. Заканчивается симфония победным апофеозом.
М. Сабинина рассматривает весь цикл как гигантски разросшуюся трехчастную форму, где средний, контрастный раздел - «Разлив», а третья часть служит связкой, подводящей к репризе и коде в «Заре человечества».
Симфония № 13
Симфония № 13, си-бемоль минор, ор. 113 (1962)
Состав исполнителей: 2 флейты, флейта-пикколо, 3 гобоя, английский рожок, 3 кларнета, кларнет-пикколо, бас-кларнет, 2 фагота, контрафагот, 4 валторны, 3 трубы, 3 тромбона, туба, литавры, треугольник, кастаньеты, бубен, деревянный брусок, малый барабан, бич, тарелки, большой барабан, тамтам, колокола, колокольчики, ксилофон, 4 арфы, рояль, струнные (в том числе пятиструнные контрабасы); голоса: бас-соло, хор басов.
История созданияВ середине 50-х годов в СССР произошли кардинальные изменения. На XX и XXII съездах правящей коммунистической партии был официально осужден культ личности Сталина, тирана, державшего в цепенеющем страхе огромную страну на протяжении нескольких десятков лет. Начался период, который, по удачному символическому названию повести И. Эренбурга, стали именовать оттепелью. Творческая интеллигенция восприняла это время с энтузиазмом. Казалось, наконец можно писать обо всем, что наболело, что мешало жить. А мешало и всеобщее доносительство: говорили, что если собираются три человека, один из них непременно окажется сексотом - секретным сотрудником советской охранки; и положение женщин, которых «раскрепостили» до такой степени, что они оказались заняты на самых тяжелых работах - в поле, на дорожном строительстве, у станков, а после трудного рабочего дня должны были стоять в бесконечных очередях в магазины, чтобы чем-то накормить семью. И еще один больной вопрос - антисемитизм, бывший в последние годы жизни Сталина государственной политикой. Все это не могло не волновать Шостаковича, всегда очень остро откликавшегося на события времени.
Замысел симфонии относится к весне 1962 года. Композитора привлекли стихи Евг. Евтушенко, посвященные трагедии Бабьего яра. Это было в сентябре 1941 года. Фашистские войска заняли Киев. Через несколько дни под предлогом эвакуации на его окраине, у огромного оврага под названием Бабий яр, были собраны все евреи города. В первый же день было расстреляно тридцать тысяч человек. Остальные ждали своей очереди. Несколько дней подряд слышали окрестные жители пулеметную стрельбу. Два года спустя, когда пришло время отступать с захваченной земли, фашисты стали лихорадочно уничтожать следы преступления. В овраге раскапывали огромные рвы, где штабелями, по нескольку рядов, были свалены трупы. Работали бульдозеры, сотни пленных строили огромные печи, где трупы сжигались. Пленные знали - потом придет их очередь: слишком страшно то, что они видели, чтобы им позволили уцелеть. Некоторые решились на отчаянно дерзкий побег. Из нескольких сотен человек четырем или пяти удалось спастись. Они и рассказали миру об ужасах Бабьего яра. Об этом - стихи Евтушенко.
Первоначально композитор собирался написать вокально-симфоническую поэму. Потом пришло решение расширить рамки произведения до пятичастной симфонии. Следующие части, также написанные на стихи Евтушенко, - «Юмор», «В магазине», «Страхи» и «Карьера». Впервые в симфонии композитор стремился абсолютно конкретно, не только музыкой, но и словами, выразить свой замысел. Создавалась симфония летом 1962 года. Первое ее исполнение состоялось в Москве 18 декабря 1962 года под управлением Кирилла Кондрашина.
Дальнейшая судьба симфонии складывалась трудно. Время менялось, пик «оттепели» был уже позади. Власть задумывалась над тем, что дала слишком много воли народу. Начиналась ползучая реставрация сталинизма, возрождался государственный антисемитизм. И конечно, первая часть вызвала неудовольствие высоких чиновников. Шостаковичу предложили заменить некоторые, наиболее сильные строки «Бабьего яра». Так, вместо строк
Мне кажется, сейчас я иудей,
Вот я бреду по древнему Египту,
А вот я на кресте, распятый, гибну,
И до сих пор на мне - следы гвоздей…
поэту пришлось предложить другие, значительно более «мягкие»:
Я тут стою, как будто у криницы,
Дающей веру в наше братство мне.
Здесь русские лежат и украинцы,
Лежат с евреями в одной земле…
Было заменено и еще одно острое место. Вместо строк
И сам я как сплошной беззвучный крик
Над тысячами тысяч погребенных,
Я - каждый здесь расстрелянный старик,
Я - каждый здесь расстрелянный ребенок…
появились следующие:
Я думаю о подвиге России,
Фашизму заслонившей путь собой.
До самой наикрохотной росинки
Мне близкой всею сутью и судьбой.
Но несмотря на эти изменения, симфония продолжала вызывать подозрительность властей. Много лет после премьеры ее не разрешали исполнять. Лишь в наше время негласный запрет потерял силу.
МузыкаПервая часть - «Бабий яр» - исполнена трагедийности. Это реквием по погибшим. Скорбные звучания в нем сменяются широким распевом, глубокая печаль сочетается с пафосом. Основная тема-символ, вновь и вновь повторяется на «стыках» эпизодов, когда повествование рассказчика сменяется показом ярких конкретных картин: расправы над Дрейфусом, мальчиком в Белостоке, Анной Франк… Музыкальное повествование разворачивается в соответствии с логикой стихотворного текста. Обычные закономерности симфонического мышления сочетаются с вокально-оперными. Черты сонатной формы могут быть прослежены, но неявно - они в волнообразном развитии, в контрастах экспозиции образов и некоего, условно говоря, разработочного раздела (некоторые исследователи трактуют первую часть как рондо с тремя контрастными эпизодами). Ярким итогом части звучат акцентированные, подчеркнутые музыкой слова:
Еврейской крови нет в крови моей,
Но ненавистен злобой заскорузлой
Я всем антисемитам как еврей,
И потому - я настоящий русский!
Вторая часть - «Юмор» - насмешлива, полна кипучей энергии. Это - восхваление юмора, бичевателя человеческих пороков. В нем оживают образы Тиля Уленшпигеля, русских скоморохов, Хаджи Насреддина.
Господствует несколько тяжеловесная скерцозность, гротеск, сарказм, буффонность. Во всем блеске проявляется мастерство оркестровки Шостаковича: торжественные аккорды tutti - и «ухмыляющаяся» мелодия кларнета-пикколо, капризно изломанная мелодия скрипки соло - и зловещий унисон басового мужского хора и тубы; остинатный мотив английского рожка с арфой, создающий «гудочный» фон, на котором деревянные духовые имитируют целый оркестр дудок - народная скоморошья сцена. Средний эпизод (в части прослеживаются черты рондо-сонаты) основан на музыке романса «Макферсон перед казнью» с грозным шествием к месту казни, зловещим ритмом литавр, военными сигналами медных инструментов, тремоло и трелями деревянных и струнных. Все это не оставляет сомнения в том, о каком именно юморе идет речь. Но его, настоящий народный юмор невозможно убить: беззаботный мотив флейт и кларнетов словно выскальзывает из-под ужасающего гнета и остается непобежденным.
Третья часть , посвященная русским женщинам, - классическая медленная часть симфонии с неторопливо разворачивающейся мелодией, сосредоточенной, полной благородства, а порою и патетики. Она состоит из вокально-инструментальных монологов со свободным развитием, зависящим от логики стихотворного текста (М. Сабинина также находит в ней черты рондо). Основной характер звучания - просветленный, лирический, с преобладанием тембра скрипок. Порою возникает образ шествия, который обрамляют сухие звучания кастаньет и бича.
Четвертая часть снова медленная, с чертами рондо и варьированной куплетности. Как бы «расслоилось» обычное для Шостаковича лирико-философское состояние. Здесь, в «Страхах», - глубина мысли, сосредоточенность. Начало - в зыбкой звучности, где на низкие, еле слышные ноты струнных накладывается глухое тремоло литавр. В своеобразном хрипловатом тембре тубы появляется угловатая тема - символ страха, таящегося в тени. Ей отвечает псалмодирование хора: «Умирают в России страхи…» В сопровождении хора, в инструментальных эпизодах - патетические мелодии валторны, тревожные трубные фанфары, шуршание струнных. Постепенно меняется характер музыки - уходят мрачные картины, возникает светлая мелодия альтов, напоминающая бодрую походную песню.
Финал симфонии - «Карьера» - лирико-комедийное рондо. Оно повествует о рыцарях карьеры и подлинных рыцарях. Звучат юмористически вокальные строфы, чередующиеся с ними инструментальные эпизоды полны лиризма, грации, порою пасторальны. В коде широко разливается лирическая мелодия. Звенят хрустальные переливы челесты, вибрирует колокольный звон, словно открываются светлые манящие дали.
Симфония № 14
Симфония № 14, ор. 135 (1969 г.)
Состав исполнителей: кастаньеты, деревянный брусок, 3 томтома (сопрано, альт, тенор), бичи, колокола, вибрафон, ксилофон, челеста, струнные; сопрано-соло, бас-соло.
История созданияШостакович давно задумывался над вопросами жизни и смерти, смысла человеческого существования и его неизбежного конца - еще в те годы, когда был молод, полон сил. Так и в 1969 году он обратился к теме смерти. Не просто окончания жизни, а смерти насильственной, преждевременной, трагической.
В феврале 1944 года, получив известие о внезапной, в расцвете лет, кончине своего самого близкого друга И. Соллертинского, композитор писал его вдове: «Мы с Иваном Ивановичем говорили обо всем. Говорили и о неизбежном, что ожидает нас в конце жизни, то есть о смерти. Мы оба боялись ее и не желали. Мы любили жизнь, но знали, что… с ней придется расстаться…»
Тогда, в страшные тридцатые, они говорили безусловно именно о преждевременной смерти. Ведь при этом - давали слово позаботиться о родных - не только детях и женах, но и о матерях. Смерть все время ходила рядом, уносила близких и друзей, могла постучаться и в их дома… Быть может, в части симфонии «О, Дельвиг, Дельвиг», единственной, где речь идет не о насильственной, но все же такой преждевременной, несправедливой к таланту смерти, Шостакович вспоминает о безвременно ушедшем друге, мысль о котором, по свидетельству близких композитора, не оставляла его до последнего часа. «О, Дельвиг, Дельвиг, что так рано…». «Таланту что и где отрада среди злодеев и глупцов…» - эти слова перекликаются с памятным 66-м сонетом Шекспира, посвященным любимому другу. Но заключение звучит теперь более светло: «Так не умрет и наш союз, свободный, радостный и гордый…»
Создавалась симфония в больнице. Композитор провел в ней больше месяца, с 13 января по 22 февраля. Это было «плановое мероприятие» - состояние здоровья композитора требовало периодически повторяющегося курса лечения в стационаре, и Шостакович отправлялся туда спокойно, запасшись всем необходимым - нотной бумагой, записными книжками, подставкой для письма. В уединении работалось хорошо, спокойно. Выписавшись из больницы, композитор передал полностью готовую симфонию для переписки и разучивания. Премьера состоялась в Ленинграде 29 сентября 1969 года и была повторена в Москве 6 октября. Исполнителями стали Г. Вишневская, М. Решетин и Московский камерный оркестр под управлением Р. Баршая. Четырнадцатую симфонию Шостакович посвятил Б. Бриттену.
Это удивительная симфония - для сопрано, баса и камерного оркестра на стихи Федерико Гарсиа Лорки, Гийома Аполлинера, Вильгельма Кюхельбекера и Райнера Мариа Рильке. Одиннадцать частей - одиннадцать сцен в симфонии: богатейший, многоликий и изменчивый мир. Знойная Андалусия, таверна; одинокая скала в излучине Рейна; камера французской тюрьмы; пушкинский Петербург; траншеи, над которыми свистят пули… Так же многообразны герои - Лорелея, епископ, рыцари, самоубийца, запорожцы, потерявшая возлюбленного женщина, узник, Смерть. Общее настроение музыки - скорбное, в диапазоне от сдержанно-сосредоточенного до неистово, исступленно трагического. Суть ее - протест против всего, что ломает человеческие судьбы, души, жизни, против угнетения и тирании.
МузыкаЧасти симфонии следуют одна за другой почти без перерывов, они связаны логикой музыкальной драматургии, соединяющей разных поэтов, стихи, резко отличающиеся тематикой, жанром, стилистикой.
Монолог «Сто горячо влюбленных сном вековым уснули» (De profundis) - лирико-философский, с одиноко звучащей печальной мелодией скрипок в высоком регистре - своего рода медленное вступление к сонатному аллегро.
Ему противостоит трагический танец «Малагенья», жесткий, быстрый, с атональными созвучиями. Он скерцозен, но это всего лишь второй эпизод вступления, подводящий к части, которую можно считать аналогом сонатного аллегро.
Ею является «Лорелея» - романтическая баллада о столкновении красоты с фанатизмом. Острейший конфликт возникает между образами прекрасной, чистой девушки и жестокого епископа с его неумолимой стражей. Начинающаяся ударами бича, баллада включает в себя бурный диалог епископа и Лорелеи (главная партия), а затем - ее лирическое высказывание (побочная партия), далее - ее осуждение, изгнание, падение в волны Рейна - наполненные драматизмом, действенные, включающие в себя и выразительное ариозо, и вихревое пятиголосное фугато, и звукоизобразительные моменты.
Скорбная элегия «Самоубийца» - аналог медленной части симфонии, ее лирический центр. Это глубоко эмоциональное высказывание, в котором на первый план выходит вокальное начало. Оркестр лишь подчеркивает наиболее экспрессивные моменты яркостью своих красок. Единство симфонического цикла подчеркивается родством интонаций этой части с мелодизмом начального раздела симфонии и образным миром Лорелеи.
Жесткий гротескный марш «Начеку» развивает мрачно-воинственные моменты «Лорелеи», перекликается с «Малагеньей», являясь и по характеру и по смыслу скерцо симфонии. В его ритмике отчетливы ассоциации с теми характерными темами Шостаковича, вершиной которых стала тема нашествия из Седьмой симфонии. «Это и бойкий военный мотивчик, марш „бравых солдатиков“, и шествие-натиск мертвенной силы, играющей с человеком как кошка с мышью» (М. Сабинина).
Шестая часть - горько-иронический и печальный дуэт «Мадам, посмотрите, потеряли вы что-то. - Ах, пустяки, это сердце мое…» - переход к разработке симфонии, которая происходит в следующих частях - «В тюрьме Санте» - монологе узника, развернутом, музыкально и эмоционально насыщенном, но трагически безысходном, приводящем к кульминации - «Ответу запорожцев турецкому султану», полному сарказма, гнева, горечи и беспощадной насмешки. В ней господствует необузданное, почти стихийное движение, суровые, рубленые мотивы, вокальная речитация, внутренне возбужденная, но не переходящая в подлинное пение. В оркестровой интермедии появляется ритм пляски, вызывающий ассоциации с «Юмором» из Тринадцатой симфонии.
Резко изменяется палитра художника в следующих частях. «О, Дельвиг, Дельвиг» - прекрасная, возвышенно благородная музыка. Она несколько стилизована, абсолютно лишена иронического отношения к выделяющимся по стилю из всего поэтического материала симфонии стихам Кюхельбекера. Скорее, это тоска по безвозвратно ушедшему идеалу, навеки утраченной гармонии. Мелодия, близкая русским романсам, в обычной для них куплетной форме, вместе с тем свободна, текуча, изменчива. В отличие от других частей, ей сопутствует именно аккомпанемент, а не самостоятельная оркестровая партия, образно независимая от текста и голоса. Так воплощен смысловой центр симфонии, подготовленный предшествующим симфоническим развитием - утверждение высокого этического начала.
«Смерть поэта» играет роль репризы, тематического и конструктивного возвращения к начальным образам симфонии. В ней синтезированы основные элементы тематизма - инструментальные обороты «De profundis», появляющиеся и в средних частях симфонии, скандирующие речитативы оттуда же, экспрессивные интонации четвертой части.
Последняя часть - «Заключение» (Всевластна смерть) - послесловие, завершающее волнующую поэму о жизни и смерти, симфоническая кода произведения. Маршевый четкий ритм, сухие удары кастаньет и томтома, раздробленная, прерывистая вокальная - не линия - пунктир начинают его. Но затем меняются краски - звучит возвышенный хорал, вокальная партия развертывается бесконечной лентой. В коде возвращается жесткий марш. Музыка угасает постепенно, словно отступая вдаль, давая окинуть взором величественное здание симфонии.
Симфония № 15
Симфония № 15, ор. 141(1971)
Состав оркестра: 2 флейты, флейта-пикколо, 2 гобоя, 2 кларнета, 2 фагота, 4 валторны, 3 трубы, 3 тромбона, туба, литавры, треугольник, кастаньеты, деревянный брусок, бич, томтом (сопрано), военный барабан, тарелки, большой барабан, тамтам, колокольчики, челеста, ксилофон, вибрафон, струнные.
История созданияПосле премьеры Четырнадцатой симфонии осенью 1969 года, 1970 год начинался для Шостаковича достаточно бурно: 4 января исполнялась Восьмая симфония, одна из самых сложных. Это всегда было сопряжено с большими волнениями для композитора. Затем надо было несколько раз съездить из Москвы в Ленинград - на Ленфильме режиссер Козинцев, сотрудничество с которым началось еще в 20-е годы, работал над фильмом «Король Лир». Шостакович писал к нему музыку. В конце февраля пришлось лететь в Курган - город, где работал известный на всю страну врач Илизаров, лечивший композитора. В его больнице Шостакович провел больше трех месяцев - до 9 июня. Там был написан Тринадцатый квартет, сходный по образному строю с недавно созданной симфонией. Летом композитор вынужден был жить в Москве, так как шел очередной конкурс имени Чайковского, на котором он по традиции председательствовал. Осенью снова пришлось пройти курс лечения у Илизарова, и только в начале ноября Шостакович вернулся домой. Еще в этом году появился цикл баллад «Верность» на стихи Е. Долматовского для мужского хора без сопровождения - таковы были творческие результаты года, омраченного, как и все последние, постоянным нездоровьем. В следующем же, 1971-м, появилась Пятнадцатая симфония - итог творческого пути великого симфониста наших дней.
Шостакович писал ее в июле 1971 года в Доме творчества композиторов «Репино» под Ленинградом - самом любимом месте, где ему всегда особенно хорошо работалось. Здесь он чувствовал себя на родине, в привычном с детства климате.
В Репине всего за один месяц появилась симфония, которой суждено было стать итогом всего симфонического творчества Шостаковича.
Симфония отличается строгой классичностью, ясностью, уравновешенностью. Это повествование о вечных, непреходящих ценностях, а вместе с тем - о самом сокровенном, глубоко личном. Композитор отказывается в ней от программности, от введения слова. Снова, как было с Четвертой по Десятую, содержание музыки как бы зашифровано. И снова она больше всего ассоциируется с малеровскими полотнами.
МузыкаПервую часть композитор назвал «Игрушечный магазин». Игрушки… Может быть - марионетки? Фанфары и дробь начала первой части - как перед началом представления. Вот промелькнула побочная тема из Девятой (похожая неуловимо на «тему нашествия» Седьмой!), затем мелодия из фортепианной прелюдии, о которой Софроницкий сказал когда-то: «Какая проникновенная пошлость!» Тем самым достаточно ясно охарактеризован образный мир сонатного аллегро. Органично включена в музыкальную ткань россиниевская мелодия - фрагмент увертюры к опере «Вильгельм Телль».
Вторая часть открывается траурными аккордами, скорбными звучаниями. Соло виолончели - удивительной красоты мелодия, охватывающая колоссальный диапазон. Медный хор звучит похоронным маршем. Тромбон, как в Траурно-триумфальной симфонии Берлиоза, исполняет скорбное соло. Что хоронят? эпоху? идеалы? иллюзии?.. Марш достигает гигантской мрачной кульминации. А после нее - настороженность, затаенность…
Третья часть - возвращение к театру марионеток, к заданности, схематичности мыслей и чувств.
Загадочен финал , открывающийся лейтмотивом рока из вагнеровского «Кольца нибелунга». После типичной шостаковичской лирической темы, словно просветленной страданием, после не менее характерной пасторальной, разворачивается пассакалья. Тема ее, проходящая у виолончелей и контрабасов пиццикато, напоминает и тему нашествия, и тему пассакальи из Первого скрипичного концерта. (Возникает мысль: может быть, для композитора строгая, выверенная форма пассакальи с ее неизменным, неуклонным повторением одной и той же мелодии, форма, к которой он столько раз обращался на своем творческом пути, - это символ «клетки», в которую заключен в тоталитарном государстве дух человеческий? Символ той несвободы, от которой в СССР страдал каждый - и творец больше других? Ведь не случайно близки и мелодии этих пассакалий, символика которых столь обнажена в Седьмой?) Все более нагнетается напряжение с каждым проведением мелодии, пассакалья достигает колоссальной кульминации. И - спад. Легкая танцевальная тема завершает симфонию, последние такты которой - сухой перестук ксилофона и томтома.
Творческий путь Дмитрия Дмитриевича Шостаковича (1906-1975) неразрывно связан с историей всей советской художественной культуры и получил активное отражение в прессе (еще при жизни о композиторе вышло множество статей, книг, очерков, т.д.). На страницах прессы же он был назван гением (композитору тогда было всего 17 лет):
«В игре Шостаковича…радостно-спокойная уверенность гения. Мои слова относятся не только к исключительной игре Шостаковича, но и к его сочинениям» (В. Вальтер, критик).
Шостакович – один из наиболее самобытных, оригинальных, ярких художников. Вся его творческая биография – путь истинного новатора, совершившего целый ряд открытий в области как образной, так и – жанров и форм, ладово-интонационной. В то же время, его творчество органично впитало лучшие традиции музыкального искусства. Огромную роль для него сыграло творчество , принципы которого (оперные и камерно-вокальные) композитор привнес в сферу симфонизма.
Кроме того, Дмитрий Дмитриевич продолжил линию героического симфонизма Бетховена, лирико-драматического симфонизма . Жизнеутверждающая идея его творчества восходит к Шекспиру, Гете, Бетховену, Чайковскому. По артистической природе
«Шостакович – “человек театра”, он знал и любил его» (Л. Данилевич).
В то же время его жизненный путь как композитора и как человека связан с трагическими страницами советской истории.
Балеты и оперы Д.Д.Шостаковича
Первые балеты – «Золотой век», «Болт», «Светлый ручей»
Коллективный герой произведения – футбольная команда (что неслучайно, поскольку композитор увлекался спортом, профессионально разбирался в тонкостях игры, что давало ему возможность писать отчеты о футбольных матчах, был активным болельщиком, окончил школу футбольных судей). Далее появляется балет «Болт» на тему индустриализации. Либретто было написано бывшим конармейцем и само по себе, с современной точки зрения, было практически пародийным. Балет был создан композитором в духе конструктивизма. Современники по-разному вспоминали премьеру: одни говорят, что пролетарская публика ничего не поняла и освистала автора, другие вспоминают, что балет прошел под овации. Музыка балета «Светлый ручей» (премьера – 04.01.35), действие которого происходит в колхозе, насыщена не только лирическими, но и комическими интонациями, что также не могло не отразиться на участи композитора.
Шостакович в ранние годы много сочинял, но часть произведений оказалась собственноручно им уничтожена, как, например, первая опера «Цыганы» по Пушкину.
Опера «Нос» (1927-1928)
Она вызвала ожесточенные споры, в результате чего оказалась надолго снята с репертуара театров, позже – вновь воскресла. По собственным словам Шостаковича, он:
«…менее всего руководствовался тем, что опера есть по преимуществу музыкальное произведение. В “Носе” элементы действия и музыки уравнены. Ни то, ни другое не занимает преобладающего места».
В стремлении к синтезу музыки и театрального представления, композитор органично объединил в произведении собственную творческую индивидуальность и различные художественные веяния («Любовь к трем апельсинам» , «Воццек» Берга, «Прыжок через тень» Кшенека). Огромное влияние на композитора оказала театральная эстетика реализма В целом, «Нос» закладывает основы, с одной стороны, реалистического метода, с другой – «гоголевского» направления в советской оперной драматургии.
Опера «Катерина Измайлова» («Леди Макбет Мценского уезда»)
Она была отмечена резким переходом от юмора (в балете «Болт») к трагедии, хотя трагедийные элементы уже сквозили в «Носе», составляя его подтекст.
Это – «…воплощение трагического ощущения жуткой бессмыслицы изображаемого композитором мира, в котором попрано все человеческое, а люди – жалкие марионетки; над ними возвышается его превосходительство Нос» (Л. Данилевич).
В такого рода контрастах исследователь Л. Данилевич видит их исключительную роль в творческой деятельности Шостаковича, и шире – в искусстве века.
Опера «Катерина Измайлова» посвящена жене композитора Н. Варзар. Изначальный замысел был масштабен – трилогия, изображающая судьбы женщины в различные эпохи. «Катерина Измайлова» была бы первой ее частью, изображающей стихийный протест героини против «темного царства», толкающего ее на путь преступлений. Героиней следующей части должна была бы стать революционерка, а в третьей части композитор хотел показать судьбу советской женщины. Этому замыслу осуществиться было не суждено.
Из оценок оперы современниками показательны слова И.Соллертинского:
«Можно утверждать с полной ответственностью, что в истории русского музыкального театра после «Пиковой дамы» не появлялось произведения такого масштаба и глубины, как «Леди Макбет».
Сам композитор называл оперу «трагедией-сатирой», объединив тем самым две важнейшие стороны своего творчества.
Однако 28.01.36 в газете «Правда» появляется статья «Сумбур вместо музыки» об опере (которая уже получила высокую оценку и признание публики), в которой Шостаковича обвиняли в формализме. Статья оказалась результатом непонимания сложных эстетических вопросов, поднимаемых оперой, но в результате имя композитора резко обозначилось в негативном ключе.
В этот тяжкий период для него оказалась неоценимой поддержка многих коллег и , который публично заявил, что приветствует Шостаковича словами Пушкина о Баратынском:
«Он у нас оригинален – ибо мыслит».
(Хотя поддержка Мейерхольда вряд ли могла в те годы быть именно поддержкой. Скорее, она создавала опасность для жизни и творчества композитора.)
В довершение ко всему, 6 февраля в этой же газете выходит статья «Балетная фальшь», фактически зачеркивающая балет «Светлый ручей».
Из-за этих статей, нанесших жесточайший удар композитору, его деятельность как оперного и балетного композитора завершилась, несмотря на то, что его постоянно пытались заинтересовать различными проектами в течение многих лет.
Симфонии Шостаковича
В симфоническом творчестве (композитором написано 15 симфоний) Шостакович нередко пользуется приемом образной трансформации, основанном на глубоком переосмыслении музыкального тематизма, приобретающем, в результате, множественность значений.
- О Первой симфонии американский музыкальный журнал в 1939 году писал:
Эта симфония (дипломная работа) завершила в творческой биографии композитора период ученичества.
- Вторая симфония – это отражение современной композитору жизни: имеет название «Октябрю», заказана к 10-летию Октябрьской революции агитотделом Музыкального сектора Государственного издательства. Обозначила начало поиска новых путей.
- Третья симфония отмечена демократичностью, песенностью музыкального языка в сравнении со Второй.
Начинает рельефно прослеживаться принцип монтажной драматургии, театральность, зримость образов.
- Четвертая симфония – симфония-трагедия, знаменующая новый этап в развитии симфонизма Шостаковича.
Как и «Катерина Измайлова», она подверглась временному забвению. Композитор отменил премьеру (должна была состояться в 1936), полагая, что она придется «не ко времени». Лишь в 1962 произведение было исполнено и восторженно принято, несмотря на сложность, остроту содержания и музыкального языка. Г. Хубов (критик) сказал:
«В музыке Четвертой симфонии бурлит и клокочет сама жизнь».
- Пятую симфонию часто сопоставляют с шекспировским типом драматургии, в частности, с «Гамлетом».
«должно быть пронизано положительной идеей, подобно, например, жизнеутверждающему пафосу шекспировских трагедий».
Так, о своей Пятой симфонии он говорил:
«Тема моей симфонии – становление личности. Именно человека со всеми его переживаниями я видел в центре замысла этого произведения».
- Поистине знаковой стала Седьмая симфония («Ленинградская») , написанная в блокадном Ленинграде под непосредственным впечатлением от страшных событий Второй мировой войны.
По мнению Кусевицкого, его музыка
«необъятна и человечна и может сравниться с универсальностью человечности гения Бетховена, родившегося, как и Шостакович, в эпоху мировых потрясений…».
Премьера Седьмой симфонии состоялась в осажденном Ленинграде 09.08.42 с трансляцией концерта по радио. Максим Шостакович, сын композитора, считал, что в этом произведении отражен не только антигуманизм фашистского нашествия, но и антигуманизм сталинского террора в СССР.
- Восьмая симфония (премьера 04.11.1943) – первая кульминация трагедийной линии творчества композитора (вторая кульминация – Четырнадцатая симфония), музыка которой вызывала полемику с попытками принизить ее значимость, однако она признана одним из выдающихся произведений ХХ века.
- В Девятой симфонии (завершена в 1945) композитор (существует такое мнение) откликнулся на окончание войны.
В стремлении избавиться от пережитого, он предпринял попытку обращения к безмятежным и радостным эмоциям. Однако в свете прошлого это уже было невозможным – основную идейную линию неизбежно оттеняют драматические элементы.
- Десятая симфония продолжила линию, заложенную в симфонии №4.
После нее Шостакович обращается к иному типу симфонизма, воплощающему народный революционный эпос. Так, появляется дилогия – симфонии №№ 11 и 12, носящие названия «1905 год» (симфония № 11, приурочена к 40-летию Октября) и «1917 год» (симфония № 12).
- Симфонии Тринадцатая и Четырнадцатая также отмечены особыми жанровыми признаками (черты оратории, влияние оперного театра).
Это – многочастные вокально-симфонические циклы, где в полной мере проявилось тяготение к синтезу вокального и симфонического жанров.
Симфоническое творчество композитора Шостаковича многопланово. С одной стороны, это произведения, написанные под воздействием страха перед тем, что происходит в стране, некоторые из них написаны по заказу, некоторые, чтобы обезопасить себя. С другой стороны, это и правдивые и глубокие размышления о жизни и смерти, личные высказывания композитора, который мог свободно говорить только на языке музыки. Такова Четырнадцатая симфония . Это вокально-инструментальное произведение, в котором использованы стихи Ф.Лорки, Г.Аполлинера, В.Кюхельбекера, Р.Рильке. Основная тема симфонии – размышление о смерти и человеке. И хотя сам Дмитрий Дмитриевич на премьере сказал, что это музыка и жизни, но сам музыкальный материал говорит о трагическом пути человека, о смерти. Поистине композитор поднялся здесь до высоты философских размышлений.
Фортепианное творчество Шостаковича
Новое стилевое направление в фортепианной музыке ХХ в., отрицая во многом традиции романтизма и импрессионизма, культивировало графичность (порой – нарочитую сухость) изложения, иногда – подчеркнутую остроту и звонкость; особое значение приобретала четкость ритма. В его формировании важная роль принадлежит Прокофьеву, и многое характерно для Шостаковича. Например, он широко пользуется различными регистрами, сопоставляет контрастные звучности.
Уже в детском творчестве он пытался откликнуться на исторические события (фортепианная пьеса «Солдат», «Гимн свободе», «Траурный марш памяти жертв революции»).
Н. Федин отмечает, вспоминая консерваторские годы молодого композитора:
«Его музыка разговаривала, болтала, иногда весьма озорно».
Часть своих ранних произведений композитор уничтожил и, за исключением «Фантастических танцев», не опубликовал ни одного из сочинений, написанных до Первой симфонии. «Фантастические танцы» (1926) быстро завоевали популярность и прочно вошли в музыкально-педагогический репертуар.
Цикл «Прелюдий» отмечен поисками новых приемов и путей. Музыкальный язык здесь лишен вычурности, нарочитой сложности. Отдельные черты индивидуального композиторского стиля тесно переплетаются с типично русским мелосом.
Фортепианная соната №1 (1926) первоначально была названа «Октябрьской», представляет собой дерзкий вызов условностям и академизму. В произведении отчетливо прослеживается влияние фортепианного стиля Прокофьева.
Характер цикла фортепианных пьес «Афоризмы» (1927), состоящий из 10 пьес, напротив, отмечен камерностью, графичностью изложения.
В Первой Сонате и в «Афоризмах» Кабалевский видит «бегство от внешней красивости».
В 30-е годы (после оперы «Катерина Измайлова») появляются 24 прелюдии для фортепиано (1932-1933) и Первый фортепианный концерт (1933); в этих произведениях формируются те черты индивидуального фортепианного стиля Шостаковича, что позднее четко обозначатся во Второй сонате и фортепианных партиях Квинтета и Трио.
В 1950-51 появляется цикл «24 прелюдии и фуги» ор. 87, отсылающий по своей структуре к ХТК Баха. Кроме того, подобных циклов до Шостаковича не создавал ни один из русских композиторов.
Вторая фортепианная соната (ор. 61, 1942) написана под впечатлением смерти Л. Николаева (пианиста, композитора, педагога) и посвящена его памяти; одновременно она отразила события войны. Камерностью отмечен не только жанр, но и драматургия произведения.
«Быть может, нигде еще Шостакович не был так аскетичен в области фортепианной фактуры, как здесь» (Л. Данилевич).
Камерное творчество
Композитором создано 15 квартетов. К работе над Первым квартетом (ор. 40, 1938), по собственному признанию, он приступил «без особых мыслей и чувств».
Однако работа Шостаковича не только увлекла, но переросла в замысел создания цикла 24-х квартетов, по одному для каждой тональности. Однако жизнь распорядилась так, что этому замыслу не было суждено воплотиться.
Рубежным сочинением, завершившим его довоенную линию творчества, стал Квинтет для двух скрипок, альта, виолончели и фортепиано (1940).
Это – «царство спокойных размышлений, овеянных лирической поэзией. Здесь – мир высоких мыслей, сдержанных, целомудренно ясных чувств, сочетающихся с праздничным весельем и пасторальными образами» (Л. Данилевич).
Позже композитор такого спокойствия в своем творчестве уже обрести не мог.
Так, в Трио памяти Соллертинского воплощены как воспоминания об ушедшем друге, так и мысли обо всех, кто погиб в страшное военное время.
Кантатно-ораториальное творчество
Шостаковичем создан новый тип оратории, особенности которого заключаются в широком использовании песенных и иных жанров и форм, а также – публицистичности и плакатности.
Эти черты воплотила солнечно-светлая оратория «Песнь о лесах», создававшаяся «по горячим следам событий», связанных с активизацией «зеленого строительства» – созданием лесозащитных полос. Содержание ее раскрывается в 7 частях
(«Когда окончилась война», «Оденем Родину в леса», «Воспоминание о прошлом», «Пионеры сажают леса», «Сталинградцы выходят вперед», «Будущая прогулка», «Слава»).
Близка стилю оратории кантата «Над Родиной нашей солнце сияет» (1952) на сл. Долматовского.
И в оратории, и в кантате наблюдается тенденция к синтезу песенно-хоровой и симфонической линий творчества композитора.
Примерно в этот же период появляется цикл из 10 поэм для смешанного хора без сопровождения на слова революционных поэтов рубежа столетий (1951), являющийся выдающимся образцом революционного эпоса. Цикл – первое произведение в творчестве композитора, где отсутствует инструментальная музыка. Некоторые критики считают, что произведения, созданные на слова Долматовского, посредственного, но занимавшего в советской номенклатуре большое место, помогали композитору заниматься творчеством. Так, один из циклов на слова Долматовского был создан сразу после 14-ой симфонии, как бы в противовес ей.
Киномузыка
Киномузыка играет огромную роль в творчестве Шостаковича. Он – один из пионеров этого рода музыкального искусства, реализовавшего его извечное стремление ко всему новому, неизведанному. В то время кино еще было немым, и музыка для кинофильмов рассматривалась как эксперимент.
Создавая музыку для кинофильмов, Дмитрий Дмитриевич стремился не к собственно иллюстрации зрительного ряда, но – эмоционально-психологическому воздействию, когда музыка вскрывает глубинный психологический подтекст происходящего на экране. Кроме того, работа в кино побудила композитора обратиться к неизвестным ему ранее пластам национального народного творчества. Музыка к кинофильмам помогала композитору тогда, когда не звучали его основные произведения. Так же, как переводы помогали Пастернаку, Ахматовой, Мандельштаму.
Некоторые из кинофильмов с музыкой Шостаковича (это были разные фильмы) :
«Юность Максима», «Молодая гвардия», «Овод», «Гамлет», «Король Лир» и др.
Музыкальный язык композитора нередко не соответствовал утвердившимся нормам, во многом отражал его личные качества: он ценил юмор, острое слово, сам отличался остроумием.
«Серьезность в нем сочеталась с живостью характера» (Тюлин).
Впрочем, нельзя не отметить, что музыкальный язык Дмитрия Дмитриевича со временем становился все более мрачным. И если говорить о юморе, то с полной уверенностью можно назвать его сарказмом (вокальные циклы на тексты из журнала «Крокодил», на стихи капитана Лебядкина, героя романа Достоевского «Бесы»)
Композитор, пианист, Шостакович также был педагогом (профессор Ленинградской консерватории), воспитавшим целый ряд выдающихся композиторов, в числе которых – Г. Свиридов, К. Караев, М. Вайнберг, Б. Тищенко, Г. Уствольская и др.
Для него огромное значение имела широта кругозора, и он всегда чувствовал и отмечал разницу между внешне-эффектной и глубоко-внутренней эмоциональной стороной музыки. Заслуги композитора получили высочайшую оценку: Шостакович находится в числе первых лауреатов Государственной премии СССР, награжден орденом Трудового Красного Знамени (что было в то время достижимым лишь для очень немногих композиторов).
Впрочем, сама человеческая и музыкальная судьба композитора – это иллюстрация трагедии гения в .
Вам понравилось? Не скрывайте от мира свою радость - поделитесьОтправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
Размещено на http://www.allbest.ru/
Санкт-Петербургский Государственный Университет
Реферат на тему:
“ Творчество Д.Д. Шостаковича ”
Санкт-Петербург, 2011 г.
В ведение
Шостакович Дмитрий Дмитриевич (1906-1975) - один из крупнейших композиторов современности, выдающийся пианист, педагог и общественный деятель. Шостакович был удостоен звания Народного артиста СССР (1954), Героя Социалистического Труда (1966), Государственной премии СССР (1941, 1942, 1946, 1950, 1952, 1968), Государственной премии РСФСР (1974), премии им. Сибелиуса, Международной премии мира (1954). Почетный член академий и университетов многих стран мира.
Сегодня Шостакович - один из самых исполняемых в мире композиторов. Его творения - это истинные выражения внутренней человеческой драмы и летописи ужасных страданий, выпавших на XX-й век, где глубоко личное переплетается с трагедией человечества.
Жанровое и эстетическое разнообразие музыки Шостаковича огромно. Если использовать общепринятые понятия, то в ней сочетаются элементы музыки тональной, атональной и ладовой, в творчестве композитора переплетаются модернизм, традиционализм, экспрессионизм и «большой стиль».
О Шостаковиче написано очень много. Детально изучены почти все его произведения, определено его отношение к жанрам музыки, исследованы разные грани его стиля и жизни. В результате сложилась большая и разнообразная по тематике литература: от глубоких исследований до полубульварных публикаций.
Произведения Д.Д. Шостаковича
шостакович симфонизм композитор поэма
Польского происхождения, Дмитрий Шостакович родился в Санкт-Петербурге 12(25) сентября 1906 г., умер в Москве 9 августа 1975г. Отец - инженер-химик, любитель музыки. Мать - одаренная пианистка, она дала первоначальные навыки игры на фортепиано. После занятий в частной музыкальной школе в 1919 г. Шостакович принят в Петроградскую консерваторию по классу фортепиано, позже стал заниматься композицией. Еще студентом он начал работать - был тапером во время показа "немых" кинофильмов.
В 1923 г. Шостакович окончил консерваторию как пианист (у Л.В. Николаева), а в 1925 г. - как композитор. Его дипломной работой была Первая симония. Она стала крупнейшим событием музыкальной жизни и положила начало мировой известности автора.
Уже в Первой симфонии можно видеть, как автор продолжает традиции П.И. Чайковского, Н.А. Римского-Корсакова, М.П. Мусоргского, Лядова. Все это проявляется как синтез ведущих течений, преломленных по-своему и свежо. Симфония отличается активностью, динамичным напором, неожиданными контрастами.
В эти же годы Шостакович концертирует как пианист. Он получил почетный диплом на первом Международном конкурсе им. Ф. Шопена в Варшаве, какое-то время стоял перед выбором - сделать своей профессией сочинение музыки или концертную деятельность.
После Первой симфонии началась краткая полоса экспериментов, поиска новых музыкальных средств. В это время появились: Первая соната для фортепиано (1926), пьеса "Афоризмы" (1927), Вторая симфония "Октябрь" (1927), Третья Симфония "Первомайская" (1929).
Появление кино- и театральной музыки ("Новый Вавилон" 1929), "Златые горы" 1931, спектакли "Клоп" 1929 и "Гамлет" 1932) связано с формированием новых образов, особенно социальной карикатуры. Продолжение этого было найдено в опере "Нос" (по Н.В. Гоголю 1928) и в опере "Леди Макбет Мценского уезда" ("Катерина Измайлова") по Н.С. Лескову (1932).
Сюжет одноименной повести Н.С. Лескова переосмыслен Шостаковичем как драма незаурядной женской натуры в условиях несправедливого общественного устройства. Сам автор назвал свою оперу "трагедией-сатирой". В ее музыкальном языке гротеск в духе "Носа" сочетается с элементами русского романса и протяжной песни. В 1934 опера была поставлена в Ленинграде и Москве, шла под названием "Катерина Измайлова"; затем последовал ряд премьер в театрах Северной Америки и Европы (опера 36 раз выходила в (заново переименованном) Ленинграде, 94 раза в Москве, ее также ставили в Стокгольме, Праге, Лондоне, Цюрихе и Копенгагене. Это был триумф и Шостаковича поздравляли как гения.)
Четвертая (1934), Пятая (1937), Шестая (1939) симфонии представляют собой новый этап в творчестве Шостаковича.
Развивая симфонический жанр, Шостакович одновременно придает все большее значение камерно-инструментальной музыке.
Появляются ясные, светлые, грациозные, уравновешенные Соната для виолончели и фортепиано (1934), Первый струнный квартет (1938), Квинтет для струнного квартета и фортепиано (1940) стали крупнейшими событиями музыкальной жизни.
Седьмая симфония (1941) стала музыкальным памятником Великой Отечественной войне. Продолжением ее идей стала Восьмая симфония.
В послевоенные годы все больше внимания Шостакович уделяет вокальному жанру.
Новая волна нападок на Шостаковича в прессе значительно превзошла ту, что поднялась в 1936. Вынужденный подчиниться диктату, Шостакович, "осознав ошибки", выступил с ораторией "Песнь о лесах" (1949), кантатой "Над Родиной нашей солнце сияет" (1952), музыкой к ряду фильмов исторического и военно-патриотического содержания и др., что отчасти облегчило его положение. Параллельно сочинялись произведения другого достоинства концерт N1 для скрипки с оркестром, вокальный цикл "Из еврейской народной поэзии" (оба 1948) (последний цикл никак не согласовывался с антисемитской политикой государства), струнные квартеты N4 и N5 (1949, 1952), цикл "24 прелюдии и фуги" для фортепиано (1951); за исключением последнего, все они были исполнены только после смерти Сталина.
Симфонизм Шостаковича дает интереснейшие примеры использования классического наследия бытовых жанров, массовых песен (Одиннадцатая симфония "1905 год" (1957), Двенадцатая симфония "1917 год" (1961)). Продолжением и развитием наследия Л.-В. Бетховена стала Тринадцатая симфония (1962), написанная на стихи Е. Евтушенко. Сам автор говорил, что в его Четырнадцатой симфонии (1969) использованы идеи "песен и плясок смерти" Мусоргского.
Важная веха - поэма "Казнь Степана Разина" (1964), она стала кульминацией эпической линии в творчестве Шостаковича.
Четырнадцатая симфония соединила достижения камерно-вокального, камерно-инструментального и симфонического жанров. На стихи Ф. Гарсия Локи, Т. Апполинаро, В. Кюхельбекера и Р.М. Рильке создано глубоко философское, лирическое произведение.
Завершением большой работы по развитию симфонического жанра явилась Пятнадцатая симфония (1971), которая объединила все лучшее, что было достигнуто на различных этапах творчества Д.Д. Шостаковича.
Сочинения:
Оперы - Нос (по Н.В. Гоголю, либретто Е.И. Замятина, Г.И. Ионина, А.Г. Прейса и автора, 1928, поставлена 1930, Ленинградский Малый оперный театр), Леди Макбет Мценского уезда (Катерина Измайлова, по Н.С. Лескову, либретто Прейса и автора, 1932, поставлена 1934, Ленинградский Малый оперный театр, Московский музыкальный театр им. В.И. Немировича-Данченко; новая редакция 1956, посвящена Н.В. Шостакович, поставлена 1963, Московский музыкальный театр им. К.С. Станиславского и В.И. Немировича-Данченко), Игроки (по Гоголю, не окончена, концертное исполнение 1978, Ленинградская филармония);
Балеты - Золотой век (1930, Ленинградский театр оперы и балета), Болт (1931, там же), Светлый ручей (1935, Ленинградский Малый оперный театр); музыкальная комедия Москва, Черемушки (либретто В.З. Масса и М.А. Червинского, 1958, поставлена 1959, Московский театр оперетты);
для солистов, хора и оркестра - оратория Песнь о лесах (слова Е.Я. Долматовского, 1949), кантата Над Родиной нашей солнце сияет (слова Долматовского, 1952), поэмы - Поэма о Родине (1947), Казнь Степана Разина (слова Е.А. Евтушенко, 1964);
для хора и оркестра - Гимн Москве (1947), Гимн РСФСР (слова С. П. Щипачёва, 1945);
для оркестра - 15 симфоний (№ 1, f-moll op. 10, 1925; № 2 - Октябрю, с заключительным хором на слова А.И. Безыменского, H-dur op. 14, 1927; № 3, Первомайская, для оркестра и хора, слова С.И. Кирсанова, Es-dur op. 20, 1929; .№ 4, c-moll op. 43, 1936; № 5, d-moll op. 47, 1937; № 6, h-moll op. 54, 1939; № 7, C-dur op. 60, 1941, посвящена городу Ленинграду; № 8, c-moll op. 65, 1943, посвящена Е.А. Мравинскому; № 9, Es-dur op. 70, 1945; № 10, e-moll op. 93, 1953; № 11, 1905 год, g-moll op. 103, 1957; № 12-1917 год, посвящена памяти В.И. Ленина, d-moll ор. 112, 1961; № 13, b-moll op. 113, слова Е.А. Евтушенко, 1962; № 14, op. 135, слова Ф. Гарсиа Лорки, Г. Аполлинера, В. К. Кюхельбекера и Р. М. Рильке, 1969, посвящена Б. Бриттену; № 15, op. 141, 1971), симфоническая поэма Октябрь (op. 131, 1967), увертюра на русские и киргизские народные темы (ор. 115, 1963), Праздничная увертюра (1954), 2 скерцо (ор. 1, 1919; ор. 7, 1924), увертюра к опере "Христофор Колумб" Дресселя (ор. 23, 1927), 5 фрагментов (ор. 42, 1935), Новороссийские куранты (1960), Траурно-триумфальный прелюд памяти героев Сталинградской битвы (ор. 130, 1967), сюиты - из оперы Нос (ор. 15-а, 1928), из музыки к балету Золотой век (ор. 22-а, 1932), 5 балетных сюит (1949; 1951; 1952; 1953; op. 27-a, 1931), из музыки к кинофильмам Златые горы (ор. 30-а, 1931), Встреча на Эльбе (ор. 80-а, 1949), Первый эшелон (ор. 99-а, 1956), из музыки к трагедии "Гамлет" Шекспира (ор. 32-а, 1932);
концерты для инструмента с оркестром - 2 для фортепьяно (c-moll ор. 35, 1933; F-dur op. 102, 1957), 2 для скрипки (a-moll op. 77, 1948, посвящён Д. Ф. Ойстраху; cis-moll ор. 129, 1967, посвящён ему же), 2 для виолончели (Es-dur ор. 107, 1959; G-dur op. 126, 1966);
для духового оркестра - Марш советской милиции (1970);
для джаз-оркестра - сюита (1934);
камерно-инструментальные ансамбли - для скрипки и фортепьяно- соната (d-moll ор. 134, 1968, посвящена Д. Ф. Ойстраху); для альта и фортепьяно- соната (ор. 147, 1975); для виолончели и фортепьяно-соната (d-moll ор. 40, 1934, посвящена В. Л. Кубацкому), 3 пьесы (ор. 9, 1923-24); 2 фортепьяно трио (ор. 8, 1923; op. 67, 1944, памяти И.П. Соллертинского), 15 струн, квартетов (№ l, C-dur op. 49, 1938: № 2, A-dur op. 68, 1944, посвящён В. Я. Шебалину; № 3, F-dur ор. 73, 1946, посвящён квартету им. Бетховена; № 4, D-dur op. 83, 1949; № 5, B-dur op. 92, 1952, посвящён квартету им. Бетховена; № 6, G-dur ор. 101, 1956; № 7, fis-moll op. 108, 1960, посвящён памяти Н. В. Шостакович; № 8, c-moll op. 110, 1960, посвящён памяти жертв фашизма и войны; № 9, Es-dur ор. 117, 1964, посвящён И. А. Шостакович; № 10, As-dur op. 118, 1964, посвящён М. С. Вайнбергу; № 11, f-moll ор. 122, 1966, памяти В. П. Ширииского; № 12, Des-dur ор. 133, 1968, поcвящён Д. M. Цыганову; № 13, b-moll, 1970, поcвящён В. В. Борисовскому; № 14, Fis-dur op. 142, 1973, поcвящён С. П. Ширинскому; №15, es-moll ор. 144, 1974), фортепьянный квинтет (g-moll op. 57, 1940), 2 пьесы для струнного октета (ор. 11, 1924-25);
для фортепьяно - 2 сонаты (C-dur ор. 12, 1926; h-moll op. 61, 1942, поcвящена Л.Н. Николаеву), 24 прелюдии (ор. 32, 1933), 24 прелюдии и фуги (op. 87, 1951), 8 прелюдий (op. 2, 1920), Афоризмы (10 пьес, op. 13, 1927), 3 фантастических танца (op. 5, 1922), Детская тетрадь (6 пьес, op. 69, 1945), Танцы кукол (7 пьес, без op., 1952);
для 2 фортепьяно - концертино (ор. 94, 1953), сюита (ор. 6, 1922, посвящена памяти Д. Б. Шостаковича);
для голоса с оркестром - 2 басни Крылова (ор. 4, 1922), 6 романсов на слова японских поэтов (ор. 21, 1928-32, поcвящён Н.В. Варзар), 8 английских и американских народных песен на тексты Р. Бёрнса и др. в переводе С. Я. Маршака (без op., 1944);
для хора с фортепьяно - Клятва наркому (cлова В.М. Саянова, 1942);
для хора a cappella - Десять поэм на слова русских революционных поэтов (ор. 88, 1951), 2 обработки русских народных песен (ор. 104, 1957), Верность (8 баллад на слова Е.А. Долматовского, ор. 136, 1970);
для голоса, скрипки, виолончели и фортепьяно- 7 романсов на слова А. А. Блока (ор. 127, 1967); вокальный цикл Из еврейской народной поэзии для сопрано, контральто и тенора с фортепьяно (ор. 79, 1948); для голоса с фортепьяно- 4 романса на слова А.С. Пушкина (ор. 46, 1936), 6 романсов на слова У. Рэли, Р. Бёрнса и У. Шекспира (ор. 62, 1942; вариант с камерным оркестра), 2 песни на слова М.А. Светлова (ор. 72, 1945), 2 романса на слова М.Ю. Лермонтова (ор. 84, 1950), 4 песни на слова Е.А. Долматовского (ор. 86, 1951), 4 монолога на слова А.С. Пушкина (ор. 91, 1952), 5 романсов на слова Е.А. Долматовского (ор. 98, 1954), Испанские песни (ор. 100, 1956), 5 сатир на слова С. Чёрного (ор. 106, 1960), 5 романсов на слова из журнала "Крокодил" (ор. 121, 1965), Весна (слова Пушкина, ор. 128, 1967), 6 стихотворений М.И. Цветаевой (ор. 143, 1973; вариант с камерным оркестром), сюита Сонеты Микеланджело Буонарроти (ор. 148, 1974; вариант с камерным оркестром); 4 стихотворения капитана Лебядкина (слова Ф. М. Достоевского, ор. 146, 1975);
для солистов, хора и фортепьяно - обработки русских народных песен (1951);
музыка к спектаклям драматических театров - "Клоп" Маяковского (1929, Москва, Театр им. В.Э. Мейерхольда), "Выстрел" Безыменского (1929, Ленинградский ТРАМ), "Целина" Горбенко и Львова (1930, там же), "Правь, Британия!" Пиотровского (1931, там же), "Гамлет" Шекспира (1932, Москва, Театр им. Вахтангова), "Человеческая комедия" Сухотина, по О. Бальзаку (1934, там же), "Салют, Испания" Афиногенова (1936, Ленинградский театр драмы им. Пушкина), "Король Лир" Шекспира (1941, Ленинградский Большой драматический театр им. Горького);
музыка к кинофильмам - "Новый Вавилон" (1929), "Одна" (1931), "Златые горы" (1931), "Встречный" (1932), "Любовь и ненависть" (1935), "Подруги" (1936), трилогия - "Юность Максима" (1935), "Возвращение Максима" (1937), "Выборгская сторона" (1939), "Волочаевские дни" (1937), "Друзья" (1938), "Человек с ружьем" (1938), "Великий гражданин" (2 серии, 1938-39), "Глупый мышонок" (мультфильм, 1939), "Приключения Корзинкиной" (1941), "Зоя" (1944), "Простые люди" (1945), "Пирогов" (1947), "Молодая гвардия" (1948), "Мичурин" (1949), "Встреча на Эльбе" (1949), "Незабываемый 1919-й год" (1952), "Белинский" (1953), "Единство" (1954), "Овод" (1955), "Первый эшелон" (1956), "Гамлет" (1964), "Год, как жизнь" (1966), "Король Лир" (1971) и др.;
инструментовка сочинений других авторов - М.П. Мусоргского - опер "Борис Годунов" (1940), "Хованщина" (1959), вокального цикла "Песни и пляски смерти" (1962); оперы "Скрипка Ротшильда" В.И. Флейшмана (1943); хоров А.А. Давиденко - "На десятой версте" и "Улица волнуется" (для хора с оркестра, 1962).
О бщество и Д.Д. Ш остакович
Шостакович вошел в музыку 20 века быстро и со славой. Его первая симфония в короткий срок обошла многие концертные залы мира, сообщив о рождении нового таланта. В последующие годы молодой композитор пишет много и по-разному - удачно и не очень, отдаваясь, собственные замыслы и выполняя заказы театров, кино, заражаясь исканиями разноголосового художественного окружения и отдавая дань политическому ангажементу. Отделить художественный радикализм от политического в те годы было достаточно сложно. Футуризм, с его идеей «производственной целесообразности» искусства, откровенным антииндивидуализмом и апелляцией к «массовости», в чем-то смыкался с большевистской эстетикой. Отсюда двойственность произведений (вторая и третья симфония), созданные на столь популярную в те годы революционную тематику. Подобная двуадресность в целом была типичной в то время (например, театр Майерхольда или поэзия Маяковского). Новаторам искусства того времени казалось, что революция соответствует духу их смелых исканий и может только им способствовать. Позже они убедятся, на сколько наивной была их вера в революцию. Но в те годы, когда рождались первые крупные опусы Шостаковича - симфонии, опера «Нос», прелюдии - художественная жизнь действительно бурлила и кипела, а в атмосфере ярких новаторских начинаний, экстраординарных идей, пестрого смешения художественных направлений и безудержного экспериментирования мог найти применений своей бьющей через край творческой энергии любой молодой и сильный талант. И Шостакович в те годы в полной мере был захвачен потоком жизни. Динамика никак не располагала к спокойной медитации, и напротив требовала действенного, сегодняшнего, не злободневного искусства. И Шостакович, подобно многим художникам того времени, какое-то время сознательно стремился писать музыку, созвучную общей тональности эпохи.
Первый серьезный удар со стороны тоталитарной машины культуры Шостакович получил в 1936 г в связи с его постановкой второй (и последней) оперы «Леди Макбет Мценского уезда». Зловещий смысл таких политических разносов заключался в том, что в 1936 году уже во весь свой гигантский диапазон работал смертельный механизм репрессий. Идеологическая критика означала только одно: либо ты по «ту сторону баррикад», а значит и по ту сторону бытия, либо ты признаешь «справедливость критики», и тогда тебе даруется жизнь. Ценой отказа от собственного «я» Шостаковичу впервые пришлось сделать подобный мучительный выбор. Он «понял» и «признал», и более того, снял с премьеры четвертую симфонию.
Последующие симфонии (пятая и шестая) были трактованы официальной пропагандой как акт «осознания», «исправление». По сути Шостакович по-новому использовал формулу симфонии, камуфлируя содержание. Тем не мене официальная пресса поддержала (да и не могла не поддержать) эти сочинения, ибо в противном случае партии большевиков пришлось бы признать полную несостоятельность своей критики.
Свою репутацию «советского патриота» Шостакович подтвердил во время войны, написав свою седьмую «Ленинградскую» симфонию. В третий раз (после первой и пятой) композитор пожинал плоды успеха, и не только в своей стране. Его авторитет как мэтра современной музыки, уже казалось, был признан. Однако это не помешало власти в 1948 году подвергнуть его политическому избиению и травле в связи с выходом в свет постановления ЦК ВКП(б) «Об опере «Великая дружба» В. Мурадели». Критика была свирепой. Шостакович был изгнан и Московской и Ленинградской консерваторий, где до того преподавал, исполнение его произведение оказалось под запретом. Но композитор не сдавался и продолжал работать. Лишь в 1958 году, через 5 лет после смерти Сталина, постановление было официально признано ошибочным, если и не по своим положениям, но во всяком случае по отношению к некоторым композиторам. С этого времени официальное положение Шостаковича стало улучшаться. Он - признанный классик советской музыки, государство уже не критикует, а приближает к себе. За внешним благополучием стояло постоянное и усиливающееся давление на композитора, под которым Шостакович написал ряд сочинений. Самым тяжелым давлением оказалось тогда, когда Шостаковича, проча его в руководители Союза композиторов РСФСР, стали заставлять его вступить в партию, что требовалось по статусу этой должности. В то время подобные поступки рассматривались как дань правилам игры и стали явлением почти бытового плана. Членство в партии приобрело чисто формальный характер. И всё же вступление в партию Шостакович переживал мучительно.
Т радиция
На исходе 20 века, когда с высот его последнего десятилетия открывается вид на прошлое, место Шостаковича определяется в русле классической традиции. Классической не по стилевым признакам и не в смысле неоклассицистских ретроспекций, а по глубокому существу понимания назначения музыки, по всей совокупности составляющих музыкального мышления. Всё, чем оперировал композитор, создавая свои опусы, какими бы они новаторскими в то время не казались, в конечном счете имело своим истоком венский классицизм, а также - и шире - гомофонную систему в целом вместе с тонально-гармонической основой, набором типовых форм, составом жанров и пониманием их специфики. Шостакович завершал эпоху в истории новоевропейской музыки, начало которой относится к 18 веку и связано с именами Баха, Гайдна и Моцарта, хотя и не ограничивается ими. В этом смысле Шостакович сыграл по отношению к классико-романтической эпохе ту же роль, что и Бах по отношению к эпохе барокко. Композитор синтезировал в своем творчестве многие линии в развитии европейской музыки последних столетий и выполнял эту завершающую функцию в то время, когда уже в полную меру развивались совершенно иные направления, и брала старт новая концепция музыки.
Шостаковичу было далеко чуждо отношение к музыке как к самодовлеющей игре звуковых форм. Вряд ли мог бы он согласиться со Стравинским в том, что музыка, если что-то и выражает, то только самое себя. Шостакович был традиционен в том, что подобно великим творцам музыки до него видел в ней средство самореализации композитора - не только как музыканта, способного творить, но и как человека. Он не только не отстранялся от то ужасающей реальности, которую наблюдал вокруг, но, напротив, переживал её как собственную судьбу, как судьбу целых поколений, страны в целом.
Язык произведений Шостаковича мог сформироваться только до послевоенного авангарда, и традиционен в том смысле, что для него полностью сохраняют своё значение такие факторы как интонации, лад, тональность, гармония, метроритм, типовая форма, исторически сложившаяся система жанров европейской академической традиции. И хотя это другая интонация, особые типы ладов, новое понимание тональности, собственная система гармонии, по-новому трактованные форма и жанр, уже присутствие этих уровней музыкального языка говорит о принадлежности к традиции. При этом все открытия того времени балансировали на грани возможного, расшатывая исторически сложившуюся систему языка, но оставаясь в пределах выработанных ей категорий. Благодаря новациям гомофонная концепция музыкального языка раскрывала еще неисчерпанные резервы, неистраченные возможности, доказывала свою широту и перспективы развития. Под знаком этих перспектив прошла большая часть истории музыки 20 века, и Шостакович внес в неё несомненный вклад.
Советский симфонизм
Зимой 1935 года Шостакович участвовал в дискуссии о советском симфонизме, проходившей в Москве три дня - с 4 по 6 февраля. Это было одно из самых значительных выступлений молодого композитора, намечавшее направленность дальнейшей работы. Откровенно он подчеркивал сложность проблем на этапе становления симфонического жанра, опасность решения их стандартными «рецептами», выступал против преувеличения достоинств отдельных произведений, критикуя, в частности, Третью и Пятую симфонии Л. К. Книппера за «разжеванность языка», убогость и примитивность стиля. Он смело утверждал, что «.. .советского симфонизма не существует. Надо быть скромным и признать, что мы не имеем еще музыкальных произведений, в развернутой форме отражающих стилевые, идейно-эмоциональные разрезы нашей жизни, причем отражающих в прекрасной форме... Надо признать, что в нашей симфонической музыке мы имеем лишь некоторые тенденции к образованию нового музыкального мышления, робкие наметки будущего стиля...».
Шостакович призывал воспринять опыт и достижения советской литературы, где близкие, сходные проблемы уже нашли осуществление в произведениях М. Горького и других мастеров слова. Музыка от литературы отставала по мнению Шостаковича.
Рассматривая развитие современного художественного творчества, он видел приметы сближения процессов литературы и музыки, начинавшегося в советской музыке неуклонного движения к лирико-психологическому симфонизму.
Для него не оставалось сомнения, что тематика и стиль его Второй и Третьей симфоний - пройденный этап не только собственного творчества, но и советского симфонизма в целом: метафорически обобщенный стиль изжил себя. Человек как символ, некая абстракция уходил из произведений искусства, чтобы стать в новых сочинениях индивидуальностью. Укреплялось более глубокое понимание сюжетности, без использования в симфониях упрощенных текстов хоровых эпизодов. Ставился вопрос о сюжетности «чистого» симфонизма.
Признав ограниченность недавних своих симфонических опытов, композитор ратовал за расширение содержания и стилевых источников советского симфонизма. С этой целью он обращал внимание на изучение зарубежного симфонизма, настаивал на необходимости выявления музыкознанием качественных отличий советского симфонизма от симфонизма западного.
Отталкиваясь от Малера, он говорил о лирической исповедальной симфонии с устремлением во внутренний мир современника. Пробы продолжали предприниматься. Соллертинский, лучше кого бы то ни было знавший о замыслах Шостаковича, на дискуссии о советском симфонизме говорил: «С большим интересом ожидается нами появление Четвертой симфонии Шостаковича» и пояснял определенно: «.. .это произведение будет на большую дистанцию от тех трех симфоний, которые Шостакович написал раньше. Но симфония пока еще находится в эмбриональном состоянии».
Спустя два месяца после дискуссии - в апреле 1935 года композитор объявил: «Сейчас у меня на очереди большой труд - Четвертая симфония.
Весь бывший у меня музыкальный материал для этого произведения теперь мною забракован. Симфония пишется заново. Так как это для меня чрезвычайно сложная и ответственная задача, я хочу сперва написать несколько сочинений камерного и инструментального стиля».
Летом 1935 года Шостакович решительно ничем не в состоянии был заниматься, кроме бесчисленных камерных и симфонических отрывков, в русло которых вошла и музыка к фильму «Подруги».
Осенью того же года он в очередной раз приступил к написанию Четвертой симфонии, твердо решив, какие бы трудности его ни ожидали, довести работу до завершения, осуществить фундаментальное полотно, еще весной обещанное как «своего рода кредо творческой работы».
Начав писать симфонию 13 сентября 1935 года, он к концу года полностью закончил первую и в основном вторую части. Писал быстро, порой даже судорожно, выкидывая целые страницы и заменяя их новыми; почерк клавирных эскизов неустойчивый, беглый: воображение обгоняло запись, ноты опережали перо, лавиной стекая на бумагу.
Статьи 1936 года послужили источником узкого и одностороннего понимания таких важнейших принципиальных вопросов советского искусства, как вопрос об отношении к классическому наследству, проблема традиций и новаторства. Традиции музыкальной классики рассматривались не как основа для дальнейшего развития, а в качестве некоего неизменного норматива, за пределы которого нельзя было выходить. Подобный подход сковывал новаторские искания, парализовывал творческую инициативу композиторов.
Эти догматические установки не могли приостановить рост советского музыкального искусства, но они, несомненно, осложняли его развитие, вызывали ряд коллизий, приводили к значительным смещениям в оценках».
О коллизиях и смещениях в оценке явлений музыки свидетельствовали развернувшиеся острые споры и дискуссии того времени.
Оркестровка Пятой симфонии характеризуется, по сравнению с Четвертой, большим равновесием между медными и струнными инструментами с перевесом в сторону струнных: в Ларго медная группа вообще отсутствует. Тембровые выделения подчинены существенным моментам развития, из них вытекают, ими диктуются. От неуемной щедрости балетных партитур Шостакович обратился к экономии тембров. Оркестровая драматургия определена общей драматургической направленностью формы. Интонационное напряжение создается сочетанием мелодического рельефа и его оркестрового обрамления. Устойчиво определяется и сам состав оркестра. Пройдя через разные пробы (до четверного в Четвертой симфонии), Шостакович теперь придерживался тройного состава - он утверждался именно с Пятой симфонии. Как в ладовой организации материала, так и в оркестровке без ломки, в рамках общепринятых составов композитор варьировал, раздвигал тембровые возможности, часто за счет солирующих голосов, применения фортепиано (примечательно, что, введя его в партитуру Первой симфонии, Шостакович затем обходился без фортепиано во Второй, Третьей, Четвертой симфониях и вновь его включил в партитуру Пятой). При этом возрастало значение не только тембровой расчлененности, но и тембровой слитности, чередования больших тембровых пластов; в кульминационных фрагментах преобладал прием использования инструментов в самых высоких экспрессивных регистрах, без басовой или с незначительной басовой поддержкой (примеров таких в Симфонии немало).
Ее форма знаменовала упорядочение, систематизацию прежних осуществлений, достижение строго логической монументальности.
Отметим типичные для Пятой симфонии черты формообразования сохраняющиеся и развивающиеся в дальнейшем творчестве Шостаковича.
Возрастает значение эпиграфа-вступления. В Четвертой симфонии это был жесткий, судорожный мотив, здесь - суровая, величавая мощь запева.
В первой части выдвигается роль экспозиции, увеличиваются ее объем, эмоциональная целостность, что оттеняется и оркестровкой (звучание струнных в экспозиции). Преодолеваются структурные границы между главной и побочной партиями; противопоставляются не столько они, сколько значительные разделы как в экспозиции, так и в разработке. Качественно изменяется реприза, превращаясь в кульминационный пункт драматургии с продолжением тематического развития: иногда тема приобретает новый образный смысл, что приводит к дальнейшему углублению конфликтно-драматургических черт цикла.
Развитие не прекращается и в коде. И здесь продолжаются тематические трансформации, ладовые преобразования тем, их динамизация средствами оркестровки.
В финале Пятой симфонии активного конфликта, как в финале предыдущей Симфонии, автор не дал. Финал упростился. «На большом дыхании Шостакович ведет нас к ослепительному свету, в котором исчезают все горестные переживания, все трагические конфликты трудного предшествующего пути» (Д. Кабалевский). Вывод звучал подчеркнуто позитивно. «В центре замысла своего произведения я поставил человека со всеми его переживаниями,- пояснял Шостакович,- и финал Симфонии разрешает трагедийно-напряженные моменты первых частей в жизнерадостном, оптимистическом плане».
Такой финал подчеркивал классические истоки, классическую преемственность; в его лапидарности наиболее четко проявилась тенденция: создавая свободный тип трактовки сонатной формы, не отходить от классической основы.
Летом 1937 года началась подготовка к декаде советской музыки в ознаменование двадцатилетия Великой Октябрьской социалистической революции. Симфонию включили в программу декады. В августе Фриц Штидри уехал за рубеж. Сменивший его М. Штейман не был способен на должном уровне представить новое сложное сочинение. Исполнение поручили Евгению Мравинскому. Шостакович едва был с ним знаком: в консерваторию Мравинский поступил в 1924 году, когда Шостакович обучался на последнем курсе; балеты Шостаковича в Ленинграде и Москве шли под управлением А. Гаука, П. Фельдта, Ю. Фай-ера, симфонии «ставили» Н. Малько, А. Гаук. Мравинский находился в тени. Индивидуальность его формировалась медленно: в 1937 году ему было тридцать четыре года, но за филармоническим пультом он появлялся не часто. Замкнутый, сомневающийся в своих силах, он на этот раз принял предложение представить публике новую симфонию Шостаковича без колебаний. Вспоминая необычную для себя решительность, дирижер впоследствии и сам не мог ее психологически объяснить.
Почти два года музыка Шостаковича не звучала в Большом зале. Часть оркестрантов относилась к ней с настороженностью. Дисциплина оркестра без волевого главного дирижера снижалась. Репертуар филармонии вызывал критику прессы. Сменилось руководство филармонии: молодой композитор Михаил Чудаки, ставший директором, только-только входил в дело, намечая привлечь к работе И.И. Соллертинского, композиторскую и музыкально-исполнительскую молодежь.
Без колебаний М.И. Чудаки распределил ответственные программы между тремя дирижерами, начинавшими активную концертную деятельность: Е.А. Мравинским, Н.С. Рабиновичем и К.И. Элиасбергом.
Весь сентябрь Шостакович жил только судьбой Симфонии. Сочинение музыки к фильму «Волочаевские дни» отодвигал. От других заказов отказывался, ссылаясь на занятость.
Большую часть времени проводил в филармонии. Играл Симфонию. Мравинский слушал и спрашивал.
На согласие дирижера дебютировать с Пятой симфонией повлияла надежда получить в процессе исполнительской работы помощь от автора, опереться на его знания и опыт. Метод кропотливого Мравинского поначалу настораживал Шостаковича. «Мне показалось, что он слишком много копается в мелочах, слишком много внимания уделяет частностям, и мне показалось, что это повредит общему плану, общему замыслу. О каждом такте, о каждой мысли Мравинский учинял мне подлинный допрос, требуя от меня ответ на все возникавшие у него сомнения».
З аключение
Д.Д. Шостакович - художник сложной, трагической судьбы. Преследуемый на протяжении почти всей своей жизни, он мужественно переносил тралю и гонения ради того, что составляло в его жизни главное - ради творчества. Порой, в сложных условиях политических репрессий ему приходилось маневрировать, но без этого его творчества не было бы вообще. Многие из тех, кто начинал вместе с ним, погибли, многие сломались. Он выдержал и выжил, вынес всё и сумел реализовать своё призвание. Важно не только то, как его видят и слышат сегодня, но и то, кем он был для своих современников. Его музыка долгие годы оставалась отдушиной, которая на короткие часы позволяла расправить грудь и дышать свободно. Звучание музыки Шостаковича всегда было не только праздником искусства. Её умели слушать и уносить из концертных залов.
Список использованной литературы
1. Л. Третьякова «Страницы советской музыки», М.
2. М. Арановский, Музыкальные «Антиутопии» Шостаковича, глава 6 из книги «Русская музыка 20 века».
3. Хентова С.Д. Шостакович. Жизнь и творчество: Монография. В 2-х книгах, книга 1.-Л.: Сов. композитор, 1985. С. 420.
5. Интернет-портал http://peoples.ru/
Размещено на Allbest.ru
Подобные документы
Детские годы русского советского композитора, выдающегося пианиста, педагога и общественного деятеля Дмитрия Дмитриевича Шостаковича. Учеба в Коммерческой гимназии Марии Шидловской. Первые уроки игры на фортепиано. Основные произведения композитора.
презентация , добавлен 25.05.2012
Биография и творческий путь Шостаковича - советского композитора, пианиста, педагога и общественного деятеля. Пятая симфония Шостаковича, продолжающая традиции таких композиторов, как Бетховен и Чайковский. Сочинения военных лет. Прелюдия и фуга ре мажор.
контрольная работа , добавлен 24.09.2014
Характеристика биографии и творчества Д. Шостаковича - одного из крупнейших композиторов советского периода, чья музыка отличается богатством образного содержания. Жанровый диапазон творчества композитора (вокальная, инструментальная сфера, симфония).
реферат , добавлен 03.01.2011
Киномузыка в творчестве Д.Д. Шостаковича. Трагедия У. Шекспира. История создания и жизнь в искусстве. История создания музыки к фильму Г. Козинцева. Музыкальное воплощение основных образов кинофильма. Роль музыки в драматургии фильма "Гамлет".
курсовая работа , добавлен 23.06.2016
Творческий путь Дмитрия Дмитриевича Шостаковича, его вклад в музыкальную культуру. Создание гениальным композитором симфоний, инструментальных и вокальных ансамблей, хоровых сочинений (ораторий, кантаты, хоровых циклов), опер, музыки к кинофильмам.
реферат , добавлен 20.03.2014
Детские годы. Музыкальное развитие юного пианиста и композитора. Шостакович - исполнитель и композитор. Творческий путь. Послевоенные годы. Основные произведения: "Седьмая симфония", опера "Катерина Измайлова".
дипломная работа , добавлен 12.06.2007
Метод работы с жанровыми моделями в творчестве Шостаковича. Преобладание традиционных жанров в творчестве. Особенности выбора автором жанровых тематических первооснов в Восьмой симфонии, анализ их художественной функции. Ведущая роль жанровой семантики.
курсовая работа , добавлен 18.04.2011
Русская композиторская школа. "Копировка" с Вивальди у Бортнянского. Основоположник русской профессиональной музыки Михаил Глинка. Обращение к языческим праистокам Игоря Стравинского. Воздействие музыки Дмитрия Шостаковича. Творчество Фредерика Шопена.
реферат , добавлен 07.11.2009
Фольклорные течения в музыке первой половины XX века и творчество Белы Бартока. Балетные партитуры Равеля. Театральные опусы Д.Д. Шостаковича. Фортепианные произведения Дебюсси. Симфонические поэмы Рихарда Штрауса. Творчество композиторов группы "Шести".
шпаргалка , добавлен 29.04.2013
Серебряный век как период в истории русской культуры, хронологически связываемый с началом XX века. Краткая биографическая справка из жизни Александра Скрябина. Соответствие цветов и тональностей. Революционность творческих исканий композитора и пианиста.
Дмитрий Шостакович (А. Ивашкин)
Еще, казалось бы, совсем недавно премьеры сочинений Шостаковича входили в привычный ритм повседневности. Мы не всегда успевали даже отмечать их строгую последовательность, означенную неуклонной поступью опусов. Опус 141 - Пятнадцатая симфония, опус 142 - цикл на стихи Марины Цветаевой, опусы 143 и 144 - Четырнадцатый и Пятнадцатый квартеты, опус 145 - цикл на стихи Микеланджело и, наконец, опус 147 - альтовая соната, прозвучавшая впервые уже после смерти композитора. Последние сочинения Шостаковича оставляли слушателей потрясенными: музыка затрагивала самые глубокие и волнующие проблемы бытия. Возникало чувство приобщения к ряду высочайших ценностей человеческой культуры, к тому художественному абсолюту, который вечно присутствует для нас в музыке Баха, Бетховена, Малера, Чайковского, в поэзии Данте, Гете, Пушкина. Слушая музыку Шостаковича, невозможно было оценивать, сравнивать - каждый невольно подпадал под магическое воздействие звуков. Музыка захватывала, пробуждала бесконечный ряд ассоциаций, вызывала трепет глубокого и очищающего душу переживания.
Встречая композитора на последних концертах, мы в то же время явственно, остро ощущали "вневременность", вечность его музыки. Живой облик Шостаковича- нашего современника - стал неотделим от подлинной классичности его творений, создаваемых сегодня, но навечно. Вспоминаются строки, написанные Евтушенко в год смерти Анны Ахматовой: "Ахматова вневременна была, о ней и плакать как-то не пристало. Не верилось, когда она жила, не верилось, когда ее не стало". Искусство Шостаковича было и глубоко современным, и "вневременным". Следя за появлением каждого нового сочинения композитора, мы невольно соприкасались с невидимым ходом музыкальной истории. Гениальность Шостаковича делала это соприкосновение неизбежным. Когда же композитора не стало, трудно было сразу поверить в это: невозможно было представить современность без Шостаковича.
Музыка Шостаковича самобытна и в то же время традиционна. "При всей своей оригинальности Шостакович не бывает специфичным. В этом он - классичнее классиков",- пишет о своем учителе Б. Тищенко . Шостакович, действительно, классичнее классиков в той мере обобщенности, с которой он подходит и к традиции, и к новациям. В его музыке мы не встретим никакого буквализма, стереотипа. Стиль Шостаковича явился блестящим выражением общей для музыки XX века тенденции (а во многом и определил собою эту тенденцию): суммирование лучших достижений искусства всех времен, их свободное существование и взаимопроникновение в "организме" музыкального потока современности. Стиль Шостаковича - это синтез значительнейших завоеваний художественной культуры и их преломление в художественной психологии человека нашего времени.
Трудно лаже просто перечислить все то, что так или иначе было претворено и отразилось в столь характерном для нас теперь рисунке творческого почерка Шостаковича. В свое время этот "упрямый" рисунок не вписывался ни в одно из известных и модных направлений. "Я чувствовал новизну и индивидуальность музыки,- вспоминает Б. Бриттен о своем первом знакомстве с произведениями Шостаковича в 30-х годах,- несмотря на то, что она, естественно, уходила своими корнями в великое прошлое. В ней были использованы приемы всех времен, и тем не менее она оставалась ярко характерной... Критики не могли "пристегнуть" эту музыку ни к одной из школ". И это не удивительно: музыка Шостаковича "вобрала" в себя множество истоков в их как весьма конкретном, так и опосредованном виде. Многое в окружающем мире оставалось близким Шостаковичу на протяжении всей его жизни. Музыка Баха, Моцарта, Чайковского, Малера, проза Гоголя, Чехова и Достоевского, наконец, искусство современников - Мейерхольда, Прокофьева, Стравинского, Берга - вот лишь краткий перечень постоянных привязанностей композитора.
Необыкновенная широта интересов не разрушала "монолитности" стиля Шостаковича, но придавала этой монолитности удивительную объемность и глубокую историческую оправданность. Симфонии, оперы, квартеты, вокальные циклы Шостаковича должны были появиться в XX веке столь же неизбежно как и теория относительности, теория информации, законы расщепления атома. Музыка Шостаковича была таким же результатом развития цивилизации, таким же завоеванием человеческой культуры, как и великие научные открытия нашего столетия. Творчество Шостаковича стало необходимым звеном в цепи высоковольтных передач единой линии истории.
Как никто другой, Шостакович определил содержание русской музыкальной культуры XX столетия. "В появлении его заключается для всех нас, русских, нечто бесспорно пророческое. Появление его сильно способствует освещению... дороги нашей новым направляющим светом. В этом-то смысле (он) есть пророчество и "указание"". Эти слова Достоевского о Пушкине можно отнести и к творчеству Шостаковича. Его искусство во многом явилось тем же "уяснением" (Достоевский) содержания новой русской культуры, каким творчество Пушкина было для своего времени. И если поэзия Пушкина выразила и направила психологию и настрой человека послепетровской эпохи, то музыка Шостаковича - на протяжении всех десятилетий творчества композитора- определяла мировоззрение человека XX века, воплощая столь многообразные его черты. По произведениям Шостаковича можно было бы изучить, исследовать многие особенности духовного строя современного русского человека. Это предельная эмоциональная открытость и в то же время особая склонность к глубокому размышлению, анализу; это яркий, сочный юмор без оглядки на авторитеты и тихое поэтичное созерцание; это простота высказывания и тонкий склад психики. От русского искусства Шостакович унаследовал полнокровие, эпический размах и широту образов, безудержный темперамент самовыражения.
Он чутко воспринял и утонченность, психологическую точность и достоверность этого искусства, неоднозначность его предметов, динамическую, импульсивную природу творчества. Музыка Шостаковича может и спокойно "живописать", и выражать острейшие коллизии. Необыкновенная зримость внутреннего мира произведений Шостаковича, захватывающая острота настроений, мыслей, конфликтов, выраженных в его музыке,- все это также черты русского искусства. Вспомним романы Достоевского, буквально с головой вовлекающие нас в мир своих образов. Таково и искусство Шостаковича - музыку его невозможно слушать равнодушно. "Шостакович,- писал Ю. Шапорин ,- едва ли не самый правдивый и честный художник нашего времени. Отражает ли он мир личных переживаний, обращается ли к явлениям общественного порядка, всюду видна эта, присущая его творчеству, черта. Не потому ли его музыка с такой силой воздействует на слушателя, заражая даже тех, кто внутренне ей противится?"
Искусство Шостаковича обращено во внешний мир, к человечеству. Формы этого обращения - самые различные: от плакатной яркости театральных постановок с музыкой молодого Шостаковича, Второй и Третьей симфоний, от искрящегося остроумием "Носа" до высокого трагедийного пафоса "Катерины Измайловой", Восьмой, Тринадцатой и Четырнадцатой симфоний и потрясающих откровений поздних квартетов и вокальных циклов, как бы складывающихся в предсмертную "исповедь" художника. Говоря о разном, "изображая" или "выражая", Шостакович остается предельно взволнованным, искренним: "Композитор должен переболеть своим произведением, переболеть своим творчеством". В этой "самоотдаче" как цели творчества - также чисто русская природа искусства Шостаковича.
При всей своей открытости, музыка Шостаковича далека от упрощенчества. Произведения композитора - всегда свидетельства его строгой и рафинированной эстетики. Даже обращаясь к массовым жанрам-песне, оперетте, Шостакович остается верным чистоте всего почерка, ясности и стройности мышления. Любой жанр для него - это прежде всего высокое искусство, отмеченное печатью безукоризненного мастерства.
В этой чистоте эстетики и редкой художественной значительности, наполненности творчества - огромное значение искусства Шостаковича для формирования духовных и общехудожественных представлений человека нового типа, человека нашей страны. Шостакович соединил в своем творчестве живой импульс нового времени со всеми лучшими традициями русской культуры. Он связал энтузиазм революционных преобразований, пафос и энергию переустройства с тем углубленным, "концепционным" типом мировоззрения, который был столь характерен для России на рубеже XIX и XX веков и ярко проявился в творчестве Достоевского, Толстого, Чайковского. В этом смысле искусство Шостаковича перебрасывает мост от века XIX к последней четверти нашего столетия. Вся русская музыка середины XX века так или иначе была определена творчеством Шостаковича.
Еще в 30-х годах В. Немирович-Данченко выступал против "узкого понимания Шостаковича". Этот вопрос остается актуальным и теперь: широкий стилистический спектр творчества композитора порой неоправданно сужается и "выпрямляется". А между тем искусство Шостаковича многозначно, как многозначна вся художественная культура нашего времени. "В широком смысле,- пишет М. Сабинина в своей диссертации, посвященной Шостаковичу,- индивидуально неповторимым свойством стиля Шостаковича служит колоссальное многообразие составляющих элементов при необычайной интенсивности их синтеза. Органичность и новизна результата обусловлены магией гениальности, способной знакомое превратить в ошеломляющее откровение, и вместе с тем добыты в процессе длительного освоения, дифференциации и переплавки. Отдельные стилевые элементы как самостоятельно найденные, впервые вводимые в обиход большого искусства, так и заимствованные из исторических "кладовых", вступают в новые отношения и связи друг с другом, приобретая совершенно новое качество". В творчестве Шостаковича - многообразие самой жизни, ее асхематичность, принципиальная невозможность однозначного видения действительности, поразительное соединение быстротечности повседневных событий и философски обобщенного осмысления истории. Лучшие творения Шостаковича отражают тот "космос", который периодически - в истории культуры - проявляется в самых значительных, этапных произведениях, становящихся квинтэссенцией особенностей целой эпохи. Таков "космос" "Фауста" Гете и "Божественной комедии" Данте: насущные и острые вопросы современности, волновавшие их создателей, пропущены сквозь толщу истории и как бы присоединены к череде вечных философских и этических проблем, всегда сопутствующих развитию человечества. Тот же "космос" ощутим и в искусстве Шостаковича, соединяющем жгучую остроту сегодняшней действительности и свободный диалог с прошлым. Вспомним Четырнадцатую, Пятнадцатую симфонии - их всеохватность поразительна. Но дело даже не в каком-то одном, конкретном произведении. Все творчество Шостаковича было неустанным созданием единого сочинения, соотносимого с "космосом" мироздания и человеческой культуры.
Музыке Шостаковича близка и классика, и романтизм,- имя композитора на Западе часто связывается с "новым" романтизмом, идущим от Малера и Чайковского. Язык Моцарта и Малера, Гайдна и Чайковского всегда оставался созвучным его собственному высказыванию. "Моцарт,- писал Шостакович,- это молодость музыки, это вечно юный родник, несущий человечеству радость весеннего обновления и душевной гармонии. Звучание его музыки неизменно рождает во мне волнение, подобное тому, которое мы испытываем при встрече с любимым другом юности". О музыке Малера Шостакович говорил своему польскому другу К. Мейеру : "Если бы кто-нибудь мне сказал, что мне осталось жить только час, я хотел бы послушать последнюю часть Песни о Земле".
Малер оставался любимейшим композитором Шостаковича на протяжении всей его жизни, причем со временем близкими становились разные стороны малеровского мировосприятия. Молодого Шостаковича привлекал философский и художественный максимализм Малера (откликом явилась безудержная, разрушающая всякие условные границы стихия Четвертой симфонии и более ранних сочинений), затем - малеровская эмоциональная обостренность, "взвинченность" (начиная с "Леди Макбет"). Наконец, поздний период творчества весь (начиная со Второго виолончельного концерта) проходит под знаком созерцательности малеровских Adagio "Песен об умерших детях" и "Песни о Земле".
Особенно велика была привязанность Шостаковича к русской классике - и прежде всего к Чайковскому, Мусоргскому. "Я не написал еще ни одной строчки, достойной Мусоргского",-говорил композитор. Он любовно выполняет оркестровые редакции "Бориса Годунова" и "Хованщины", оркеструет вокальный цикл "Песни и пляски смерти", а свою Четырнадцатую симфонию создает как своеобразное продолжение этого цикла. И если принципы драматургии, развития образов, развертывания музыкального материала в произведениях Шостаковича во многом близки Чайковскому (об этом речь впереди), то их интонационный строй прямо вытекает из музыки Мусоргского. Можно провести много параллелей; одна из них - удивительная: тема финала Второго виолончельного концерта почти точно совпадает с началом "Бориса Годунова". Трудно сказать, случайная ли это "аллюзия" стиля Мусоргского, вошедшего в кровь и плоть Шостаковича, или намеренная "цитата" - одна из многих, носящих в позднем творчестве Шостаковича "этический" характер. Неоспоримо одно: безусловно "авторское свидетельство" глубокой близости Мусоргского духу музыки Шостаковича.
Вобрав в себя множество разных истоков, искусство Шостаковича осталось чуждым их буквальному исполь-зованию. "Неисчерпаемый потенциал традиционного", столь ощутимый в творениях композитора, не имеет ни-чего общего с эпигонством. Шостакович никогда и никому не подражал. Уже самые ранние его сочинения - фортепианные "Фантастические танцы" и "Афоризмы", Две пьесы для октета, Первая симфония поразили своей необычайной самобытностью и зрелостью. Достаточно сказать, что Первая симфония, прозвучавшая в Ленинграде, когда ее автору не было и двадцати лет, быстро вошла в репертуар многих крупнейших оркестров мира. В Берлине ею продирижировал Б. Вальтер (1927), в Филадельфии - Л. Стоковский , в Нью-Йорке - А. Родзинский и позднее - А. Тосканини . А опера "Нос", написанная в 1928 году, то есть почти полвека назад! Эта партитура сохраняет свою свежесть и остроту и по сей день, являясь одним из самых оригинальных и ярких произведений для оперной сцены, созданных в XX веке. Даже сейчас, для слушателя, искушенного звучаниями всевозможных авангардистских опусов, язык "Носа" остается предельно современным и смелым. Прав оказался И. Соллертинский , написавший в 1930 году после премьеры оперы: "Нос" - орудие дальнобойное. Иначе говоря, это вложение капитала, которое не сразу окупает себя, зато потом даст отличные результаты". Действительно, партитура "Носа" воспринимается теперь как своего рода маяк, освещающий путь развития музыки на много лет вперед, и может служить идеальным "пособием" для молодых композиторов, желающих изучить новейшую технику письма. Недавние постановки "Носа" в Московском камерном музыкальном театре и в ряде зарубежных стран прошли с триумфальным успехом, подтвердив подлинную современность этой оперы.
Шостаковичу были подвластны все таинства музыкальной техники XX века. Он хорошо знал и ценил творчество классиков нашего столетия: Прокофьева, Бартока, Стравинского, Шенберга, Берга, Хиндемита.. Портрет Стравинского постоянно лежал на письменном столе Шостаковича в последние годы жизни. О своей увлеченности его творчеством Шостакович писал еще в ранние годы: "С юношеской страстностью я стал тщательно изучать музыкальных новаторов, тогда только я понял, что они гениальны, особенно Стравинский... Только тогда я почувствовал, что мои руки развязаны, что дарование мое свободно от рутины". Интерес к новому сохранялся у Шостаковича до последних дней жизни. Он хочет знать все: новые произведения своих коллег и учеников - М. Вайнберга, Б. Тищенко, Б. Чайковского, последние опусы зарубежных композиторов. Так, в частности, большой интерес Шостакович проявлял к польской музыке, постоянно знакомясь с сочинениями В. Лютославского, К. Пендерецкого, Г. Бацевич, К. Мейера и других.
В своем творчестве - на всех его этапах - Шостакович применял самые новые, самые смелые приемы современной композиторской техники (в их числе - элементы додекафонии, сонористики, коллажа). Однако эстетика авангарда оставалась чуждой Шостаковичу. Творческий почерк композитора был на редкость индивидуальным и "монолитным", не подчиняясь капризам моды, но, напротив, во многом направляя поиск в музыке XX века. "Шостакович вплоть до самых последних своих опусов проявлял неистощимую изобретательность, готов был к эксперименту и творческому риску... Но тем более верным, рыцарски верным оставался по отношению к основам своего стиля. Или - если сказать шире - к основам такого искусства, которое никогда не теряет нравственного самоконтроля, ни при каких условиях не отдает себя во власть субьективистских капризов, деспотических причуд, интеллектуальных забав" (Д. Житомирский ). Сам композитор в последнем зарубежном интервью предельно ясно говорит об особенностях своего мышления, об опосредованном и органичном соединении элементов разных техник и разных стилей в своем творчестве: "Я решительный противник метода, при котором композитор применяет какую-то систему, ограничиваясь только ее рамками и нормативами. Но если композитор чувствует, что ему нужны элементы той или иной техники, он вправе брать все, что ему доступно, и использовать это так, как он находит нужным. Поступать так - его абсолютное право. Но если вы берете одну какую-нибудь технику - будь то алеаторика или додекафония - и не вкладываете в произведение ничего, кроме этой техники,- это ваша ошибка. Нужен синтез, органичное соединение".
Именно этот синтез, подчиненный яркой индивидуальности композитора, отличает стиль Шостаковича от характерного плюрализма музыки нашего столетия и, особенно, послевоенного времени, когда разнообразие стилистических направлений и их свободное соединение в творчестве одного художника стало нормой и даже достоинством. Тенденции плюрализма распространились не только в музыке, но и в других областях современной западной культуры, явившись в какой-то степени отражением калейдоскопичности, ускорения темпа жизни, невозможности фиксации и осмысления каждого ее момента. Отсюда - и большая динамика протекания всех процессов культуры, перенесение акцента с осознания незыблемости художественных ценностей на их смену. По меткому выражению современного французского историка П. Рикера , ценности "не являются более ни истинными, ни ложными, но разными". Плюрализм знаменовал собой новый аспект видения и оценки действительности, когда для искусства стал характерен интерес не к сущности, но к быстросменяемости явлений, причем фиксация этой быстросменяемости сама по себе рассматривалась как выражение сущности (в этом смысле показательны некоторые крупные современные сочинения, использующие принципы полистилистики и монтажа, например Симфония Л. Берио ). Самый дух музыки лишается, если воспользоваться грамматическими ассоциациями, "понятийных" конструкций и переполняется "глагольностью", а мировоззрение композитора уже не соотносится с теми или иными проблемами, но, скорее, лишь с констатацией их существования. Понятно, почему Шостакович оказался далек от плюрализма, почему характер его искусства остался "монолитным" на протяжении многих десятилетий, в то время как вокруг бушевали "приливы" и "отливы" самых разных течений. Искусство Шостаковича - при всей своей всеохватности - всегда было сущностным, проникающим в самые глубины человеческого духа и мироздания, несовместимым с суетностью и "сторонней" наблюдательностью. И в этом также Шостакович оставался наследником классического, и прежде всего русского классического, искусства, всегда стремившегося "дойти до самой сути".
Реальность - основной "предмет" творчества Шостаковича, событийная толща жизни, ее неисчерпаемость - источник замыслов и художественных концепций композитора. Подобно Ван Гогу он мог бы сказать: "Я хочу, чтобы все мы стали рыбаками в том море, которое называется океаном реальности". Музыка Шостаковича далека от абстракций, она как бы концентрированное, до предела сжатое и сгущенное время человеческой жизни. Реальность искусства Шостаковича не скована никакими рамками; художник с одинаковой убедительностью воплощал противоположные начала, полярные состояния - трагедийное, комическое, философски созерцательное, окрашивая их в тона непосредственного, сиюминутного и сильного душевного переживания. Весь широкий и разный круг образов музыки Шостаковича доводится до слушателя на сильнейшем эмоциональном накале. Так, трагедийное, по меткому выражению Г. Орджоникидзе, лишено у композитора "эпической дистанции", отстраненности и воспринимается как непосредственно драматическое, как предельно реальное, разворачивающееся у нас на глазах (вспомним хотя бы страницы Восьмой симфонии!). Комическое - настолько обнажено, что порой доходит до броскости шаржа или пародии ("Нос", "Золотой век", "Четыре стихотворения капитана Лебядкина", романсы на слова из журнала "Крокодил", "Сатиры" на стихи Саши Черного).
Удивительное единство "высокого" и "низкого", грубо бытового и возвышенного, как бы опоясывающее крайние проявления природы человека,- характерная черта искусства Шостаковича, перекликающаяся с творчеством многих художников нашего времени. Вспомним "Возвращенную молодость" и "Голубую книгу" М. Зощенко , "Мастера и Маргариту" М. Булгакова . Контрасты разных- "реальных" и "идеальных" - глав этих произведений говорят о презрении к низменным сторонам жизни, о непреходящем, заложенном в самом существе человека стремлении к возвышенному, к истинно идеальному, слитному с гармонией природы. То же ощутимо и в музыке Шостаковича и, быть может, особенно ясно - в его Тринадцатой симфонии. Она написана предельно простым, почти плакатным языком. Текст (Е. Евтушенко ) как бы просто передает события, музыка же "очищает" идею сочинения. Эта идея проясняется в последней части: музыка здесь просветляется, как бы находя выход, новое русло, восходя к идеальному образу красоты и гармонии. После сугубо земных, даже бытовых картин действительности ("В магазине", "Юмор") горизонт раздвигается, колорит истончается - вдали мы видим почти неземной пейзаж, сродни тем подернутым легкой голубой дымкой далям, которые столь значимы в картинах Леонардо. Материальность деталей исчезает бесследно (как не вспомнить здесь последние главы "Мастера и Маргариты"). Тринадцатая симфония - пожалуй, наиболее яркое, беспримесное выражение "художественной полифонии" (выражение В. Бобровского ) творчества Шостаковича. В той или иной степени она присуща любому произведению композитора, все они - образы того океана реальности, который представлялся Шостаковичу необыкновенно глубоким, неисчерпаемым, многозначным и полным контрастов.
Внутренний мир произведений Шостаковича многозначен. В то же время и взгляд художника на мир внешний не оставался неизменным, по-разному расставляя акценты на личностном и обобщенно-философском аспектах восприятия. Тютчевское "Все во мне и я во всем" не было чуждо Шостаковичу. Искусство его может быть с равным правом названо и летописью, и исповедью. При этом летопись не становится формальной хроникой или внешним "показом", мысль композитора не растворяется в объекте, но подчиняет его себе, формируя как предмет человеческого познания, человеческого чувствования. И тогда становится понятным смысл такой летописи - она заставляет с новой силой непосредственного переживания представлять то, что волновало целые поколения людей нашей эпохи. Шостакович выразил живой пульс своего времени, оставив его как памятник для грядущих поколений.
Если симфонии Шостаковича - и особенно Пятая, Седьмая, Восьмая, Десятая, Одиннадцатая - это панорама важнейших особенностей и событий эпохи, данных в русле живого человеческого восприятия, то квартеты и вокальные циклы - во многом "портрет" самого композитора, летопись его собственной жизни; это, выражаясь словами Тютчева, "я во всем". Квартетное - и в целом камерное - творчество Шостаковича действительно напоминает портретную живопись; отдельные опусы здесь - как бы разные этапы самовыражения, разные краски для передачи одного и того же на различных временных отрезках жизни. Шостакович начал писать квартеты сравнительно поздно - уже после появления Пятой симфонии, в 1938 году, и возвращался к этому жанру с удивительным постоянством и регулярностью, двигаясь как бы по временной спирали. Пятнадцать квартетов Шостаковича - параллель лучшим творениям русской лирической поэзии XX века. В их звучании, далеком от всего внешнего,- тонкие и порой едва уловимые оттенки смысла и настроения, глубокие и точные наблюдения, складывающиеся постепенно в цепь волнующих зарисовок состояний человеческой души.
Объективно-обобщенное содержание симфоний Шостаковича облекается в предельно яркое, эмоционально открытое звучание - "летопись" оказывается окрашен-ной сиюминутностью переживания. В то же время личностное, сокровенное, выраженное в квартетах, звучит порой более мягко, более созерцательно и даже чуть "отстраненно" Исповедь художника никогда не бывает кричащим воплем души, не Становится чрезмерно интимной. (Эта особенность была свойственна и чисто человеческим чертам Шостаковича, не любившего выставлять напоказ свои чувства и мысли. В этой связи характерно его высказывание о Чехове: "Вся жизнь Чехова - образец чистоты, скромности, не показной, а внутренней... Я очень сожалею о том, что была опубликована переписка Антона Павловича с О. Л. Книппер-Чеховой , настолько интимная, что не хотелось бы многое видеть напечатанным".)
Искусство Шостаковича в разных своих жанрах (а порой и в пределах одного и того же жанра) выразило и личностный аспект всеобщего, и всеобщее, окрашенное индивидуальностью эмоционального переживания. В последних творениях композитора эти две линии как бы сошлись воедино, как сходятся линии в глубокой живописной перспективе, предполагая предельно объемное и совершенное видение художника. И действительно, та высокая точка, тот широкий угол зрения, под которым Шостакович наблюдал мир в последние годы жизни, сделали его видение универсальным не только в пространстве, но и во времени, охватывающим воедино все аспекты бытия. Последние симфонии, инструментальные концерты, квартеты и вокальные циклы, обнаруживая явное взаимопроникновение и взаимовлияние (Четырнадцатая и Пятнадцатая симфонии, Двенадцатый, Тринадцатый, Четырнадцатый и Пятнадцатый квартеты, циклы на стихи Блока, Цветаевой и Микеланджело),- это уже не просто "летопись" и не просто "исповедь". В этих опусах, складывающихся в единый поток размышлений художника о жизни и смерти, о прошедшем и грядущем, о смысле человеческого существования, воплощена нерасчленимость личностного и всеобщего, их глубокая взаимосвязь в бесконечном течении времени.
Музыкальный язык Шостаковича ярок и характерен. Смысл того, о чем говорит художник, подчеркивается необыкновенно выпуклой подачей текста, его явной направленностью на слушателя. Высказывание композитора всегда отточено и как бы заострено (будь то обостренность образная или эмоциональная). Быть может, здесь сказалась та театральность мышления композитора, которая проявилась уже в самые ранние годы его творчества, в совместной работе с Мейерхольдом, Маяковским,
В содружестве с Мастерами кинематографа. Эта театральность, а скорее, характерность, зримость музыкальных образов уже тогда, в 20-х годах, была не внешне иллюстративной, но глубоко оправданной психологической. "Музыка Шостаковича рисует движение человеческой мысли, а не зрительные образы",- говорит К. Кондрашин . "Жанровость и характеристичность,- пишет В. Богданов-Березовский в своих воспоминаниях о Шостаковиче,- имеют не столько колористическую, живописную, сколько портретную, психологическую направленность. Шостакович рисует не орнамент, не красочный комплекс, а состояние". Со временем характерность и выпуклость высказывания становятся важнейшим свойством психологии художника, проникая во все жанры его творчества и охватывая все компоненты образного строя - от едкой и острой сатиры "Носа" до трагических страниц Четырнадцатой симфонии. Всегда Шостакович говорит взволнованно, неравнодушно, ярко - его композиторская речь далека от холодного эстетства и формального "доведения до сведения". Более того, отточенность формы произведений Шостаковича, их мастерская отделка, совершенное владение оркестром - то, что вместе складывается в ясность и зримость языка - все это было вовсе не только наследием петербургской традиции Рим-ского-Корсакова - Глазунова, культивировавшей рафинированность техники (хотя "петербургское" в Шостаковиче очень сильно! * . Дело прежде всего в смысловой и образной отчетливости замыслов, подолгу вызревавших в сознании композитора, но рождавшихся почти моментально (фактически Шостакович "сочинял" в уме и садился записывать уже совершенно готовое сочинение ** . Внутренняя интенсивность образов рождала внешнее совершенство их воплощения.
* (В одной из бесед Шостакович заметил, указывая на том музыкального словаря: "Если мне суждено попасть в эту книгу, хочу, чтобы в ней было указано: родился в Ленинграде, умер там же". )
** (Это свойство композитора невольно вызывает в памяти гениальную способность Моцарта в едином миге "услышать" звучание всего произведения - и затем быстро записать его. Интересно, что Глазунов, принимавший Шостаковича в Петербургскую консерваторию, подчеркивал в нем "элементы моцартовского таланта". )
При всей яркости и характерности высказывания Шостакович не стремится эпатировать слушателя чем-то экстравагантным. Его речь проста и безыскуственна. Подобно классической русской прозе Чехова или Гоголя в музыке Шостаковича на поверхность вынесено лишь самое главное и наиболее существенное - то, что имеет первостепенное смысловое и выразительное значение. Для мира музыки Шостаковича всякая броскость, внешняя эффектность совершенно не приемлема. Образы здесь возникают не "вдруг", подобно яркой вспышке в темноте, но постепенно вырисовываясь в своем становлении. Такая процессуальность мышления, преобладание развертывания над "показом" - свойство, общее у Шостаковича с музыкой Чайковского. В основе симфонизма обоих композиторов лежат примерно одни законы, определяющие динамику звукового рельефа.
Общей является и поразительная устойчивость интонационного строя и идиом языка. Трудно, пожалуй, найти двух других композиторов, которые бы до такой степени были "мучениками" преследовавших их интонаций, сходных звуковых образов, проникающих в различные сочинения. Вспомним, например, характерные "роковые" эпизоды музыки Чайковского, его излюбленные секвенционные мелодические обороты или ставшие "нарицательными" ритмические структуры Шостаковича и специфические полутоновые сопряжения его мелодики.
И еще одна черта, чрезвычайно характерная для творчества обоих композиторов: это рассредоточенность высказывания во времени. "Шостакович по специфике своего дарования - не миниатюрист. Он мыслит, как правило, в широких временных масштабах. Музыка Шостаковича рассредоточена , и драматургия формы создается взаимодействием достаточно больших по своим временным масштабам разделов" (Э. Денисов ).
Для чего мы провели эти сравнения? Они проливают свет на пожалуй, самую значительную особенность мышления Шостаковича: его драматургический склад, родственный Чайковскому. Все произведения Шостаковича организованы именно драматургически , композитор выступает своеобразным "режиссером", разворачивая, режиссируя становление своих образов во времени. Каждое сочинение Шостаковича - это драма. Он не повествует, не описывает, не обрисовывает, но именно разворачивает основные конфликты. В этом - истинная зримость, характерность высказывания композитора, его яркость и взволнованность, апеллирующие к сопереживанию слушателя. Отсюда - и временная протяженность, антиафористичность его творений: протекание времени становится непременным условием существования мира образов музыки Шостаковича. Понятной становится и устойчивость "элементов" языка, отдельных мельчайших звуковых "организмов". Они существуют как своеобразный молекулярный мир, как материальная субстанция (подобно реальности слова у драматурга) и, вступая в соединения, образуют самые различные "постройки" человеческого духа, возводимые режиссирующей волей их творца.
"Может быть, мне и не следует сочинять. Однако жить без этого не могу",- признался Шостакович в одном из писем, закончив свою Пятнадцатую симфонию. Все позднее творчество композитора, с конца 60-х годов, приобретает особый, высочайший этический и почти "жертвенный" смысл:
Не спи, не спи, художник, Не предавайся сну,- Ты - вечности заложник У времени в плену!
Последние сочинения Шостаковича, по выражению Б. Тищенко , окрашены "заревом сверхзадачи": композитор как бы спешит на последнем отрезке своего земного существования поведать все самое существенное, самое сокровенное. Произведения 60-70-х годов - как бы огромная кода, где, как и во всякой коде, на первый план выдвигается вопрос времени, его протекания, его разомкнутости в вечности - и замкнутости, ограниченности в пределах человеческой жизни. Ощущение времени, его быстротечности присутствует во всех поздних сочинениях Шостаковича (почти "физическим" это ощущение становится в кодах Второго виолончельного концерта, Пятнадцатой симфонии, цикла на стихи Микеланджело). Художник поднимается высоко над повседневностью. С этой точки, доступной лишь ему, открывается смысл человеческой жизни, событий, смысл истинных и ложных ценностей. Музыка позднего Шостаковича говорит о самых общих и вечных, не подвластных времени проблемах бытия, об истине, о бессмертии мысли и музыки.
Искусство Шостаковича последних лет перерастает узко музыкальные рамки. Его сочинения воплощают в звуках пристальный взгляд великого художника на уходящую от него реальность, они становятся чем-то несравненно большим, чем просто музыка: выражением самой сути художественного творчества как познания таинств мироздания.
Звуковой мир последних творений Шостаковича, и особенно камерных, окрашен в неповторимые тона. Слагаемыми целого становятся самые разные, неожиданные и порой предельно простые элементы языка,- как те, которые и раньше бытовали в произведениях Шостаковича, так и другие, почерпнутые в самой толще музыкальной истории и в живом потоке современной музыки. Интонационный облик музыки Шостаковича меняется, но изменения эти вызваны не "техническими", а глубинными, мировоззренческими причинами - теми же, которые обусловили всю направленность позднего творчества композитора в целом.
Звуковая атмосфера поздних творений Шостаковича заметно "разрежена". Мы как бы поднимаемся вслед за художником на самые высочайшие и неприступные вершины человеческого духа. Отдельные интонации, звуковые фигуры становятся особенно ясно различимы в этой кристально чистой среде. Их значимость беспредельно возрастает. Композитор "режиссерски" выстраивает их в нужную для него последовательность. Он свободно "правит" в мире, где сосуществуют музыкальные "реалии" самых разных эпох и стилей. Это и цитаты - тени любимых композиторов: Бетховена, Россини, Вагнера, и свободные реминисценции музыки Малера, Берга, и даже просто отдельные элементы речи - трезвучия, мотивы, всегда существовавшие в музыке, но приобретающие теперь у Шостаковича новый смысл, становясь многозначным символом. Их дифференциация уже не столь существенна - важнее ощущение свободы, когда мысль скользит по плоскостям времени, улавливая единство непреходящих ценностей человеческого творчества. Здесь каждый звук, каждая интонация уже не воспринимаются непосредственно, но порождают длинный, почти бесконечный ряд ассоциаций, побуждая, скорее, не к сопереживанию, но к созерцанию. Этот ряд, возникая из простых "земных" созвучий, уводит - вслед за мыслью художника - беспредельно далеко. И оказывается, что сами звуки, создаваемая ими "оболочка" - лишь малая часть, лишь "контур" огромного, не имеющего границ духовного мира, приоткрываемого нам музыкой Шостаковича...
"Бег времени" жизни Шостаковича завершен. Но, вслед за творениями художника, перерастающими грани своей материальной оболочки, рамки земного существования их творца развертываются в вечность, открывая путь в бессмертие, предначертанный Шостаковичем в одном из последних его творений, цикле на стихи Микеланджело:
Я словно б мертв, но миру в утешенье Я тысячами душ живу в сердцах Всех любящих, и, значит, я не прах, И смертное меня не тронет тленье.
Шостакович Дмитрий Дмитриевич, родился 25 сентября 1906 в Петербурге, умер 9 августа 1975 в Москве. Герой Социалистического Труда (1966).
В 1916-1918 учился в Музыкальной школе И. Гляссера в Петрограде. В 1919 поступил в Петроградскую консерваторию и окончил ее в 1923 по классу фортепиано Л. В. Николаева, в 1925-по классу композиции М. О. Штейнберга; в 1927-1930 совершенствовался у М. О. Штейнберга в аспирантуре. С 1920-х гг. выступал как пианист. В 1927 участвовал в международном конкурсе имени Шопена в Варшаве, где был удостоен почетного диплома. В 1937-1941 и в 1945- 1948 преподавал в Ленинградской консерватории (с 1939 профессор). В 1943-1948 вел класс композиции в Московской консерватории В 1963-1966 руководил аспирантурой композиторского факультета Ленинградской консерватории. Доктор искусствоведения (1965). С 1947 неоднократно избирался депутатом Верховных Советов СССР и РСФСР. Секретарь Союза композиторов СССР (1957), председатель Правления Союза композиторов РСФСР (1960-1968). Член Советского Комитета защиты мира (1949), Всемирного Комитета защиты мира (1968). Президент Общества "СССР-Австрия" (1958). Лауреат Ленинской премии (1958). Лауреат Государственных премий СССР (1941, 1942, 1946, 1950, 1952, 1968). Лауреат Государственной премии РСФСР (1974). Лауреат Международной премии мира (1954). Заслуженный деятель искусств РСФСР (1942). Народный артист РСФСР (1948). Народный артист СССР (1954). Почетный член Международного музыкального совета ЮНЕСКО (1963). Почетный член, профессор, доктор многих научных и художественных институтов разных стран, в т. ч. Американского института искусств и литературы (1943), Шведской Королевской музыкальной академии (1954), Академии искусств ГДР (1955), Итальянской академии искусств "Санта Чечилия" (1956), Королевской музыкальной академии в Лондоне (1958), Оксфордского университета (1958), Мексиканской консерватории (1959), Американской академии наук (1959), Сербской академии искусств (1965), Баварской академии изящных искусств (1968), Нордвестернского университета (США, 1973), Французской академии изящных искусств (1975) и др.
Соч.: оперы - Нос (Ленинград, 1930), Леди Макбет Мценского уезда (Ленинград, 1934; новая ред.- Катерина Измайлова, Москва, 1963); инструментовка опер М. Мусоргского - Борис Годунов (1940), Хованщина (1959); балеты - Золотой век (Ленинград, 1930), Болт (Ленинград, 1931), Светлый ручей (Ленинград, 1936); муз. комедия Москва, Черемушки (Москва, 1959); для симф. орк. - симфонии I (1925), II (Октябрю, 1927), III (Первомайская, 1929), IV (1936), V (1937), VI (1939), VII (1941), VIII (1943), IX (1945), X (1953), XI (1905 год, 1957), XII (1917 год, памяти Владимира Ильича Ленина, 1961), XIII (1962), XIV (1969), XV (1971), Скерцо (1919), Тема с вариациями (1922), Скерцо (1923), Таити-трот, оркестровая транскрипция песни В. Юманса (1928), Две пьесы (Антракт, Финал, 1929), Пять фрагментов (1935), балетные сюиты I (1949), II (1961), III (1952), IV (1953), Праздничная увертюра (1954), Новороссийские куранты (Огонь вечной славы, 1960), Увертюра на русские и киргизские народные темы (1963), Траурно-триумфальный прелюд памяти героев Сталинградской битвы (1967), поэма Октябрь (1967); для солистов, хора и орк. - Поэма о Родине (1947), оратория Песнь о лесах (на ел. Е. Долматовского, 1949), поэма Казнь Степана Разина (на ел. Е. Евтушенко, 1964); для хора и орк. - для голоса и симф. орк. Две басни Крылова (1922), Шесть романсов на ел. японских поэтов (1928-1932), Восемь английских и американских народных песен (инструментовка, 1944), Из еврейской народной поэзии (оркестровая ред., 1963), Сюита наел. Микеланджело Буонаротти (оркестровая ред., 1974), инструментовка вокального цикла М. Мусоргского Песни пляски смерти (1962); для голоса и камерного орк. - Шесть романсов на стихи У. Ралея, Р. Бернса и В. Шекспира (оркестровый вариант, 1970), Шесть стихотворений Марины Цветаевой (оркестровый вариант, 1974); для ф-п. с орк. - концерты I (1933), II (1957), для скр. с орк.- концерты I (1948), II (1967); для влч. с орк. - концерты I (1959), II (1966), инструментовка Концерта Р. Шумана (1966); для духового орк. - Две пьесы Скарлатти (транскрипция, 1928), Марш советской милиции (1970); для джаз-оркестра - Сюита (1934); струнные квартеты - I (1938), II (1944), III (1946), IV (1949), V (1952), VI (1956), Vlf (I960), Vllt (I960), fX (1964), X (1964), XI (1966), XII (1968), XIII (1970), XIV (1973), XV (1974); для скр., влч. и ф-п. - трио I (1923), II (1944), для струнного октета - Две пьесы (1924-1925); для 2-х скр., альта, влч. и ф-п. - Квинтет (1940); для ф-п. - Пять прелюдий (1920 - 1921), Восемь прелюдий (1919-1920), Три фантастических танца (1922), сонаты I (1926), II (1942), Афоризмы (десять пьес, 1927), Детская тетрадь (шесть пьес, 1944-1945), Танцы кукол (семь пьес, 1946), 24 прелюдии и фуги (1950-1951); для 2-х ф-п. - Сюита (1922), Концертино (1953); для скр. и ф-п. - Соната (1968); для влч. и ф-п. - Три пьесы (1923-1924), Соната (1934); для альта и ф-п. - Соната (1975); для голоса и ф-п. - Четыре романса на ел. А. Пушкина (1936), Шесть романсов на ел. У. Ралея, Р. Бернса, В. Шекспира (1942), Две песни на ел. М. Светлова (1945), Из еврейской народной поэзии (цикл для сопрано, контральто и тенора с сопровождением ф-п., 1948), Два романса на ел. М. Лермонтова (1950), Четыре песни на ел. Е. Долматовского (1949), Четыре монолога на ел. А. Пушкина (1952), Пять романсов на ел. Е. Долматовского (1954), Испанские песни (1956), Сатиры (Картинки прошлого, пять романсов на ел. Саши Черного, 1960), Пять романсов на ел. из журнала Крокодил (1965), Предисловие к полному собранию моих сочинений и размышление по поводу этого предисловия (1966), романс Весна, весна (ел. А. Пушкина, 1967), Шесть стихотворений Марины Цветаевой (1973), Сюита на ел. Микеланджело Буонаротти (1974), Четыре стихотворения капитана Лебядкина (из романа Ф. Достоевского "Подросток", 1975); для голоса, скр., влч. и ф-п. - Семь романсов на ел. А. Блока (1967); для хора без сопровождения - Десять поэм на ел. революционных поэтов конца XIX - начала XX столетия (1951), Две обработки рус. нар. песен (1957), Верность (цикл - баллада на ел. Е. Долматовского, 1970); музыка к драм, спектаклям, в т. ч. "Клоп" В. Маяковского (Москва, Театр им. В. Мейерхольда, 1929), "Выстрел" А. Безыменского (Ленинград, Театр рабочей молодежи, 1929), "Правь, Британия!" А. Пиотровского (Ленинград, Театр рабочей молодежи, 1931), "Гамлет" В. Шекспира (Москва, Театр им. Е. Вахтангова, 1931-1932), "Человеческая комедия", по О. Бальзаку (Москва, Театр им. Вахтангова, 1933-1934), "Салют, Испания" А. Афиногенова (Ленинград, Театр драмы им. А. Пушкина, 1936), "Король Лир" В. Шекспира (Ленинград, Большой драматический театр им. М. Горького, 1940); музыка к фильмам, в т. ч. "Новый Вавилон" (1928), "Одна" (1930), "Златые горы" (9131), "Встречный" (1932), "Юность Максима" (1934-1935), "Подруги" (1934-1935), "Возвращение Максима" (1936-1937), "Волочаевские дни" (1936-1937), "Выборгская сторона" (1938), "Великий гражданин" (две серии, 1938, 1939), "Человек с ружьем" (1938), "Зоя" (1944), "Молодая гвардия" (две серии, 1947-1948), "Встреча на Эльбе" (1948), "Падение Берлина" (1949), "Озод" (1955), "Пять дней - пять ночей" (1960), "Гамлет" (1963-1964), "Год, как жизнь" (1965), "Король Лир" (1970).
Осн. лит.: Мартынов И. Дмитрий Шостакович. М.- Л., 1946; Житомирский Д. Дмитрий Шостакович. М., 1943; Данилевич Л. Д. Шостакович. М., 1958; Сабинина М. Дмитрий Шостакович. М., 1959; Мазель Л. Симфония Д. Д. Шостаковича. М., 1960; Бобровский В. Камерные инструментальные ансамбли Д. Шостаковича. М., 1961; Бобровский В. Песни и хоры Шостаковича. М., 1962; Черты стиля Д. Шостаковича. Сборник теоретических статей. М., 1962; Данилевич Л. Наш современник. М., 1965; Должанский А. Камерные инструментальные произведения Д. Шостаковича. М., 1965; Сабинина М. Симфонизм Шостаковича. М., 1965; Дмитрий Шостакович (Из высказываний Шостаковича.- Современники о Д. Д. Шостаковиче.- Исследования). Сост. Г. Орджоникидзе. М., 1967. Хентова С. Молодые годы Шостаковича, кн. I. Л.-М., 1975; Шостакович Д. (Статьи и материалы). Сост. Г. Шнеерсон. М., 1976; Д. Д. Шостакович. Нотографический справочник. Сост. Е. Садовников, изд. 2-е. М., 1965.
