Роман «Мы» — это и предостережение, и пророчество. «Мы» Е. И. Замятина роман предупреждение сочинение III. Заключительное слово учителя
Евгений Замятин и его роман-предупреждение
(Урок литературы по роману Е. Замятина «Мы»)
Цели урока:
Образовательные:
Продолжить знакомство обучающихся с писателями начала XX века и их творчеством;
Способствовать развитию познавательной активности, мышления;
Учить обучающихся отстаивать свою точку зрения.
Развивающие:
Способствовать развитию УУД (анализ, сравнение, творческое мышление);
Формировать умение пользоваться литературоведческими терминами (утопия, антиутопия, портрет, художественная деталь);
Развивать у учащихся навыки критического мышления.
Воспитательная:
На примере героев произведения способствовать воспитанию у обучающихся нравственных ценностей, развитию личностных качеств.
Самое страшное в утопиях то,
что они сбываются…
Н.А. Бердяев
I . Работа с эпиграфом (слайд 2)
Прочитайте отрывок из стихотворения В. Кириллова «Мы».
Как вы думаете, о каком времени идет речь? По каким признакам вы определили это?
Учитель: Задача сегодняшнего урока – проанализировать отрывки (записи) из романа Е. Замятина «Мы», сделать вывод: о чем хотел предупредить людей автор своим произведением
II . Работа с презентацией (слайды 3 - 17)
1. Слайды 3-7 . Биографические сведения, относящиеся к моменту написания романа «Мы»
Без «такого писателя страна строящегося социализма могла обойтись». Какой смысл заключен в слове «такого». Каким человеком был Е. Замятин?
В чем заключается смысл писательского кредо автора романа «Мы»?
Обобщение ответов
2 . Слайды 8-11 . Работа с понятиями утопия и антиутопия
3. Слайды 12-17 . Обзорное знакомство с романом Е. Замятина «Мы»
Цель: Так как учащиеся не знакомы с содержанием романа, дать общее преставление о произведении, чтобы затем продолжить работу по анализу романа в группах.
III . Групповая работа (6 групп по три – четыре человека)
1. Слайд 18
Задача группам:
1. Проанализируйте отрывки романа Приложение1.
2. Ответьте на вопросы Приложение 2.
3. Попробуйте в ходе работы сформулировать и записать основные идеи романа
2. Обобщающая беседа
1. – Каким словом можно назвать такое государственное устройство, что изобразил Е. Замятин в романе? (тоталитарное) (слайд 19 )
Кто или что скрывается за
Обожаемым Благодетелем – Сталин, Гитлер
Хранителями – политическая полиция (органы НКВД)
Зеленой Стеной – железный занавес
Газовым Колоколом – газовая камера (воздействие на людей пытками) (слайд 20 )
2. Учитель: Е. Замятин изображает государство, где все счастливы. Но счастливы на первый взгляд. (слайд 21 ) Сцена бунта нумеров и расправы над некоторыми не оставляет равнодушным читателя. Но бунт подавлен. И-330 попадает в Газовый Колокол, главный герой подвергся Великой Операции и хладнокровно наблюдает за гибелью бывшей возлюбленной. Финал романа трагичен (последний абзац 40 записи). Означает ли это, что писатель не оставляет читателям надежды?
Обобщение ответов: Несмотря ни на что, И-330 не сдается, Д-503, как и других, насильно подвергли Операции, О-90 уходит за Зеленую Стену, чтобы родить ребенка, а не нумер для Единого Государства.
3. – Какие свои мысли хотел донести до читателей Е. Замятин (основные идеи романа) Слайды 22-24
Учитель: Задумайтесь над второй идеей романа - идея несвободы. В романе «Преступление и наказание» Достоевский говорит о гибельных последствиях СВОБОДЫ, то есть вседозволенности, и показывает это во сне Раскольникова об общей мировой язве и конце мира. Замятин же говорит о гибельных последствиях НЕСВОБОДЫ, когда уничтожается человеческая личность.
IV . Подведение итогов
Почему роман «Мы» Е. Замятина называют романом-предупреждением?
Обобщение: Своим романом Замятин предупреждает: боритесь за свою индивидуальность, личную свободу, убеждения, не дайте превратить себя в Нумеров, иначе это будет великая трагедия для всего человечества.
V. Домашнее задание
Сочинение в формате ЕГЭ по одной из проблем романа Замятина
Приложение 1
Запись 1-я
Конспект: Объявление. Мудрейшая из линий. Поэма
Я просто списываю -- слово в слово -- то, что сегодня напечатано в Государственной Газете:
"Через 120 дней заканчивается постройка ИНТЕГРАЛА. Близок великий, исторический час, когда первый ИНТЕГРАЛ взовьется в мировое пространство.. Если соседи не поймут, что мы несем им математически безошибочное счастье, наш долг заставить их быть счастливыми. Но прежде оружия мы испытаем слово.
От имени Благодетеля объявляется всем нумерам Единого Государства:
Всякий, кто чувствует себя в силах, обязан составлять трактаты, поэмы, манифесты, оды или иные сочинения о красоте и величии Единого Государства.
Это будет первый груз, который понесет ИНТЕГРАЛ.
Да здравствует Единое Государство, да здравствуют нумера, да здравствует Благодетель!"…
Я, Д-503, строитель "Интеграла", -- я только один из математиков Единого Государства. Мое привычное к цифрам перо не в силах создать музыки ассонансов и рифм. Я лишь попытаюсь записать то, что вижу, что думаю -- точнее, что мы думаем (именно так: мы, и пусть это "МЫ" будет заглавием моих записей).
Запись 2-я
Конспект: Балет. Квадратная гармония. Икс
Весна. Из-за Зеленой Стены, с диких невидимых равнин, ветер несет желтую медовую пыль каких-то цветов. От этой сладкой пыли сохнут губы -- ежеминутно возникают какие-то мысли. Это несколько мешает логически мыслить.
Но зато небо! Синее, не испорченное ни единым облаком (до чего были дики вкусы у древних, если их поэтов могли вдохновлять эти нелепые, безалаберные, глупотолкущиеся кучи пара). Я люблю -- уверен, не ошибусь, если скажу: мы любим только такое вот, стерильное, безукоризненное небо. В такие дни весь мир отлит из того же самого незыблемого, вечного стекла, как и Зеленая Стена, как и все наши постройки. …
Ну, вот хоть бы это. Нынче утром был я на эллинге, где строится "Интеграл", и вдруг увидел станки: с закрытыми глазами, самозабвенно, кружились шары регуляторов; мотыли, сверкая, сгибались вправо и влево; гордо покачивал плечами балансир; в такт неслышной музыке приседало долото долбежного станка. Я вдруг увидел всю красоту этого грандиозного машинного балета, залитого легким голубым солнцем.
И дальше сам с собою: почему красиво? Почему танец красив? Ответ: потому что это несвободное движение, потому что весь глубокий смысл танца именно в абсолютной, эстетической подчиненности, идеальной несвободе. И если верно, что наши предки отдавались танцу в самые вдохновенные моменты своей жизни (религиозные мистерии, военные парады), то это значит только одно: инстинкт несвободы издревле органически присущ человеку, и мы в теперешней нашей жизни -- только сознательно...
Кончить придется после: щелкнул нумератор. Я подымаю глаза: О-90, конечно. И через полминуты она сама будет здесь: за мной на прогулку.
Милая О! -- мне всегда это казалось -- что она похожа на свое имя: сантиметров на 10 ниже Материнской Нормы -- и оттого вся кругло обточенная, и розовое О -- рот -- раскрыт навстречу каждому моему слову. И еще: круглая, пухлая складочка на запястье руки -- такие бывают у детей.
Внизу. Проспект полон: в такую погоду послеобеденный личный час мы обычно тратим на дополнительную прогулку. Как всегда, Музыкальный Завод всеми своими трубами пел Марш Единого Государства. Мерными рядами, по четыре, восторженно отбивая такт, шли нумера -- сотни, тысячи нумеров, в голубоватых юнифах [*], с золотыми бляхами на груди -- государственный нумер каждого и каждой. И я -- мы, четверо, -- одна из бесчисленных волн в этом могучем потоке. Слева от меня О-90, справа -- два каких-то незнакомых нумера, женский и мужской.
Запись 4-я
Конспект: Эпилепсия. Если бы
Вот -- звонок. Мы встали, спели Гимн Единого Государства -- и на эстраде сверкающий золотым громкоговорителем и остроумием фонолектор.
…И я с трудом включил внимание только тогда, когда фонолектор перешел уже к основной теме: к нашей музыке, к математической композиции (математик -- причина, музыка -- следствие), к описанию недавно изобретенного музыкометра.
-- "...Просто вращая вот эту ручку, любой из вас производит до трех сонат в час. А с каким трудом давалось это вашим предкам. Они могли творить, только доведя себя до припадков "вдохновения" -- неизвестная форма эпилепсии. И вот вам забавнейшая иллюстрация того, что у них получалось, -- музыка Скрябина -- двадцатый век. Этот черный ящик (на эстраде раздвинули занавес и там -- их древнейший инструмент) -- этот ящик они называли "рояльным" или "королевским", что лишний раз доказывает, насколько вся их музыка..."…
Как обычно, стройными рядами, по четыре, через широкие двери все выходили из аудиториума. Мимо мелькнула знакомая двоякоизогнутая фигура; я почтительно поклонился.
Через час должна прийти милая О. Я чувствовал себя приятно и полезно взволнованным. Дома сунул дежурному свой розовый билет и получил удостоверение на право штор. Это право у нас только для определенных дней. А так среди своих прозрачных, как бы сотканных из сверкающего воздуха, стен -- мы живем всегда на виду, вечно омываемые светом. Нам нечего скрывать друг от друга. К тому же это облегчает тяжкий и высокий труд Хранителей. Иначе мало ли что могло быть. Возможно, что именно странные, непрозрачные обиталища древних породили эту их жалкую клеточную психологию. "Мой дом -- моя крепость" -- ведь нужно же было додуматься!
В 21 я опустил шторы -- и в ту же минуту вошла немного запыхавшаяся О. Протянула мне свой розовый билетик….
Потом показал ей свои "записи" и говорил -- кажется, очень хорошо -- о красоте квадрата, куба, прямой. Она так очаровательно-розово слушала -- и вдруг из синих глаз слеза, другая, третья -- прямо на раскрытую страницу (стр. 7-я). Чернила расплылись. Ну вот, придется переписывать.
Милый Д, если бы только вы, если бы...
Ну что "если бы"? Что "если бы"? Опять ее старая песня: ребенок.
22.05. Пора расставаться. Сон для всех. Появляться на улице нельзя. Иначе Хранители обвинят в--- Нельзя даже думать об---
Ночь была мучительна. Кровать подо мною подымалась, опускалась и вновь подымалась -- плыла по синусоиде. Я внушал себе: "Ночью -- нумера обязаны спать; это обязанность -- такая же, как работа днем. Это необходимо, чтобы работать днем. Не спать ночью -- преступно..." И все же не мог, не мог.
Запись 9-я
Конспект: Литургия. Ямбы и хорей. Чугунная рука
Площадь Куба. Шестьдесят шесть мощных концентрических кругов: трибуны. Торжественная литургия Единому Государству, воспоминание о крестных днях-годах Двухсотлетней Войны, величественный праздник победы всех над одним, суммы над единицей...
А наверху, на Кубе, возле Машины -- неподвижная, как из металла, фигура того, кого мы именуем Благодетелем. Лица отсюда, снизу, не разобрать: видно только, что оно ограничено строгими, величественными квадратными очертаниями. Но зато руки... Так иногда бывает на фотографических снимках: слишком близко, на первом плане поставленные руки -- выходят огромными, приковывают взор -- заслоняют собою все. Эти тяжкие, пока еще спокойно лежащие на коленях руки -- ясно: они -- каменные, и колени -- еле выдерживают их вес...
И вдруг одна из этих громадных рук медленно поднялась -- медленный, чугунный жест -- и с трибун, повинуясь поднятой руке, подошел к Кубу нумер. Это был один из Государственных Поэтов, на долю которого выпал счастливый жребий -- увенчать праздник своими стихами. И загремели над трибунами божественные медные ямбы -- о том, безумном, со стеклянными глазами, что стоял там, на ступенях, и ждал логического следствия своих безумств.
Снова медленный, тяжкий жест -- и на ступеньках Куба второй поэт. …Губы у него трясутся, серые. Я понимаю: пред лицом Благодетеля, пред лицом всего сонма Хранителей -- но все же: так волноваться...
Резкие, быстрые -- острым топором -- хореи. О неслыханном преступлении: о кощунственных стихах, где Благодетель именовался... нет, у меня не поднимается рука повторить.
Тяжкий, каменный, как судьба, Благодетель обошел Машину кругом, положил на рычаг огромную руку... Ни шороха, ни дыхания: все глаза -- на этой руке. Какой это, должно быть, огненный, захватывающий вихрь -- быть орудием, быть равнодействующей сотен тысяч вольт. Какой великий удел!
Неизмеримая секунда. Рука, включая ток, опустилась. Сверкнуло нестерпимо-острое лезвие луча -- как дрожь, еле слышный треск в трубках Машины. Распростертое тело -- все в легкой, светящейся дымке -- и вот на глазах тает, тает, растворяется с ужасающей быстротой. И -- ничего: только лужа химически чистой воды, еще минуту назад буйно и красно бившая в сердце...
Все это было просто, все это знал каждый из нас: да, диссоциация материи, да, расщепление атомов человеческого тела. И тем не менее это всякий раз было -- как чудо, это было -- как знамение нечеловеческой мощи Благодетеля.
Величественным шагом первосвященника Он медленно спускается вниз, медленно проходит между трибун -- и вслед Ему поднятые вверх нежные белые ветви женских рук и единомиллионная буря кликов. И затем такие же клики в честь сонма Хранителей, незримо присутствующих где-то здесь же, в наших рядах. Кто знает: может быть, именно их, Хранителей, провидела фантазия древнего человека, создавая своих нежно-грозных "архангелов", приставленных от рождения к каждому человеку.
Запись 16-я
Конспект: Желтое. Двухмерная тень. Неизлечимая душа
Не записывал несколько дней. Не знаю сколько: все дни -- один. Все дни -- одного цвета -- желтого, как иссушенный, накаленный песок, и ни клочка тени, ни капли воды, и по желтому песку без конца.
… -- Мне... мне надо в Медицинское Бюро.
За чем же дело? Чего же вы стоите здесь?
Нелепо опрокинутый, подвешенный за ноги, я молчал, весь полыхая от стыда.
Идите за мной, -- сурово сказал S.
… Двое: один -- коротенький, тумбоногий -- глазами, как на рога, подкидывал пациентов, и другой -- тончайший, сверкающие ножницы-губы, лезвие-нос...
Я кинулся к нему, как к родному, прямо на лезвия -- что-то о бессоннице, снах, тени, желтом мире. Ножницы-губы сверкали, улыбались.
Плохо ваше дело! По-видимому, у вас образовалась душа.
Душа? Это странное, древнее, давно забытое слово. Мы говорили иногда "душа в душу", "равнодушно", "душегуб", но душа --
Это... очень опасно, -- пролепетал я.
Неизлечимо, -- отрезали ножницы.
Но... собственно, в чем же суть? Я как-то не... не представляю.
Видите... как бы это вам... Ведь вы математик?
Да.
Так вот -- плоскость, поверхность, ну вот это зеркало. И на поверхности мы с вами, вот -- видите, и щурим глаза от солнца, и эта синяя электрическая искра в трубке, и вон -- мелькнула тень аэро. Только на поверхности, только секундно. Но представьте -- от какого-то огня эта непроницаемая поверхность вдруг размягчилась, и уж ничто не скользит по ней -- все проникает внутрь, туда, в этот зеркальный мир. …И понимаете: холодное зеркало отражает, отбрасывает, а это -- впитывает, и от всего след -- навеки. Однажды еле заметная морщинка у кого-то на лице -- и она уже навсегда в вас; однажды вы услышали: в тишине упала капля -- и вы слышите сейчас...
Да, да, именно... -- я схватил его за руку. - Но все-таки почему же вдруг душа? Не было, не было -- и вдруг... Почему ни у кого нет, а у меня...
…Он посмотрел на меня, рассмеялся остро, ланцетно.
Почему? А почему у нас нет перьев, нет крыльев -- одни только лопаточные кости -- фундамент для крыльев? Да потому что крылья уже не нужны -- есть аэро, крылья только мешали бы. Крылья -- чтобы летать, а нам уже некуда: мы -- прилетели, мы -- нашли. Не так ли?
Тот, другой, услышал, тумбоного протопал из своего кабинета, глазами подкинул на рога моего тончайшего доктора, подкинул меня.
В чем дело? Как: душа? Душа, вы говорите? Черт знает что! Этак мы скоро и до холеры дойдем. Я вам говорил (тончайшего на рога) -- я вам говорил: надо у всех -- у всех фантазию... Экстирпировать фантазию. Тут только хирургия, только одна хирургия...
Он напялил огромные рентгеновские очки, долго ходил кругом и вглядывался сквозь кости черепа -- в мой мозг, записывал что-то в книжку.
Чрезвычайно, чрезвычайно любопытно! Послушайте: а не согласились бы вы... заспиртоваться? Это было бы для Единого Государства чрезвычайно... это помогло бы нам предупредить эпидемию... Если у вас, разумеется, нет особых оснований..
Запись 31-я
Конспект: Великая операция. Я простил все. Столкновение поездов
Спасены! В самый последний момент, когда уже казалось -- не за что ухватиться, казалось -- уже все кончено...
Государственная газета: «Сенсационное открытие Государственной Науки. Это не ваша вина -- вы больны. Имя этой болезни: фантазия.
Это -- червь, который выгрызает черные морщины на лбу. Это -- лихорадка, которая гонит вас бежать все дальше -- хотя бы это "дальше" начиналось там, где кончается счастье. Это -- последняя баррикада на пути к счастью.
И радуйтесь: она уже взорвана. Путь свободен. Путь к исцелению: центр фантазии -- жалкий мозговой узелок в области Варолиева моста. Трехкратное прижигание этого узелка Х-лучами -- и вы излечены от фантазии -- навсегда.
Вы -- совершенны, вы -- машиноравны, путь к стопроцентному счастью -- свободен. Спешите же все -- стар и млад -- спешите подвергнуться Великой Операции. Спешите в аудиториумы, где производится Великая Операция. Да здравствует Великая Операция. Да здравствует Единое Государство, да здравствует Благодетель!"
Я сказал I - 330:
Счастье... Что же? Ведь желания -- мучительны, не так ли? И ясно: счастье -- когда нет уже никаких желаний, нет ни одного... Какая ошибка, какой нелепый предрассудок, что мы до сих пор перед счастьем -- ставили знак плюс, перед абсолютным счастьем -- конечно, минус -- божественный минус.
… I встала. Положила мне руки на плечи. Долго, медленно смотрела. Потом притянула к себе.
Прощай!
Как так "прощай"?
Ты же болен, ты из-за меня совершал преступления, -- разве тебе не было мучительно? А теперь Операция -- и ты излечишься от меня. И это -- прощай.
Нет, -- закричал я.
Беспощадно-острый, черный треугольник на белом:
Как? Не хочешь счастья?
Голова у меня раскалывалась, два логических поезда столкнулись, лезли друг на друга, крушили, трещали...
Ну что же, я жду -- выбирай: Операция и стопроцентное счастье -- или...
"Не могу без тебя, не надо без тебя", -- сказал я или только подумал -- не знаю, но I слышала.
Да, я знаю, -- ответила мне. И потом -- все еще держа у меня на плечах свои руки и глазами не отпуская моих глаз: -- Тогда -- до завтра. Завтра -- в двенадцать: ты помнишь?
Я шел один -- по сумеречной улице. Ветер крутил меня, нес, гнал -- как бумажку, обломки чугунного неба летели, летели -- сквозь бесконечность им лететь еще день, два... Меня задевали юнифы встречных -- но я шел один. Мне было ясно: все спасены, но мне спасения уже нет, я не хочу спасения.
Запись 40-я
Конспект: Факты. Колокол. Я уверен
День. Ясно. Барометр 760.
Неужели я, Д-503, написал эти двести двадцать страниц? Неужели я когда-нибудь чувствовал -- или воображал, что чувствую это?
Почерк -- мой. И дальше -- тот же самый почерк, но -- к счастью, только почерк. Никакого бреда, никаких нелепых метафор, никаких чувств: только факты. Потому что я здоров, я совершенно, абсолютно здоров. Я улыбаюсь -- я не могу не улыбаться: из головы вытащили какую-то занозу, в голове легко, пусто. Точнее: не пусто, но нет ничего постороннего, мешающего улыбаться (улыбка -- есть нормальное состояние нормального человека).
Факты -- таковы. В тот вечер моего соседа, открывшего конечность Вселенной, и меня, и всех, кто был с нами, -- взяли в ближайший аудиториум (нумер аудиториума -- почему-то знакомый: 112). Здесь мы были привязаны к столам и подвергнуты Великой Операции.
На другой день я, Д-503, явился к Благодетелю и рассказал ему все, что мне было известно о врагах счастья. Почему раньше это могло мне казаться трудным? Непонятно. Единственное объяснение: прежняя моя болезнь (душа).
Вечером в тот же день -- за одним столом с Ним, с Благодетелем -- я сидел (впервые) в знаменитой Газовой Комнате. Привели ту женщину. В моем присутствии она должна была дать свои показания. Эта женщина упорно молчала и улыбалась. Я заметил, что у ней острые и очень белые зубы и что это красиво.
Затем ее ввели под Колокол. У нее стало очень белое лицо, а так как глаза у нее темные и большие -- то это было очень красиво. Когда из-под Колокола стали выкачивать воздух -- она откинула голову, полузакрыла глаза, губы стиснуты -- это напомнило мне что-то. Она смотрела на меня, крепко вцепившись в ручки кресла, -- смотрела, пока глаза совсем не закрылись. Тогда ее вытащили, с помощью электродов быстро привели в себя и снова посадили под Колокол. Так повторялось три раза -- и она все-таки не сказала ни слова. Другие, приведенные вместе с этой женщиной, оказались честнее: многие из них стали говорить с первого же раза. Завтра они все взойдут по ступеням Машины Благодетеля.
Откладывать нельзя -- потому что в западных кварталах -- все еще хаос, рев, трупы, звери и -- к сожалению -- значительное количество нумеров, изменивших разуму.
Но на поперечном, 40-м проспекте удалось сконструировать временную Стену из высоковольтных волн. И я надеюсь -- мы победим. Больше: я уверен -- мы победим. Потому что разум должен победить
Приложение 2
Вопросы к Записи 1 (1 группа)
1. Как характеризует жителей Единого Государство то, что называют их не людьми, а нумерами?
2. Назовите прилагательные, называющие все события, происходящие в Едином Государстве
3. Прочитайте лозунги. Что они напоминают?
4. Как вы думаете, почему слова «я только один из математиков Единого Государства» заменены на «МЫ» в конце? Что дает это для понимания сущности нумеров?
Вопросы к Записи 2
1. Что говорит о том, что человеческое в Д-503 не умерло?
2. Почему балет машин красив, по мнению Д-503?
3. В чем вы видите абсурдность «послеобеденного личного счастья»?
Вопросы к Записи 4 (2 группа)
1. Какие сведения о жизни нумеров читатель узнает из этой записи?
2. Как создавалась музыка в Едином Государстве?(фонолектор)
______________________________________________________________________________
Вопросы к Записи 9 (3 группа)
1. Что напоминает праздник в честь Двухсотлетней Войны? Каким сочетанием назван он в записи?
2.Говоря о Благодетеле, Д-503 использует слова «Он», «Ему». Кого напоминает вам портрет Благодетеля?
3. За что и как наказан второй поэт? В чем разница между первым и вторым поэтами?
______________________________________________________________________________
Вопросы к Записи 16 (4 группа0
1. Прочитайте описание врачей Медицинского Бюро. Какие ассоциации возникают?
2. Что за болезнь «поразила» Д-503? Чем опасна эта болезнь? (сравнение души с зеркалом)
3. Нужна ли душа строителям ИНТЕГРАЛА?
4. Как отнеслись к возможному появлению души в нумерах доктора Медицинского Бюро?
______________________________________________________________________________
Вопросы к Записи 31 (5 группа)
1. Как объясняет появление души Государственная Газета?
2. Прокомментируйте разговор между Д-503 и I - 330
3. Что означают слова Д-5036 «все спасены, но мне спасения уже нет, я не хочу спасения»
______________________________________________________________________________
Вопросы к Записи 40 (6 группа)
1. Как изменился Д-503 после Великой операции?
2. О какой женщине рассказывает Д-503?
Сочинение по роману «Мы» Е. Замятина.О чем предупреждает автор своих современников и потомков? Роман «Мы», пожалуй, самое необычное произведение, которое я читала. И необычность эта заключается не в форме повествования, которое ведется от главного героя; и даже не в том, что вместо имен автор дал каждому персонажу свой определенный набор букв и цифр; а в страшной и несправедливой концовке («…я уверен - мы победим. Потому что разум должен победить»).
Начало тоже представляет собой отнюдь не безоблачную картину. Мы видим героя, у которого эмоции вызывает лишь его работа – любимая математика. Единственной ценностью для него является Единое Государство, которое диктует всем определенные правила, оно берет под свой контроль даже личную жизнь нумеров. Вся жизнь города подчинена точному расписанию, строгому порядку («Как всегда, Музыкальный Завод всеми своими трубами пел марш Единого Государства. Мерными рядами, по четыре, восторженно отбивая такт, шли нумера – сотни, тысячи нумеров, в голубоватых юнифах…»).
Единственным правом, которым обладают нумера, является право понести кару за нарушение порядка.
На мой взгляд, законы Единого Государства противоречат жизни людей: они гласят о равенстве, а в городе царит «культ личности», Благодетель обладает неограниченной властью, его почитают и возносят как Бога; люди говорят о свободе, а сами живут в клетке; смеются над чувствами, которые волновали сердца предков, но сами никогда ничего подобного не испытывали.
Чтобы показать всю абсурдность изображаемого мира, автор упоминает и Бюро Хранителей, и казни непокорных, и розовые карточки. Если приглядеться, то мы можем узнать некоторые черты, хотя и в гротескной форме, советской России. Думаю, Замятин боялся того, что все идет к описанной им картине, что каждый потеряет свою индивидуальность, свое лицо («…быть оригинальным - это нарушить равенство…и то, что на языке древних называлось «быть банальным», у нас значит: только исполнять свой долг»).
В романе две сюжетные линии: герой – его любимая и герой – Единое Государство. И весь сюжет основан на противостоянии разума и сердца, долга и чувств.
Несмотря на то, что J-330 показала ему другой, счастливый мир, помогла почувствовать себя живым и свободным («…я чувствовал себя над всеми, я был я, отдельное, мир, я перестал быть слагаемым, как всегда и стал единицей»); в этой борьбе победила бездушная государственная «машина». Конечно, это произошло из-за постоянных сомнений героя, из-за страха потерять свою размеренную спокойную жизнь. Но что наполняет жизнь?! Разве не волнения, переживания, слезы или смех, радость? И если мы лишаемся способности чувствовать: ненавидеть или любить, мы теряем себя, свою душу. И автор, по-моему, хотел сказать, чтобы мы доверялись своему сердцу, потому что оно всегда подсказывает правильно.
А главная мысль, которую Замятин хотел донести до читателя, пожалуй, заключается в том, что не существует идеального мира, ведь человеческая жизнь – это стремление к совершенству. И когда это стремление отнимают, мы теряем смысл жизни.
Роман Евгения Замятина «Мы» был написан в последние годы Гражданской войны, когда было уже понятно, что власть останется в руках большевиков. В это время общество волновал вопрос о том, какое будущее ждет Россию, и многие писатели и общественные деятели пытались дать на него свой ответ.
Среди них был и Евгений Замятин, представивший собственный взгляд на проблему в своем романе-антиутопии «Мы». Он высказал сомнение по поводу возможности построения идеального общества при помощи вмешательства в естественный ход жизни и подчинения
Ее какой-либо теории. Замятин показал читателю общество будущего, явившееся результатом таких действий, где человек только винтик в бездушной машине Единого Государства, лишенный свободы, души и даже имени; где провозглашаются теории о том, что «несвобода» – истинное «счастье», естественное состояние для человека, потерявшего свое «я» и являющегося ничтожной и незначительной частью всеохватывающего безличного «мы». Вся жизнь граждан Единого Государства строго регламентирована и открыта всеобщему обозрению, что было сделано для эффективности обеспечения государственной безопасности. Итак, перед нами тоталитарное государство, к сожалению не далекое от реальных примеров, имевших место в мировой практике. Дело в том, что Замятин в своих прогнозах не ошибся: нечто подобное действительно было построено в Советском Союзе, для которого был характерен примат государства над личностью, принудительный коллективизм и подавление легальной деятельности оппозиции. Еще один пример – фашистская Германия, в которой добровольная сознательная деятельность человека сводилась к удовлетворению животных инстинктов.
Роман Евгения Замятина «Мы» был предостережением для его современников и их потомков, предупреждением о надвигающейся опасности вмешательства государства во все сферы жизни гражданского общества, что может обеспечиваться за счет строгой регламентации «математически совершенной жизни», всеобщим стукачеством и совершенной техникой.
Главный герой романа Д-503, от лица которого ведется повествование, считает жизнь общества Единого Государства совершенно нормальной, а себя – абсолютно счастливым человеком. Он работает над строительством гигантского космического корабля «Интеграл», призванного подчинить «благодетельному игу разума» жителей соседних планет, находящихся в «диком состоянии свободы». Но нашлись люди, недовольные существующим положением дел и желающие вести борьбу с порядками, установленными в Едином Государстве. Они создают заговор с целью захвата космического корабля, для чего решают использовать возможности Д-503. В это время главный герой знакомится с женщиной, к которой вскоре начинает испытывать необыкновенное, необычайное чувство, которое он до этого не знал. Это чувство его далекие предки назвали бы любовью. Его любовь – женщина «нумер. I-330 – не просто «нумер», в ней сохранились обыкновенные человеческие чувства, естественность и индивидуальность. Для Д-503 это настолько ново, неожиданно и незнакомо, что он не знает, как далее вести себя в данной ситуации. Вместе с любимой женщиной от посещает Древний Дом, видит живую природу за Стеной. Все это приводит к тому, что Д-503 заболевает опаснейшей болезнью в Едином Государстве – у него появляется душа. В итоге заговор подавлен, I-330 погибает в Колоколе, а главный герой после операции по удалению фантазии получает обратно утерянное спокойствие и «счастье».
В своем романе Евгений Замятин поднимает ряд важнейших для человечества проблем. Главнейшая из них – содержание счастья и способы его достижения. Автор полагает, что счастье, построенное искусственным путем, несовершенно и представляет собой лишь иллюзию. С моей точки зрения, важнейшей характеристикой человеческого счастья является соответствие желаний и возможностей реальным условиям жизни. Если исходить из этого, то искусственное счастье теоретически возможно, но оно не будет всеобщим, так как интересы людей различны, а чем глубже будет осуществляться вмешательство в фантазию жизни общества извне, тем шире будет пропасть между довольными и недовольными существующей ситуацией, что обычно приводит к социальному взрыву. Таким образом, общество должно быть самоорганизующимся, построение же всеобщего счастья неестественным путем не просто невозможно, а даже губительно.
Другая важнейшая проблема, рассматриваемая в романе, – соотношение власти и религии. Для граждан Единого Государства их правитель – Благодетель – является и богом. Это характерно для многих тоталитарных государств. Теократия в видоизмененной форме присутствовала и в Советском Союзе, и в фашистской Германии: имела место подмена религии официальной идеологией и догматикой. Слияние власти и религии является условием прочности государства, но оно исключает всякую возможность наличия свободы в обществе.
Таким образом, Евгений Замятин в своем романе показал будущее тоталитарного государства, начавшего свое развитие в России в двадцатые годы, таким, каким он видел его через призму своих мыслей о проблемах, волновавших человечество в течение тысячелетий, что делает данное произведение актуальным и по сей день. К сожалению, дальнейшие события, произошедшие в России и в мире, показали, что опасения писателя были верными: советские люди пережили и сталинские репрессии, и эпоху «холодной войны», и застой… Остается надеяться, что жестокий урок прошлого будет воспринят правильно и ситуация, описанная Е. Замятиным в романе «Мы», не будет иметь аналогов в дальнейшем.
сказа. Замятин использует художественные средства народ ного сценического искусства - традиции балагана, скомо рохов, ярмарочных представлений. При этом опыт русской народной комедии был по-своему соединен с опытом италь
Замятин был убежден, что основой современных изобра зительных средств должен служить сплав реальности, «быта» с «фантастикой», условностью. Его привлекал ха рактерный, гротескный образный рисунок, субъективно окрашенный язык. Ко всему этому он тяготел в своей прозе как художник, то же отстаивал, пропагандировал как кри тик. Но больше и раньше всего он отстаивал независимость творчества. Он писал в 1924 г.: «Правды - вот чего в пер вую голову не хватает сегодняшней литературе. Писатель...
слишком привык говорить с оглядкой и с опаской. Оттого очень мало литература выполняет сейчас заданную ей исто рией задачу: увидеть нашу удивительную, неповторимую эпоху со всем, что в ней есть отвратительного и прекрас ного».
Независимая и неуступчивая позиция Замятина делала его положение в советской литературе все более трудным. С 1930 г. его практически перестали печатать. Была снята с репертуара пьеса «Блоха», а трагедия «Атилла» так и не получила разрешения к постановке. В этих условиях Замя тин в 1931 г. обратился с письмом к Сталину и просил раз решить ему выезд за границу. Просьбу Замятина поддержал Горький, и в ноябре 1931 г. Замятин уезжает за рубеж. С февраля 1932 г. он жил в Париже.
За рубежом. В среде русской эмиграции Замятин дер жался особняком, поддерживая отношения лишь с узким кругом близких еще по России друзей - писателем А. Ре мизовым, художником Ю. Анненковым и некоторыми дру гими. Н. Берберова в книге воспоминаний «Курсив мой» писала о Замятине: «Он ни с кем не знался, не считал себя эмигрантом и жил в надежде при первой возможности вер нуться домой. Не думаю, чтобы он верил, что доживет до та кой возможности, но для него слишком страшно было окон чательно от этой надежды отказаться...» До конца жизни Замятин не только сохранял советское гражданство и совет ский паспорт, но и продолжал оплачивать свою квартиру в Ленинграде на ул. Жуковского.
В Париже он работал над киносценариями - экрани зировал для французского кино «На дне» Горького и «Ан ну Каренину». Но главным творческим замыслом в по следние годы жизни стал для Замятина роман «Бич Бо жий» - о предводителе гуннов, владыке Великой Скифии Атилле.
Начало этой теме положила еще пьеса 1928 г. Замятин считал, что в истории человечества можно найти как бы пе рекликающиеся, отражающиеся одна в другой эпохи. Та ким подобием эпохе Октябрьской революции ему представ лялись времена великого переселения народов - эпоха опу стошительных походов племен с Востока, столкновения римской, уже стареющей цивилизации с волной свежих варварских народов. В пьесе и особенно в романе Замятин хотел так озвучить эту перекличку времен, чтобы она имела значение и интерес для современного ему читателя. Роман остался незавершенным. Написанные главы были изданы в Париже тиражом 200 экземпляров уже после кончины пи сателя.
В упомянутом выше письме Сталину Замятин писал:
« ...Я прошу разрешить мне вместе с женой временно... вы ехать за границу - с тем, чтобы я мог вернуться назад, как только у нас станет возможным служить в литературе боль шим идеям без прислуживания маленьким людям, как только унас хоть отчасти изменится взгляд на роль худож ника слова». До этих времен Замятин не дожил - он скон чался в Париже в 1937 г. от грудной жабы (так тогда назы вали стенокардию). Тем не менее они наступают, и Замятин получил наконец возможность вернуться на родину - вер нуться своими произведениями.
КРУГ ПОНЯТИИ И ПРОБЛЕМ
Антиутопия Поток сознания
1. Как встретил революцию 1917 г. Е. Замятин? В каких произве дениях он дал оценку событиям Октября?
2. Каков сюжет романа «Мы»? В чем смысл изображенной в рома не истории любви?
3. Какие реальные явления и процессы настоящего дали Замятину основания для изображения фантастических картин будущего?
4. Что такое антиутопия? Определите место романа Замятина
в ряду произведений этого жанра.
5. В чем значение предостережений Замятина для нашего времени?
6. Какую роль в повествовании играет у Замятина внутренний м о -
* нолог?
7. Что вынудило писателя уехать из Советского Союза и как он проявил себя за рубежом?
Темы сочинений
1. Образ повествователя (Д-503) в романе «Мы», его роль в тек
2. История главной героини (И-330) романа «Мы», смысл ее стрем лений и ее судьбы.
3. Изображение любви в романе «Мы». В чем для Замятина значе ние этого человеческого чувства?
Тема реферата
А н н е н к о в Ю. Евгений Замятин//Лит. учеба.- 1989.-
№ 5.
В основе статьи - воспоминания художника-графика Юрия Анненкова, близко знавшего Замятина и оставившего нам извест ный портрет писателя.
Возвращение Евгения Замятина. «Круглый» стол «Лит. газе ты». Ведут С. Селиванова и К. Степанян // Лит. газета.- 1989.-
В материалах «круглого» стола представлен достаточно широ
кий спектр суждений современных литературоведов и критиков
р творчестве Замятина.
З а м я т и н Е. И. Мы: Роман, повести / Вступ. ст. И. О. Шайтанова.- М., 1990.
Интересен состав книги. Произведения расположены в такой
Замятин Е. И. Избранные произведения /Предисл. В. Б. Шклов ского; Вступ. ст. В. А. Келдыша.- М., 1989.
Книга представляет собой самое полное на сегодняшний день собрание прозы Замятина. В ней последовательно и полно просле-
живается творческий путь писателя, характеризуется его пред октябрьская проза, раскрывается ее художественное своеобра зие, содержательно и подробно анализируется роман «Мы». Впер вые освещаются обстоятельства, побудившие Замятина уехать из страны за рубеж, а также суждения художников Русского зару бежья о нем.
БОРИС ПИЛЬНЯК (1894-1938)
Начало пути. Среди писательских имен, на десятилетия преданных забвению, имя Бориса Андреевича Вогау (лите ратурный псевдоним - Борис Пильняк) оказалось забы тым особенно прочно. Его почти не затронул процесс реа билитации вплоть до самого послед него времени. А когда-то этому имени сопутствовала необычайно громкая слава. Сначала, после публикации в 1922 г. романа «Голый год», в Пиль няке увидели самое яркое дарование
новой литературы.
О предлитературной биографии пи сателя многое известно из многочис ленных интервью, статей, бесед писа теля о себе, письменных автобиогра фий разных лет.
в Можайске Московской губернии; отец был земцем, чест ным человеком с характером, который не жил в одной бер логе с „председателями"».
«Отец работал ветеринаром и после кочевой жизни скоро осел в Коломне, сделавшейся для Пильняка настоящей ро диной. Многие его произведения десятых и двадцатых годов подписаны коломенским адресом. Быть земцем - это до ре волюции значило многое, подразумевало право на независи мость от власти, служение не ей, а обществу. Один из пер вых рассказов Пильняка (только что сменившего по случаю начавшейся войны свою немецкую фамилию на название любимого им местечка на Украине - Пильнянка) „Земское дело" написан как раз об этом отстаиваемом земским интел лигентом праве - быть свободным и честным. К этому сю-
жету Пильняк будет несколько раз возвращаться и в совет ское время, в том числе и в рассказе „Заштат", считающем ся его последним законченным произведением, которое увидит свет лишь много лет спустя после трагической гибе ли писателя» (Знамя.- 1987.- № 5).
Это было вообще характерно для Пильняка - возвра щаться к своим вещам, повторять сюжеты или соединять их так, что из нескольких рассказов возникало новое целое. Монтаж - излюбленный прием 20-х гг., и Пильняк был одним из новаторов монтажной прозы, широко захватываю щей разнообразный материал, соединяющей подлинный до кумент и вымысел. Из рассказов революционных лет по за кону монтажа сложился его первый роман.
Роман «Голый год» как страница биографии писателя.
Зимой 1920 -1921 гг. Пильняк создал роман «Голый год». По своему обыкновению под текстом он поставил дату - 25 дек. ст. ст. 1920 г. Время военного коммунизма, на кото рое каждый откликается по-своему: один - предупрежде нием о возможной трагедии, уже начавшейся, другой - принимая случившееся со всеми его мыслимыми и немыс лимыми последствиями. Выбирают как будто бы противопо ложный путь, но эти пути сойдутся позже - в формуле приговора, вынесенного и еретику, и певцу революции. Любое мнение оказывается крамольным там, где мнения иметь не положено, где властвует единая воля, один цензур ный закон.
Вот почему и в период своего искреннего энтузиазма Пильняк с опаской воспринимался советской критикой. Вместо того чтобы воспеть партийный разум большевиков, Пильняк воспевал стихию природной силы, как нигде ско пившейся в русской истории, освобожденной революцией, вырвавшейся жестоким и очистительным разливом. Так он в первый момент понимал случившееся. И так его предста вил - фрагментарно, разорванно, как будто следуя творче скому совету Андрея Белого, на него сильно влиявшего: «Революцию взять сюжетом почти невозможно в эпоху те чения ее...» И тогда же - в 1917 г.- Белый декларировал: «Революция - проявление творческих сил; в оформлениях жизни тем силам нет места, содержание жизни текуче; оно утекло из-под форм, формы ссохлись давно; в них бесфор менность бьет из подполья...» В «Голом годе» сюжет не вос производит повествовательно ровное течение событий. Он расчленен и своевольно сверстан. Озвучен он также разного-
лосо. Именно озвучен, ибо у Пильняка в звуке все и начи нается - и мысль, и концепция. Если он полагал, что ре волюция взвихрила старую Русь, сметя наносное, поверх ностно-европейское, и обнажила допетровские глубины народного бытия, если он так считает, то мы не должны удивляться, в голошении метели различая то крик лешего, то наиновейшие словечки, рождаемые новой действительно стью:
Гвииуу, гаауу, гвииииууу, гвииииуууу, гааауу.
Гла-вбумм!
Гла-вбумм!
Гу-вуз! Гуу-вууз!
- Шооя, гвииуу, гаааууу...
Гла-вбуммм!
Метельная заумь, сопровождающая лейтмотивом роман Пильняка, требует исторического комментария. Вот хотя бы Главбум, напоминающий о том, что постановлением Сов наркома от 27 мая 1919 г. была введена издательская моно полия и ввиду недостатка бумаги все ее наличные запасы сосредоточены в руках главного управления - Главбума. Тот самый 1919-й, голодный год, голый год - о нем пишет ся роман, из-за издательских трудностей, из-за монополии Главбума лишь спустя два года после своего написания уви девший свет.
Новый язык - из метели. Метель - символ революции, не Пильняком найденный. Первые метели закружились еще у символистов - у Андрея Белого, у Блока.
Однако само слово «символ» настраивает в отношении к прозе Пильняка на неточное впечатление. Для символи стов метель - знак того, что почти неуловимо, что можно предугадать и прозреть. Предметное и историческое отсту пает перед мистикой высшего смысла. Пильняк, напротив, предметен до натуралистичности. Закон, который он пыта ется понять и вывести,- закон природной, а не сверхпри родной жизни. Природа же родственна истории. Это по сути две равновеликие стихии, одна из которых - история - воплощает вечную изменчивость, другая - природа - не изменную повторяемость. Величина переменная устанавли вается в отношении к постоянной: историческое у Пильня ка всегда дается через природное - в их метафорическом равноправии, равновесии. Не символ, а метафора - прием его изобразительности и его мышления.
«Машины и волки»: способ ориентации Б. Пильняка в стихии природы и истории. Пильняк как писатель начи нался с убеждения, что стихия всегда права, а индивидуаль ное бытие ценно лишь как часть и проявление природного целого. Именно так - «Целая жизнь» он назвал лучший из своих ранних рассказов, опубликованный еще в 1915 г. Рассказ о птицах. О двух больших птицах, живущих над оврагом. Какие птицы? Неизвестно и неважно. У них нет имени, ибо в рассказе нет человека. В его завязке - рожде ние, в развязке - смерть. Такова событийность природной жизни.
Природа, не обремененная нашим опытом, не названная нами данными именами, способная предложить нам, счита ет Пильняк, единственный урок - жизни.
Русская историческая мысль всегда была склонна выра жать себя метафорически: и потому, что привыкла к осто рожности, потаенности, и потому, что всегда проводилась через литературу, в ней нередко и рождалась, неотделимая от поэтического слова. Способ один и тот же, но мысль ме няется вместе с историей. Пытаясь поспеть за быстрыми
в 20-е гг. переменами, Пильняк пробует разные метафоры, доказывая природность, то есть естественность, правиль ность всего происшедшего и происходящего. Сначала была метель, потом появляется волк. «Машины и волки» - пер вый роман о нэпе, как с гордостью будет говорить Пильняк, давая понять, что он первым откликнулся на революцию и первым же понял меняющийся ход ее событий. Волк - символ страшного и таинственного, родственного человеку
в природе. Человеку в романе не раз дано почувствовать себя волком. Волк и воля родственны по звуку, а значит, со гласно поэтической логике, принимаемой Пильняком, род ственны по смыслу. Над Пильняком посмеивались, корили его: единственный герой Октября у него - волк.
Однако волк - это дикая воля. Бесстрашный волк стра шен. В образе метели стихия выступала не ведающей зла, в образе волка - слишком часто несущей зло. Пильняк пы тается сочетать волю с разумом, природу с историей. В на звании романа «Машины и волки» союз играет не раздели тельную, а соединительную роль. Из природного и машин ного монтируется новая действительность.
Исторические метафоры Пильняка: «Повесть непога шенной луны». В 1925 г. Б. Пильняк создал небольшую по весть «Повесть непогашенной луны».
Вещь была написана быстро, ибо начата не ранее 31 ок тября - дня смерти Фрунзе. Краткое авторское предисло вие как будто бы отрицает связь с этим событием: «Фабула этого рассказа наталкивает на мысль, что поводом к написа нию его и материалом послужила смерть М. В. Фрунзе. Лично я Фрунзе почти не знал, едва был знаком с ним, ви дев его раза два. Действительных подробностей его смерти я не знаю, и они для меня не очень существенны, ибо целью моего рассказа никак не является репортаж о смерти наркомвоена. Все это я нахожу необходимым сообщить читате лю, чтобы читатель не искал в нем подлинных фактов и жи вых лиц».
По всей видимости, все верно: произведение художест венное - не репортаж и прямых аналогий не допускает. Но на деле: проницательного читателя предисловие не собьет, а недогадливому подскажет... А если подскажет, что коман дарм Гаврилов - покойный Фрунзе, то кто же тогда тот, с маленькой буквы именуемый негорбящимся человеком, кто имеет право приказать военкому, вопреки его желанию, лечь на операционный стол и устроить так, чтобы с этого стола он уже не поднялся? Тот, в чей тихий кабинет идут сводки из Наркоминдела, Полит- и Экономотделов ОГПУ, Наркомфина, Наркомвнешторга, Наркомтруда, чья буду щая речь касается СССР, Америки, Англии, всего земного шара,- кто он? Узнавая, не решались себе признаться. Те перь считают, что это было первое слово о Сталине, произ несенное вслух.
Но Пильняк не обещал репортажа, и репортаж он не пи шет. Уже закрепивший за собой стиль документального по вествования, монтажного сближения самих за себя говоря щих фактов, здесь он как будто дополняет свою манеру сти лем, именно в эти годы приобретшим популярность в русской прозе,- гофманиана, по имени великого немец кого романтика.
В безымянный город прибывает экстренный поезд с юга, в конце которого поблескивает салон-вагон командарма «с часовыми на подножках, с опущенными портьерами за зеркальными стеклами окон». Уже не ночь, но еще не утро. Уже не осень, но еще не зима. Нереальный свет. Призрач ный город. И кажется, что реально в нем только предчувст вие командарма, тем более реально, что отдает так хорошо знакомым ему запахом - крови. Отовсюду этот запах - даже со страниц Толстого, его читает Гаврилов, о нем гово рит единственному встречающему его другу - Попову:
«Толстого читаю, старика, „Детство и отрочество",- хоро шо писал старик,- бытие чувствовал, кровь... Крови я мно го видел, а... а операции боюсь, как мальчишка, не хочу, зарежут... Хорошо старик про кровь человеческую пони мал».
И потом еще раз повторит: «Хорошо старик кровь чув ствовал!» Это были последние слова, которые слышал от Гаврилова Попов.
С толстовским лейтмотивом пишется повесть и нередко
с толстовским приемом остранения. В чужой город приез жает Гаврилов, во вражеский стан. Все здесь чужое, и даже если не его взглядом увиденное, в самой объективности ав торского описания предстает фантасмагорией, попирающей законы природы и разума:
Вечером тогда в кино, театры, в варьете, на открытые сцены, в кабаки и пивные пошли десятки тысяч людей. Там, в местах зрелищ, показывали все, что угодно, спутав время, пространство и страны; греков такими, какими они никогда не были, ассиров такими, какими они никогда не были, никогда не бывалых евреев, американцев, англичан, немцев, угнетенных, никогда не бывалых китайских, рус ских рабочих, Аракчеева, Пугачева, Николая Первого, Стеньку Разина; кроме того, показывали умение хорошо или плохо говорить, хорошие или плохие ноги, руки, спины и груди, умение хорошо или плохо танцевать и петь; кроме того, показывали все виды любви и разные любовные слу чаи, такие, которых почти не случается в обыденной жиз ни. Люди, принарядившись, сидели рядами, смотрели, слу шали, хлопали в ладоши...
Условность городской жизни, условность театрального искусства, увиденного глазами человека, не желающего вникать в смысл этой условности и тем ее от себя отторгаю щего,- это уже бывало у Толстого. Пильняковское описа ние звучит вариацией на тему описания вагнеровского спек такля в знаменитом толстовском трактате «Что такое искусство? »:
На сцене, среди декорации, долженствующей обозначать кузнечное устройство, сидел, наряженный в трико и в пла ще из шкур, в парике, с накладной бородой, актер, с белы ми, слабыми, нерабочими руками (по развязным движени ям, главное - по животу и отсутствию мускулов видно актера), и бил молотом, каких никогда не бывает, по мечу,
которых совсем не может быть, и бил так, как никогда не бьют молотами, при этом, странно раскрывая рот, пел что-то, чего нельзя было понять.
Толстовский прием, но в лунном свете пейзаж утрачи вает свой литературно-цитатный облик и переходит во вла дение Пильняка, то ли напоминающего нам восходом лу ны о ненужной городу и забытой человеком природе, то ли не случайно придающего этой природе оттенок ночной, по тусторонний, издавна в лунном свете ассоциирующийся со смертью. Лунный свет - мертвый свет... Кровавая луна...
Такого видения освещения действительности Пильняку никогда не простят.
Борис Пильняк в 30-е гг.: романы «Красное дерево» и «Волга впадает в Каспийское море». «Красное дере во» - повесть, в которой, как всегда у Пильняка, выясня ются отношения сегодняшнего дня с прошлым, сравнитель но недавним прошлым. Из быта, из красного дерева, с ним сросшиеся, выступают фигуры Якова Скудрина, масте ров-краснодеревщиков братьев Бездетовых. По-пильняков- ски грубовато, рублено написаны эти фигуры. И убедитель но: не прошлое, не связь с ним и его пережитками убивает в них человеческое, а то, что само это прошлое, жалкие его остатки вырывают они из рук потерянных в новой действи тельности людей. Они готовы взять все: павловские кресла,
Они чувствовали себя в повести не только покупателями, но людьми, уже купившими силу и власть. За ними оказы вается настоящее. Ими отодвинуты в небытие полубезум ные «охломоны»: Огнев, Пожаров, Ожогов... Не фамилии, а псевдонимы с отблеском на них мирового пожара. «Истин ные коммунисты» до тысяча девятьсот двадцать первого...
Им нет хода в будущее. Ожогов, младший брат Якова Скуд рина, первый председатель местного исполкома, спрашива ет приехавшего из столицы племянника Акима, не выгнали ли того из партии, и, узнав, что нет, обещает: «...ну, не сей час, так потом выгонят, всех ленинцев и троцкистов выго нят».
Повесть «Красное дерево» завершена 15 января 1929 г. Троцкий высылается за пределы СССР в феврале. Предре шено это событие было много раньше: «К поезду, как и к поезду времени, троцкист Аким опоздал».
Муниципальное общеобразовательное бюджетное учреждение
средняя образовательная школа села Амзя городского округа Нефтекамск
Урок литературы в 11 классе
По теме
«Развитие жанра антиутопии в романе
Е. И.Замятина «Мы». Судьба личности
В тоталитарном государстве»
Подготовила учитель
Русского языка и литературы
Файзуллина Гульназ Мухаметзяновна
2011- 2012 учебный год
Цели
- Определение жанра утопии и антиутопии
- Показать мастерство Е. И. Замятина, гуманистическую направленность произведения, утверждение человеческих ценностей.
- Развитие аналитических способностей учащихся.
Оборудование: слайды, распечатанные тексты-отрывки из романа.
Эпиграфы к уроку:
(Слайд 1)
Ход урока
- Знакомство с целью урока.
Вы дома прочитали роман Е. И. Замятина «Мы». На прошлом уроке мы ознакомились с историей создания, публикации произведения. Сегодня мы проанализируем его.. Постараемся ответить на вопросы, которые, наверно, возникли.
- Проверка домашнего задания. 2 группы учеников подготовили сообщения по темам «утопия» и «антиутопия» (Слайд 2)
С древнейших времен люди мечтали, что когда-нибудь придет время, когда между человеком и миром наступит полная гармония и все будут счастливы. Эта мечта в литературе отразилась в жанре утопии (основоположник жанра – Т.Мор). Авторы утопических произведений рисовали жизнь с идеальным государственным устройством, социальной справедливостью (всеобщим равенством). Построить общество всеобщего счастья представлялось делом несложным. Философы утверждали, что достаточно разумно структурировать несовершенный порядок, все расставить по своим местам - и вот вам земной рай, который совершеннее небесного.
Антиутопия - жанр, который еще называют негативной утопией. Это изображение такого возможного будущего, которое страшит писателя, заставляет его тревожиться за судьбу человечества, за душу отдельного человека. Назначение утопии состоит прежде всего в том, чтобы указать миру путь к совершенству, задача антиутопии – предупредить мир об опасностях, которые ждут его на этом пути. Антиутопия обнажает несовместимость утопических проектов с интересами отдельной личности, доводит до абсурда противоречия, заложенные в утопии, отчетливо демонстрируя, как равенство оборачивается уравниловкой, разумное государственное устройство – насильственной регламентацией человеческого поведения, технический прогресс – превращением человека в механизм.
Как вы думаете, к какому жанру относится роман Е. Замятина: к утопии или антиутопии?
Выслушиваются все ответы.
- Анализ романа. Судьба личности в тоталитарном государстве.
1 . Анализ заглавия романа.
Роман называется «Мы». Как вы думаете, почему он так назван? Какой смысл вкладывал автор в это заглавие?
Ученики дают ответы. Примерные ответы: «мы» - это государство, это масса; индивидуальное теряет смысл, все одинаковые, в одинаковых одеждах, одинаково мыслят, всё подчинено строгому графику, который нельзя нарушать.
В названии романа отражена главная проблема, волнующая Замятина: что будет с человеком и человечеством, если его насильно загонять в «счастливое будущее». «Мы» можно понимать как «я» и «другие». А можно как безликое, сплошное, однородное нечто: масса, толпа, стадо. Замятин показал трагедию преодоления человеческого в человеке, потери имени как потери собственного «я».
2. Анализ композиции, сюжета. Как построен роман? Какова его композиция?
Это дневниковые записи. Рассказ в рассказе .
Почему именно такой способ повествования выбрал автор? Для чего он служит?
Для передачи внутреннего мира героя.
Давайте рассмотрим структуру Единого Государства. Какие институты оно включает. Как контролирует жизнь граждан. Контролю подлежит всё. Вплоть до таких интимных сфер жизни, как близость мужчины и женщины и рождение детей.
Сейчас я попрошу вас составить таблицы. Первая группа напишет понятия, из которых состоит «мы», вторая – «я»
Примерные таблицы
Мы | |
Власть Единого Государства Бюро Хранителей Часовая Скрижаль Зелёная Стена Государственная газета Институт Государственных Поэтов и Писателей Единая Государственная Наука Стабильность Разум Математически безошибочное счастье Музыкальный завод Идеальная несвобода Детоводство Нефтяная пища Равенство | Состояние свободы Любовь Эмоции Фантазии Творчество Искусство Красота Религия Душа, духовность Семья, родители, дети Привязанности Неорганизованная музыка «Хлеб» Оригинальность |
(Слайд 3)
Надо отметить, что в Едином Государстве живут нумера, у героев нет имён. Главный герой – Д-503
Противоборство между «мы» и «я» составляет сюжет романа. Очень трудно превратить личность в винтик государственной машины, отнять его уникальность, отнять у человека желание быть свободным, любить, даже если любовь приносит страдания. И такая борьба идёт внутри героя на протяжении всего романа. Форма дневниковых записей помогает заглянуть во внутренний мир. «Я» и «мы» уживаются в нём одновременно. В начале романа герой ощущает себя лишь частью «мы» «…именно так: мы, и пусть это «Мы» будет заглавием моих записей». Но Замятину удалось передать трудный психологический процесс, происходящий внутри Д-503.
- Психологизм в романе.
Группа ребят должна была написать психологическую характеристику героя, используя цитаты. Посмотрим, что у них получилось.
«Я, Д-503, строитель Интеграла,– я только один из математиков Единого Государства.
Я победил старого Бога и старую жизнь.
На меня эта женщина действовала так же неприятно, как случайно затесавшийся в уравнение неразложимый иррациональный член.
Мне пришла идея: ведь человек устроен так же дико… - человеческие головы непрозрачны, и только крошечные окна внутри: глаза.
Я почувствовал страх, почувствовал себя пойманным.
Я отстегнулся от земли и самостоятельной планетой, неистово вращаясь, понёсся вниз…
Я стал стеклянным. Я увидел – в себе, внутри.
Было два меня. Один я – прежний, Д-503, а другой… Раньше он только
высовывал свои лохматые лапы из скорлупы. А теперь вылезал весь… И этот
другой - вдруг выпрыгнул…
Так приятно чувствовать чей-то зоркий глаз, любовно охраняющий от малейшей ошибки.
Мы шли двое –одно. Весь мир – единая необъятная женщина, и мы – в самом её чреве, мы ещё не родились, мы радостно зреем…всё – для меня.
Созрело. И неизбежно, как железо и магнит, со сладкой покорностью точному непреложному закону – я влился в неё… я – вселенная. …Как я полон!
Ведь я теперь живу не в нашем разумном мире, а в древнем, бредовом.
Да, и туман…всё люблю, и всё – упругое, новое, удивительное.
Я знаю, что это у меня есть – что я болен. И знаю ещё – не хочется выздороветь.
Душа? Это странное, древнее, давно забытое слово… Почему ни у кого нет, а у меня…
Я хочу, чтобы она каждую минуту, всякую минуту, всегда была со мной – только со мной.
…праздник – только с нею, только тогда, если она будет рядом, плечом к плечу.
А я поднял на руки I. Крепко прижал её к себе и понёс. Сердце во мне билось – огромное, и с каждым ударом выхлёстывало такую буйную, горячую, такую радостную волну. И пусть там что-то разлетелось вдребезги – всё равно! Только бы так вот нести её, нести, нести…
…кто «они»? И кто я сам: «они» или «мы» - разве я – знаю.
Я – растворился, я бесконечно малое, я – точка…
Был страшный сон, и он кончился. А я, малодушный, я, неверующий, - я думал уже о своевольной смерти.
Мне было ясно: все спасены, но мне спасения нет, я не хочу спасения…
«В тебе, наверно, есть капля лесной крови… Может быть, я тебя оттого и…»
Никто не слышит, как я кричу: спасите же меня от этого – спасите! Если бы у
меня была мать – как у древних: моя – вот именно мать. И чтобы для неё – я не
Строитель «Интеграла», и не нумер Д-503, и не молекула Единого Государства, а простой человеческий кусок – кусок её же самой – истоптанный, раздавленный, выброшенный… И пусть я прибиваю или меня прибивают – может быть, это одинаково, - чтобы её старушечьи, заросшие морщинами губы - -
Мне кажется – я всегда её ненавидел, с самого начала. Я боролся… А впрочем – нет, нет, не верьте мне: я мог и не хотел спастись, я хотел погибнуть, это было мне дороже всего…то есть не погибнуть, а чтобы она…
…а там, где кончается ваша конечная Вселенная? Что там – дальше?
Неужели я когда-нибудь чувствовал – или воображал, что чувствую это? Никакого бреда, никаких нелепых метафор, никаких чувств: только факты. Потому что я здоров, я совершенно, абсолютно здоров. Я улыбаюсь – я не могу не улыбаться: из головы вытащили какую-то занозу, в голове легко, пусто.
На другой день я, Д-503, явился к Благодетелю и рассказал ему всё, что мне было известно о врагах счастья. Почему раньше это могло мне казаться трудным? Непонятно. Единственное объяснение: прежняя моя болезнь (душа).
… за одним столом с Ним, с Благодетелем, - я сидел в знаменитой Газовой комнате. Привели ту женщину. В моём присутствии она должна была дать показания. Эта женщина упорно молчала и улыбалась. Я заметил, что у ней острые и очень белые зубы и что это красиво.
Она смотрела на меня,… смотрела, пока глаза совсем не закрылись.
И я надеюсь - мы победим. Больше: я уверен – мы победим. Потому что разум должен победить.»
Какое чувство оказывается сильнее «мы»? Любовь. Именно любовь помогает герою найти себя. К каким ещё духовным ценностям приближается герой? К религии, он хочет, чтобы у него была мать.
«Мы» побеждает. Но мы не испытываем чувство облегчения, радости. А какие чувства возникли у вас при прочтении романа. Представьте себя жителями Единого Государства.
Что вас прежде всего не устраивало бы в таком мире?
Ответы могут быть разными.
Итак, Единому Государству, его абсурдной логике в романе противостоит пробуждающаяся душа, то есть способность чувствовать, любить, страдать. Душа, которая делает человека человеком, личностью. Единое Государство не смогло убить в человеке его духовное, эмоциональное начало. Почему же этого не произошло?
В отличие от героев романа Хаксли «О дивный новый мир», запрограммированных на генетическом уровне, замятинские нумера все-таки живые люди, рожденные отцом и матерью и только воспитанные государством. Имея дело с живыми людьми Единое Государство не может опираться только на рабскую покорность. Залог стабильности граждан «воспламеняться» верой и любовью к государству. Счастье нумеров уродливо, но ощущение счастья должно быть истинным.
Не убитая до конца личность пытается вырваться из установленных рамок и, может быть, найдет себе место в просторах Вселенной. Но сосед главного героя стремится доказать, что Вселенная конечна. Единая Государственная Наука хочет и Вселенную огородить Зеленой Стеной. Вот тут-то и задает герой свой главный вопрос: «Слушайте, -дергал я соседа. – Да слушайте же, говорю вам! Вы должны, вы должны мне ответить, а там, где кончается ваша конечная Вселенная? Что там дальше?»
На протяжении всего романа герой мечется между человеческим чувством и долгом перед Единым Государством, между внутренней свободой и счастьем несвободы. Любовь пробудила его душу, его фантазию. Фанатик Единого Государства, он освободился от его оков, заглянул за грань дозволенного: «А что дальше?»
Рассмотрю, чем заканчивается в романе попытка противостоять насилию.
Бунт не удался, I-330 попадает в газовый Колокол, главный герой подвергается Великой Операции и хладнокровно наблюдает за гибелью бывшей возлюбленной. Финал романа трагичен, но означает ли это, что писатель не оставляет нам надежду? Замечу: I-330 не сдается до самого конца, Д-503 прооперирован насильно, О-90 уходит за Зеленую Стену, чтобы родить собственного ребенка, а не государственный нумер.
- Подведение итогов.
Роман «Мы» – новаторское и высокохудожественное произведение. Создав гротескную модель Единого Государства, где идея общей жизни воплотилась в «идеальную несвободу», а идея равенства – всеобщей уравниловкой, где право быть сытым потребовало отказа от свободы личности, Замятин обличил тех, кто, игнорируя реальную сложность мира, пытался искусственным образом «Осчастливить людей».
Роман «Мы» – это пророческий, философский роман. Он полон тревоги за будущее. В нем остро звучит проблема счастья и свободы.
Как сказал Дж. Оруэлл: «…этот роман – сигнал об опасности, угрожающей человеку, человечеству от гипертрофированной власти машин и власти государства – все равно какого».
Это произведение будет актуальным всегда – как предупреждение о том, как разрушает тоталитаризм естественную гармонию мира и личности. Такие произведения, как «Мы», выдавливают из человека рабство, делают его личностью, предупреждают о том, что нельзя преклоняться перед «мы», какими бы высокими словами это «мы» не окружали. Никто не имеет право решать за нас, в чем наше счастье, не имеет права лишать нас политической, духовной и творческой свободы. И поэтому нам, сегодняшним, решать, что в нашей жизни будет главное- «я» или «мы».
- Домашнее задание.
Ответить на вопросы:
О чём предупреждает Замятин своим произведением?
Антиутопия Антиуто́пия (англ. dystopia) - направление в художественной литературе и кино, в узком смысле описание тоталитарного государства, в широком смысле - любого общества, в котором возобладали негативные тенденции развития.
Смысл названия романа «Мы» в романе означает Единое Государство, которое является утопией. Это государство, где существует только «стадное» чувство и неоформленность личностных качеств, человек не существует как личность и бессознательно сосуществует с другими подобными ему. Местоимение «Мы» после публикации романа стало иметь негативный смысл…
Конфликт между «мы» и «я» МЫ Я Власть Единого Государства Состояние свободы Бюро Хранителей Любовь Часовая Скрижаль Эмоции Зелёная Стена Фантазии Государственная газета Творчество Институт Государственных Поэтов и Писателей Искусство Математически безошибочное счастье Семья, родители, дети Единая Государственная Наука Красота Стабильность Религия Разум Душа, духовность Музыкальный завод Неорганизованная музыка Идеальная несвобода Привязанности Равенство Оригинальность Детоводство Сексуальные отношения)))
Женские и мужские образы в романе В целом герои-мужчины в романе "Мы" более рационалистичны, прямолинейны, обладают менее стойким характером, им свойственна рефлексия, колебания. Именно I-330 и О-90 - сильные характеры, - не колеблясь, противостоят Единому Государству в отличие от рефлексирующих мужских нумеров, при том, что обе героини - совершенно разные по психологии, внешности, жизненным целям.
Религия в романе “ Тем двум в раю – был представлен выбор: или счастье без свободы – или свобода без счастья; третьего не дано, Они, олухи, выбрали свободу – и что же: понятно – потом века тосковали об оковах. и только мы снова догадались, как вернуть счастье …. Благодетель, машина, куб, газовый колокол, Хранители – все это добро, все это величественно, прекрасно, благородно, возвышенно, кристально чисто. Потому что это охраняет нашу несвободу – то есть наше счастье. Чудовищную логику Единого государства демонстрирует сам Благодетель, рисуя перед воображением трепещущего Д-503 картину распятия, он делает главным героем этой “величественной трагедии” не казненного Мессию, а его палача, исправляющего ошибки преступной индивидуальности, распинающего человека во имя всеобщего счастья.
Заключение Все таки «Мы» победило. D-503 согласился на «операцию». Он спокойно смотрел как I-330 погибает в газовом колоколе, его возлюбленная …
