Рассказ город андреева краткое содержание. Поиск истины (о творчестве Л. Андреева). Федеральное агентство по образованию

Федеральное агентство по образованию

ГОУ ВПО «Самарский государственный университет»

Филологический факультет

Кафедра русской и зарубежной литературы

Специальность «филология»

Курсовая работа

Образ города в ранних рассказах Л. Андреева

Введение

Пространство и время в литературе

Пространство города в русской литературе. Образ Петербурга

Образ города в ранних рассказах Л.Андреева

1 « Петька на даче»

2 « В тумане»

3 «Город»

Заключение

Библиографический список

Введение

творческий андреев пространство город

Творческое наследие Леонида Николаевича Андреева, формировавшееся в период переломной исторической эпохи рубежа веков, богато и разнообразно. Писатель известен нам как фельетонист, автор рассказов, повестей, романов и один из ведущих драматургов своего времени.

Широкую известность литературная деятельность Андреева получает в начале 1900-х годов, когда был напечатан первый сборник его рассказов. Нужно отметить, что в конце 19 - начале 20 века ведущее положение в русской литературе занял малый эпический жанр, в частности жанр рассказа. Один из факторов, способствовавший распространению жанра рассказа в эпоху «безвременья», заключался в том, что эта эпическая форма с ее лаконичной и емкой структурой, концентрацией изобразительных средств позволяла «исследовать нравственные проблемы философски углубленно и обобщенно и в то же время на уровне почти молекулярном».

На рубеже веков эпические жанры «смешиваются» друг с другом, их границы размываются. Поэтому, как считает И.И.Московкина, чаще всего ученые не разграничивают рассказы и новеллы Андреева, называют рассказами его повести. Эта проблема жанрового своеобразия писателя требует специального рассмотрения.

В ранних произведениях Андреева ощутимо влияние Помяловского, Г.Успенского, Л.Толстого, Чехова, Достоевского, Гаршина, Горького. «Андреев пишет об « униженных и оскорбленных», о засасывающей пошлости и отупляющем воздействии на человека мещанской среды, о детях, задавленных нуждой, лишенных радостей, о тех, кто брошен судьбой на самое «дно» жизни, о мелком чиновном люде, о стандартизации человеческой личности в условиях буржуазного общества». Л.Андреев будит тревогу за людские души. В своих произведениях он пишет о героях, ужаснувшихся абсурдности жизни, находящихся в напряженном, взвинченном состоянии, в состоянии «шока».

Непосредственно ранней художественной прозе писателя посвящена монография Л.Иезуитовой. В этой работе по сумме содержательных и формальных признаков многие рассказы Андреева разделены автором на три группы.

Первую группу составляют рассказы «философского настроения», которые более других близки к событийно-бытовым («У окна», «Петька на даче», «Большой шлем», «Жили-были», «В тумане» и другие). Герой здесь показан в потоке будней. Андреев акцентирует внимание на бессознательно трагическом, на трагическом повседневного в жизни обыкновенного, слабого человека. Автор показывает своего героя как бы со стороны, хотя нередко отдельные стороны жизни персонажа даны сквозь призму его собственных чувственных и душевных реакций.

Ко второй группе рассказов относятся эскизы, этюды, зарисовки («Смех», «Ложь», «Набат», «Бездна»). Их сближает чрезмерно экспрессивная языковая стилистика. Эмпирический элемент полностью подчинен настроению, взрыву чувств (это крик, ритм, звук, крайняя степень чего-то катастрофического).

Наконец, третью группу составляют «исповедально-мировоззренческие» рассказы («Рассказ о Сергее Петровиче», «Мысль»). Герой здесь не просто существует, плывет по течению, а размышляет над собственной жизнью. Он показан в процессе осознания себя, своего места в мире.

Л.Иезуитова выделяет и центральную проблему всего творчества Леонида Андреева. Эта проблема - «человек и рок». «Отношения человека с «роком» - подчинение или неподчинение ему, уяснение того, что выше сил человеческих и что сам человек, каковы границы и возможности его «я» - все это становится предметом художественного анализа Андреева» . Отсюда следуют размышления автора о роковом значении смерти в жизни человека, о смысле бытия.

Проблема творческого метода Леонида Андреева вызывает до сих пор спорные суждения. Исследователи причисляют писателя к разным литературным направлениям и течениям от реалистических до декадентских. Некоторые из них полагают, что ведущее начало в творчестве писателя - реалистическое, что его экспрессия не переходит в экспрессионизм, его символ реалистичен. Другие утверждают, что Андреев был наиболее ярким представителем русского экспрессионизма. Третьи видели в нем предтечу экзистенционализма. Действительно, трагедия человека Л.Андреева, «словно навечно заключенного в камеру одиночества» , была близка идее одиночества, отчаяния в экзистенциалистской философии Л.Шестова.

В.Келдыш предложил концепцию, согласно которой художественная система писателя принадлежит к «промежуточным» явлениям «двойственной эстетической природы», сочетающим принципы реализма, символизма и экспрессионизма. Несмотря на то, что ученые так и не пришли к единому мнению о соотношении литературных направлений в разные периоды творчества писателя, в целом говорят о реалистическом характере ранней прозы и драматургии Андреева и о синтезе модернистских течений в его зрелом творчестве.

Главная тема ранних рассказов Андреева - открытие гуманно-человеческого в человеке, протест против подавления личности. Писателя интересовала актуальная для рубежа веков проблема человека и цивилизации. Автор затрагивал вопрос о влиянии города на сознание и душу человека в современном ему обществе.

Цель нашего исследования - раскрыть образ города в ранних рассказах Леонида Андреева. Для достижения поставленной цели мы предлагаем решить следующие задачи:

1рассмотреть особенности создания образа города в русской литературе;

2проанализировать образ города в ранних рассказах Л.Андреева на примере нескольких произведений.

Анализ будет проводиться на основе рассказов, написанных Андреевым с 1898 по 1904 год и опубликованных в первом томе собрания сочинений писателя.

В связи с малой изученностью данного аспекта в творчестве Леонида Андреева наша работа представляется актуальной.

1. Пространство и время в литературе

Мир художественного произведения литературы часто воспринимается читателем как реально существующий. Мы анализируем поступки вымышленных героев так, словно они совершались на самом деле. Это объясняется тем, что автор «бессознательно, не придавая этому художественного значения, переносит в создаваемый им мир явления действительности или представления и понятия своей эпохи».

Однако мир художественного произведения является результатом не только отображения, но и активного преобразования действительности, связанного с идеей и целями писателя. Этот внутренний мир представляет собой единое художественной целое, особым образом организованное и обладающее своими собственными законами развития. Восприятие целостной и самобытной «действительности» произведения обеспечивается во многом благодаря таким категориям литературы, как художественное время и художественное пространство.

Следует отметить, что в сфере искусства различают реальное, концептуальное и перцептуальное пространство и время. Концептуальное пространство и время отображают то историческое пространство и время, в котором протекают события, изображенные в книге. Например, в романе И.С.Тургенева «Отцы и дети» основные события разворачиваются в России летом 1859 года. Перцептульное пространство и время - это прежде всего пространство - время представления и воображения.

«…В рамках перцептуального пространства-времени допустимыми являются такие эффекты, как растяжение и сжатие временных интервалов, деформации пространственных отношений, которые недопустимы на уровне физического (реального) пространства-времени». Следовательно, художественный образ может быть реализован только с помощью перцептуального пространства и времени субъекта, создающего или воспринимающего художественного произведение.

В разных жанрах литературы пространство и время воспроизводятся по-разному. Так, в драматических произведениях художественное время обычно совпадает по протяженности с композиционным временем действия. В эпических и лиро-эпических жанрах они не тождественны.

Говоря о времени в литературе, обычно имеют в виду сюжетное время, то есть время, которое является объектом изображения и которое распознается в силу причинно-следственных связей событий. «События в сюжете предшествует друг другу и следуют друг за другом, встраиваются в сложный ряд, и благодаря этому читатель способен замечать время в художественном произведении, даже если о времени в нем ничего специально не говорится». Время может быть динамичным в повествовании о поступках героев, передаче диалогов и статичным в пейзажных, портретных характеристиках, в философских отступлениях автора. Время может течь хронологически безостановочным путем (от начала к концу), а может прерываться, развертываться в обратном направлении в «припоминаниях» героя. Время может определяться краткостью, когда описывается один день из жизни героя, или длительностью, когда оно растягивается на много лет.

В художественном произведении изображается не только сюжетное время, но и собственно авторское время (и пространство). Об этом подробно говорится в монографии Б.Успенского «Поэтика композиции». Автор может не участвовать в действии, и тогда авторское время сосредотачивается в какой-то определенной точке, из которой он ведет повествование (внутренней или внешней). Но авторское время в произведении может развиваться самостоятельно и иметь свою сюжетную линию, как, например, в «Евгении Онегине» А.С.Пушкина.

Писатель создает и определенное пространство, в котором локализовано действие произведения. Это пространство может быть замкнутым, ограниченным рамками одной комнаты (например, в рассказе Л.Андреева «Большой шлем»), и охватывать огромные территория (почти вся Европа в «Войне и мире» Л.Н.Толстого). Пространство может быть топографически конкретным и абстрактным, выходящим за пределы земной планеты; реальным (как в летописи или историческом романе) или воображаемым (как в сказке).

Важно отметить, что рассматриваемые категории литературы тесно связаны друг с другом. На эту связь еще в 30-е годы 20 века указал М.М.Бахтин. В работе «Эпос и роман» Бахтин называет взаимосвязь временных и пространственных отношений, художественно освоенных в литературе, специальным термином - хронотопом (который буквально означает «времяпространство»). Литературовед подчеркивает неразрывность пространства и времени и определяет время как четвертое измерение пространства. В хронотопе «время…сгущается, уплотняется, становится художественно-зримым; пространство же интенсифицируется, втягивается в движение времени, сюжета, истории». По словам Бахтина, именно хронотоп определяет жанровую разновидность и образ человека в литературе.

Необходимо помнить, что изображение и осмысление пространства и времени менялось, как менялись и сами жанры в разные исторические эпохи.

2. Пространство города в русской литературе. Образ Петербурга

В эмпирически данной реальности город представляет собой физическое (географическое) пространство существования человека, преобразованное им самим, а значит, и взаимосвязанное с пространством социальным. Социальное пространство - это пространство общения людей, в котором обнаруживается их конкретное поведение. А город, безусловно, влияет на жизнь человека, определяет и организует его бытие.

В окружающей нас действительности пространство города характеризуется локальностью, объемностью, конкретностью, замкнутостью и заполненностью. Эти особенности пространства города могут в той или иной степени отражаться в художественном мире литературного произведения. Они могут и видоизменяться в соответствии с замыслом писателя, его методом и стилем.

Изначально город возникает на Руси как укрепление, крепость, то есть как населенное место, огороженное стеной для защиты от неприятеля. Постепенно город превращается в относительно крупный населенный пункт, торгово-промышленный, административный и культурный центр.

В средневековых летописных сводах, в исторических повестях встречаются упоминания о таких городах Русской земли, как Киев, Новгород, Владимир, Суздаль, Ярославль и другие. В этих произведениях древнерусской литературы города выступают лишь фоном действия, событий, повествующих о жизни и подвигах того или иного князя. Сами же города не индивидуализируются и не несут никакой дополнительной смысловой нагрузки в тексте.

В русской литературе, начиная с 18 столетия, непосредственно создается образ города (что было во многом связано с увеличением его роли в общественной жизни человека). В «Бедной Лизе» Н.М.Карамзина возникает образ «дворянской» Москвы и ее окрестностей, в «Цыганах» А.С.Пушкина - неволя душного города, из которого бежит Алеко.

Под образом города в художественном произведении часто понимается городской пейзаж, обладающий эмоционально-психологической значимостью. Этот урбанистический пейзаж сформировался в реалистическом направлении литературы 19 века (например, в «Мертвых душах» Н.В.Гоголя, в лирике Н.А.Некрасова).

Пейзаж, в том числе городской, в качестве элемента художественного пространства участвует в создании образа хронотопа. Например, в рассказах А.П.Чехова «Ионыч», «Дама с собачкой» описания губернских городков с серыми заборами и запахом жареного лука формируют хронотоп провинции.

В русской литературе наиболее яркое отражение городской пейзаж нашел в образе Петербурга, города, который с 1712 по 1918 год был столицей Российской империи.

С момента основания Петербурга начали складываться мифы и легенды об этом городе. С одной стороны, северная столица олицетворяла собой новую Россию, ассоциировалась с культурным, цивилизованным, европейским городом, которым страна может гордиться. С другой стороны, Петербург строился на болоте руками рабочих, которые жили в тяжелых условиях, голодавших, гибнущих тысячами. Город, переполненный иностранцами и спроектированный зарубежными архитекторами, имел нерусский облик. Таким образом, Петербург в сознании народа стал воплощением идеи добра в первом случае и идеи зла во втором.

В.Н.Топоров писал, что «эта двуполюсность Петербурга и основанный на ней сотериологический миф («петербургская» идея) наиболее полно и адекватно отражены как раз в Петербургском тексте литературы...». Текст о Петербурге Топоров относит к числу «сверхнасыщенных реальностей», которые неотделимы от сферы символического.

В литературе 18 века создается образ пышного и парадного города в торжественных одах, похвальных словах и речах (Ф.Прокоповича, М.В.Ломоносова, В.К.Тредиаковского, А.П.Сумарокова). А.С.Пушкин в «Медном всаднике» показывает два облика северной столицы: град Петров во вступлении и город несчастного Евгения в основной части поэмы. Пушкин, по словам Л.Долгополова, «выступает последним певцом светлой, величественной стороны Петербурга и первым представителем письменной литературы, воплотившим в реальных художественных чертах его роковую и трагическую роль в судьбе человека». В дальнейшем на первый план выдвинулся образ мрачного, призрачного и бездушного Петербурга. В «Петербургских повестях» Н.В.Гоголя, стихотворениях Н.А.Некрасова, романах Ф.М.Достоевского и И.А.Гончарова Петербург становится городом, губительно действующим на человека. В 20 веке «петербургский текст» оформляется и завершается в произведениях А.Белого, А.Блока, А.Ахматовой, О.Мандельштама, Вагинова.

Описание Петербурга в русской литературе не исчерпывается его топографическими, климатическими, этнографически-бытовыми, культурными характеристиками. «Петербургский текст» определяется единством и цельностью смыслов и идей, которые в нем заложены его творцами.

3. Образ города в ранних рассказах Л.Андреева

Леонид Николаевич Андреев родился в городе Орле. В родительском доме на 2-й Пушкарной улице орловской слободки, населенной беднотой, прошли его детские и юношеские годы. Закончив классическую гимназию, Андреев поступает на юридический факультет Петербургского университета, но продолжает учебу уже в Московском университете. Получив диплом, работает помощником присяжного поверенного и публикуется в газетах, пишет судебные репортажи, фельетоны, очерки.

Литературная деятельность писателя началась, как он сам признавал, в 1898 году, когда был опубликован первый его рассказ «Баргамот и Гараська». В нем отразились живые впечатления Леонида Андреева о губернском городе Орле, а герои рассказа имели реальных прототипов. «Населенная сапожниками, пенькотрепальщиками, кустарями-портными и иных свободных профессий представителями, обладая двумя кабаками, воскресеньями и понедельниками, все свои часы досуга Пушканая посвящала гомерической драке, в которой принимали непосредственное участие жены, растрепанные, простоволосые, растаскивавшие мужей, и маленькие ребятишки, с восторгом взиравшие на отвагу тятек».

Андреев почти не выдумывал сюжеты для своих произведений. Он писал «о том немногом, что показала ему жизнь в Орле, Петербурге и Москве, о людях и событиях, объективно не поднимающихся выше и не опускающихся ниже усредненной рутины и скучной повседневности. И во всем этом нужно было увидеть что-то скрытое от других глаз, сказать о привычном особенными, «странными» словами, чтобы заставить читателя заговорить о себе - в ответ».

Образ города явно или отдельными штрихами создается почти во всех ранних рассказах Леонида Андреева. Многие его герои - жители провинциальных городков, Москвы и Петербурга. В описании городов прослеживается как реалистически объективный способ изображения действительности, так и повышенно экспрессивный. В рассказах воспроизводится городской пейзаж, внешний облик городов и жизнь людей в городских квартирах и домах. Внутреннее пространство городских построек может совершенно отгораживать человека от внешнего мира («У окна»), может быть социально иерархичным («В подвале»). В произведениях упоминаются топографически достоверные отличительные особенности городов, например, Воробьевы горы и Третьяковская галерея в «Рассказе о Сергее Петровиче» или набережная Невы рассказа «В тумане». Обычно же город не конкретизируется, характеризуется в общих чертах.

Образ города Леонида Андреева может быть разным. Но это всегда город, тлетворно влияющий на сознание и душу простого человека. Человек ощущает дисгармонию в нем, гибнет в условиях стремительно крепнущей буржуазной цивилизации. В создании образа города отразилась склонность Андреева к восприятию мрачных и трагических сторон жизни.

Подробнее рассмотрим образ города в таких рассказах Леонида Андреева, как «Петька на даче», «В тумане» и «Город».

3.1 «Петька на даче»

Рассказ «Петька на даче» можно совершенно определенно отнести к раннереалистическим произведениям Л.Андреева, пробуждающим гуманное отношение к человеку. Этим человеком в рассказе становится маленький мальчик десяти лет. Ребенок одинокой и бедной кухарки лишен беззаботного детства. Он с раннего возраста был вынужден прислуживать в парикмахерской, где слышал лишь злой окрик - «Мальчик, воды!» и угрозу - «Вот погоди!» . Петьку наказывали за то, что он проливал воду, но он не жаловался. Тяжелое и однообразное существование притупляло чувства в ребенке, физически истощало мальчика и превращало его в апатичного старика. Он все худел, а «около глаз и под носом у него прорезались морщинки, точно проведенные острой иглой, и делали его похожим на карлика».

Петька родился и вырос в одном из нищих районов Москвы. Здесь он работал в грязной парикмахерской, невдалеке от которой «находился квартал, заполненный домами дешевого разврата». И Петька привыкал к этой грубой и неприглядной жизни человека, где обычным явлением были кражи и грабежи. На улицах города встречал он равнодушные и злые лица грязно одетых людей, видел, как пьяный мужчина избивал пьяную женщину, но никто из сбегавшейся толпы не вступался за нее. Это был город обезличенных, бесприютных, социально обездоленных людей.

Символом другой жизни для Петьки оказалась дача в Царицыно, куда пригласили мальчика господа его матери Надежды. «Он не знал, что такое дача, но полагал, что она есть то самое место, куда он так стремился».

Петька жил в предельно замкнутом пространстве города. Это пространство было ограничено темной парикмахерской, магазинами, лавками и кабаками, расположенными рядом с ней, а также бульваром с его «опустившимися» жителями. Ежедневные драки и пьянки здесь составляли характерную часть человеческой жизни. Другой жизни ребенок не знал.

За чертой города для Петьки открылся удивительный мир, о существовании которого он и не подозревал. Это был мир полей, равнин, гор, лесов, речек и широкого ясного неба. Это был мир свободы и простора, представший перед глазами мальчика как нечто новое и странное. «В противоположность дикарям минувших веков, терявшимся при переходе из пустыни в город, этот современный дикарь, выхваченный из каменных объятий городских громад, чувствовал себя слабым и беспомощным перед лицом природы. Все здесь было для него живым, чувствующим и имеющим волю».

Городской пейзаж обрисован в темных и печальных тонах: грязная, черная от копоти парикмахерская, серые от пыли деревья, порыжевшая на солнце трава. Петька, живя в этом городе, не мог даже осознать, скучно ему или весело. Он механически выполнял приказы хозяина Осипа Абрамовича или кого-нибудь из подмастерьев.

Красота природы пробудила душу ребенка. Петька словно научился понимать свои ощущения и выражать свои чувства. В восприятии мальчика теперь по небу плывут беленькие радостные облака, а зеленые и светлые полянки с яркими цветами становятся веселыми. Когда же Петьку спрашивали, нравится ли ему жить на даче, он «конфузливо улыбался и отвечал: Хорошо!..»

На даче Петька наконец-то обрел настоящее детство. Он ловил рыбу, купался в пруду, лазал по развалинам дворца, бегал босой, играл в «классики». У Петьки разгладились морщинки на лице, и сам он заметно помолодел на свежем воздухе (и это в десять лет?!).

Но через неделю на дачу пришло письмо «куфарке Надежде», в котором хозяин парикмахерской требовал, чтобы Петька вернулся в город. Когда мальчику сообщили эту страшную новость, он не сразу понял, куда ему нужно ехать. Дача стала для него родным домом, а про город он совсем забыл. Осознав случившееся, Петька не просто заплакал - он закричал. Ребенок в истерике всем своим существом выражал протест и несогласие, ведь так не хотелось терять обретенное счастье и возвращаться в город, где никому нет дела до его страданий.

Петька и его мать приехали на поезде в Москву. «Толкаясь среди торопившихся пассажиров, они вышли на грохочущую улицу, и большой жадный город равнодушно поглотил свою маленькую жертву».

Композиция произведения представляет собой круг: рассказ оканчивается на том же месте, с которого начался. Город не отпускал и преследовал ребенка, как злой рок. И маленький человек Леонида Андреева не смог противостоять этой силе, стоящей выше его. Снова оказавшись в душной парикмахерской, Петька беспрекословно исполнял приказания. И только по ночам с замиранием сердца он вспоминал о даче и рассказывал Николке о том, «чего не бывает, чего никто не видел никогда и не слышал».

В рассказе естественная, природная среда, которая дарит внутреннюю свободу, противопоставляется пространству города, замкнутому, сковывающему и порабощающему человека. Подобная антитеза была значимой в творчестве Андреева. Она встречается в таких рассказах писателя, как «Из жизни штабс-капитана Каблукова», «Гостинец», «Город», «Рассказ о Сергее Петровиче».

3.2 «В тумане»

В рассказе Леонида Андреева отображается психическое состояние 17-летнего юноши, обостренно переживающего собственную нравственную ничтожность. Гимназист Павел Рыбаков был близок с продажными женщинами и заболел постыдной болезнью, «о которой нельзя подумать без ужаса и отвращения к себе» . В душе героя происходит борьба двух начал: мечты о светлой любви к чистой и невинной Кате Реймер сосуществуют с неоднократными его «падениями». Павел чувствует себя дурным, погибшим человеком, скрывает болезнь от своей семьи и страдает в одиночестве.

Леонид Андреев раскрывает в произведении явление «распада» буржуазно-интеллигентской среды. Сергей Андреевич, отец Павла, думал, что знает своего сына, ведь он всегда обсуждал с ним многие вопросы жизни серьезно и откровенно, как с взрослым. Но оказалось, что Павел «в каких-то загадочных настроениях, в каких-то омерзительных рисунках…» . Даже в этой относительно благополучной по части воспитания семье одна из острых проблем нравственности - сохранение молодым поколением чистоты не только духовной, но и физической - остается нерешенной.

Л.Андреева интересуют кардинальные проблемы неблагополучия человеческого бытия. Писатель, по убеждению В.Гречнева, говорит о том, что общество не может ответить на важный вопрос: как поступить с тем, что человек издавна живет двойной жизнью - явной, которой он гордится, и тайной, которую презирает и пытается скрыть. Явная жизнь описана в умных и полезных книгах: это музыка, театр, выставки… «И рядом с ней продолжает течь совсем другая жизнь - отвратительно грязная и цинично бесстыдная, она и вне человека и внутри него, она и отталкивает его своим безобразием и непостижимым образом влечет к себе, о ней не забывает он и на лоне природы, и в сутолоке городских улиц». Псевдонравственное общество закрывает глаза на эту оборотную сторону цивилизации, не позволяет себе думать о ней.

Павел Рыбаков опускается на дно уличного разврата с переездом в Петербург. Образ столицы раскрывается в рассказе метонимически: через природно-климатическую характеристику города - туман. Туман не столько является деталью городского пейзажа, сколько воссоздает символический план произведения, отражает душевное состояние Павла. Ноябрьский туман окрашивается Андреевым-художником в тревожный темно-желтый цвет. Он покрывает все: улицы, дома каменного города, фигуры прохожих. Туман проникает и в комнату Павла: «все было от него желтое: потолок, стены и измятая подушка», «желтели…тетради и бумаги», «желтело от него и лицо Павла».

В рассказе метафорически сближаются грязный городской туман и «грязная» болезнь главного героя. Они несут в себе смерть. В тумане, который сравнивается с бесформенной желтобрюхой гадиной, гибнут запоздалые болезненно-яркие цветы. Из-за болезни Павел чувствует себя жалким, страшно одиноким, «как прокаженный на своем гноище ». Он решается на самоубийство и убийство проститутки Манечки именно в тот день, когда город с самого рассвета задыхался в желтом тумане.

В Петербурге Павел находится во власти чего-то фатального, не оставляющего никаких надежд на спасение. Здесь его беспощадно преследуют женщины с холодными и наглыми глазами. Когда Павел «спит и бессилен управлять своими чувствами и желаниями, они огненными призраками вырастают из глубин его существа; когда он бодрствует, какая-то страшная сила берет его в свои железные руки и … бросает в грязные объятия грязных женщин».

В экспрессивном описании города заметно влияние на Л.Андреева творчества Ш.Бодлера, Э.По. В сознании Павла город кишит женщинами, «как разложившееся мясо червями» . В этом городе он заболел и из-за болезни ощущает себя «в каких-то зловонных помоях» . Город производит жуткое и неприятное впечатление не только на Павла, но и на читателя: «на мостовой лежала липкая и серая грязь», «воздух неподвижен и тяжел», «по скользким, высоким стенам ползают мокрицы».

Равнодушный город покрыт мутным и холодным туманом. И Павлу непонятным и странным казалось то, «что в этом свинцовом, пахнущем гнилью тумане, продолжает течь какая-то своя, неугомонная и бойкая жизнь…».

Образ Петербурга рассказа Леонида Андреева «В тумане» продолжает в русской литературе фольклорную традицию, согласно которой Петербург является центром зла и преступления, страдания и смерти.

3.3 «Город»

Наиболее полно и характерно для творчества Леонида Андреева городской пейзаж представлен в рассказе под названием «Город», написанном в 1902 году.

В рассказе говорится о небогатом чиновнике, который чувствует себя абсолютно одиноким среди тысяч людей, живущих в огромном городе. Петров очень боялся этого города, особенно днем, когда улицы полны чужих и незнакомых ему людей. У главного героя не было ни семьи, ни друзей. Не было никого вокруг, кому бы он мог рассказать о своих переживаниях и страхах. В городе «каждый … человек был отдельный мир, со своими законами и целями, со своей особенной радостью и горем, - и каждый был как призрак, который являлся на миг и, неразгаданный, неузнанный исчезал. И чем больше было людей, которые не знали друг друга, тем ужаснее становилось одиночество каждого».

На фоне всеобщего отчуждения Петров все же ищет человеческого общения. Раз в год, на Пасху, он встречает в доме господ Василевских другого несчастного чиновника. Их встречи постепенно перерастают в знакомство. Между ними вроде бы устанавливаются приятельские отношения, где проявляются чувства радости, беспокойства, огорчения. Но душевных бесед не получается, а в немногословных разговорах каждый из них говорит о своем. В конце концов, они даже остаются друг для друга (и для читателей) безымянными: другой чиновник в воспоминаниях Петрова лишь «тот» , сам Петров для «того» - «горбатенький».

С одной стороны, герой Леонида Андреева - рядовой, слабый человек, он принадлежит к безликой массе жителей города. Каждый день Петров ходил на службу, зимой изредка бывал в театре, а летом ездил к знакомым на дачу. Жизнь его текла размеренно и однообразно, как у всех, и «измерялась» сменой времен года.

С другой стороны, писатель выделяет из толпы маленького чиновника, который интуитивно осознает мелкость и обыденность своей личности. В отличие от остальных жителей города Петров задумывается о том, почему он одинок среди множества людей, почему возникают преграды на пути сближения человека с человеком. Непонимание и одиночество приводят Петрова к своеобразному протесту. В пьяном бунте со слезами он кричит: «Все мы люди! Все братья!» . Герой Андреева почти буквально повторяет восклицания Башмачкина из гоголевской повести: «Я брат твой», «Зачем вы меня обижаете?»). Петров протестует под влиянием алкоголя, но выразить свои страдания по-другому он просто не может.

В этом рассказе Андреев продолжает развивать тему «маленького человека» в литературе. Писатель, однако, не акцентирует внимание на невысоком социальном положении чиновника, на притеснениях его со стороны господ. В.А.Мескин справедливо замечает: «трагедия здесь не в том, что индивидуальность отвергает общество, и не в том, что общество отвергает индивидуальность, а в том, что индивидуальности не составляют единого общества».

Разобщение людей происходит в границах города. В описании этого города наблюдается тяготение Андреева к гиперболизации. Это и понятно, ведь читатель видит городской пейзаж глазами запуганного Петрова. «Город был многолюден и громаден» - эти характерные особенности повторяются в тексте в разных вариациях несколько раз.

Городской пейзаж конкретизируется в экспрессивно насыщенных описаниях улиц и домов. «Колоссальной тяжестью своих каменных раздутых домов он ‹город› давил землю, на которой стоял, и улицы между домами были узкие, кривые и глубокие, как трещины в скале» . Улицы, «изломанные, задохнувшиеся, замершие в страшной судороге», одушевляются, наделяются способностью быть охваченными паническим страхом, бежать из города в открытое поле. Но, как и Петров, улицы находятся в плену города. Дома же уподобляются обезличенным жителям: «то краснеющие холодной и жидкой кровью свежего кирпича, то окрашенные темной и светлой краской, они с непоколебимой твердостью стояли по сторонам, равнодушно встречали и провожали, теснились густой толпой и впереди и сзади, теряли физиономию и делались похожи один на другой…».

Леонид Андреев не стремился объективно воссоздать какой-то реальный город в своем произведении, хотя в нем и угадываются черты Петербурга. Для писателя гораздо важнее передать эмоциональное восприятие города его обитателем, показать взаимоотношение субъекта сознания (Петрова) и объекта изображения (города).

Город выступает по отношению к герою как «что-то упорное, непобедимое, равнодушно-жестокое». Петров находится во власти каменного города, чувствует себя «песчинкой среди других песчинок» и задыхается от одиночества.

Город-исполин, созданный когда-то руками человека, оживает, абстрагируется и начинает жить самодостаточной жизнью. Он безжалостно «умерщвляет» своих жителей: Смирновых, Антоновых, Никифоровых. И «маленький человек» Л.Андреева, затерянный в городских меблированных комнатах, обезличивается под влиянием жизни в этом городе. Петров, однако, не смиряется со своим положением и пытается «восстать» против злого рока судьбы, но все заканчивается победой равнодушного города. «Огромный город стал еще больше, и там, где широко расстилалось поле, неудержимо протягиваются новые улицы, и по бокам их толстые, распертые каменные дома грузно давят землю, на которой стоят. И к семи бывшим в городе кладбищам прибавилось новое, восьмое».

Таким образом, город Андреева парадоксален, дисгармоничен. Он не соединяет, а, наоборот, разъединят людей, живущих в нем. Город выступает символом одиночества, символом разобщающего начала. Мистический город губит людей, превращая их в призраков. Он чужд человеку и представляет для него пространство ужаса и духоты. Этот «мертвый» город, захватывающий свободное поле, никому не оставляет надежд на «воскрешение».

Заключение

Мы рассмотрели образ города в ранних рассказах Леонида Андреева на примере произведений, которые Л.Иезуитова относит к рассказам «философского настроения». Именно в них образ города отразился наиболее ярко и полно, здесь он играет значительную роль.

В описании города проявилось трагическое мировосприятие писателя. Город выступает по отношению к герою как враждебное и губительное начало. В пределах городского пространства над человеком независимо от его социального положения в обществе, возраста, жизненного опыта властвует роковая сила, фатальная предопределенность судьбы. И Л.Андреев не видел возможностей преодоления этого зла цивилизации. По мнению писателя, формировавшегося в эпоху религиозного нигилизма и разочарования в материалистических теориях «общественного прогресса», неладно что-то в самых глубинных основах жизни людей.

Библиографический список

I. Художественная литература

1.Андреев Л.Н. Собрание сочинений в 6-ти томах. Т.1. М., 1990.

II. Научная и критическая литература

1. Ачатова А.А. Своеобразие жанра рассказа Л.Андреева начала 900-х годов // Проблемы метода и жанра. Томск, 1977. Вып. 5.

2. Бахтин М.М. Эпос и роман. СПб., 2000.

3. Богданов А. Между стеной и бездной // Андреев Л.Н. Собрание сочинений в 6-ти томах. Т.1. М., 1990.

4. Гречнев В.Я. Русский рассказ конца 19-20 века. Л., 1979.

5. Долгополов Л. На рубеже веков: О русской литературе конца 19 - нач.20 века. Л., 1985.

6. Зобов Р.А., Мостепаненко А.М. О типологии пространственно-временных отношений в сфере искусства // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Л., 1974.

7. Иезуитова Л.А. Творчество Леонида Андреева (1892-1906). Л., 1976.

8. Карпов И.П. Слово Леонида Андреева // Андреев Л.Н. Красный смех. Ремизов А.М. Петушок. М., 2001.

9. Келдыш В.А. Русский реализм начала 20 века. М., 1975.

10. Колобаева Л.А. Концепция личности в русской литературе рубежа 19-20 вв. М., 1990.

11. Кулова Т.К. Творческие искания Леонида Андреева // Критический реализм 20 в. и модернизм. М., 1967.

12. Левин Ф. Л.Н.Андреев // Андреев Л. Повести и рассказы. Куйбышев, 1981.

13. Лихачев Д.С. Внутренний мир художественного произведения // Вопросы литературы. 1968. №8.

14. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. Л., 1971.

15. Мескин В.А. Между «двух правд» // Андреев Л.А. Красный смех. Ремизов А.М. Петушок. М., 2001.

16. Мескин В.А. Художественный метод Леонида Андреева и экспрессионизм // Проблемы поэтики русской литературы 19 в. М., 1983.

17. Михеева Л.Н. С думой о России, о человеке: Страницы творчества А.И.Куприна, И.А.Бунина, Л.Н.Андреева. М., 1992.

18. Московкина И.И. «Красный смех»: Апокалипсис по Андрееву // Андреев Л.А. Красный смех. Ремизов А.М. Петушок. М., 2001.

19. Муратова К.Д. Леонид Андреев // История русской литературы. Т.4. Л., 1983.

20. Новикова Т.Н. Поэтика жанра рассказа 80-90-х годов 19 в. в русской критике // Проблемы поэтики русской литературы 19 в. М., 1983.

21. Смирнова Л.А. Творчество Л.Н.Андреева: Проблемы художественного метода и стиля. М., 1986.

22. Соколов А.Г. История русской литературы конца 19 - начала 20 века. М., 1999.

23. Топоров В.Н. Петербург и «Петербургский текст русской литературы» // Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследование в области мифопоэтического: Избранное. М., 1995.

24. Успенский Б. Поэтика композиции. СПб., 2000.

25. Шипачева Н.А. «Язык и стиль рассказа Л.Н.Андреева «Город» // Русская речь. 1988. №3.

III. Справочная литература

1.Краткая литературная энциклопедия. В 9-ти томах. Т.9. М., 1971.

2.Литературный энциклопедический словарь. М., 1987.

Похожие работы на - Образ города в ранних рассказах Л. Андреева

С первых шагов в литературе Леонид Николаевич Андреев вызвал острый и неоднородный интерес к себе. Начав печататься с конца 1890-х гг., к середине первого десятилетия XX в. он достиг зенита славы, стал чуть ли не самым модным писателем тех лет. Но известность некоторых его сочинений носила почти скандальный характер: Андреева обвиняли в склонности к порнографии, психопатологии, в отрицании человеческого разума.

Бытовала и другая ошибочная точка зрения. В творчестве молодого писателя находили равнодушие к действительности, "устремленность к космосу". Тогда как все образы и мотивы его произведений, даже условные, абстрагированные, были рождены восприятием конкретной эпохи.

Непрекращающаяся полемика, пусть с перегибами в оценках, свидетельствовала о властном притяжении к Андрееву. Вместе (*190) с тем, конечно, и о неоднозначности его художественного мира.

Необычными были сфера и характер авторских наблюдений. Писателя увлекала мысль о возможных пределах развития (нарастания) человеческих переживании, состояний. Все проявления героя представали "под микроскопом", в их гипертрофированном виде. Так прояснялись светлые потенции личности или, напротив, ее угасание. Андреев, по его словам, верил в "собственную" логику души, "которая не может обманывать, когда о чем-нибудь серьезно подумаешь. В известном положении не может быть иначе, чем подсказывает художественное чутье". О значении для себя творческой интуиции он высказывался неоднократно. В дневнике за 1892 г. находим такое признание: "Все на познании собственного духа основываю", что и привело Андреева к самоуглублению.

Такая особенность индивидуальности писателя в известной мере была обусловлена обстоятельствами его жизни. Он был старшим в многодетной семье орловского чиновника. Жили они более чем скромно. Юношей Андреев был смелым, энергичным (на спор пролежал между рельсами под грохочущим над ним поездом). Однако уже в те годы его посещали приступы депрессии. Видимо, болезненно отзывалась безрадостная обстановка: пошлой провинции, унижений бедности, мещанского быта в родном доме. В трудную минуту Андреев даже решил умереть: случай спас его. Тягостное самочувствие помогала преодолеть редкая душевная близость с матерью, Анастасией Николаевной, свято верившей в избраннический путь, счастливую звезду сына. Эта обоюдная нежная привязанность продолжалась до последних дней Андреева. Его смерть Анастасия Николаевна просто отказалась принять за реальность и через год последовала за дорогим Ленушей.

В ранней прозе Андреева сразу увидели традицию Чехова в изображении "маленького человека". По выбору героя, степени его обездоленности, по демократизму авторской позиции такие андреевские рассказы, как "Баргамот и Гараська", "Петька на даче" (1899), "Ангелочек" (1899), вполне соотносимы с чеховскими. Но младший из современников везде выделил страшное для себя состояние мира - полное разобщение, взаимонепонимание людей.

В пасхальной встрече хорошо известных друг другу городового Баргамота и бродяги Гараськи каждый из них неожиданно не узнает другого: "Баргамот изумился", "продолжал недоумевать"; Гараська испытал "даже какую-то неловкость: уж больно чуден был Баргамот!". Однако и открыв неведомо приятное в (*192) своем собеседнике, оба не могут, не умеют наладить отношений между собой. Гараська лишь издает "жалобный и грубый вой", а Баргамот "менее, чем Гараська, понимает, что городит его суконный язык".

В "Петьке на даче" и "Ангелочке" - еще более мрачный мотив: разорваны естественные связи между детьми и родителями. Да и сами маленькие герои не понимают, что им нужно. Петьке "хотелось куда-нибудь в другое место". Сашке "хотелось перестать делать то, что называется жизнью". Мечта не мельчает, даже не гибнет (как в произведениях Чехова), она не возникает, остается только равнодушие или озлобление.

Нарушен извечный закон человеческого общежития. Но рассказы написаны ради краткого светлого момента, когда вдруг оживает способность несчастных к "радостной работе" души. У Петьки это происходит в слиянии с природой на даче. Исчезновение "бездонной пропасти" между Сашкой и его отцом, зарождение их мысли о "добре, сияющем над миром", вызывает удивительная елочная игрушка - ангелочек.

Образно передал А. Блок свое верное впечатление от "Ангелочка": в теле "необъятной серой паучихи-скуки" "сидит заживо съеденный ею нормальный человек". Для "заживо съеденных" Гараськи, Петьки, Сашки исходным было не отчуждение от людей, а полная изоляция от добра и красоты. Поэтому образом Прекрасного избрано нечто абсолютно неустойчивое: пасхальное яичко Гараськи, случайная дача у Петьки, растаявший от печного жара восковой ангелочек, принадлежащий Сашке.

В. Г. Белинский установил определенный тип писателей: "...их вдохновение вспыхивает для того, чтобы через верное представление предмета сделать в глазах всех очевидным и осязаемым смысл его".

Андреев обладал сходным художественным мышлением. Чутко уловленное в общественной атмосфере явление как бы концентрировалось на малом участке - в поведении героев. Чем страннее, механистичнее они выглядели, чем больше отступали от вечных предначертаний жизни, тем острее ощущалась разрушенность общего миросостояния. И все-таки человек, даже погребенный заживо, на какой-то миг пробуждался от летаргического сна. Созданию столь горькой судьбы подчинены экспрессия авторского слова, сгущение красок, символика. Есть у Андреева и необычное средство выразительности. Какое-то представление персонажа вдруг объективируется, отделяется от породившего его субъекта.

Начиная с первых рассказов, в творчестве Леонида Андреева возникает упорно преследующее его сомнение в возможности адекватного постижения природы мира и человека, определяющее своеобразие поэтики его произведений: он испытывает в этом отношении то робкую надежду, то глубокий пессимизм. Ни одному из этих подходов к жизни так и не удается обрести полной победы в его произведениях. В этой отличительной черте его мировоззрения мы видим коренную особенность его творчества.

Раскрывая тему "маленького человека", Л.Н. Андреев утверждает ценность каждой человеческой жизни. Вот почему главной темой его раннего творчества становится тема достижения общности между людьми. Писатель стремится осознать важность тех общечеловеческих ценностей, которые объединяют людей, роднят их, независимо от каких бы то ни было социальных фактов. Писатель обращает пристальное внимание на внутренние, скрытые процессы жизни души, происходящие в человеке.

Рассказы-концепции Андреева 900-х годов. Влияние западных философов. Особенности воплощения темы бунта.

К исходу 1910-х гг. критика настойчиво заговорила о традициях Достоевского в творчестве Андреева, увлеченного будто вопросом, прекрасен или ничтожен человек. Думается, была совсем другая область, в которой писатель XX в. испытал особенное притяжение к своему великому предшественнику. Андреева тоже остро интересовало влияние на человеческую душу антигуманных идей. Но сами эти идеи, характер их восприятия предстали в сниженном варианте, потеряли глобальность философско-нравственного поиска, свойственного героям Достоевского. Так прозвучала "Мысль" (1902).

С момента появления рассказа и до наших дней в нем находят сомнения писателя в силе человеческого разума. А Андреев показал распад рассудка, постоянно направленного на ложь, издевательство, преступление. Доктор Керженцев придумал подлый план убийства своего приятеля Савелова и уклонения от наказания - прикинулся сумасшедшим. А когда совершил насилие, стал сомневаться в собственной умственной полноценности, что и расценил как предательство "божественной мысли". Рассказ написан в форме исповеди Керженцева (кроме зачина и концовки). Видимо, поэтому позиции автора и его "антигероя" были отождествлены. Андреев, однако, владел средствами для развенчания зарвавшегося парадоксалиста.

Исповедь носит характер саморазоблачения Керженцева. Он славит свою "божественную" мысль, которая на деле культивирует и эстетизирует его грязные пороки. Неспособность понять, безумен он или нет, воспринимается итогом исконно ненормального, сладострастного искажения правды. Есть и еще более острый момент. Керженцев уподобляет "божественную" мысль орудию смерти - рапире, змее (!). В сцене после убийства это сравнение вдруг овеществляется. Возникает ужасная картина: змея (мысль) вонзает жало в сердце своего "дрессировщика". Ложь, жестокость изнутри разрушают сознание - таков смысл символики.

Рассказ мог бы насторожить слишком сгущенной гаммой мрачных красок, если бы он был сосредоточен на одном персонаже. Но Керженцев тесно связан с "избранным" обществом, над которым он зло насмехается, а сам довершает царящее здесь безобразие. С наслаждением этот "интеллектуал" лепит философию "нового мира", где "нет верха, низа <...>, все повинуется прихоти и случаю", хочет создать невиданное смертоносное вещество для овладения полной властью над людьми.

Возмездие убийце наступает страшное - предельная депрессия. Страх перед собственным обликом звучит в диком вопле Керженцева: "Завесьте зеркала!" Ужас "грозного, зловещего, безумного одиночества" окончательно сводит его с ума. В зале суда из орбит подсудимого глядит "сама равнодушная немая смерть". Изощренность ситуаций, пронзительность некросимволики вполне согласуется с явлением "античеловека".

Отчуждение от окружения, жизни в целом не результат, а источник преступления Керженцева. Его "случайной прихотью" становится угроза уничтожения всей земли. С другой стороны, обнаружена неразрывная связь новоявленного воинствующего индивидуалиста с ничтожным, пошлым мирком, от которого он возмечтал освободиться. Сатанинские претензии предстали в облике махрового мещанина.

Известно, что поведение людей обусловлено сложным переплетением осмысленных стремлений и интуитивных порывов при очень неоднородном, изменчивом характере и тех и других. Внимание Андреева привлекло сосуществование сознания и инстинкта в их, что называется, чистом виде, как светлой, разумной сущности и темной, животной стихии. "Перестаньте травить человека и немилосердно травите зверя",- писал он в 1902 г. Отвращение к звериному было выражено по-андреевски - с предельным усилением уродливых явлений - в рассказах "Бездна" (1902), "В тумане" (1902). Сразу разразился шквал возмущения. С. А. Толстая (жена Льва Николаевича) публично обвинила автора "В тумане" в безнравственности. Были, однако, и другие отзывы, одобрили это произведение А. Чехов и М. Горький. И не случайно: в страшных картинах было заложено и очень важное наблюдение писателя за своей современностью.

Бездной назван ужасный поступок студента Немовецкого, довершившего насилие над юной Зиночкой, которую сначала самоотверженно защищал от пьяных бродяг. Под бездной подразумевалось и помутнение рассудка студента, поддавшегося действию слепой чувственности. Поэтому в ужасной финальной сцене Немовецкий изображен "отброшенным по ту сторону жизни", потерявшим "последние проблески мысли". Этот факт получил в рассказе убедительное объяснение. На протяжении трех (из четырех) главок раскрывается шаткость всех взглядов героя, неустойчивость и фальшивость усвоенных им правил приличия - всего того, что, как дым, разлеталось при первом столкновении юноши с общественными нечистотами. Немовецкий теряет свой прежний облик, а с ними - разумную реакцию. Происходящее он воспринимает "непохожим на правду"; себя - "непохожим на настоящего"; с лежащей в обмороке девушкой не может "связать представление о 3иночке"; даже ужас чувствует как "что-то постороннее". Непробужденность мысли, отсутствие нравственных принципов "золотой молодежи" резко осудил Андреев. Бессознательно - в тумане - совершает убийство и самоубийство гимназист Павел Рыбаков ("В тумане").

Андреев не раз говорил о проявлении "глубин человеческих неожиданно для нас самих", о "глубокой тайне" самой жизни. Но глубинное, тайное связывал в своем творчестве с духовной атмосферой времени, какую-то ее тенденцию "выверяя" в переживаниях личности. Душа героя становилась вместилищем тех или иных общих страданий, дерзаний, побуждений. Поэтому Андреев оставался равнодушным к социальным процессам, его интересовало их отражение во внутреннем бытии людей. Поэтому писателя упрекали в абстрактном истолковании важных общественных событий. А он создавал психологический документ эпохи.

Мотивы смерти очень часты в произведениях Андреева, выразительна некродеталировка созданных им картин. Можно ли тут заподозрить главную его тему? Нет, жизнь увлекала неизмеримо больше. Просто писатель обращался к настолько острым, переломным состояниям человека, что смертельный исход давал необходимый предел напряжения. Само по себе оно было, конечно, совершенно различным. Физическая гибель нередко завершала душевное опустошение. Но являла и, наоборот, силу сопротивления. В другом случае наступала как результат потрясения после небывалого внутреннего подъема. На грани жизни и смерти испытывал Андреев своих героев, в том числе и любимых.

В прозе Андреева рубежа веков четко просматривается линия рассказов, раскрывающих достойные устремления личности. Волевой поступок или активная мысль, как всегда у Андреева, рождены глубокими переживаниями, вызванными общественными диссонансами. Из протеста против пошлой среды обрекает себя на молчание, вплоть до добровольного ухода из жизни, юная девушка ("Молчание", 1900). Борьба между любовью к отцу, семье и ненавистью к их собственнической психологии венчается для молодого человека решением навсегда покинуть родной дом ("В темную даль", 1900). В тягостной тоске одиночества созревает желание бедного студента обрести "особое, новое слово" для родины, чтобы слиться с "неведомым многоликим братом" ("Иностранец", 1901). Под влиянием борцов за свободу рождается стойкость, измеренная презрением к смерти слабого, даже жалкого существа ("Марсельеза", 1903).

Исходная ситуация "Жизни..." - противоборство священника Фивейского с собственным неверием в Бога, усиливающимся с трагической утратой близких,- завершается протестом против религии. Этот мотив, горячо одобренный Горьким, ярок, но им произведение не исчерпывается. Андреев был убежден (цитата из его письма): "...горячо верующий человек не может представить Бога иначе, как Бог - любовь. Бог - справедливость, мудрость, чудо..." Раздумья Фивейского о справедливости, любви, мудром служении правде и составляют повесть. О герое сказано: "Явственно была начертана глубокая дума на всех его движениях", дума "о Боге и о людях" (Боге - высшем добре и людях, лишенных его).

Внутренний перелом в душе измученного личными горестями отца Василия начинается с того момента, когда он понял, что существуют "тысячи маленьких разрозненных правд", и почувствовал себя "на огне непознаваемой правды" для всех. Перед Фивейским открываются всеобщее трагическое положение и великое ожидание. Он слышит жалобы старости, видит "много молодых горячих слез". Наблюдает безысходную судьбу крестьянина Мосягина: "стихийную волю к такому же стихийному творчеству" и - уродливое прозябание; способность "перевернуть самую Землю" и - обморочное состояние от голода. Даже с далеких небес, казалось Фивейскому, "несутся стоны, и крики, и глухие мольбы о пощаде". Тогда созревает его полное сострадания обращение к каждому из несчастных: "Бедный друг, давай бороться вместе, и плакать, и искать".

Повесть отвечает на главный для автора вопрос: кто и как поможет бескрайним людским страданиям? С предельным напряжением сил Фивейский приходит к духовному подъему, разорвавшему "тесные оковы" его "Я" во имя "нового и смелого пути" к "великому подвигу и великой жертве". А к нему даже с дальних деревень стекаются толпы страждущих. Страстное тяготение к жертвенному деянию, сам тип подвижника, чья боль переплавилась в активное сочувствие людям,- здесь выражена авторская вера в достижения Человека. Но Фивейский хочет взрастить в себе "любовь властелина, того, кто повелевает над жизнью и смертью". Приняв мощь своего самоотвержения за сверхъестественную энергию, он готовит себя к свершению чуда, благодаря которому все обездоленные поверят в высшую справедливость и возродятся. Естественно, обнаруживается несостоятельность такой надежды. В экстазе требует поп от праха погибшего Мосягина восстать живым из мертвых, в ужасе бегут из церкви прихожане. А сам священник, потрясенный разочарованием, проклинает Бога и, спасаясь от его гнева, бросается на дорогу, где падает замертво.

Сила Фивейского сказалась в человеческом, пусть трудном и незавершенном духовном опыте. Путь чудесного исцеления мира никому не под силу. Поэтому двойствен финальный символический образ. Мертвый отец Василий сохраняет позу стремительности, как бы продолжая движение вперед, но по дороге старой, исхоженной.

Повествование насыщено сугубо андреевским внутренним динамизмом, вызванным столкновением противоположных явле(*200)ний. Одинокого человека - с массой людей; первоначального отчуждения Фивейского от окружающих с последующим самоотречением героя; его "разрозненных" мыслей с "безошибочной стрелой" стремления к подвигу; предельно униженной жизни с идеей высшей справедливости... Через все произведение проходит символ уродливой действительности (звериная ухмылка сына-идиота) и образ желанного грядущего (свободный, парящий над заблудшими Дух). Писатель не менее страстно, чем его отец Василий, лелеял максималистскую мечту - одним деянием, одной жертвой преобразить сущее. Трезвое понимание реального положения вещей остужало воображение. И все-таки авторскую жажду коренного перерождения мира повесть донесла сполна.

Сложность собственных переживаний, контрасты внутренних побуждений дали Андрееву первое представление о взлетах и безднах человеческой души. Возникают мучительные вопросы о сущности жизни, интерес к философии, прежде всего трудам А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, Э. Гартмана. Их смелые рассуждения о противоречиях воли и разума во многом усиливают пессимистическое мироощущение Андреева, вызывая тем не менее и полемические раздумья в пользу человека.

В гимназии Андреев увлекся философией Шопенгауэра и Гартмана. Прочтя трактат Шопенгауэра «Мир как воля и представление», Андреев буквально преследовал своих товарищей вопросами, на которые они не могли ответить. Философия Шопенгауэра оказала значительное влияние на мировоззрение Андреева и его творческий метод. Именно отсюда идет пессимизм писателя, неверие в торжество разума, сомнение в торжестве добродетели и уверенность в непреодолимости рока.

Л.Н. Андреев – писатель необычный, своеобразный, обладающий интересным художественным стилем и взглядом на мир. Воспитанный на философских идеях Шопенгауэра и революционных народников, Андреев сочетает в своих произведениях трагическое мироощущение и огромный интерес к социально-общественным явлениям эпохи. В рассказах этого писателя ставятся и решаются сложнейшие мировоззренческие вопросы (добра и зла, жизни и смерти, предназначения человека и т.д.). В ранних произведениях Андреев показывает существование обычного, «маленького», человека, сосредотачивает свое внимание на изображении бессознательно трагического в его жизни, соотношении там света и тьмы. На мой взгляд, тьма в героях Андреева преобладает. Таким образом, произведения Л. Андреева насквозь философичны и решают коренные вопросы бытия. Герои этого писателя сталкиваются с Тьмой, преодолеть которую, как правило, они не в силах. Лишь в редких случаях люди у Андреева оказываются сильнее обстоятельств, потому что обладают мужеством и духовной силой с ними бороться. По мнению писателя, в жизни каждого человека, как и в жизни общества в целом, сосуществует Свет и Тьма. Во многом соотношение этих сил определяет судьба, внешние обстоятельства. Но смириться с ними или бороться – этот выбор в руках каждого человека. Сделать его всем своим творчеством призывает Леонид Андреев. Тема бунта: Творчество Леонида Андреева в лучших своих образцах глубоко символично. И хотя символ не выступает у него в том виде, каким он является в теории и практике русских символистов, тем не менее можно говорить об особого рода «символе Андреева». Этот символ существует где-то на границе заранее заданной идеи и живого образа; в отличие от собственно символа, как его понимал, например, Мережковский, он более аллегоричен и нередко искушает читателя к прямой расшифровке.

Именно с этим обстоятельством связано немало ошибок в понимании произведений Андреева, посвященных революции и бунту, русской критикой начала века и советским литературоведением.

Бесспорно, что во многих из них также нашел свое выражение гуманизм Л. Андреева, его «бунт отчаяния» против существующих общественных порядков. Но в них все сильнее проявляется внутренний надрыв, упадок душевного настроения, страх перед смертью, идея о бессилии мысли и, в конечном счете, страх перед жизнью, переходящий в безумный ужас. Именно этот глубокий социальный пессимизм сближал Л. Андреева с декадентством.

С декадентами сближали Л. Андреева и его ужас перед смертью, и его демонизм, и его мистицизм, бунт против обыденности и устоявшегося общественного строя. Как писал Г. Чулков в своих воспоминаниях «Леонид Андреев… огорчался, скорбел и плакал: ему было жаль человека. Он бунтовал как декадент, но бунт его был какой-то женский, истеричный и сентиментальный. Менее тонкий, чем поэты-декаденты, он был, пожалуй, наиболее характерен и определителен для нашего культурного безвременья, чем они» . В основе лежало то же ощущение надвигающегося кризиса, социального катаклизма.

Рассказы Андреева «Стена», «Рассказ о Сергее Петровиче», «Большой шлем», «Елеазар»: трагическое одиночество человека в мире, роковая предопределенность человека и невозможность постичь истину. Экспрессионизм в творчестве Андреева.

«Большой шлем» - предельно узкая ситуация – игра в карты, за которой регулярно встречаются приятели. Нет сюжетного действия как такового. Все сфокусировано в одной точке, сведено к описанию карточной игры, остальное – лишь фон. Этот «фон» - сама жизнь. В центре композиции – фиксация обстановки, в которой происходит игра, отношение к ней ее участников, героев рассказа – как к некоему серьезному, поглощающему их занятию, ритуалу. Все, что вне игры – читателю почти неизвестно. Ничего не говорится о службе героев, об их положении в обществе, о семьях. Исчезновение из поля зрения кого-либо из игроков тревожит их всего лишь как отсутствие партнера. Исчез Николай Дмитриевич – оказалось, что арестован его сын, «все удивились, так как не знали, что у Масленникова есть сын». Крайне условна развязка (смерть одного из героев от радости из-за выпавшей на его долю счастливой карты) и следующий за тем финал (никто не знает, где жил покойный), который до абсурда доводит ключевой мотив рассказа – непроницаемость людей друг для друга, фикция общения.

Безликость человеческих фигур подчеркивается условностью фантастической: карты одушевляются и оживают.

Рассказ «Большой шлем» (1899) свидетельствует о разобщенности и бездушии вполне «благополучных» людей, наивысшим наслаждением которых была игра в винт, происходившая во все времена года. Игроки чужды всему, что свершается вне их дома, равнодушны они и друг к другу. У них есть имена, но сами герои так безлики, что автор начинает именовать их столь же безликим «они» («Они играли в винт три раза в неделю»; «И они начинали»; «И они сели играть»). Лейтмотивом рассказа служит фраза «Так играли они лето и зиму, весну и осень». Только это увлечение и сближало их. А когда во время игры в карты умер один из партнеров, у которого впервые в жизни оказался «большой шлем в бескозырях», бывший для него «самым сильным желанием и даже мечтой», других взволновала не сама смерть, а то, что умерший никогда не узнает - в прикупе был туз, и что сами они лишились четвертого игрока.

Так у Андреева преобразилась чеховская тема трагической повсед­невности. Впоследствии, развивая эту тему, Андреев трактует саму человеческую жизнь как бессмысленную игру, как маскарад, где чело­век – марионетка, фигура под маской, которой управляют непозна­ваемые силы.

Тема отчуждения связана с постоянною для андреевского творчества темой одиночества. При этом одиночество порою возводилось как бы в ранг самостоятельного персонажа. Мы не только узнаем об этом одиночестве, но и чувствуем его непосредственное присутствие. Однако одиночество не воспринималось Андреевым как фатальное предопределение или личностное свойство, присущее человеку. Не считал он его и непреодолимым следствием внешних социальных предпосылок. Это особенность мироощущения человека, которая может быть преодолена путем активного приобщения к горестям и радостям других людей и помощи им. Человек обречен на одиночество, если он замкнулся в себе, если устранился от широкого потока жизни.

Разрыв с людьми, одиночество, ставшее уже катастрофой, бунтом и гибелью – содержание «Рассказа о Сергее Петровиче» . Рассказ строится как история самоубийства, прямо связанного с проблемой самоопределения личности, ее самостоятельности, свободы и зависимостей. Для героя, студента Сергея Петровича, вопрос, быть или не быть личностью, отстоять или нет свое человеческое «я», становится вопросом жизни и смерти в прямом смысле слова. Герой страдает по двум причинам. Он слывет среди всех окружающих человеком ограниченным, неинтересным, безликим и потому не имеет друзей. И, кроме того, он сам вынужден признать себя личностью слабой, «обыкновенным, не умным и не оригинальным человеком» и мечтает о бунте против людей и природы. Единственным посильным для него бунтом ему представляется самоубийство.

Причина разрыва с миром живых людей, отчуждения от них героя – неравенство людей – и социальное, и природное. Если случай, прихоть природы обделила героя какими-то своими дарами, то общество, положение человека в нем (мотивы нищего детства, безденежья, зависимости от других, незавидное будущее акцизного чиновника) мешает тому, чтобы в герое реализовались иные его возможности, лучшие задатки его натуры (чувство природы, склонность к музыке, к любви).

Андреев показывает в герое, в массовом человеке, мучительный процесс личностного самосознания. Герой видит себя в стенах сплошной зависимости, преград, загнавших его в угол полнейшей несвободы, подчиненности чужой воле, и бунтует против этого. Рождение личности – открытие в себе своего «я». Лишенный права на выбор в жизни – герой выбирает смерть.

Большое место в раннем творчестве Андреева занимает тема «маленького человека», которая подверглась на рубеже веков решительному пересмотру в произведениях Чехова и Горького. Пересмотрел ее и Андреев. Вначале она была окрашена в тона сочувствия и сострадания к обездоленным людям, но вскоре писателя стал интересовать не столько «маленький человек», страдающий от унижения и материальной скудости (хотя это не забывалось), сколько малый человек, угнетенный сознанием мелкости и обыденности своей личности.

Раскрытию психологии такого человека посвящен «Рассказ о Сергее Петровиче» (1900). В нем Андреев показал себя мастером психологического анализа. Мы видим, как начал Сергей Петрович все более и более убеждаться в своей ограниченности: не было у него оригинальных мыслей и желаний, не было и любви к людям, интереса к труду. Среди подобных заурядных людей героя выделяло лишь сознание своей обезличенности, понять которую ему помогла книга «Так говорил Заратустра».

Андреев прослеживает нарастание у студента чувства возмущения против своей ординарности и ограниченности. «Минутами густой туман заволакивал мысли, но лучи сверхчеловека разгоняли его, и Сергей Петрович видел свою жизнь так ясно и отчетливо, точно она была нарисована или рассказана другим человеком <…> Он видел человека, который называется Сергеем Петровичем и для которого закрыто все, что делает жизнь счастливою или горькою, но глубокой, человеческой». Ничто не связывало его крепкими нитями с жизнью. Книга Ницше повлияла и на решение студента убить себя.

«Рассказ о Сергее Петровиче» отчетливо выявил одну из характерных особенностей Андреева-художника. Он тяготеет к повествованию о герое, к рассказу о нем, а не к показу его в качестве действующего лица.

«Рассказ о Сергее Петровиче» (1900) Герой рассказа Сергей Петрович – «обыкновенный» студент-хи­мик, обезличенная и изолированная в буржуазном обществе «единица». Обращение к философии Ницше не помогает герою найти выход из тупиков жизни, нивелирующей его как личность. «Восстание» по-ницшеански абсурдно и бесперспективно. Формула: «Если тебе не удается жизнь, знай, что тебе удастся смерть» – дает Сергею Петровичу только одну возможность утвердить себя – самоубийство. Протест героя Ан­дреева против подавления личности приобретает специфическую фор­му, имеет не столько конкретно-социальную, сколько отвлечен­но-психологическую направленность.

В отличие от Горького, Андреев утверждает право человека на свободу в ее индивидуалистическом понимании. Но и этот рассказ заключает в себе глубокую иронию автора, в нем звучит открытое неприятие ницшеанской философии: «...обездоленная и обезличенная, «единица» под ее воздействием превращается вовсе в "нуль"».

По Андрееву, человек в новых условиях обречен на одинокое существование, нити, связывающие его с остальными людьми, рвутся, и вследствие этого личность человека постепенно деградирует, нивелируется. В «Рассказе о Сергее Петровиче» идея о разорванности связей между людьми находит свое яркое воплощение. Вакуум, который окружает главного героя, заполняется искусственно - чтением работ Ницше. Неверно истолкованная философия подсказывает ему выход из создавшегося положения. Жизнь, лишенная живой связи с остальным миром, оказывается бессмысленной. Личность настолько нивелирована (человек не в состоянии адекватно воспринимать мир, анализировать события), что бунт против условий жизни превращается в бунт против самой жизни. Смерть - последняя попытка личности сохранить себя.

В процессе отчуждения личности от общества Андреевым прослеживается принцип обратной связи - личность страдает от равнодушия окружающих, от этого еще больше замыкается и вследствие излишней погруженности в себя тоже становится равнодушной к людям. Андреев своим творчеством продолжает чеховские традиции. Тема разорванности бытия, равнодушия к ближнему, отчужденности личности от мира находит отражение в его произведениях.

"Стену" , плохо понятую читателями, автор растолковал сам. "Стена - это все то, что стоит на пути к новой, совершенной и счастливой жизни. Это, как у нас в России и почти везде на Западе, политический и социальный гнет; это несовершенство человеческой природы с ее болезнями, животными инстинктами, злобою, жадностью и пр.; это вопросы о цели и смысле бытия, о Боге, о жизни и смерти - "проклятые вопросы".

В 1906 г. Андреев пишет рассказ «Елеазар» , в котором его песси­мистический взгляд на мир и судьбы человека в мире становится тем «космическим пессимизмом», о котором так много писала современная критика.

В обработке евангельской легенды о воскресении Лазаря Андреев с потрясающей экспрессией воплощает свою идею об ужасе человека перед роком и смертью. Он пытается доказать, что жизнь беззащитна, мала и ничтожна перед той «великой тьмой» и «великой пустотой», что объемлет мироздание. «И объятый пустотой и мраком,– писал Анд­реев,– безнадежно трепетал человек перед ужасом бесконечного».

У писателя очень рано возникло недовольство теми эстетическими нормами, которые были приняты в искусстве того времени. Он искал в литературе новые средства для передачи чувства «рыдающего отчаяния» (М. Горький), рвущегося со страниц его произведений.

Подобно экспрессионистической «литературе крика», зародившейся в немецкой литературе несколько позднее, писатель стремился к тому, чтобы в его произведениях каждое слово кричало о том, что наболело в его душе. Однако стремление Андреева ошеломить своим словом читателя не имело прочной традиции в русской литературе.

Начиная с 20-х годов, в отечественной критике появились высказывания о родстве творчества экспрессионистов и Андреева.

Первым серьезным заявлением об экспрессионизме творчества писателя служит книга И. И. Иоффе, вышедшая в 1927 году. Критик называет Андреева «первым экспрессионистом в русской прозе» и формулирует экспрессионистические особенности его произведений. Основной чертой стиля Андреева исследователь считает интеллектуализм : «Это он [Андреев] выдвинул интеллект с его стремлением и борьбой как главного героя». И. И. Иоффе определяет родство тематики произведений экспрессионистов и русского писателя: «Тема одинокого, колеблющегося интеллекта перед сонмом ночных голосов подсознания - экспрессионистическая ». Исследователь находит, что в центре произведений писателя изображается борьба двух сил: «могущества, сковывающего интеллект», и «темной стихийной природы». Критик отмечает в героях Андреева отсутствие индивидуальности и схематизм, напряженность повествования, которая исключает «оттенки» языка.

Ранние произведения Андреева тесно связаны с реалистической традицией, о чем говорит его пристальный интерес к теме «маленького человека». Однако рано проявившееся у писателя внимание к универсальным началам жизни приводит к тому, что он исследует мир не в его многообразии, а устремляет свой взор в сферу человеческого духа, «проклятых вопросов» жизни. Сомнение художника в возможности адекватного постижения природы мира и человека, обостренное внимание к трагическим сторонам его жизни определяет своеобразие поэтики его произведений. Уже в первых рассказах Л. Андреева мы сталкиваемся с его пристальным вниманием не к деталям быта, а к психологическому состоянию героев . В целом же можно отметить, что его раннее творчество по проблематике и поэтике во многих отношениях соответствует реалистическим произведениям малой формы XIX века.

С годами восприятие художником окружающей действительности становится все более драматичным, что постепенно приводит к изменению стиля Андреева в сторону увеличения экспрессии. Пристальное и даже болезненное внимание писателя к мистической силе рока вызывает его обращение к экспрессионистическому типу художественной образности.

Одной из основных причин драматических взаимоотношений человека и мира, по мнению Андреева, является расшатывание религиозных основ жизни, и, как следствие этого, неуверенность личности в своих силах, страх перед миром. Чем определеннее становится осмысление Андреевым бытийных проблем, тем ярче проявляется у него восприятие действительности как «жуткого кошмарного сна». Писатель начинает воссоздавать действительность с помощью контраста, схематизма, гротеска, фантастики.

Таким образом, постепенно в художественном мире Андреева экспрессионистическая поэтика начинает доминировать над реалистической. Свидетельством становления новой образности становится появление в творчестве Андреева «рассказов-аллегорий» («Стена», «Ложь», «Смех»), восприятие жизни в которых носит внеличностный, внеисторический характер и которые, следовательно, имеют своей целью показать отношения человека и мира в крайне обобщенной форме .

Все чаще в творчестве писателя появляется стремление не столько отобразить действительность, сколько продемонстрировать свое отношение к ней. Он трансформирует мир в соответствии со своими идеями, что сближает его творчество с литературой экспрессионизма.

Чувство нарастающей тревоги, перетекающее в окончательное изображение жизненной катастрофы, мирового Апокалипсиса - вот итог жизни человека, к которому в конце концов приходит Андреев (повесть «Красный смех»), а вслед за ним и экспрессионисты. Основной причиной близости творчества Андреева и экспрессионистов является их стремление проникнуть в суть жизни, а также обостренное внимание к элементу трагического в мире . В начальный период творческого развития экспрессионисты, как и Андреев, изучали своеобразие мироустройства, искали новые средства для выражение нового комплекса идей. На втором этапе развития экспрессионизма происходит его окончательное формирование. Это направление становится своеобразным способом протеста писателей против ужаса жизни. Но характерная для творчества Андреева экспрессионистическая поэтика сформировались в его произведениях в результате собственных эстетических поисков, причем с учетом традиций русской литературы. Изображение жизни в творчестве Андреева оказывается более драматичным, чем в произведениях экспрессионистов. Он использует художественную форму, близкую к экспрессионистической, но его исследование мира корнями сопряжено с огромной болью за будущее человечества, а также с не менее огромной любовью к людям.

Осознание человеком своего одиночества и неудовлетворенность его своей судьбой становятся итогом творческих поисков Андреева. К подобным итогам (неверие в будущее, опустошенность) приходит и экспрессионизм.

Рассказы Андреева «Иуда Искариот» и «Тьма» проблема бунта и его бессмысленности – своеобразие решения. Своеобразие трактовки евангельского сюжета. Образы Иуды, апостолов.

Творческое развитие Андреева предопределило не только его верность реализму и гуманистическим заветам русской классики. Он тяготеет и к созданию отвлеченно-аллегорических образов, выражающих по преимуществу авторскую субъективность

Одним из первых, кто затронул отношение Христа и Иуды, был Леонид Андреев, написавший в 1907 году повесть "Иуда Искариот".

В ней своеобразно пересказывается библейская история. Автор изображает учеников Христа трусливыми и никчёмными, заботящимися лишь о своём благополучии. Иуда же выступает как правдолюбец, через смерть Иисуса и свою собственную пытающийся вернуть людей на путь истинный, заставить их обратиться к вечным ценностям и пониманию вероучения Христа, но делает это через предательство. Иуда бросает дерзкий вызов всему укоренившемуся, привычному общественному укладу, но большей частью он воинствующий индивидуалист, убежденный в собственной неповторимости, ради надуманной идеи готовый погубить себя и других.

Психологический метод Андреева - не воссоздавая последовательного развития психологического процесса, он останавливается на описании внутреннего состояния героя в переломные, качественно отличные от прежних, моменты его духовной жизни, и дает результативную авторскую характеристику.

Хотя сам автор охарактеризовал свое произведение как "нечто по психологии, этике и практике предательства", это не исчерпывает его содержания. Андреев предлагает усомниться в привычной трактовке поступка Иуды, которую большинство принимает не задумываясь, исходя из однозначности мотивации поступков.

Ни один человек, каким бы подлым он ни был, не может хладнокровно послать другого на смерть. Такой поступок должен быть оправдан некой благородной идеей. Но тогда почему Иуда уходит из жизни, повесившись на суку одинокого дерева? Вероятно, причина в поведение Христа, в его непротивлении злу насилием. Он покорно и мужественно принимает мученическую смерть, лишая всякого оправдания поступок Иуды. Обнажается ложность мотивации, пропадает героичность, возникает неудовлетворенность, тоска, которые толкают на самоубийство. Существует мнение, в соответствие с которым самопожертвование Христа во искупление грехов человечества было предопределенно, поэтому кто-то должен был сыграть роковую роль предателя. Перст судьбы указал на Иуду, обрекая его нести печать предательства в веках.

Так каков андреевский Иуда? Совершенно очевидно, что он сложен и неоднозначен. Дурная слава о нем распространилась по всей Иудее. Его порицали и добрые, и злые, говоря, что Иуда корыстолюбив, коварен, наклонен к притворству и лжи. Всем он приносит одни неприятности и ссоры.

Иуда дерзок, умен, хитер. Виртуозно использует он эти свои качества, чтобы откровенно и цинично интриговать и насмехаться над учениками Христа. Но при внимательном рассмотрении понимаешь, что с полным основанием этого самовлюбленного интригана можно назвать гордым, смелым борцом с "неизбывной человеческой глупостью": такими недалекими оказываются ближайшие ученики Христа.

Неоднократно подчеркивается двойственность не только лица Иуды, но и его суждений, внутренних переживаний. На все идет Иуда, чтобы привлечь внимание и завоевать любовь Учителя. Пробовал вести себя вызывающе, но не нашел одобрения. Стал мягким и покладистым - и это не помогло приблизиться к Иисусу. Не один раз, "одержимый безумным страхом за Иисуса", он спасал его от преследований толпы и возможной смерти. Неоднократно демонстрировал свои организаторские и хозяйственные способности, блистал умом, однако встать рядом с Христом на земле ему не удалось. Так возникло желание быть возле Иисуса в царствии небесном.

Пожалуй, ничто так не привлекает людей в вере, как ореол мученичества. Именно на это и рассчитывал Иуда, разыгрывая столь страшную трагедию. Вряд ли большую роль в его поступке сыграла судьба, потому что от начала и до конца Иуда Леонида Андреева действует осмысленно. Своим поступком он подверг учеников Христа своеобразной "проверке на прочность", поставил их в такое положение, когда они должны были точно определить свое отношение к Христу, получается, что Иуда намного лучше других учеников понимал Христа, и его действия были просто необходимы для утверждения учения Иисуса. Так кто же такой Иуда: предатель или верный ученик? Очевидно одно: Андреев дает возможность поразмышлять над тем, что, казалось бы, не может быть подвергнуто переоценке.

Образы и мотивы Нового Завета, проблему отношений идеала и действительности, героя и толпы, истинной и неистинной любви Андреев разработал и в рассказе «Иуда Искариот» (1907). Тему рассказа в письме Вересаеву Андреев сформулировал как «нечто по психологии, этике и практике предательства». Рассказ построен на переосмыслении легенды о предательстве Иудой своего Учителя. Иуда верит Христу, но сознает, что он как идеал не будет понят человечеством. Предатель предстает у Андреева фигурой глубоко трагической: Иуда хочет, чтобы люди уверовали в Христа, но для этого толпе нужно чудо – воскресе­ние после мученической смерти. В трактовке Андреева, предавая и принимая на себя навеки имя предателя, Иуда спасает дело Христа. Подлинной любовью оказывается предательство; любовь к Христу других апостолов – изменой и ложью. После казни Христа, когда «осуществился ужас и мечты» Иуды, «идет он неторопливо: теперь вся земля принадлежит ему, и ступает он твердо, как повелитель, как царь, как тот, кто беспредельно и радостно в этом мире одинок».

В обличи­тельной речи его, обращенной к апостолам, звучат мысли и интонации «Тьмы»: «Почему же вы живы, когда он мертв? Почему ваши ноги ходят, ваш язык болтает дрянное, ваши глаза моргают, когда он мертв, недвижим, безгласен? Как смеют быть красными твои щеки, Иоанн, когда его бледны? Как смеешь ты кричать, Петр, когда он молчит?..»

Эти тенденции мышления Андреева наиболее отчетливо вырази­лись в рассказе «Тьма» (1907); в нем Андреев поставил под сомнение истинность революционного героизма, возможность достижения со­циальных и этических идеалов революции. Рассказ был резко отрица­тельно оценен Горьким.

Рассказ построен на парадоксально заостренной психологической ситуации. Использовав жизненный факт, сообщенный писателю орга­низатором убийства Гапона эсером П.М. Рутенбергом, которому, спасаясь от преследования жандармов, пришлось укрываться в публичном доме, Андреев снова, как писал Горький, исказил правду и «сыграл в анархизм». Писатель столкнул своего героя – революцио­нера-террориста, который накануне покушения тоже спасается от полиции в публичном доме, с некоей правдой «тьмы», правдой оби­женных и оскорбленных. Перед лицом ее героизм и чистота револю­ционера оказываются ложью и самоуслаждением. Эта истина открывается ему в вопросе проститутки: какое он имеет право быть «хорошим», если она «плохая», если таких, как она, много? И потрясен­ному этой «правдой» революционеру открывается, что быть «хорошим» – значит ограбить «плохих», что истинный героизм и подвиг морального служения может быть только в том, чтобы остаться с «плохими» – во «тьме». Он отказывается от революционного дела, от товарищей, ибо если «...фонариками не можем осветить всю тьму, так погасим же огни и все полезем во тьму». Так с позиций анархического этического максимализма (или вся полнота осуществления идеала, или полный отказ от всякой борьбы) оценивались Андреевым задачи и перспективы социальной революции.

«Тьма»

«Иуда Искариот» (1907) был посвящен издавна привлекавшей писателя проблеме - противостоянию добра господству зла.

Андреевский Иуда убежден в господстве зла, он ненавидит людей и не верит в то, что Христос сможет внести добрые начала в их жизнь. Вместе с тем Иуду тянет к Христу, ему даже хочется, чтобы тот оказался прав. Любовь-ненависть, вера и неверие, ужас и мечта сплетены в сознании Иуды воедино. Предательство совершается им с целью проверить, с одной стороны, силу и правоту гуманистического учения Христа, а с другой - преданность ему учеников и тех, кто так восторженно слушал его проповеди. В рассказе в предательстве был повинен не только Иуда, но и трусливые ученики Иисуса, и народная масса, не вставшая на его защиту.

В повести «Иуда Искариот» писатель разрабатывает евангельскую легенду о предательстве Христа Иудой и вновь возвращается к проблеме борьбы добра со злом. Сохраняя за Христом традиционное значение добра, писатель переосмысливает фигуру Иуды, наполняет ее новым содержанием, в результате чего образ предателя утрачивает символику абсолютного зла и приобретает в рассказе Андреева некоторые признаки добра.

Чтобы раскрыть сущность предательства, автор, наряду с Иудой вводит таких героев, как Петр, Иоанн, Матфей и Фома , причем каждый из них является своеобразным образом-символом. У каждого из учеников подчеркивается наиболее яркая черта: Петр-камень воплощает в себе физическую силу, он несколько груб и «неотесан», Иоанн нежен и прекрасен, Фома прямодушен и ограничен. Иуда же с каждым из них соревнуется в силе, преданности и любви к Иисусу. Но главное качество Иуды, которое неоднократно подчеркивается в произведении, - его ум, хитрый и изворотливый, способный обмануть даже самого себя. Все считают Иуду умным.

Л. Андреев не оправдывает поступка Иуды, он пытается разгадать загадку: что руководило Иудой в его поступке? Писатель наполняет евангельский сюжет предательства психологическим содержанием, и среди мотивов выделяются следующие :

* мятежность, бунтарство Иуды, неуемное стремление разгадать загадку человека (узнать цену «другим»), что вообще свойственно героям Л. Андреева. Эти качества андреевских героев являются в значительной степени проекцией души самого писателя -- максималиста и бунтаря, парадоксалиста и еретика;

* одиночество, отверженность Иуды. Иуда был презираем, и Иисус был к нему равнодушен. Кстати, чрезвычайно живописен, пластичен, экспрессивен язык Л. Андреева, в частности, в эпизоде, где апостолы бросают камни в пропасть. Безразличие Иисуса, а также споры о том, кто ближе Иисусу, кто больше его любит, стали, провоцирующим фактором для решения Иуды;

* обида, зависть, безмерная гордыня, стремление доказать, что именно он больше всех любит Иисуса также свойственны андреевскому Иуде. На вопрос, заданный Иуде, кто будет в Царствии Небесном первым возле Иисуса -- Петр или Иоанн, следует ответ, поразивший всех: первый будет Иуда! Все говорят, что любят Иисуса, но как они поведут себя в час испытаний -- проверить это и стремится Иуда. Может оказаться, что любят Иисуса «другие» только на словах, и тогда восторжествует Иуда. Поступок предателя -- это стремление проверить любовь других к Учителю и доказать свою любовь.

Уже исходя из заглавия рассказа, можно сделать вывод, что на первый план автор выводит фигуру Иуды, а не Христа. Именно Иуда, герой сложный, противоречивый и страшный, и его поступок привлекли внимание писателя и подтолкнули к созданию своей версии событий 30-х годов начала нашей эры и к новому пониманию категорий «добро и зло».

Взяв за основу евангельскую легенду, Андреев переосмысливает ее сюжет и наполняет новым содержанием. Он смело перекраивает двухтысячелетние образы, чтобы читатель еще раз задумался над тем, что есть добро и зло, свет и тьма, истина и ложь. Понятие предательства Андреевым переосмысливается, расширяется: в смерти Христа виновен не столько Иуда, сколько люди, его окружающие, слушающие, его малодушно сбежавшие ученики, не сказавшие ни слова в защиту на суде у Пилата. Пропустив евангельские события через призму своего сознания, писатель заставляет и читателя пережить открытую им трагедию предательства и возмутиться ею. Ведь она не только в небе, - но и в людях, легко предающих своих кумиров.

Библейское повествование отличается от андреевского только художественной формой. Центральным персонажем легенды является Иисус Христос. Все четыре Евангелия повествуют именно о его жизни, проповеднической деятельности, смерти и чудесном воскресении, а проповеди Христа передаются посредством прямой речи. У Андреева Иисус довольно пассивен, его слова передаются в основном как косвенная речь. Во всех четырех Евангелиях сам момент предательства Христа Иудой является эпизодическим. Нигде не описывается внешность Искариота, его мысли и чувства, как до предательства, так и после.

Писатель значительно расширяет рамки повествования и уже с первых страниц вводит описание внешности Иуды, отзывы о нем других людей, причем через них писатель дает психологическую характеристику Искариота, раскрывает его внутреннее содержание. И уже первые строки повествования помогают читателю представить Иуду, как носителя темного, злого и греховного начала, вызывают негативную оценку. Не было никого, кто мог бы сказать о нем доброе слово. Иуду порицали не только добрые люди, говоря, что Иуда корыстолюбив, наклонен к притворству и лжи, но и «дурные» отзывались о нем не лучше, называя его самыми жестокими и обидными словами.

Самое примечательное в описании внешности Иуды – это двойственность, в которой воплотились противоречивость и бунтарство этого сложного образа. «Короткие рыжие волосы не скрывали странной и необыкновенной формы его черепа: точно разрубленной с затылка двойным ударом меча и снова составленным, он словно делился на четыре части и внушал недоверие, даже тревогу. Двоилось также и лицо Иуды: одна сторона его, с черным, остро высматривающим глазом, была живая и подвижная. Другая же была мертвенно-гладкая, плоская и застывшая, с широко открытым слепым глазом» .

Андреева, как художника интересует внутреннее душевное состояние главного героя, поэтому все кажущиеся отступления от привычных оценок евангельских персонажей психологически соотнесены с его восприятием событий, подчинены задаче раскрытия внутреннего мира предателя.

Андреевский Иуда – фигура более емкая и глубокая по своему внутреннему содержанию и, главное, неоднозначная. Мы видим, что самый знаменитый предатель всех времен – это совокупность хорошего и плохого, доброго и злого, хитрого и наивного, разумного и глупого, любви и ненависти. Но есть еще одно отличие этого образа от первоисточника: евангельский Иуда почти лишен конкретных человеческих черт. Это своего рода Предатель в абсолюте – человек, оказавшийся в очень узком кругу людей, понимающих Мессию, и предавший Его.

При чтении рассказа Л. Андреева нередко возникает мысль, что миссия Иуды предопределена. Ни один из учеников Иисуса не смог бы вынести такое, не смог бы принять на себя такую участь. Более того, добро и чистоту мыслей самых приближенных учеников Христа вполне можно подвергнуть сомнению. Находясь при еще живом Иисусе и будучи в полном рассвете лет, они уже спорят о том, кто из них «будет первым возле Христа в его небесном царствии». Тем самым они в полной мере проявили свою гордыню, мелочность натуры, амбициозность. Следовательно, их любовь к Иисусу корыстна. Петр же, по существу, еще и клятвопреступник. Он клялся в том, что никогда не оставит Иисуса, но в минуту опасности трижды отрекается от него. И его отречение, и бегство других учеников – тоже своего рода предательство. Их трусость – грех, не меньше Иудиного.

Общее смятение в рядах интеллигенции после подавления революции задело и Андреева. Будучи свидетелем разгрома Свеаборгского восстания в июле 1906 г., тяжело пережитого им, писатель не верит в успешное развитие революционного движения. Подавленное настроение отчетливо отразилось в нашумевшем рассказе «Тьма» (1907). Герой его, эсер-террорист, теряет веру в свое дело («Точно вдруг взял кто-то его душу мощными руками и переломил ее, как палку, о жесткое колено, и далеко разбросил концы»), а затем, стремясь оправдать свое отступничество от революционной борьбы, заявляет, что «стыдно быть хорошим» среди «тьмы», представляемой униженными и оскорбленными.

Философские драмы Андреева «Жизнь человека», «Анатэма»; Иррационализм миропонимания писателя. Экспрессионистские черты андреевской драматургии. Проблема «зла» и «добра»: вечная капитуляция «добра».

В пьесе «Анатэма» берется под сомнение разумность всего сущест­вующего на земле, самой жизни. Анатэма – вечно ищущий заклятый дух, требующий от неба назвать «имя добра», «имя вечной жизни». Мир отдан во власть зла: «Все в мире хочет добра – и не знает, где найти его, все в мире хочет жизни – и встречает только смерть...» Есть ли «Разум вселенной», если жизнь не выражает его? Истинны ли любовь и справедливость? Есть ли «имя» этой разумности? Не ложь ли она? Эти вопросы задаются Андреевым в пьесе.

Судьбу и жизнь человека – бедного еврея Давида Лейзера – Ана­тэма бросает как камень из пращи в «гордое небо», чтобы доказать, что в мире нет и не может быть любви и справедливости.

Композиционно драма построена по образцу книги Иова. Про­лог – спор Бога с Анатэмой, сатаной. Центральная часть –история подвига и смерти Давида Лейзера. Эта история явно перекликается с евангелической историей о трех искушениях Христа в пустыне – хлебом, чудом, властью. Бедный Лейзер, готовящийся к смерти, «любимый сын Бога», принимает миллионы, предложенные Анатэмой, и в безумии богатства забывает о долге перед Богом и людьми. Но Анатэма возвращает его к мысли о Боге. Давид раздает свое богатство бедноте мира. Сотворив это «чудо любви» к ближнему, он проходит через многие испытания. Люди, отчаявшиеся в жизни, страдающие и нуждающиеся, исполняются надеждой и идут к Лейзеру со всех концов мира. Они предлагают ему власть над всей беднотой Земли, но требуют от него чуда справедливости для всех. Миллионы Давида иссякли, обманутые в своих надеждах люди побивают его камнями как преда­теля. Любовь и справедливость оказались обманом, добро – «великим злом», ибо Давид не смог сотворить его для всех.

«Анатэма» (1908) - трагедия человеческой любви-добра. Сюжет бессилия добра – Лейзер, глупый, но добрый еврей, раздавший свое богатство нищим и растерзанный ими. Сюжет связан с дьяволом Анатэмой. Он рисуется мелко двусмысленным, хитрым, заискивающим, его изображение иронично, двойственно. Сам замысел Анатэмы – его заговор против добра – одновременно и торжествует, осуществляется и терпит поражение. На первый взгляд, Анатэма вправе считать себя победителем. Историей гибели Лейзера, насмерть забитого теми, кому он отдал все, Анатэма как будто доказал свою правоту, оправдал сою ставку на превосходство зла над добром. Однако Анатэма в финале пьесы повержен Неким, ограждающим входы, его словами о бессмертии Лейзера. Трагедия – обе враждующие стороны – дух заклятия, всеотрицания (Анатэма) и любовь-добро (Лейзер) – терпят поражение и одновременно обнаруживают свое бессмертие. Каждый в конце концов не отступает от своих убеждений. Анатема получает подтверждение своим подозрениям («не проявил ли Давид бессилия в любви и не сотворил ли он великого зла…»), а глупый Лейзер умирает с желанием отдать последнюю копейку.

Мысль о невозможности с помощью одной любви, ее внутренней силой, устранить социальные бедствия и изменить мир и человека в нем.

«Жизнь Человека» (1906)

Андреев отказался от индивидуальных характеров. По сцене движутся Человек и его Жена, Родственники и Соседи, Друзья и Враги. Писателю нужен не конкретный человек, а «человек вообще». В пьесе Человек рождается, любит, страдает и умирает – проходит весь трагический круг «железного предначертания». Важнейший персонаж драмы – некто в сером, читающий Книгу Судеб. В его руке – свеча, символизирующая человеческую жизнь. В юности свечение светлое и яркое. В зрелости желтеющее пламя мерцает и бьется. В старости синеющий огонек дрожит от холода, бессильно стелется. Кто этот некто в сером? Бог? Рок? Судьба? Неважно. Перед ним Человек бессилен. И никакие молитвы ему не помогут. Не может человек вымолить, чтобы не умер его единственный сын. Но Человек не подчиняется слепо высшей силе – он бросает ей вызов. Проклятия для Андреева достойнее молитв. Пафос «Жизни Человека» - в трагической правоте личности несмиряющейся, не желающей приспосабливаться к обстоятельствам.

В пьесе «Жизнь Человека» разрабатывается проблема роковой замкнутости человеческого бытия между жизнью и смертью, бытия, в котором человек обречен на одиночество и страдание. В такой схеме жизни, писал о пьесе Станиславский, родится и схема человека, маленькая жизнь которого «протекает среди мрачной черной мглы, глубокой жуткой беспредельности».

Аллегорию жизни, натянутой как тонкая нить между двумя точками небытия, рисует Некто в сером, олицетворяющий в пьесе рок, судьбу. Он открывает и закрывает представление, выполняя роль своеобраз­ного вестника, сообщающего зрителю о ходе действия и судьбе героя, разрушая всякие иллюзии и надежды человека на настоящее и будущее: «Придя из ночи, он возвратится к ночи и сгинет бесследно в безгра­ничности времен». Некто в сером воплощает мысль Андреева о бес­страстной, непостижимой фатальной силе мира. Его монологи и реплики обращены к зрителю: «Смотрите и слушайте, пришедшие сюда для забавы и смеха. Вот пройдет перед вами вся жизнь Человека, с ее темным началом и темным концом... Родившись, он примет образ и имя человека и во всем станет подобен другим людям, уже живущим на земле. И их жестокая судьба станет его судьбою, и его жестокая судьба станет судьбою всех людей. Неудержимо влекомый временем, он непреложно пройдет все ступени человеческой жизни, от низу к верху, от верха к низу. Ограниченный зрением, он никогда не будет видеть следующей ступени, на которую уже поднимается нетвердая нога его; ограниченный знанием, он никогда не будет знать, что несет ему грядущий день, грядущий час – минута. И в слепом неведении своем, томимый предчувствиями, волнуемый надеждами и страхом, он покорно совершит круг железного предначертания». В этом монологе – суть всей пьесы. Сцена бала (ее Андреев считал лучшей в пьесе) вводится ремаркой: «Вдоль стены, на золоченых стульях сидят гости, застывшие в чопорных позах. Туго двигаются, едва ворочая головами, так же туго говорят, не перешептываясь, не смеясь, почти не глядя друг на друга и отрывисто произнося, точно обрубая, только те слова, что вписаны в текст. У всех руки и кисти точно переломлены и висят тупо и надменно. При крайнем, резко выраженном разнообразии лиц все они охвачены одним выражением: самодовольства, чванности и тупого почтения перед богатством Человека» . Этот эпизод позволяет судить об основных чертах стиля драматургии Андреева. Повторение реплик создает впечатление полного автоматизма. Гости произносят одну и ту же фразу, говоря о богатстве, славе хозяина, о чести быть у него: «Как богато. Как пышно. Как светло. Какая честь. Честь. Честь. Честь». Интонация лишена переходов и полутонов. Диалог превраща­ется в систему повторяющихся фраз, направленных в пустоту. Жесты персонажей механические. Фигуры людей обезличены,– это марио­нетки, раскрашенные механизмы. В диалоге, монологах, паузах под­черкнуто роковое родство человека с его постоянным, близким антагонистом – смертью, которая всегда рядом с ним, меняя только свои обличья.

Стремление показать «ступени» человеческой жизни (рождение, бедность, богатство, славу, несчастье, смерть) определило композици­онное строение пьесы. Она складывается из серии обобщенных фраг­ментов. Такой композиционный прием использовался также символистами в распространенных живописных сериях картин, наделенных неким универсальным смыслом в трактовке «фаз» челове­ческой жизни. В отличие от символистов, у Андреева нет второго, мистического плана. Писатель абстрагирует конкретность к отвлечен­ной сущности, создавая некую новую «условную реальность», в которой и движутся его герои-мысли, герои-сущности. Психология героя, человеческие эмоции тоже представляют собой схемы, «маски». Эмо­ции, чувства человека всегда контрастны. На этой идее основывается андреевская гипербола. Контрастна и обстановка драмы, ее световая и цветовая гамма.

Стремясь воплотить в пьесу общую мысль о трагедийности чело­веческой жизни, Андреев обращается и к традиции античной трагедии: монологи героя сочетаются с хоровыми партиями, в которых подхва­тывается основная тема пьесы.

Автор воплотил в «Жизни Человека» всего лишь жизнь среднего буржуазного интелли­гента, возвел в понятие общечеловеческого типичные общественные и нравственные нормы буржуазного миропорядка (власти денег, стан­дартизацию человеческой личности, пошлость мещанского быта и т. д.). <=

<= Иррационализм - течения в философии, которые ограничивают роль разума в познании и делают основой миропонимания нечто недоступное разуму или иноприродное ему, утверждая алогичный и иррациональный характер самого бытия.

Исследователем была предпринята попытка рассмотрения стилистических приемов, сближающих Андреева с экспрессионистами (схематизм, резкая смена настроений и мыслей, гиперболизация, резкое выделение одного героя в действии и т. д.)

Черты экспрессионизма в драматургии Л. Андреева (пьеса «Жизнь человека»).

Л.Н. Андреев пришел в драматургию, будучи известным писателем - прозаиком. Постоянный "дух исканий", стремление оторваться от быта и проникнуть в область "коренных вопросов духа", непримиримость ко всякому угнетению и глубокое сочувствие к людям одиноким и бесприютным в этом странном мире собственничества, - все это привлекало А.М. Горького в творчестве того, кого он спустя много лет назвал "единственным другом среди литераторов". Горький видел в драме Л.Андреева "Жизнь человека", написанной в 1906 году, мотивы протеста против буржуазных отношений, гневного отрицания затхлого буржуазного бытия, но андреевскую пессимистическую концепцию человека он отрицал самым решительным образом.

"Жизнью Человека" начинается новый этап в творчестве писателя. Если до сих пор Андреев шел за Горьким, то теперь с каждым последующим произведением все дальше отходит от писателей передового лагеря и от реализма. " Мне важно только одно - что он человек и как таковой несет одни и те же тяготы жизни". Исходя из этого принципа, писатель в своей драме задается целью показать жизнь Человека вообще, жизнь всякого человека, лишенную примет эпохи, страны, социальной среды. Андреевский человек-схема, общечеловек, во всем подобен другим людям, с неотвратимой непреложностью покорно совершающим одинаковый для всех круг железного предначертания.

Л. Андреев был фигурой глубоко трагичной, он стремился широко ставить острые социально-философские темы, волновавшие общество. Но на эти больные и острые вопросы он не мог найти верных ответов.

Мыслью о смерти пронизана вся пьеса Андреева "Жизнь Человека". Человек Андреева находится в вечных поисках каких-либо иллюзий, которые оправдали бы его жизнь. Он хочет увидеть то, чего не хватает ему в жизни и без чего кругом так пусто, точно вокруг нет никого. Но иллюзии - только иллюзии. Рушится вера Человека в бессмертие, т.к. не только он сам, но и сын его гибнут.

И вся пьеса пронизана идеей бессмысленности человеческого существования. И хотя Андреев не стоял настоящим, последовательным критиком буржуазного мира, тем не менее своей пьесой он нанес ему немало ран как критик многих его уродств и безобразий.

"Некто в сером, именуемый он, проходит через всю пьесу, держа в руках зажженную свечу - символ быстротечной жизни Человека.

Человек Андреева слишком пассивен, слишком придавлен социальным роком, чтобы его судьба была подлинно трагичной. Он тащится по жизни, "влекомый роком", и счастье, и горе обрушиваются на него из-за угла, внезапно, необъяснимо, Пока Человек мечтает о счастье и гордо шлет вызов судьбе-счастье уже стучится к ним в дверь, в жизни все случайно, - и счастье и не счастье, и богатство, и бедность. Счастье ведь зависит не от талантов человека, не от его готовности трудиться, а от воли Рока.

В пьесе дается две точки зрения на человека и смысл его жизни: объективная бессмысленность этой жизни ярко противопоставляется ее субъективной осмысленности.

Казалось бы, победа Рока предрешена еще задолго до рождения Человека. Бесследно погибает в безграничности времени Человек, в его светлом и богатом доме выбиты рамы, ветер ходит по всему дому и шуршит сором. Всем ходом пьесы Андреев говорит о бесполезности жизни Человека вверху и внизу лестницы человеческого существования.

Тщетной оказывается надежда найти смысл жизни, перенеся свой упования на жизнь в памяти потомков. Тусклой надежде пожить несколько дольше в памяти людей не удается быть осуществленной. Потомство это в лице сына гибнет от пустой случайности.

Итак, то, что только намечалось в произведениях Л.Андреева периода революции 1905 года, в "Жизни человека" нашло свое полное выражение. Уже в ней намечается схема многих последующих драм, где действуют только два героя: Человек и Рок. В единоборстве этих героев неизменно побеждает Рок. Человеческая жизнь фатально обречена, путь ее предрешен роком, "Жизнь Человека" - типичная драма идей, в которой персонажи превращены в марионеток.

Революционная тема, ее своеобразие в рассказах Андреева «Губернатор» и «Рассказ о семи повешенных».

Двойственность отношения Андреева к революции выразилась в его пьесе «К звездам», созданной в самый разгар революционного движения 1905 г. Пьеса выделяется из всего написанного Андреевым о революции. Автор, как отмечал Луначарский, поднялся в ней «на большую высоту революционного мирочувствования».

Поначалу пьесу о роли интеллигенции в революции Горький и Андреев хотели написать вместе. Но с развитием революционных событий сложились разные отношения писателей к этому вопросу. Единый первоначальный замысел реализовался в двух пьесах – в горьковской «Дети солнца» (февраль 1905 г.) и андреевской «К звездам» (ноябрь того же года). Пьеса Андреева отразила глубочайшие расхождения писателей в понимании смысла и целей революции.

Место действия пьесы – обсерватория ученого астронома Терновского, расположенная в горах, вдали от людей. Где-то внизу, в городах, идет сражение за свободу. Революция для Андреева только фон, на котором развертывается действие пьесы. «Суетные заботы» земли противопоставлены Терновским вечным законам Вселенной, «земные» устремления человека – стремлениям понять мировые законы жизни в ее «звездной» бесконечности.

Революция терпит поражение, революционеры гибнут; не выдержав пыток, сходит с ума сын Терновского. Друзья революционеров – сотрудники Терновского – возмущены его философией и в знак про­теста покидают обсерваторию. Рабочий Трейч готовится к продолже­нию революционной борьбы. Но спор «правды» Терновского и «правды» революции остается в пьесе неразрешенным.

Если Горький в «Детях солнца» зовет интеллигенцию – «мастеров культуры» – к борьбе вместе с народом за новые формы социальной жизни, то Андреев питает иллюзию о возможности остаться «над схваткой», хотя испытывает тяготение к революции. Сочувственное отношение писателя к революции и революционерам выразилось в таких произведениях, как «Губернатор» (1905), «Рассказ о семи пове­шенных» (1908); в них он писал о расправе царизма с освободительным движением! Но реальные события революционной борьбы осмысля­ются Андреевым опять в плоскости «общечеловеческой» психологии.

Сюжет рассказа «Губернатор» опирается на известный факт казни эсером И. Каляевым московского генерал-губернатора, великого князя Сергея Александровича, приговоренного социал-революционерами к смертной казни за избиение на улицах Москвы демонстрантов в 1905 г. Внимание Андреева сосредоточено на проблеме неот­вратимости внутреннего нравственного возмездия, которое карает человека, преступившего законы человеческой совести. В ощущении неизбежности возмездия в Петре Ильиче пробуждается человек, кото­рый сталкивается с тем бесчеловечным, что приняло в нем облик губернатора. Петр Ильич-человек сам казнил Петра Ильича-губерна­тора. Выстрел революционера был лишь внешней материализацией этой казни. Социальный конфликт между деспотической властью и народом решался в абстрактно-психологическом плане. Но современ­никами в бурные революционные годы рассказ воспринимался как предупреждение самодержавию о неотвратимости наказания.

В знаменитом «Рассказе о семи повешенных» , увидевшем свет в годы жестоких полицейских расправ с демократами, Андреев с глубоким состраданием писал о приговоренных к казни революционерах, все они очень молоды: старшему из мужчин было двадцать восемь, младшей из женщин – девятнадцать. Судили их «быстро и глухо, как делалось в то беспощадное время». Но и в этом рассказе горячий социальный протест писателя против расправы с революционерами и революцией переводится из сферы социально-политической в нравст­венно-психологическую – человек и смерть. Перед лицом смерти все равны: и революционеры, и преступники; их связывает воедино, отграничивая от прошлого, ожидание смерти. Противоестественность поведения героев Андреева отмечена Горьким в статье «Разрушение личности»: «Революционеры из «Рассказа о семи повешенных» совер­шенно не интересовались делами, за которые они идут на виселицу, никто из них на протяжении рассказа ни словом не вспомнил об этих делах».

Увлеченность Андреева революцией, героическими подвигами на­рода, о чем не раз говорил он в выступлениях и письмах тех лет, перемежалась с пессимистическими предчувствиями, неверием в до­стижимость социальных и нравственных идеалов революции.

Большой общественный резонанс вызвал «Рассказ о семи повешенных» (1908), кот расценивался в демокр кругах как страстный протест против расправ царизма, над революционерами.

В «Рассказе» глубоко раскрыта психология приговоренных к смертной казни пятерых террористов, обвинявш в попытке покушен на министра. Вместе с ними идут на виселицу батрак-эстонец Янсон, убивший своего хозяина, и орловский мужик, грабитель и убийца Мишка Цыганок. А соед этих людей по принципу - «перед смертью все равны», поэтому его не интересуют политич и прочие взгляды осужд. Прибегнув к излюбл приему контраста, А показывает неуемный страх министра перед революционерами, его духовн и физич дряблость. Приговоренные же к казни террористы - люди смелые и мужеств, юные, влюбл в жизнь. Особую любовь вызывает прекрасный юноша Сергей Головин, у кот даже мрачная тюремная обстан не убила «радость жизни и весны», а также отличающ беспредельн любовью к людям Таня Ковальчук. Они поддерж малодушных Василия Каширина и Янсона, покоряют своей тверд даже видавшего виды Цыганка.

После поражения в России революции 1905-1907 гг. наиболее активизировались представители партий социалистов-революционеров (эсеров), считавшие основным тактическим средством борьбы против царизма индивидуальный террор. С большим размахом действовала группа, носившая название «Летучий боевой отряд Северной области» (ЛБОСО). Члены ЛБОСО вооруженные бомбами и револьв, отправ на террорист акт против министра юстиции Щегловитова и великого князя Николая Николаевича. Полиция расставила террористам ловушку, в помещении тюрьмы Петропавловской крепости состоялся военно-окружной суд. Приговор его был суров: всех семерых участников боевого отряда приговорили к повешению. Казнь через повешение, в том числе трех женщин, была совершена рано утром на Лисьем Носу, на берегу Финского залива, трупы казненных были сброшены в море. Их казнь и послужила материалом к повести Л. Андреева «Рассказ о семи повешенных», хотя писатель изобразил в рассказе лишь пятерых революционеров. «Рассказ о семи повешенных», написанный по горячим следам этого события прозвучал в свое время как горячий протест против смертной казни.

В период первой русской революции все заметнее становится тяготение Андреева к абстрагированному восприятию действительности, все яснее выявляется стремление к замене социальных проблем проблемами этическими, приобретающими всеобщий характер. Так, в повести «Губернатор» (1905), выразительно запечатлевшей бесправие трудящихся масс (расстрел демонстрации рабочих по приказу губернатора, мрачная жизнь Канатной, где ютится рабочий люд), основное внимание уделено анализу социально-этической психологии центрального героя.

Повесть написана под явным воздействием Толстого («Смерть Ивана Ильича»). Как все в городе, губернатор ждет возмездия за свое преступление - и наступает моральное прозрение. Считая себя правым в выполнении служебного долга, губернатор вместе с тем приходит к мысли, что «государственная небходимость - кормить голодных, а не стрелять» (2, 40). Это влечет за собою самоосуждение героя, он не противится ожидаемой каре. Однако само возмездие из плана социального (убийство карателя народа) было переключено автором в сферу таинственного предначертания Закона справедливости, что вызвало заслуженный упрек в увлечении писателя социальной мистикой.

Высокая эмоциональная настроенность и бунтарская направленность раннего творчества Андреева отразила подъем общественного протеста в 1900-е гг В условиях обостренной классовой борьбы и идейного размежевания сама жизнь требовала от литераторов более четкого определения своей общественной ориентации. Андреев, подобно многим писателям той поры, пытается сохранить позицию «независимого» от общественных влияний художника. В действительности же, оставаясь верным общедемократическим взглядам и гуманистическим основам своего творчества, он становится выразителем настроений оппозиционной интеллигенции, которая, не примкнув ни к господствующему, ни к противостоящему ему классу, оказалась в период первой русской революции и в годы реакции в трагическом положении.

Андреев "Губернатор" - сочинение "Сочинение по рассказу Андреева «Губернатор»"

В начале 1906 года в социал-демократическом журнале «Правда» был напечатан рассказ Андреева «Губернатор». Действие рассказа происходит в провинции, но легко угадывается намек на события 9 января в Петербурге. Центральный персонаж произведения повинен в расстреле рабочей демонстрации. Однако автора интересуют не события, а душевное состояние губернатора, казнящего себя внутренним судом. Мучительный самоанализ доводит его до того, что он сам отправляется навстречу смерти, на пули террористов.

Прогрессивная критика (Горький, Луначарский), высоко в общем оценивая рассказ, отмечала в нем нарочитость некоторых ситуаций (сон губернатора наяву), абстрактно-гуманистическое сострадание к виновнику гибели рабочих, слащавость (образ гимназистки). Трудно, однако, согласиться с теми критиками, которые в слащавом письме гимназистки усматривают «авторское сочувствие к раскаявшемуся грешнику».

Есть в рассказе и мотив осознания губернатором неотвратимости возмездия, не случайно произведение заканчивается символическим образом «грозного Закона-Мстителя». Это, пожалуй, основное в рассказе, хотя и выражено расплывчато и смутно. Тема возмездия царским жандармам нашла отражение во многих произведениях как русской, так и украинской литературы, и рассказ «Губернатор» занимает в этом отношении одно из заметных мест. Некоторые исследователи считают, что он в какой-то степени явился толчком к созданию этюда М. Коцюбинского «Неизвестный». Бросается в глаза общность не только темы, но и художественных приемов: раскрытие психологии человека перед казнью. Однако эти произведения и очень существенно отличаются одно от другого: у Андреева показаны переживания губернатора, приговоренного террористами к расстрелу, у Коцюбинского — исповедь террориста накануне убийства царского сановника.

Вряд ли стоит, однако, так резко противопоставлять рассказ Андреева и этюд Коцюбинского, как это делает, к примеру, П. Колесник. Ведь если Неизвестный, убивая губернатора, выполнил волю народа, то и персонаж рассказа Андреева осужден на смерть народом. Самыми беспощадными судьями губернатора были люди наиболее трудной жизни — женщины, жены и матери рабочих с самой нищей улицы Канатной: «Быть может, именно в женской голове зародилась мысль о том, что губернатор должен быть убит».

Решение темы у Андреева и Коцюбинского различно, но оба писателя нередко прибегали к сходным приемам. В «Губернаторе» и в таких произведениях Коцюбинского, как Неизвестный», «220», «Смех», есть элементы символизма и экспрессионизма. Не всегда мы найдем в них четкую мотивировку поступков. Писатели прибегают к условным приемам, показывая резкие, внешне не мотивированные изменения в сознании героя. Так, пан Чубинский («Смех» Коцюбинского), присмотревшись к служанке Варваре, вдруг понял ее трудную жизнь и оправдал её ненависть к хозяевам. Так и андреевский губернатор вдруг признал, что стрелять в голодных не является государственной необходимостью. И все же, при некотором сходстве творческой манеры, рассказы Коцюбинского полемичны по отношению к андреевским, ибо в них прежде всего подчеркнута идея справедливой мести народа, тогда как для Андреева в первую очередь важен психологический момент, переживания человека вообще, вне его социальных связей.

На свете миллион таких городишек. И в каждом так же темно, так же одиноко, каждый так же от всего отрешен, в каждом - свои ужасы и свои тайны.

Рэй Брэдбери. «Вино из одуванчиков»

Л.Андреев не относится к числу писателей, у которых многоцветная игра тонов создает впечатление живой жизни. Он предпочитает контраст черного и белого. Этот контраст мы видим и в рассказе «Город». Читая описание города, складывается впечатление, что город пропитан холодом и мраком, серостью. Мы также замечаем, что город не просто большой, а «огромный» («Город был громаден и многолюден, и было в этом многолюдии и громадности что-то упорное, непобедимое и равнодушно-жестокое»). А при детальном и внимательном прочтении город предстает нам как некое «живое» существо: мы видим его физиологические особенности «(тяжестью своих каменных раздутых домов он давил землю», « высокие и низкие, то краснеющие холодной и жидкой кровью свежего кирпича» ), можем проследить состояние его души (« упорное, непобедимое и равнодушно-жестоко» ), видим даже его отношение и влияние на жителей (« человеку становилось страшно, равнодушно встречали и провожали» ). Поэтому, можно сделать вывод, что город предстает некой живой субстанцией мертвой внутри.

Что касается времени в произведении, то оно «сжато» событиями, такое чувство, что Андрееву скучно в текущем времени, его притягивает вечность. И та вечность пропитывает этот город, жизнь этого города.

В рассказе «Город» говорится о маленьком чиновнике подавленном и бытом, и бытием, протекающем в каменном мешке города («Но всего ужаснее было то, что во всех домах жили люди. Их было множество, и все они были незнакомые и чужие, и все они жили своей собственной, скрытой для глаз жизнью »). Казалось бы, он окружен сотней тысяч людей, но он задыхается от одиночества, от бессмысленного существования, против которого протестует в жалкой комической форме. На мой взгляд, здесь Андреев продолжает тему «маленького человека» заданную еще Н.В.Гоголем, однако, писатель меняет трактовку этой темы: у Гоголя «маленький человек» подавлен богатством и властью «большого человека», а у Андреева материальной положение и чин не играют важней роли, у него преобладает одиночество («с идел у себя в номере один», «чувствовать себя таким беспредельно одиноким среди множества чужих людей», «когда он заговорил о своем одиночестве, то заплакал…»).

Мотив одиночества, выросший из равнодушия города и его жителей по отношению друг к другу, порождает еще один мотив – мотив отчуждения. Город словно гора песка, каждый житель песчинка, но не имея взаимодействия друг с другом, это всего лишь гора или «кучка» ненужного песка. Трагедию автор видит в том, что индивидуальности не составляют сообщества, общества, одного целого.

Нельзя не обратить внимания на некоторые детали, которые мы встречаем уже в самом начале, а именно имена героев. Петров и «тот другой». Почему тот другой? Но далее мы видим диалог:

- За ваше здоровье!- сказал он приветливо и протянул рюмку.
- За ваше здоровье!- ответил, улыбаясь, тот и протянул свою рюмку.

Возникает ощущения эха. Словно один в пустой комнате герой говорит сам с собой, и если посмотреть дальше остальные диалоги, которых не так уж и много, складывается впечатление, что разговор не просто с самим собой, а самим с собой в зеркале. Эта зеркальная функция указывает на одинаковость каждого из жителей: их речь, их образ жизни, их сама жизнь («…делались похожи один на другой - и идущему человеку становилось страшно» )… Но есть ли жизнь в этом городе? Есть ли жизнь в рассказе? Автор говорит, что за толщей каменных домов, есть широкое поле, которое герой почувствовал при прогулке, и ему невыносимо захотелось бежать туда, где есть солнце, свободная земля, есть жизнь. Но вот только город настолько безжалостен к своим жителям, что этот «кусочек свободы» становится все меньше. Город разрастается с каждым днем, и одиноких и равнодушных людей становится больше. Возможно, не только жители города видят свое зеркальное отражение в других, но и сам город смотрит в свое зеркало и разрастается, разрастается….

Андреев с юности удивлялся нетребовательному отношению людей к жизни, эту нетребовательность он и изобличал. "Придет время, - писал в дневнике Андреев-гимназист, - я нарисую людям потрясающую картину их жизни", и нарисовал. Мысль - объект внимания и основной инструмент автора, обращенного не к потоку жизни, а к размышлениям об этом потоке.

Андреев не относится к числу писателей, у которых многоцветная игра тонов создает впечатление живой жизни, как, например, у А. П. Чехова, И. А. Бунина, Б. К. Зайцева. Он предпочитал гротеск, надрыв, контраст черного и белого. Схожая экспрессивность, эмоциональность отличает произведения Ф. М. Достоевского, любимых Андреевым В. М. Гаршина, Э. По. У него город не большой, а "огромный", его персонажей угнетает не одиночество, а "страх одиночества", они не плачут, а "воют". Время в его рассказах "сжато" событиями. Автор будто опасался быть непонятым в мире слабовидящих и слабослышащих. Кажется, Андрееву скучно в текущем времени, его притягивает вечность, "вечный облик человека", ему важно не изобразить явление, а выразить к нему свое оценочное отношение. Известно, что сочинения "Жизнь Василия Фивейского" (1903) и "Тьма" (1907) написаны под впечатлением рассказанных автору событий, по он совершенно по-своему интерпретирует эти события.

В периодизации творчества Андреева нет сложностей: он всегда рисовал схватку тьмы и света как схватку равносильных начал, но если в ранний период творчества в подтексте его сочинений лежала призрачная надежда на победу света, то к концу творчества этой надежды не стало.

Андреев от природы имел особый интерес ко всему необъяснимому в мире, в людях, в себе; желание заглянуть за границы жизни. Юношей он играл в опасные игры, позволявшие чувствовать дыхание смерти. В "царство мертвых" заглядывают и персонажи его произведений, например Елеазар (рассказ "Елеазар", 1906), получивший там "проклятое знание", убивающее желание жить. Творчество Андреева соответствовало и складывавшемуся тогда в интеллектуальной среде эсхатологическому умонастроению, обострившимся вопросам о закономерностях жизни, сущности человека: "Кто я?", "Смысл, смысл жизни, где он?", "Человек? Конечно, и красиво, и гордо, и внушительно -но конец где?" Эти вопросы из писем Андреева лежат в подтексте большинства его произведений1. Скептическое отношение писателя вызывали все теории прогресса. Страдая от своего неверия, он отвергает религиозный путь спасения: "До каких неведомых и страшных границ дойдет мое отрицание?.. Бога я не прийму..."

Рассказ "Ложь" (1900) заканчивается очень характерным восклицанием: "О, какое безумие быть человеком и искать правды! Какая боль!" Андреевский повествователь часто сострадает человеку, который, образно говоря, падает в бездну и пытается ухватиться хоть за что-нибудь. "В его душе не было благополучия, - рассуждал в воспоминаниях о друге Г. И. Чулков, - он был весь в предчувствии катастрофы". Об том же писал и А. А. Блок, почувствовавший "ужас при дверях", читая Андреева4. В этом падающем человеке было много от самого автора. Андреев часто "входил" в свои персонажи, делил с ними общий, по словам К. И. Чуковского, "душевный тон".

Уделяя внимание социальному и имущественному неравенству, Андреев имел основание называть себя учеником Г. И. Успенского и Ч. Диккенса. Однако он не так, как М. Горький, А. С. Серафимович, Е. Н. Чириков, С. Скиталец, другие "писатели-знаниевцы", понимал и представлял конфликты жизни: не указывал на возможность их решения в контексте текущего времени. Андреев смотрел на добро и зло как на силы извечные, метафизические, воспринимал людей как вынужденных проводников этих сил. Разрыв с носителями революционных убеждений был неизбежен. В. В. Боровский, зачисляя Андреева "по преимуществу" в "социальные" писатели, указал на "неправильное" освещение им пороков жизни. Писатель не был своим ни среди "правых", ни среди "левых" и тяготился творческим одиночеством.

Андреев хотел в первую очередь показать диалектику мысли, чувства, сложный внутренний мир персонажей. Почти всех их больше, чем голод, холод, угнетает вопрос, почему жизнь строится так, а не иначе. Они заглядывают в себя, пытаются разобраться в мотивах своего поведения. Кто бы ни был его герой, у каждого "свой крест", каждый страдает.

"Мне не важно, кто "он", - герой моих рассказов: нон, чиновник, добряк или скотина. Мне важно только одно - что он человек и как таковой несет одни и те же тяготы жизни".

В этих строчках письма Андреева к Чуковскому есть толика преувеличения, его авторское отношение к персонажам дифференцированно, но и правда тоже есть. Критики справедливо сравнивали молодого прозаика с Ф. М. Достоевским - оба художника показывали человеческую душу как поле столкновений хаоса и гармонии. Однако очевидна и существенная разница между ними: Достоевский в конечном итоге, при условии принятия человечеством христианского смирения, предсказывал победу гармонии, тогда как Андреев уже к концу первого десятилетия творчества почти исключил идею гармонии из пространства своих художественных координат.

Пафос многих ранних работ Андреева обусловлен стремлением героев к "другой жизни". В этом смысле примечателен рассказ "В подвале" (1901) об озлобленных людях на дне жизни. Сюда попадает обманутая молодая женщина "из общества" с новорожденным. Она не без основания боялась встречи с ворами, проститутками, но возникшее напряжение снимает младенец. Несчастные тянутся к чистому "нежному и слабому" существу. Бульварную женщину хотели не допустить к ребенку, но она истошно требует: "Дай!.. Дай!.. Дай!.." И это "осторожное, двумя пальцами, прикосновение к плечику" описывается как прикосновение к мечте: "маленькая жизнь, слабая, как огонек в степи, смутно звала их куда-то..." Романтическое "куда-то" переходит у молодого прозаика из рассказа в рассказ. Символом "другой", светлой жизни, иных взаимоотношений может служить сон, елочное украшение, дачная усадьба. Влечение к этому "другому" у персонажей Андреева показано как чувство неосознанное, врожденное, например, как у подростка Сашки из рассказа "Ангелочек" (1899). Этот неприкаянный, полуголодный, на весь мир обиженный "волчонок", которому "временами... хотелось перестать делать то, что называется жизнью", попав случайно на праздник в богатый дом, увидел на рождественской елке воскового ангелочка. Красивая игрушка становится для ребенка знаком "чудного мира, где он жил когда-то", где "не знают о грязи и брани". Она должна принадлежать ему!.. Сашка много терпел, защищая то единственное, что имел, - гордость, по ради ангелочка он падает на колени перед "пренеприятной тетей". И снова страстное: "Дай!.. Дай!.. Дай!.."

Позиция автора этих рассказов, унаследовавшего от классиков боль за всех несчастных, гуманна и требовательна, однако в отличие от своих предшественников Андреев жестче. Он скупо отмеряет обиженным персонажам толику покоя: их радость мимолетна, а надежда призрачна. "Погибший человек" Хижияков из рассказа "В подвале" пролился счастливыми слезами, ему вдруг почудилось, что он "жить будет долго, и жизнь его будет прекрасна", но - завершает свое слово повествователь - у изголовья его "уже усаживалась бесшумно хищная смерть". И Сашка, наигравшись ангелочком, впервые засыпает счастливый, а восковая игрушка в это время тает то ли от дуновения горячей печки, то ли от действия некой фатальной силы: На стене вырезывались уродливые и неподвижные тени..." Присутствие этой силы автор пунктирно обозначает почти в каждом своем произведении. Характерная фигура зла строится на разных явлениях: тени, ночная тьма, природные катаклизмы, неясные характеры, мистические "нечто", "некто" и т.д. "Вот ангелочек встрепенулся, словно для полета, и упал с мягким стуком на горячие плиты". Схожее падение предстоит пережить Сашке.

Переживет падение и мальчик на побегушках из городской парикмахерской в рассказе "Петька на даче" (1899). "Состарившийся карлик", знавший только труд, побои, голод, тоже всей душой стремился в неведомое "куда-нибудь", "в другое место, о котором он не мог ничего сказать". Случайно попав в господскую загородную усадьбу, "вступив в полное согласие с природой", Петька внешне и внутренне преображается, но вскоре роковая сила в лице таинственного хозяина парикмахерской вырывает его из "другой" жизни. Обитатели парикмахерской - марионетки, но описаны достаточно подробно, и только хозяин-кукловод запечатлен в абрисе. С годами роль незримой черной силы в перипетиях сюжетов становится все заметнее.

У Андреева нет или почти нет счастливых финалов, но тьму жизни в ранних рассказах рассеивали проблески света: обнаруживалось пробуждение Человека в человеке. Мотив пробуждения органично связан с мотивом стремления персонажей Андреева к "другой жизни". В "Баргамоте и Гараське" пробуждение испытывают характеры-антиподы, в которых, казалось, навсегда умерло все человеческое. Но за пределами сюжета идиллия пьяницы и городового ("родственника" будочника Мымрецова Г. И. Успенского, классика "шиворотной пропаганды") обречена. В иных типологически схожих произведениях Андреев показывает, как трудно и как поздно просыпается в человеке Человек ("Жили-были", 1901; "Весной", 1902). С пробуждением к андреевским персонажам нередко приходит и осознание своей черствости ("Первый гонорар", 1899; "Нет прощения", 1904).

Очень в этом смысле рассказ "Гостинец" (1901). Малолетний подмастерье Сениста в больнице ждет мастера Сазонку. Тот обещал не оставлять мальчишку "в жертву одиночеству, болезни и страху". Но наступила пасха, Сазонка загулял и забыл свое обещание, а когда пришел, Сениста был уже в мертвецкой. Только смерть ребенка, "как щенка, выброшенного на помойку", открыла мастеру правду о темноте его собственной души: "Господи! - Сазонка плакал <...> подымая руки к небу <...> - Да разве мы не люди?"

О трудном пробуждении Человека говорится и в рассказе "Предстояла кража" (1902). Человек, которому предстояло "быть может, убийство", остановлен жалостью к замерзающему щенку. Высокая цена жалости, "света <...> среди глубокой тьмы..." - вот что важно донести до читателя рассказчику-гуманисту.

Многие персонажи Андреева мучаются от своей обособленности, экзистенциального мироощущения1. Тщетны их нередко экстремальные попытки освободиться от этого недуга ("Валя", 1899; "Молчание" и "Рассказ о Сергее Петровиче", 1900; "Оригинальный человек", 1902). В рассказе "Город" (1902) говорится о мелком чиновнике, подавленном и бытом, и бытием, протекающем в каменном мешке города. В окружении сотен людей он задыхается от одиночества бессмысленного существования, против которого протестует в жалкой, комической форме. Здесь Андреев продолжает тему "маленького человека" и его поруганного достоинства, заданную автором "Шинели". Повествование наполнено участием к человеку, у которого болезнь "инфлуэнцой" - событие года. Андреев заимствует у Гоголя ситуацию защиты страдающим человеком своего достоинства: "Все мы люди! Все братья!" - в состоянии аффекта плачет пьяный Петров. Однако писатель меняет трактовку известной темы. У классиков золотого века русской литературы "маленький человек" подавлен характером, богатством "большого человека". У Андреева материально-социальная иерархия не играет решающей роли: давит одиночество. В "Городе" господа добродетельны, и сами они - те же Петровы, но на более высокой ступени социальной лестницы. Трагедию Андреев видит в том, что индивидуальности не составляют сообщества. Примечательный эпизод: дама из "заведения" встречает смехом предложение Петрова выйти замуж, но понимающе и в страхе "визжит", когда тот заговорил с ней об одиночестве.

У Андреева равно драматично непонимание и межсословное, и внутрисословное, и внутрисемейное. Разобщающая сила в его художественном мире обладает злым юмором, как это представлено в рассказе "Большой шлем" (1899). В течение многих лет "лето и зиму, весну и осень" четыре человека играли в винт, но когда один из них умер, оказалось, что другие не знали, женат ли умерший, где он жил... Более всего компанию поразило, что покойный никогда не узнает о своем везении в последней игре: "у него был верный большой шлем".

Эта сила поражает любое благополучие. Шестилетний Юра Пушкарев, герой рассказа "Цветок под ногою" (1911), рожден в обеспеченной семье, любим, но, подавленный взаимонепониманием родителей, одинок, и лишь "делает вид, что жить на свете очень весело". Ребенок "уходит от людей", спасаясь в вымышленном мире. К взрослому герою по имени Юрий Пушкарев, внешне счастливому семьянину, талантливому летчику, писатель возвращается в рассказе "Полет" (1914). Эти произведения составляют небольшую трагическую дилогию. Радость бытия Пушкарев испытывал лишь в небе, там в его подсознании родилась мечта навсегда остаться в голубом просторе. Роковая сила бросила машину вниз, но сам пилот "на землю... больше не вернулся".

"Андреев, - писал Е. В. Аничков, - заставил нас проникнуться жутким, леденящим сознанием о непроницаемой пропасти, лежащей между человеком и человеком".

Разобщенность порождает воинствующий эгоизм. Доктор Керженцев из рассказа "Мысль" (1902) способен на сильные чувства, но весь свой ум он употребил на замысел коварного убийства более удачливого друга - мужа любимой женщины, а затем на игру со следствием. Он убежден, что владеет мыслью, как фехтовальщик шпагой, но в какой-то момент мысль предает и разыгрывает своего носителя. Ей наскучило удовлетворять "сторонние" интересы. Керженцев доживает свой век в сумасшедшем доме. Пафос этого андреевского рассказа противоположен пафосу лирико-философской поэмы М. Горького "Человек" (1903), этому гимну созидающей силе человеческой мысли. Уже после смерти Андреева Горький вспоминал, что писатель воспринимал мысль как "злую шутку дьявола над человеком". Про В. М. Гаршина, А. П. Чехова говорили, что они будят совесть. Андреев будил разум, точнее, тревогу за его разрушительные потенциальные возможности. Писатель удивлял современников непредсказуемостью, пристрастием к антиномиям.

"Леонид Николаевич, - столикой укоризны писал М. Горький, - странно и мучительно-резко для себя раскапывался надвое: на одной и той же неделе он мог петь миру "Осанна!" и провозглашать ему "Анафема!".

Именно так Андреев вскрывал двуединую сущность человека, "божественное и ничтожное", по определению В. С. Соловьева. Художник снова и снова возвращается к тревожащему его вопросу: какая из "бездн" преобладает в человеке? По поводу относительно светлого рассказа "На реке" (1900) о том, как "всем чужой" человек, поборол в себе ненависть к обижавшим его людям и, рискуя жизнью, спас их в весеннее половодье, М. Горький восторженно писал Андрееву:

"Вы - любите солнце. И это - великолепно, эта любовь - источник истинного искусства, настоящей, той самой поэзии, которая оживляет жизнь"".

Однако вскоре Андреев создает один из самых жутких рассказов в русской литературе - "Бездна" (1901). Это психологически убедительное, художественно выразительное исследование падения человеческого в человеке.

Страшно: чистую девушку распяли "недочеловеки". Но еще страшнее, когда после непродолжительной внутренней борьбы по-звериному ведет себя интеллектуал, любитель романтической поэзии, трепетно влюбленный юноша. Еще чуть-чуть "до того" он и не подозревал, что зверь-бездна таится в нем самом. "И черная бездна поглотила его" - такова финальная фраза рассказа. Одни критики хвалили Андреева за смелый рисунок, другие призывали читателей бойкотировать автора. На встречах с читателями Андреев настойчиво утверждал, что от такого падения не застрахован никто1.

В последнее десятилетие творчества о пробуждении зверя в человеке Андреев говорил значительно чаще, чем о пробуждении Человека в человеке. Очень выразителен в этом ряду психологический рассказ "В тумане" (1902) о том, как ненависть к себе и миру у благополучного студента нашла выход в убийстве проститутки. Во многих публикациях упомянуты слова об Андрееве, авторство которых приписывается Льву Толстому: "Он пугает, а нам не страшно". Но вряд ли с этим согласятся все читатели, знакомые с названными произведениями Андреева, а также с его рассказом "Ложь", написанным за год до "Бездны", или с рассказами "Проклятие зверя" (1908) и "Правила добра" (1911), повествующими об одиночестве человека, обреченного на борьбу за выживание в иррациональном потоке бытия.

Взаимоотношения М. Горького и Л. Н. Андреева - интересная страница истории отечественной литературы. Горький помог Андрееву ступить на литературное поприще, способствовал появлению его произведений в альманахах товарищества "Знание", ввел в кружок "Среда". В 1901 г. на средства Горького вышла первая книга рассказов Андреева, которая принесла автору славу и одобрение Л. Н. Толстого, А. П. Чехова. "Единственным другом" называл Андреев старшего товарища. Однако все это не спрямило их отношений, которые Горький характеризовал как "дружба-вражда" (оксюморон мог родиться при чтении им письма Андреева1).

Действительно, была дружба больших писателей, по словам Андреева, бивших "по одной мещанской морде" самодовольства. Аллегорический рассказ "Бен-Товит" (1903) являет собой пример андреевского удара. Сюжет рассказа движется как бы бесстрастным повествованием о внешне не связанных событиях: у "доброго и хорошего" жителя поселка близ Голгофы болит зуб, а в это же время на самой горе приводят в исполнение решение суда над "каким-то Иисусом". Несчастный Бен-Товит возмущен шумом за стенами дома, он действует ему на нервы. "Как они кричат!" - возмущается этот человек, "не любивший несправедливости", обиженный тем, что никому нет дела до его страданий.

Это была дружба писателей, воспевавших героические, бунтарские начала личности. Автор "Рассказа о семи повешенных" (1908), повествующего о жертвенном подвиге, по более - о подвиге преодоления страха смерти, писал В. В. Вересаеву: "А красив человек - когда он смел и безумен и смертью попирает смерть".

Многие персонажи Андреева объединены духом противления, бунтарство - атрибут их сущности. Они восстают против власти серого быта, судьбы, одиночества, против Создателя, даже если им открывается обреченность протеста. Противление обстоятельствам делает человека Человеком - эта идея лежит в основании философской драмы Андреева "Жизнь Человека" (1906). Смертельно раненый ударами непонятной злой силы Человек проклинает ее у края могилы, зовет на бой. Но пафос противления "стенам" в сочинениях Андреева с годами слабеет, усиливается критическое отношения автора к "вечному облику" человека.

Сначала между писателями возникло непонимание, затем, особенно после событий 1905-1906 гг., - что-то действительно напоминающее вражду. Горький не идеализировал человека, но при этом нередко выражал убеждение, что недостатки человеческой природы в принципе исправимы. Один критиковал "баланс бездн", другой - "бодрую беллетристику". Их пути разошлись, но даже в годы отчуждения Горький называл своего современника "самым интересным писателем... всей европейской литературы". И вряд ли можно согласиться с мнением Горького, что их полемика мешала делу литературы.

В определенной мере суть их разногласий вскрывает сравнение романа Горького "Мать" (1907) и романа Андреева "Сашка Жегулев" (1911). В обоих произведениях речь идет о молодых людях, ушедших в революцию. Горький начинает образностью натуралистической, заканчивает - романтической. Перо Андреева идет в обратном направлении: он показывает, как семена светлых идей революции прорастают тьмой, бунтом, "бессмысленным и беспощадным".

Художник рассматривает явления в перспективе развития, предсказывает, провоцирует, предостерегает. В 1908 г. Андреев закончил работу над философско-психологической повестью-памфлетом "Мои записки". Главный персонаж - характер демонический, преступник, осужденный за тройное убийство, и в то же время искатель правды. "Где же правда? Где же правда в этом мире призраков и лжи?" - вопрошает себя узник, но в итоге новоявленный инквизитор в тяге людей к свободе видит зло жизни, а к железной решетке на тюремном окне, открывшей ему красоту ограниченности, чувствует "нежную благодарность, почти любовь". Он переиначивает известную формулу и утверждает: "Несвобода - осознанная необходимость". Этот "шедевр полемики" смутил даже друзей писателя, поскольку повествователь скрывает свое отношение к убеждениям поэта "железной решетки". Сейчас ясно, что в "Записках" Андреев подошел к популярному в XX в. жанру антиутопии, предсказал опасность тоталитаризма. Строитель "Интеграла" из романа Е. И. Замятина "Мы" в своих записях, по сути, продолжает рассуждения этого персонажа Андреева:

"Свобода и преступление так же неразрывно связаны между собой, как... ну, как движение аэро и его скорость: скорость аэро - 0, и он не движется, свобода человека - 0, и он не совершает преступлений".

Существует ли одна правда "или их, как их минимум, две", грустно шутил Андреев и рассматривал явления то с одной, то с другой стороны. В "Рассказе о семи повешенных" он открывает правду по одну сторону баррикад, в рассказе "Губернатор" - по другую. Проблематика этих произведений косвенно связана с делами революционными. В "Губернаторе" (1905) представитель власти обреченно ожидает исполнения смертного приговора, вынесенного ему народным судом. Толпа забастовщиков "в несколько тысяч человек" пришла к его резиденции. Сначала были выдвинуты невыполнимые требования, а затем начался погром. Губернатор был вынужден приказать открыть стрельбу. Среди убитых были и дети. Повествователь осознает и справедливость народного гнева, и тот факт, что губернатор был вынужден пойти на насилие; он сочувствует и той и другой стороне. Генерал, терзаемый муками совести, в конце концов сам осуждает себя на смерть: он отказывается покинуть город, ездит без охраны, и "Закон-Мститель" настигает его. В обоих произведениях писатель указывает па абсурдность жизни, в которой человек убивает человека, на противоестественность знания человеком часа своей смерти.

Правы были критики, видевшие в Андрееве сторонника общечеловеческих ценностей, внепартийного художника. В целом ряде произведений на тему революции, таких как "В темную даль" (1900), "Марсельеза" (1903), самое главное для автора - показать нечто необъяснимое в человеке, парадокс поступка. Впрочем, "черная сотня" считала его революционным писателем, и, опасаясь ее угроз, семья Андреевых жила некоторое время за границей.

Глубина многих произведений Андреева открылась не сразу. Так случилось и с "Красным смехом" (1904). К написанию этого рассказа автора подтолкнули газетные известия с полей Русско-японской войны. Он показал войну как безумие, порождающее безумие. Свое повествование Андреев стилизует под отрывочные воспоминания сошедшего с ума офицера-фронтовика:

"Это красный смех. Когда земля сходит с ума. она начинает так смеяться. На ней нет ни цветов, ни песен, она стала круглая, гладкая и красная, как голова, с которой сорвали кожу".

Участник Русско-японской войны, автор реалистических записок "На войне" В. Вересаев раскритиковал рассказ Андреева за не соответствие действительности. Он говорил о свойстве человеческой натуры "привыкать" ко всяким обстоятельствам. По произведение Андреева как раз и направлено против человеческой привычки возводить в норму то, что не должно быть нормой. Горький призывал автора "оздоровить" рассказ, уменьшить элемент субъективности, ввести больше конкретики, реалистических изображений войны1. Андреев ответил резко: "Оздоровить - значит уничтожить рассказ, его основную идею... Моя тема: безумие и ужас". Понятно, что автор дорожил философским обобщением, заключенным в "Красном смехе", и его проекцией в грядущие десятилетия.

И уже упомянутый рассказ "Тьма", и повесть "Иуда Искариот" (1907) не были поняты современниками, соотносившими их содержание с социальной ситуацией в России после событий 1905 г. и осудившими автора за "апологию предательства". Они оставили без внимания важнейшую - философскую - парадигму этих произведений.

В рассказе "Тьма" самоотверженный и светлый юноша-революционер, скрывающийся от жандармов, поражен "правдой публичного дома", открывшейся ему в вопросе проститутки Любки: какое он имеет право быть хорошим, если она плохая? Он вдруг понял, что его и его товарищей взлет куплен ценой падения многих несчастных, и заключает, что "если фонариками не можем осветить всю тьму, так погасим же огни и все полезем во тьму". Да, автор осветил позицию анархиста-максималиста, на которую перешел бомбист, но он осветил и "новую Любку", возмечтавшую влиться в ряды "хороших" борцов за другую жизнь. Этот поворот сюжета был опущен критиками, осудившими автора за, как им казалось, сочувственное отображение ренегата2. Но образ Любки, который обошли вниманием и более поздние исследователи, играет важную роль в содержательном плане рассказа.

Повесть "Иуда Искариот" жестче, в ней автор рисует "вечный облик" человечества, не воспринявшего Слова божьего и убившего того, кто его принес. "За нею, - писал А. А. Блок о повести, - душа автора - живая рана". В повести, жанр которой можно определить как "Евангелие от Иуды", Андреев мало что меняет в сюжетной линии, очерченной евангелистами. Он приписывает эпизоды, которые могли иметь место в отношениях Учителя и учеников. Эпизодами отличаются и все канонические Евангелия. При этом андреевский, так сказать, юридический подход к характеристике поведения участников библейских событий открывает драматический внутренний мир "предателя". Этот подход вскрывает предопределенность трагедии: без крови, без чуда воскресения люди не признают Сына Человеческого, Спасителя. Двойственность Иуды, сказавшаяся в его внешности, его метаниях, зеркально отражает двойственность поведения Христа: они оба предвидели ход событий и оба имели основание любить и ненавидеть друг друга. "А кто поможет бедному Искариоту?" - многозначительно отвечает Христос Петру на просьбу помочь ему в силовых играх с Иудой. Христос печально и понимающе клонит голову, услышав слова Иуды, что в другой жизни он первый будет рядом со Спасителем. Иуда знает цену зла и добра в этом мире, болезненно переживает свою правоту. Иуда казнит себя за предательство, без которого не состоялось бы Пришествие: Слово не дошло бы до человечества. Поступок Иуды, который до самого трагического финала надеялся, что люди на Голгофе вот-вот прозреют, увидят и осознают, кого они казнят, - "последняя ставка веры в людей". Автор осуждает все человечество, включая апостолов, за невосприимчивость к добру3. На эту тему у Андреева есть интересная аллегория, созданная одновременно с повестью, - "Рассказ змеи о том, как у нее появились ядовитые зубы". Идеи этих произведений прорастут заключительным сочинением прозаика - романом "Дневник Сатаны" (1919), опубликованным уже после смерти автора.

Андреева всегда привлекал художественный эксперимент, в котором он мог бы свести обитателей мира сущего и жителей мира явного. Достаточно оригинально тех и других он свел в философской сказке "Земля" (1913). Творец шлет на землю ангелов, желая знать нужды людей, но, познав "правду" земли, посланцы "надают", не могут сохранить незапятнанными свои одежды и не возвращаются на небеса. Им стыдно быть "чистыми" среди людей. Любящий Бог понимает их, прощает и с укором смотрит на посланца, посетившего землю, но сохранившего в чистоте свои белые одежды. Сам он не может снизойти на землю, ибо тогда не нужны будут людям небеса. Такого снисходительного отношения к человечеству нет в последнем романе, сводящем обитателей противоположных миров.

Андреев долго примеривался к "бродячему" сюжету, связанному с земными похождениями вочеловечившегося дьявола. Осуществлению давней задумки создать "записки дьявола" предшествовало создание красочной картины: сатана-Мефистофель сидит над рукописью, обмакивает перо в черси-чернильницу1. В конце жизни Андреев увлеченно работал над произведением о пребывании на земле предводителя всех нечистых с очень нетривиальным финалом. В романе "Дневник Сатаны" исчадие ада - персона страдающая. Замысел романа просматривается уже в повести "Мои записки", в образе главного героя, в его размышлениях о том, что самого дьявола со всем его "запасом адской лжи, хитрости и лукавства" человек способен "водить за нос". Идея сочинения могла зародиться у Андреева при чтении "Братьев Карамазовых" Ф. М. Достоевского, в главе о черте, мечтающем воплотиться в наивную купчиху: "Мой идеал - войти в церковь и поставить свечку от чистого сердца, ей-богу так. Тогда предел моим страданиям". Но там, где черт Достоевского хотел найти покой, конец "страданиям". Князь Тьмы Андреева свои страдания только начинает. Важное своеобразие произведения - многомерность содержания: одной стороной роман повернут ко времени его создания, другой - в "вечность". Автор доверяет Сатане высказать свои самые тревожные соображения о сущности человека, по сути, ставит под сомнение многие идеи своих более ранних произведений. "Дневник Сатаны", как заметила давний исследователь творчества Л. Н. Андреева Ю. Бабичева, - это еще и "личный дневник самого автора".

Сатана в обличье убитого им купца и на его же деньги решил поиграть с человечеством. Но средствами пришельца решил завладеть некий Фома Магнус. Он играет на чувствах пришельца к некой Марии, в которой дьявол узрел Мадонну. Любовь преобразила Сатану, ему стыдно за причастность к злу, пришло решение стать просто человеком. Искупая прошлые грехи, он отдает деньги Магнусу, обещавшему стать благодетелем людей. Но Сатана обманут и осмеян: "земная Мадонна" оказывается подставным лицом, проституткой. Фома осмеял дьявольский альтруизм, овладел деньгами, чтобы взорвать планету людей. В конце концов в ученом химике Сатана видит побочного сына своего родного отца: "Тяжело и оскорбительно быть этой штучкой, что называется на земле человеком, хитрым и жадным червячком..." - размышляет Сатана1.

Магнус - тоже фигура трагическая, продукт человеческой эволюции, персонаж, выстрадавший свою мизантропию. Повествователь равно понимает и Сатану, и Фому. Примечательно, что писатель наделяет Магнуса внешностью, напоминающей собственную (в этом можно убедиться, сравнив портрет персонажа с портретом Андреева, написанный И. Е. Репиным). Сатана дает человеку оценку со стороны, Магнус - изнутри, но в главном их оценки совпадают. Кульминация повести пародийна: описываются события ночи, "когда искушался Сатана человеком". Плачет Сатана, увидевший в людях свое отражение, смеются земные "на все готовые черти".

Плач - лейтмотивов произведений Андреева. Льют слезы многие и многие его персонажи, обиженные могущественной и злой тьмой. Плакал божий свет - заплакала тьма, круг замыкается, никому никуда выхода пет. В "Дневнике Сатаны" Андреев вплотную подошел к тому, что Л. И. Шестов назвал "апофеозом беспочвенности".

В начале XX столетия в России, как и во всей Европе, театральная жизнь переживала пору расцвета. Люди творчества спорили о путях развития сценического искусства. В ряде публикаций, прежде всего в двух "Письмах о театре" (1911 - 1913), Андреев представил свою "теорию новой драмы", свое видение "театра чистого психизма" и создал ряд пьес, соответствовавших выдвинутым задачам2. Он провозгласил "конец быту и этнографии" на подмостках, противопоставил "устаревшего" А. II. Островского "современному" А. П. Чехову. Не тот момент драматичен, рассуждает Андреев, когда солдаты расстреливают взбунтовавшихся рабочих, а тот, когда фабрикант бессонной ночью борется "с двумя правдами". Зрелищность он оставляет для площадки кафешантана и кино; сцена театра, по его мнению, должна принадлежать незримому - душе. В старом театре, заключает критик, душа пребывала "контрабандой". В новаторе-драматурге узнается Андреев-прозаик.

Первое сочинение Андреева для театра - романтико-реалистическая пьеса "К звездам" (1905) о месте интеллигенции в революции. Эта тема интересовала и Горького, и некоторое время они совместно работали над пьесой, однако соавторство не состоялось. Причины разрыва становятся понятны при сравнении проблематики двух пьес: "К звездам" Л. Н. Андреева и "Дети солнца" М. Горького. В одной из лучших пьес Горького, рожденной в связи с их общим замыслом, можно обнаружить что-то "андреевское", например в противопоставлении "детей солнца" "детям земли", но немного. Горькому важно представить социальную миги нацию вхождения интеллигенции в революцию, для Андреева главное - соотнести целеустремленность ученых с целеустремленностью революционеров. Примечательно, что персонажи Горького занимаются биологией, их главный инструмент - микроскоп, персонажи Андреева - астрономы, их инструментом является телескоп. Андреев дает слово революционерам, верящим в возможность разрушить все "стены", мещанам-скептикам, нейтралам, находящимся "над схваткой", и у всех них "своя правда". Движение жизни вперед - очевидная и важная идея пьесы - определяется творческой одержимостью личностей, и не важно, отдают ли они себя революции или науке. Но счастливы у него лишь люди, живущие душой и мыслью обращенные к "торжествующей безбрежности" Вселенной. Гармония вечного Космоса противопоставлена безумной текучке жизни земли. Космос пребывает в согласии с истиной, земля изранена столкновением "правд".

У Андреева есть ряд пьес, наличие которых позволило современникам говорить о "театре Леонида Андреева". Этот ряд открывает философская драма "Жизнь Человека" (1907). Другие наиболее удачные работы этого ряда -"Черные маски" (1908); "Царь-Голод" (1908); "Анатэма" (1909); "Океан" (1911). Близки названным пьесам психологические сочинения Андреева, например такие как "Собачий вальс", "Самсон в оковах" (обе - 1913-1915), "Реквием" (1917). Драматург называл свои сочинения для театра "представлениями", подчеркивая тем самым, что это не отображение жизни, а игра воображения, зрелище. Он доказывал, что на сцене общее важнее частного, что тип говорит больше, чем фотография, а символ красноречивее типа. Критики отмечали найденный Андреевым язык современного театра - язык философской драмы.

В драме "Жизнь Человека" представлена формула жизни; автор "освобождается от быта", идет в направлении максимальной обобщенности1. В пьесе два центральных персонажа: Человек, в лице которого автор предлагает видеть человечество, и Некто в сером, именуемый Он, - нечто, соединяющее в себе человеческие представления о верховной сторонней силе: Бог, рок, судьба, дьявол. Между ними - гости, соседи, родственники, добряки, злодеи, мысли, эмоции, маски. Некто в сером выступает вестником "круга железного предначертания": рождение, бедность, труд, любовь, богатство, слава, несчастья, бедность, забвение, смерть. О быстротечности человеческого пребывания в "железном круге" напоминает свеча, горящая в руках таинственного Некто. В представлении участвуют персонажи, знакомые по античной трагедии, - вестник, мойры, хор. При постановке пьесы автор требовал от режиссера избегать полутонов: "Если добр, то, как ангел; если глуп, то, как министр; если безобразен, то так, чтобы дети боялись. Резкие контрасты".

Андреев стремился к однозначности, аллегоричности, к символам жизни. Символов в символистском смысле у него нет. Это манера рисовальщиков лубочных картинок, художников-экспрессионистов, иконописцев, отображавших земной путь Христа в квадратиках, окаймленных единым окладом. Пьеса трагическая и героическая одновременно: несмотря на все удары сторонней силы, Человек не сдается, и у края могилы бросает перчатку таинственному Некто. Финал пьесы схож с финалом повести "Жизнь Василия Фивейского": персонаж сломлен, но не побежден. А. А. Блок, смотревший пьесу в постановке В. Э. Мейерхольда, в рецензии отметил неслучайность профессии героя - он, несмотря ни на что, созидатель, архитектор.

""Жизнь человека" - яркое доказательство того, что Человек есть человек, не кукла, не жалкое существо, обреченное тлению, но чудесный феникс, преодолевающий "ледяной ветер безграничных пространств". Тает воск, но не убывает жизнь".

Своеобразным продолжением пьесы "Жизнь Человека" видится пьеса "Анатэма". В этой философской трагедии вновь появляется Некто, ограждающий входы, - бесстрастный и могучий хранитель врат, за которыми простирается Начало начал, Великий Разум. Он хранитель и слуга вечности-истины. Ему противостоит Анатэма, дьявол, проклинаемый за бунтарские намерения узнать истины

Вселенной и сравняться с Великим Разумом. Злой дух, трусливо и напрасно увивающийся у ног хранителя, - фигура по-своему трагическая. "Все в мире хочет добра, - размышляет проклятый, - и не знает, где найти его, все в мире хочет жизни - и встречает только смерть..." Он доходит до сомнений в существовании Разума во Вселенной: не Ложь ли имя этой разумности? От отчаяния и злобы, что не удается познать правду по ту сторону врат, Анатэма пытается познать правду по эту сторону врат. Он ставит жестокие эксперименты над миром и страдает от неоправданных ожиданий.

Основная часть драмы, повествующая о подвиге и смерти Давида Лейзера, "любимого сына бога", имеет ассоциативную связь с библейским сказанием о смиренном Иове, с евангельской историей об искушении Христа в пустыне. Анатэма решил проверить истинность любви и справедливости. Он наделяет Давида огромными богатствами, подталкивает его на сотворение "чуда любви" к ближнему, способствует становлению магической власти Давида над людьми. Но дьявольских миллионов не хватает для всех страждущих, и Давид, как предатель и обманщик, побит камнями возлюбленным народом насмерть. Любовь и справедливость обернулись обманом, добро - злом. Эксперимент поставлен, но Анатэма не получил "чистого" результата. Перед смертью Давид не проклинает людей, а жалеет, что не отдал им последнюю копейку. Эпилог пьесы повторяет ее пролог: врата, молчаливый страж Некто и ищущий истины Анатэма. Кольцевой композицией пьесы автор говорит о жизни как о бесконечной борьбе противоположных начал. Вскоре после написания пьеса в постановке В. И. Немировича-Данченко с успехом шла в МХТ.

В творчестве Андреева воедино слились художественные и философские начата. Его книги питают эстетическую потребность и будят мысль, тревожат совесть, пробуждают сочувствие к человеку и опасение за его человеческую составляющую. Андреев настраивает на требовательный подход к жизни. Критики говорили о его "космическом пессимизме", но трагическое у него напрямую не связано с пессимизмом. Вероятно, предвидя неверное понимание своих произведений, писатель не раз утверждал, что если человек плачет, то это не значит, что он пессимист и жить ему не хочется, и наоборот, не всякий, кто смеется, оптимист и ему весело. Он относился к категории людей с обостренным чувством смерти в силу равно обостренного чувства жизни. О страстной любви Андреева к жизни писали близко знавшие его люди.