Лопахин до сих пор в деревне. Вишневый сад. Высший свет как эталон
С чего бы это я о дачах? Ну, во-первых, лето и жарко. Во-вторых, наткнулась на симпатичную «дачную» выставку в Мелихове.
Лопахин . Ваше имение находится только в двадцати верстах от города, возле прошла железная дорога, и если вишневый сад и землю по реке разбить на дачные участки и отдавать потом в аренду под дачи, то вы будете иметь самое малое двадцать пять тысяч в год дохода.
Гаев . Извините, какая чепуха! (…)
Любовь Андреевна . Дачи и дачники — это так пошло, простите.
Мелихово — музей-усадьба Чехова. Так что невольно вспоминаешь «Вишневый сад». Пьеса написана в 1903 году, к этому времени «дачная» культура уже пошла вширь.
А с чего начиналось? Само слово по этимологии понятно — идет от глагола «дать». И сначала речь шла просто о дарованных князем или царем земельных или лесных участках (земли на Руси было много, денег в казне мало — вот и способ вознаграждения достойных приближенных).
Понятие загородного — вернее, даже пригородного — небольшого имения появилось в петровскую эпоху. Земли под свежепостроенным Петербургом царь стал раздавать высшим чиновникам — как утверждалось, чтобы не разъезжались на лето по дальним поместьям, а оставались на всякий случай у монарха под рукой.
Впрочем, смысл термина продолжал модифицироваться — и уже в 1820-х годах мы видим «собственную Ея Императорского Величества дачу Александрия». И здесь, конечно, имеется в виду просто загородный ансамбль, нечто вроде европейской виллы.
Но до тех дач, о которых говорил чеховский персонаж, было еще далеко. Изменения принесли с собой две вещи: крестьянская реформа Александра II (которая, дав старт многим экономическим преобразованиям, одновременно разрушила сам принцип дворянского поместья как большого комплекса прежде всего сельскохозяйственных угодий) и железная дорога.
Последнее важно. Ведь обеспеченные горожане существовали и раньше — и некоторые даже приобретали или строили для летнего отдыха небольшие имения (само чеховское Мелихово, в конце концов, из таких). Но до появления железнодорожного сообщения выехать в свою летнюю резиденцию значило снарядить большой — и медленно ползущий — обоз и уж отправляться, так на несколько месяцев сразу.
Дача второй половины XIX столетия — в определенном смысле воспроизведение усадьбы, имения, но в миниатюре. Не просто лишенная земельных угодий и не связанная с сельским хозяйством, но и не требующая большого количества прислуги. А также не слишком удаленная от города — в отличие от владельцев традиционных усадеб, проделывавших всего дважды в год сколь угодно долгий путь из деревни в город и обратно, «дачники» были привязаны к городу службой или профессиональной деятельностью. Для таких людей не подходил медленно ползущий усадебный обоз. Да и собственных лошадей горожане уже, как правило, не держали. А с появлением поезда вопрос решился.
Конечно, некоторые дачи строились «для себя» — как правило, по индивидуальному проекту и нередко даже с привлечением серьезных архитекторов. Но чаще выстраивались целые дачные поселки для сдачи в наём. И вот они-то и начинают возникать именно вокруг станций железной дороги — так, чтобы отец семейства (чей отпуск был, как правило, короче всего летнего периода) мог утром отправиться в город на службу, а к вечеру возвратиться.
Если судить по объявлениям того времени — речь шла все-таки не от 30 квадратных метрах, предписанных в качестве лимита площади дома советскому обладателю шести соток, а о строениях более внушительных, рассчитанных и на само многочисленное семейство, и на прислугу.
В общем, процитируем еще раз чеховскую пьесу:
Лопахин . До сих пор в деревне были только господа и мужики, а теперь появились еще дачники.
А с дачниками появился и особый дачный стиль. Это были, действительно, уже не те «господа», которые тратили немалое время на присмотр за сельхозработами. Дачник отдыхал — взрослые от дел службы или от городской светской жизни, дети от гимназической науки. И все вместе на веранде пили чай (а также в пик сезона варили варенье, и варка варенья под деревьями в медном тазу — это вообще отдельный, именно дачный ритуал).
Рядом с традиционными (том числе и для городского досуга) настольными играми появились и игры спортивные. Среди которых особо выделялся ныне забытый (и кое-где с трудом, но упрямо возрождаемый) крокет.
Прочие виды загородного досуга всем, надо думать, знакомы — прогулки, пикники, грибы, рыбалка, купание, лодки… Для чего дачные поселки быстро обрастали своеобразной досуговой инфраструктурой.
И еще повсюду возникали летние театры. Где-то вполне капитально выстроенные, пригодные для приглашения профессиональных певцов и актеров. Где-то приспособленные из амбара или овина — для любительских спектаклей.
О том, насколько важной стала на рубеже XIX-XX веков дачная тема, свидетельствуют посвященные только ей многочисленные печатные издания. С советами вроде «когда ехать на дачу» и «как должны быть устроены рациональные купальни». А также с многочисленными карикатурами и юмористическими рассказами (и что греха таить — дачной теме в таком разрезе успели отдать дань не только Тэффи или Аверченко, но и сам Антон Павлович).
Ну, а с загородными дорогами, как известно, всегда были проблемы — и это тоже извечный русский сюжет.
Ну, и забавно, что в пьесе Чехова можно вычитать и нечто вроде предсказания — только касается оно уже «дач» второй половины ХХ столетия.
Лопахин . Все города, даже самые небольшие, окружены теперь дачами. И можно сказать, дачник лет через двадцать размножится до необычайности. Теперь он только чай пьет на балконе, но ведь может случиться, что на своей одной десятине он займется хозяйством.
Ну, а в самой чеховской усадьбе я на этот раз оказалась по случаю очередной театральной премьеры в мелиховском театре. О чем желающие могут прочитать .
Мужские игры
Лопахин и Гаев конкурируют между собой за статус. А поскольку - в центре внимания всех парижская красавица Раневская, то здесь «статус вообще»- это статус в глазах Раневской.
Первая встреча Лопахина и Гаева в тексте пьесы - Лопахин пытается войти в разговор Раневской и Гаева как равный - Гаев блокирует ему эту возможность.
Любовь Андреевна . Как это? Дай-ка вспомнить... Желтого в угол! Дуплет в середину!
Гаев . Режу в угол! Когда-то мы с тобой, сестра, спали вот в этой самой комнате, а теперь мне уже пятьдесят один год, как это ни странно...
Лопахин . Да, время идет.
Гаев . Кого?
Лопахин . Время, говорю, идет.
Гаев . А здесь пачулями пахнет.
Гаев боится прямо атаковать Лопахина, он делает это за глаза - но в глазах сестры.
Лопахин . Ухожу, ухожу... (Уходит).
Гаев . Хам. Впрочем, пардон... Варя выходит за него замуж, это Варин женишок.
Варя . Не говорите, дядечка, лишнего.
Вторая прямая стычка кончается не в пользу Гаева
Любовь Андреевна . Дачи и дачники - это так пошло, простите.
Гаев . Совершенно с тобой согласен.
Лопахин . Я или зарыдаю, или закричу, или в обморок упаду. Не могу! Вы меня замучили! (Гаеву.) Баба вы!
Гаев . Кого?
Лопахин . Баба! (Хочет уйти.)
Любовь Андреевна (испуганно). Нет, не уходите, останьтесь, голубчик. Прошу вас. Может быть, надумаем что-нибудь!
Наконец, купив сад, Лопахин окончательно уничтожает Гаева - но это Пиррова победа. Раневская уезжает.
Гаев (ничего ей не отвечает, только машет рукой; Фирсу, плача). Вот возьми... Тут анчоусы, керченские сельди... Я сегодня ничего не ел... Столько я выстрадал! ...
Пищик . Что на торгах? Рассказывайте же!
Любовь Андреевна . Продан вишневый сад?
Лопахин . Продан.
Любовь Андреевна . Кто купил?
Лопахин . Я купил.
Конфликт двух сильных мужчин за одну красивую женщину мучительно накладывается здесь на конфликт старого дворянства и молодой буржуазии.
Интересно, что Гаев конфликтует так же точно с Яшей.
Гаев (машет рукой). Я неисправим, это очевидно... (Раздраженно, Яше.) Что такое, постоянно вертишься перед глазами...
Яша (смеется). Я не мог без смеха вашего голоса слышать.
Гаев (сестре). Или я, или он...
Любовь Андреевна . Уходите, Яша, ступайте...
Яша (отдает Любови Андреевне кошелек). Сейчас уйду. (Едва удерживается от смеха.) Сию минуту... (Уходит).
Конец света
Абсолютно ответственные Фирс и Варя олицетворяют собой прочную положительную основу старого общества - российского общества до отмены крепостного права.
Фирс . Перед несчастьем тоже было: и сова кричала, и самовар гудел бесперечь.
Гаев . Перед каким несчастьем?
Фирс . Перед волей.
По глубокому убеждению Фирса старое общество несло в себе позитивные ценности - и с отменой крепостного права эти ценности стали распадаться и исчезать из жизни.
Фирс . В прежнее время, лет сорок-пятьдесят назад, вишню сушили, мочили, мариновали, варенье варили, и, бывало...
Гаев . Помолчи, Фирс.
Фирс . И, бывало, сушеную вишню возами отправляли в Москву и в Харьков. Денег было! И сушеная вишня тогда была мягкая, сочная, сладкая, душистая... Способ тогда знали...
Любовь Андреевна . А где же теперь этот способ?
Фирс . Забыли. Никто не помнит.
Как раз сорок лет назад и отменили крепостное право. Молодые стали уходить в город. Старые технологии стало некому передавать. Их забыли. Но именно эти сорок лет дали возможность молодым выучиться, освоиться в городе. Так появились дачники - приезжающие из города в деревню.
Лопахин . До сих пор в деревне были только господа и мужики, а теперь появились еще дачники. Все города, даже самые небольшие, окружены теперь дачами. И можно сказать, дачник лет через двадцать размножится до необычайности. Теперь он только чай пьет на балконе, но ведь может случиться, что на своей одной десятине он займется хозяйством, и тогда ваш вишневый сад станет счастливым, богатым, роскошным...
Гаев (возмущаясь). Какая чепуха!
Для Гаева, Раневской, Фирса, Вари время остановилось. Продажа сада для них - конец света, а для Фирса - вообще смерть физическая
Любовь Андреевна . Продан вишневый сад?
Лопахин . Продан.
Любовь Андреевн а. Кто купил?
Лопахин . Я купил. Пауза.
Любовь Андреевна угнетена; она упала бы, если бы не стояла возле кресла и стола. Варя снимает с пояса ключи, бросает их на пол, посреди гостиной, и уходит.
Высший свет как эталон
Яша, Дуняша, Епиходов - три варианта одной модели мышления-поведения. Смысл этой модели в том, чтобы, не имея достаточных на то оснований, войти в высший свет, скопировав внешние приметы поведения.
Епиходов . Я развитой человек, читаю разные замечательные книги, но никак не могу понять направления, чего мне, собственно, хочется, жить мне или застрелиться, собственно говоря, но тем не менее я всегда ношу при себе револьвер. Вот он... (Показывает револьвер)... (Уходит)
Дуняша . Не дай бог, застрелится. (Пауза. .Я стала тревожная, все беспокоюсь. Меня еще девочкой взяли к господам, я теперь отвыкла от простой жизни, и вот руки белые-белые, как у барышни. Нежная стала, такая деликатная, благородная, всего боюсь... Страшно так. И если вы, Яша, обманете меня, то я не знаю, что будет с моими нервами.
Яша (целует ее). Огурчик! Конечно, каждая девушка должна себя помнить, и я больше всего не люблю, ежели девушка дурного поведения.
Дуняша . Я страстно полюбила вас, вы образованный, можете обо всем рассуждать. (Пауза).
Яша (зевает). Да-с... По-моему, так: ежели девушка кого любит, то она, значит, безнравственная. (Пауза). Приятно выкурить сигарету на чистом воздухе... (Прислушивается). Сюда идут... Это господа...
Однако люди «более проработанные душевно и духовно» мгновенно отличают этот «поддельный высший свет» от настоящего «высшего света».
Любовь Андреевна . Кто это здесь курит отвратительные сигары...
Епиходов (играет на гитаре и поет). «Что мне до шумного света, что мне друзья и враги...» Как приятно играть на мандолине!
Дуняша . Это гитара, а не мандолина. (Глядится в зеркальце и пудрится).
Епоходов . Для безумца, который влюблен, это мандолина... (Напевает.) «Было бы сердце согрето жаром взаимной любви...» (Яша подпевает).
Шарлотта . Ужасно поют эти люди... фуй! Как шакалы.
Пищик и Даша
Пищик сам не читает книг, но дочка его Даша читает. (Это второй - и последний - читающий персонаж в пьесе - после Лопахина). Пищик хорош уже тем, что поддерживает свою дочь, создает ей условия для культурного роста. Пищик не герой (как Лопахин), он более примитивен, более напорист, более удачлив, чем Гаев - его усадьбу пока не продают. Был бы он умнее, вошел бы к англичанам в долю, стал бы капиталистом - но это была бы совсем другая история.
О чем умолчал Чехов
В пьесе отсутствуют прямые ответы на два важных вопроса - и нам самим придется на них ответить.
Вопрос первый. Зачем Раневскую привезли из Парижа?
Вопрос второй. Откуда слух о скорой свадьбе Лопахина и Вари?
Начнем со второго вопроса - ответ на него поможет нам разобраться с вопросом первым.
Свадьба Лопахина и Вари
Отношения Лопахина и Вари, как мы их видим по ходу пьесы, не дают нам ни малейшего повода предположить скорую свадьбу. Очевидно это слух, пущенный человеком, наблюдающим дело издалека. Ни Варя, ни Лопахин не стали бы распускать такой слух или передавать его. Аня, Гаев, слуги - стали бы передавать - но не выдумывать. Пустить слух мог бы человек полупосторонний и полуинтеллигентный, «творческий», например, Пищик. «Истинно, говорю вам...» Но что послужило основанием слухов?
Необходимым и достаточным условием слухов является факт частого беспричинного бывания Лопахина в усадьбе. Этот факт можно считать доказанным. Дела Лопахина далеко, в Харькове. Зачем он приезжает сюда? Ему 35, пора жениться. Ровней ему здесь только один человек - Варя. Варе тоже пора замуж. Так рассуждает сторонний наблюдатель. Но Лопахин здесь не за этим. А за чем?
Мы видим только одно объяснение. Лопахин влюблен в Раневскую - с той самой первой встречи, двадцать лет назад.. Он бывал здесь и позже, виделся с ней мельком. Он видел ее здесь перед отъездом. После отъезда он приезжал сюда вспоминать Раневскую, поговорить о ней.
Лопахин ... люблю вас, как родную... больше, чем родную.
Такой Лопахин после Раневской не может и смотреть на других женщин. Он готовится к ее приезду, «готовит бизнес-план» по возвращению усадьбы. Но он об этом молчит до самого приезда Раневской. Ни Гаев, ни Варя ничего об это мне знают. Это его сюрприз - «подарок к приезду» Раневской.
Зачем привезли Раневскую?
Очевидно, «экспедицию за Раневской» организовал Гаев - он вообще главный и единственный организатор в семье. Зачем?
Гаев... (Ане.) Твоя мама поговорит с Лопахиным; он, конечно, ей не откажет...
Собственно ради этого. Но теперь, после речи Лопахина о дачниках, Гаев уже не так уверен в «не откажет». Это теперь говорится скорее по инерции.
Если бы Лопахин раскрылся раньше, не стал бы Гаев организовывать экспедицию.
Но и Лопахин к началу пьесы не понимает Гаева. Он уверен, что Гаев обрадуется его плану, сам станет менеджером или, на худой конец, наймет менеджером его, Лопахина. И только по ходу пьесы стороны (Лопахин и Гаев) постепенно понимают что их прежние представления друг о друге ложные, что договориться они не смогут.
Раневская, впрочем не понимает этого и в конце пьесы, она до последней минуты пытается командовать Лопахиным, женить его на Варе. Он не возражает, но и не исполняет.
С точки
зрения ТУАИ
(Теории
уровней абстрактного интеллекта)
Полный анализ драматического текста, как мы это понимаем, должен включать ТУАИ-профиль каждого персонажа с обоснованием, взятым из текста, плюс разбор конфликтов как ТУАИ-маневрирование.
персонаж профиль
Раневская 1-5-4
Лопахин 5-6-3
Трофимов 1-4-5
Дуняша 3-2-1
Пищик 4-3-1
Епиходов 4-1-2
Шарлотта 5-4-6
Гармоничные люди имеют уровни непрерывно.
Таковы Фирс(4-3-2) и Варя(4-3-2). Их высший уровень - ролевое поведение (4), низший - цикличность жизни (2).
Такова Шарлотта Ивановна(5-4-6), но у нее есть свой внутренний мир (6), хотя на первом месте - решимость поступка, импровизация (5), на втором - артистическое умение выступать (4).
Гармонична - в своем примитивизме - Дуняша (3-2-1).
Моделирует чужое сознание как однородное своему (6) Лопахин (отчасти поэтому он все время обманывается в людях, считая, что они думают так же, как он, а потом разочаровывается. И зачем он нанял Епиходова!)
Это умеет Гаев, но использует как средство (на третьем месте).
Это умеет Аня - она предвидит, что Раневской будет больно видеть Петю, но и здесь она ошибается, приравнивая Раневскую к себе).
Соперничество, целеустремленность (3) есть у Гаева и Лопахина, целеустремленность (3) есть у Пищика, Яши, Дуняши, но нет у Ани, Раневской, Епиходова, Трофимова.
К перемене мест (5) легки Раневская, Трофимов, Яша, Лопахин.
К рассказам, речам, пропаганде (4) склонны, Гаев, Аня, Дуняша, Трофимов
Уровень 1 - умение увлекаться мгновенным обстоятельством.
Это увлечение дает мгновенную речь (1-4) у Трофимова и Ани (у Ани все-таки ролевые обязательства сильнее увлечения, 4-1), мгновенный поступок (и речь) у Раневской (1-4, 1-5) мгновенный поступок у Яши (1-5).
У Раневской еще есть остатки ролевого поведения (4) - вот почему она пытается выдать замуж Варю, отвезти Фирса в больницу.
Но отсутствие целеустремленности (3) не дает ей достичь заявленных целей, хотя в случае с Фирсом это совсем не трудно.
Дать прохожему золотой - это и мгновенное увлечение (1) и поступок (5) и ролевое обязательство - подавать нищим (4).
Гипнотическая сила Раневской и Трофимова видна еще и в том, что у них уровень 1 на первом месте, а это уровень магии, уровень шаманства.
Настоящее искусcтво - всегда загадка, которую автор предлагает решить читателю или зрителю.
Если эта статья заставит вас вернуться к тексту чеховской пьесы и перечитать его - раз, или два, или десять раз - наша цель достигнута.
Не отчаивайтесь, мои дорогие, выход есть!
Посвящается двум гениям русского театра.
Памяти Анатолия Эфроса,
который поставил “Вишневый сад” на Таганке в 1975 году.
Памяти Владимира Высоцкого,
который играл Лопахина.
ФИРС. Способ тогда знали.
РАНЕВСКАЯ. Где же теперь этот способ?
ФИРС. Забыли. Никто не помнит.
Действующие лица
Раневская Любовь
Андреевна, помещица.
Аня, ее дочь, 17 лет.
Варя, ее приемная дочь, 24 лет.
Гаев Леонид Андреевич, брат Раневской.
Лопахин Ермолай Алексеевич, купец.
Трофимов Петр Сергеевич, студент.
Симеонов-Пищик, помещик.
Шарлотта Ивановна, гувернантка.
Епиходов Семен, конторщик.
Дуняша, горничная.
Фирс, лакей, старик 87 лет.
Яша, молодой лакей.
РАЗМЕР
ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЕ
“Вишневый сад”
- пьеса старая, ей 102 года. А о чем она - никто не знает.
Некоторые помнят, что поместье
дворянки Раневской продается за долги, а купец Лопахин учит, как
выкрутиться, - надо нарезать землю на участки и сдать в аренду под дачи.
А велико ли поместье?
Спрашиваю знакомых, спрашиваю актеров, играющих “Вишневый сад”, и
режиссеров, поставивших пьесу. Ответ один - “не знаю”.
- Понятно,
что не знаешь. Но ты прикинь.
Спрошенный
кряхтит, мычит, потом неуверенно:
- Гектара два,
наверное?
- Нет.
Поместье Раневской - больше тысячи ста гектаров.
- Не может
быть! Ты откуда это взял?
- Это в пьесе
написано.
ЛОПАХИН. Если вишневый сад и землю по реке разбить на дачные участки и отдавать в аренду под дачи, то вы будете иметь самое малое 25 тысяч в год дохода. Вы будете брать с дачников самое малое по 25 рублей в год за десятину. Ручаюсь чем угодно - у вас до осени не останется ни одного свободного клочка, всё разберут.
Это значит - тысяча десятин. А десятина - это 1,1 гектара.
Кроме сада и “земли по реке” у них еще сотни десятин леса.
Казалось бы, что за беда, если режиссеры ошибаются в тысячу раз.
Но тут не просто арифметика. Тут переход количества в качество.
Это такой простор, что не видишь края. Точнее: всё, что видишь
кругом, - твое. Все - до горизонта.
Если у тебя тысяча гектаров - видишь Россию. Если у тебя
несколько соток - видишь забор.
Бедняк видит забор в десяти метрах от своего домика. Богач - в
ста метрах от своего особняка. Со второго этажа своего особняка он видит
много заборов.
Режиссер Р., который не только поставил “Вишневый сад”, но и
книгу об этой пьесе написал, - сказал: “Два гектара”. Режиссер П. (замечательный,
тонкий) сказал: “Полтора”.
Тысяча гектаров - это иное ощущение жизни. Это твой безграничный
простор, беспредельная ширь. С чем сравнить? У бедняка - душевая кабинка,
у богача - джакузи. А есть - открытое море, океан. Разве важно, сколько
там квадратных километров? Важно - что берегов не видно.
…Почему Раневская и ее брат не действуют по такому простому,
такому выгодному плану Лопахина? Почему не соглашаются? Кто играет - что
это они из лени, кто - по глупости, по их неспособности (мол, дворяне -
отживающий класс) жить в реальном мире, а не в своих фантазиях.
Но для них бескрайний простор - реальность, а заборы -
отвратительная фантазия.
Если режиссер не видит огромного поместья, то и актеры не сыграют,
и зрители не поймут. Наш привычный пейзаж - стены домов, заборы,
рекламные щиты.
Ведь никто не подумал, что будет дальше. Если сдать тысячу
участков - возникнет тысяча дач. Дачники - народ семейный. Рядом с вами
поселятся четыре-пять тысяч человек. С субботы на воскресенье к ним с
ночевкой приедут семьи друзей. Всего, значит, у вас под носом окажется
десять-двенадцать тысяч человек - песни, пьяные крики, плач детей, визг
купающихся девиц, - ад.
ЧЕХОВ - НЕМИРОВИЧУ-ДАНЧЕНКО
22 августа 1903. Ялта
Декораций никаких особенных не потребуется. Только во
втором акте вы дадите мне настоящее зеленое поле и дорогу и необычайную
для сцены даль.
Идешь - поля, луга, перелески - бескрайние просторы! Душу
наполняют высокие чувства. Кто ходил, кто ездил по России - знает этот
восторг. Но это - если вид открывается на километры.
Если идешь меж высокими заборами (поверху колючая проволока), то
чувства низкие: досада, гнев. Заборы выше, чувства ниже.
ЛОПАХИН. Господи, ты дал нам громадные леса, необъятные поля, глубочайшие горизонты, и, живя тут, мы сами должны бы по-настоящему быть великанами...
Не сбылось.
ЧЕХОВ - СУВОРИНУ
28 августа 1891. Богимово
Я смотрел несколько имений. Маленькие есть, а больших, которые
годились бы для Вас, нет. Маленькие есть - в полторы, три и пять тысяч.
За полторы тысячи - 40 десятин, громадный пруд и домик с парком.
У нас 15 соток считается большим участком. Для Чехова 44 гектара - маленький. Обратите внимание на цены: 4400 соток, пруд, дом, парк - за полторы тысячи рублей.
…Под нами по-прежнему Среднерусская возвышенность.
Но какая же
она стала низменная.
ЛОПАХИН. До сих пор в деревне были только господа и мужики, а теперь появились еще дачники. Все города, даже самые небольшие, окружены теперь дачами. И можно сказать, дачник лет через двадцать размножится до необычайности.
Сбылось.
Стена высоченная, а
за ней клочок в 6-12 соток, воронья слободка, теснота. Раньше на таком
клочке стоял дощатый домик и оставалось сравнительно много места для
редиски. А теперь на таком клочке стоит бетонный трехэтажный урод.
Вместо окон бойницы; между домом и забором пройдешь разве что боком.
Пейзажи уничтожены.
Вчера едешь - по обеим сторонам шоссе бескрайние поля, леса, луга, холмы.
Сегодня - по обе стороны взметнулись пятиметровые заборы. Едешь как в
туннеле.
Пятиметровый - все
равно что стометровый: земля исчезает. Тебе оставлено только небо над
колючей проволокой.
Кто-то хапнул землю, а у нас
пропала Родина. Пропал тот вид, который формирует личность больше, чем
знамя и гимн.
ТЕАТРАЛЬНЫЕ ВОЛЬНОСТИ
Кроме
огромного пространства, которого никто не заметил, в “Вишневом саде”
есть две тайны.
Они не разгаданы до сих пор.
...Для тех,
кто забыл сюжет. Первый год ХХ века. Из Парижа возвращается в свое
поместье дворянка Раневская. Здесь живут ее брат и две ее дочери - Аня и
Варя (приемыш). Все имение продается с аукциона за долги. Друг семьи -
купец Лопахин вроде бы пытался научить хозяев, как выкрутиться из долгов,
но они его не послушали. Тогда Лопахин неожиданно для всех купил сам. А
Петя Трофимов - 30-летний вечный студент, нищий, бездомный, Анин ухажер.
Петя считает своим долгом резать правду-матку всем прямо в глаза. Он так
самоутверждается… Вишневый сад продан, все уезжают кто куда; напоследок
забивают престарелого Фирса. Не бейсбольными битами, конечно, а гвоздями;
заколачивают двери, ставни; забитый в опустевшем доме, он просто умрет
от голода.
Какие же
тайны в старой пьесе? За 100 лет ее поставили тысячи театров; все давно
разобрано по косточкам.
И все
же тайны есть! - не сомневайся, читатель, доказательства будут
предъявлены.
Тайны!.. А что
такое настоящие тайны? Например, была ли Раневская любовницей Лопахина?
Или - сколько ей лет?..
Такая правда жизни
(которую обсуждают сплетницы на лавочках) всецело в руках режиссера и
актеров. По-ученому называется трактовка.
Но чаще всего это грубость,
сальность, пошлость, ужимки или та простота, что хуже воровства.
Вот
помещица Раневская осталась наедине с вечным студентом.
РАНЕВСКАЯ. Я могу сейчас крикнуть… могу глупость сделать. Спасите меня, Петя.
Она молит о душевном
сочувствии, об утешении. Но, не меняя ни слова - только мимикой,
интонацией, телодвижениями, - легко показать, что она просит утолить ее
похоть. Актрисе достаточно задрать юбку или просто притянуть Петю к себе.
Театр -
грубое, старое, площадное искусство, по-русски - позор.
Приключения тела гораздо зрелищнее, чем душевная работа, и играть их в
миллион раз проще.
* * *
Сколько лет героине? В пьесе не сказано, но обычно Раневскую
играют “от 50-ти”. Случается, роль исполняет прославленная актриса за 70
(ребенком она видела Станиславского!). Великую старуху выводят на сцену
под руки. Публика встречает живую (полуживую) легенду аплодисментами.
Знаменитый литовский режиссер Някрошюс дал эту роль Максаковой.
Ее Раневской под 60 (на Западе так выглядят женщины за 80). Но Някрошюс
придумал для Раневской не только возраст, но и диагноз.
Она еле ходит, еле говорит, а главное - ничего не помнит. И
зритель сразу понимает: ага! русскую барыню Раневскую в Париже хватил
удар (по-нашему - инсульт). Гениальная находка блестяще оправдывает
многие реплики первого акта.
ЛОПАХИН. Любовь Андреевна прожила за границей пять лет. Узнает ли она меня?
Странно. Неужели Лопахин так изменился за 5 лет? Почему он
сомневается, “узнает ли”? Но если у Раневской инсульт - тогда понятно.
Оправдались и первые слова Ани и Раневской.
АНЯ. Ты, мама, помнишь, какая это комната?
РАНЕВСКАЯ
(радостно, сквозь слезы)
. Детская!
Вопрос дурацкий. Раневская родилась и всю жизнь прожила в этом
доме, росла в этой детской, потом здесь росла дочь Аня, потом - сын
Гриша, утонувший в 7 лет.
Но если Раневская безумна - тогда оправдан и вопрос дочери, и с
трудом, со слезами, найденный ответ, и радость больной, что смогла
вспомнить.
Если б тут пьеса и кончилась - браво, Някрошюс! Но через 10 минут
Гаев скажет о своей сестре с неприличной откровенностью.
ГАЕВ. Она порочна. Это чувствуется в ее малейшем движении .
Пардон, во всех движениях Раневской-Максаковой мы видим паралич,
а не порочность.
Да, конечно, режиссер имеет право на любую трактовку. Но слишком
круто поворачивать нельзя. Пьеса, потеряв логику, разрушается, как поезд,
сошедший с рельсов.
И смотреть становится неинтересно. Бессмыслица скучна.
Особенности трактовки могут быть связаны и с возрастом, и с полом,
и с ориентацией режиссера, и даже с национальностью.
Всемирно знаменитый немец, режиссер Петер Штайн, поставил “Три
сестры”, имел оглушительный успех. Москвичи с любопытством смотрели, как
сторож земской управы Ферапонт приносит барину на дом (в кабинет) бумаги
на подпись. Зима, поэтому старик входит в ушанке, в тулупе, в валенках.
На шапке и на плечах снег. Интуристы в восторге - Россия! А что сторож
не может войти к барину в шапке и тулупе, что старика раздели бы и
разули на дальних подступах (в прихожей, в людской) - этого немец не
знает. Он не знает, что русский, православный, автоматически снимает
шапку, входя в комнаты, даже если не к барину, а в избу. Но Штайн хотел
показать ледяную Россию (вечный кошмар Европы). Если бы “Три сестры”
поставили в немецком цирке, заснеженный Ферапонт в кабинет барина въехал
бы на медведе. В богатом цирке - на белом медведе.
Чехов не символист, не декадент. У него есть подтекст, но нет
подмен.
Когда Варя говорит Трофимову: “Петя, вот они, ваши калоши. (Со
слезами.) И какие они у вас грязные, старые”,
- подтекст, конечно, есть:
“Как вы мне надоели! Как я несчастна!”. Но подмены - типа кокетливого:
“Можете взять ваши калоши, а если хотите - можете взять и меня”
- этого
нет. И быть не может. А если так сыграют (что не исключено), то образ
Вари будет уничтожен. И ради чего? - ради того, чтобы несколько
подростков гоготнули в последнем ряду?
Трактовкам есть предел. Против прямых смыслов, прямых указаний
текста не попрешь. Вот в “Трех сестрах” жена Андрея беспокоится:
НАТАША. Мне кажется, Бобик нездоров. У Бобика нос холодный.
Можно, конечно, дать ей в руки болонку по имени Бобик. Но если в пьесе
точно указано, что Бобик - ребенок Андрея и Наташи, то:
а) Бобик - не собачка;
б) Наташа - не замаскированный мужчина; не трансвестит.
…Так сколько же лет Раневской? В пьесе не сказано, но ответ прост.
Чехов писал роль для Ольги Книппер, своей жены, подгонял под ее данные и
дарование. Он знал все ее повадки, знал как женщину и как актрису, шил в
точности по мерке, чтобы сидело “в облипочку”. Пьесу закончил осенью
1903-го. Ольге Книппер было 35 лет. Значит, Раневской столько же; замуж
выскочила рано (в 18 уже родила Аню, возраст дочери указан - 17). Она,
как говорит ее брат, порочна. Лопахин, ожидая, волнуется по-мужски.
Чехов очень хотел, чтоб и пьеса, и жена имели успех. Взрослые
дети старят родителей. Чем моложе будет выглядеть Аня, тем лучше для
Ольги Книппер. Драматург изо всех сил пытался по почте распределять роли.
ЧЕХОВ - НЕМИРОВИЧУ-ДАНЧЕНКО
2 сентября 1903. Ялта
Пьесу назову комедией. Роль матери возьмет Ольга, а кто будет
играть дочку 17 лет, девочку, молодую и тоненькую, не берусь решать.
ЧЕХОВ - ОЛЬГЕ КНИППЕР
14 октября 1903. Ялта
Любовь Андреевну играть будешь ты. Аню должна играть непременно
молоденькая
актриса.
ЧЕХОВ - НЕМИРОВИЧУ-ДАНЧЕНКО
Александр Минкин
Нежная душа
Цель театра во все времена была и будет:
держать зеркало перед природой,
показывать доблести ее истинное лицо
и ее истинное – низости,
и каждому веку истории –
его неприкрашенный облик.
Шекспир. Гамлет
ОФЕЛИЯ. Это коротко, мой принц.
ГАМЛЕТ. Как женская любовь.
Шекспир. Гамлет
Что первое купил папа Карло своему деревянному сыночку? Точнее: не первое, а единственное (ибо папа Карло больше ничего Буратине не покупал). Книгу!
Нищий старый дурак ради этого подарка продал единственную куртку. Он поступил как Человек. Потому что человек стал настоящим человеком, только когда книга стала важнее всего.
А ради чего Буратино продал свою единственную книгу? Ради того, чтобы один разок сходить в театр.
Сунуть любопытный нос в пыльный кусок старого холста, в пыльную старую пьесу – там открывается потрясающе интересный мир… Театр.
«Цель театра во все времена» – но кто это говорит? Актер в Лондоне четыреста лет назад или Гамлет в Эльсиноре тысячу двести лет назад?
И чем хочет он показать Клавдию (высокопоставленной низости) его истинное лицо? Какое зеркало сует под нос? Гекуба! – Эсхил, Софокл, Еврипид…
Вот цель классического образования, включавшего (до 1917-го) латынь и греческий. Мертвые языки несли живую культуру.
Шекспир (устами Гамлета) говорит: «Цель театра – показывать веку его неприкрашенный облик, настоящее лицо».
Показывать веку? – А если век не понимает? А если слеп? А если смотрит, но не понимает, что видит себя? Не внемлют! видят – и не знают! Покрыты мздою очеса (Державин).
Показывать низости ее истинное лицо? Но низость отказывается себя узнавать. Тем более что на парадных портретах ее изображают как Величайшую Доблесть.
…И каждому веку истории – его неприкрашенный облик. Мы, ставя «Гамлета», должны, значит, показывать ХХI век, а не ХVII (шекспировский) и не IХ (гамлетовский). Театр – не музей; костюмы не важны. Бояре в шубах? Нет, они в бронированных «мерседесах». И Гамлет показывает Клавдию его неприкрашенный облик, а не Гекубу и не Баптисту. Он пользуется античными текстами как рентгеновским аппаратом, как лазером – прожигает насквозь.
А рентген уже тогда (и всегда) существовал.
КОРОЛЬ. Я желаю тебе только добра. Ты не сомневался бы в этом, если бы видел наши мысли.
ГАМЛЕТ. Я вижу херувима, который видит их.
Том Сойер учит Библию не ради Веры (он верит в дохлую кошку, в привидения). Этот провинциальный мальчик в дикой рабовладельческой Америке мыслит понятиями рыцарских времен. У него на устах истории герцогов и королей…
Бенвенуто Челлини, Генрих Наваррский, герцог Нортумберленд, Гилфорд Дадли, Людовик ХVI, Казанова, Робин Гуд, капитан Кидд – спросите соседского двенадцатилетнего мальчишку: кого из них он знает (и не только по имени, но события жизни, подвиги, знаменитые фразы). А Том Сойер в своем историческом и географическом захолустье всех их знает: кто-то – пример для подражания, кто-то – объект презрения. Но все они – ориентиры.
Людям, чтобы понять друг друга, не всегда нужен общий язык. Ням-ням – ясно без перевода. А душевные переживания? Мучительный выбор: как поступить? Основа для понимания – общая книга, общие герои.
Гек понимает Тома, пока они обсуждают, что пожрать и куда бежать. Но освобождение негра Джима… Том оперирует опытом герцогов и королей, а Ге к не понимает, что происходит и зачем усложнять.
Том, начитавшись бредней, чем занят? Он освобождает раба, негра. Причем в той стране, где это считалось позором, а не подвигом. Том сознает свою преступность, но делает. Что толкает его?
Конечно, Том Сойер играет. Но во что он играет – вот что бесконечно важно. Освободить пленника!
Нравственный закон внутри нас, а не снаружи. Книжные понятия о чести и благородстве (вычитанные, усвоенные из книг понятия) были для Тома сильнее и важнее тех, среди которых он вырос. Он действует как Дон-Кихот, бесконечно усложняет простейшие ситуации, примеряя себя к великим образцам, подчиняясь не выгоде и не обычаям, а движениям души. Сумасшедший. Рядом (на книжной полке) другой сумасшедший. Гамлет примеряет себя к Гекубе, умершей тысячи лет назад. Вот связь времен: Гекуба (1200 год до нашей эры) – Гамлет (IХ век) – Шекспир (1600-й) – и мы, затаившие дыхание в ХХI веке, – тридцать три столетия!
Для понимания нужны общие понятия – то есть общая книга . Люди умирают, а она остается. Она – переносчик понятий.
Библия сработала. Но теперь много людей не имеют общей книги. Что это сегодня? Пушкин? В России он существует только как имя, как школьное «у лукоморья дуб зеленый» – то есть как эники-беники.
Чтобы понимать, нужен не просто общий (формально) язык, но и одинаковое понимание общих слов.
Эти заметки (в том числе о власти, о театре и времени) стоят, как на фундаменте, на текстах Пушкина, Шекспира… И есть надежда, что читатель знает и эти тексты (то есть судьбу героев), и судьбу авторов, и судьбу текстов, и почему Политбюро писали с большой, а Бог – с маленькой.
Сбились мы, что делать нам
В поле бес нас водит, видно,
И кружит по сторонам…
…Пусть не фундамент, но тексты великих торчат как вешки – из снега, из болота, в темень, в бурю, в туман – и ведут тебя.
Зачем дурацкая книга о старых всем известных пьесах, о спектаклях, которых нет?
Зачем четыреста с лишним лет в Австралии, Германии, России, Франции, Японии (это по алфавиту) ставят «Гамлета»? Старую английскую пьесу о принце, вдобавок почему-то датском. Зачем уже больше ста лет весь мир ставит «Вишневый сад»?
Мы смотримся в старые пьесы как в зеркало – видим себя и свой век.
Нежная душа
Посвящается двум гениям русского театра
Памяти Анатолия Эфроса, который поставил «Вишневый сад» на Таганке в 1975 году
Памяти Владимира Высоцкого, который играл Лопахина
ФИРС. Способ тогда знали.
РАНЕВСКАЯ. Где же теперь этот способ?
ФИРС. Забыли. Никто не помнит.
Чехов. Вишневый сад
Действующие лица
РАНЕВСКАЯ ЛЮБОВЬ АНДРЕЕВНА, помещица.
АНЯ, ее дочь, 17 лет.
ВАРЯ, ее приемная дочь, 24 лет.
ГАЕВ ЛЕОНИД АНДРЕЕВИЧ, брат Раневской.
ЛОПАХИН ЕРМОЛАЙ АЛЕКСЕЕВИЧ, купец.
ТРОФИМОВ ПЕТР СЕРГЕЕВИЧ, студент.
СИМЕОНОВ-ПИЩИК БОРИС БОРИСОВИЧ, помещик.
ШАРЛОТТА ИВАНОВНА, гувернантка.
ЕПИХОДОВ СЕМЕН ПАНТЕЛЕЕВИЧ, конторщик.
ДУНЯША, горничная.
ФИРС, лакей, старик 87 лет.
ЯША, молодой лакей.
Размер имеет значение
«Вишневый сад» – пьеса старая, ей больше ста лет. А о чем она – никто не знает.
Некоторые помнят, что поместье дворянки Раневской продается за долги, а купец Лопахин учит, как выкрутиться, – надо нарезать землю на участки и сдать в аренду под дачи.
А велико ли поместье? Спрашиваю знакомых, спрашиваю актеров, играющих «Вишневый сад», и режиссеров, поставивших пьесу. Ответ один – «не знаю».
– Понятно, что не знаешь. Но ты прикинь.
Спрошенный кряхтит, мычит, потом неуверенно:
– Гектара два, наверное?
– Нет. Поместье Раневской – больше тысячи ста гектаров.
– Не может быть! Ты откуда это взял?
– Это в пьесе написано.
ЛОПАХИН. Если вишневый сад и землю по реке разбить на дачные участки и отдавать потом в аренду под дачи, то вы будете иметь самое малое двадцать пять тысяч в год дохода. Вы будете брать с дачников самое малое по двадцати пяти рублей в год за десятину. Ручаюсь чем угодно, у вас до осени не останется ни одного свободного клочка, всё разберут.
Это значит – тысяча десятин. А десятина – это 1,1 гектара.
Кроме сада и «земли по реке» у них еще сотни десятин леса.
Казалось бы, что за беда, если режиссеры ошибаются в тысячу раз. Но тут не просто арифметика. Тут переход количества в качество.
Это такой простор, что не видишь края. Точнее: всё, что видишь кругом, – твое. Всё – до горизонта.
Если у тебя тысяча гектаров – видишь Россию. Если у тебя несколько соток – видишь забор.
Бедняк видит забор в пяти метрах от своей лачуги. Богач – в ста метрах от своего особняка. Со второго этажа своего особняка он видит много заборов.
Режиссер Р., который не только поставил «Вишневый сад», но и книгу об этой пьесе написал, – сказал: «Два гектара». Режиссер П. (замечательный, тонкий) сказал: «Полтора».
Тысяча гектаров – это иное ощущение жизни. Это твой безграничный простор, беспредельная ширь. С чем сравнить? У бедняка – душевая кабинка, у богача – джакузи. А есть – открытое море, океан. Разве важно, сколько там квадратных километров? Важно – что берегов не видно.
…Почему Раневская и ее брат не действуют по такому простому, такому выгодному плану Лопахина? Почему не соглашаются? Кто играет – что это они из лени, кто – по глупости, по их неспособности (мол, дворяне – отживающий класс) жить в реальном мире, а не в своих фантазиях.
Но для них бескрайний простор – реальность, а заборы – отвратительная фантазия.
Если режиссер не видит огромного поместья, то и актеры не сыграют, и зрители не поймут. Наш привычный пейзаж – стены домов, заборы, рекламные щиты.
Ведь никто не подумал, что будет дальше. Если сдать тысячу участков – возникнет тысяча дач. Дачники – народ семейный. Рядом с вами поселятся четыре-пять тысяч человек. С субботы на воскресенье к ним с ночевкой приедут семьи друзей. Всего, значит, у вас под носом окажется десять-двенадцать тысяч человек – песни, пьяные крики, плач детей, визг купающихся девиц – ад.
ЧЕХОВ – НЕМИРОВИЧУ-ДАНЧЕНКО
Декораций никаких особенных не потребуется. Только во втором акте вы дадите мне настоящее зеленое поле и дорогу и необычайную для сцены даль.
Идешь – поля, луга, перелески – бескрайние просторы! Душу наполняют высокие чувства. Кто ходил, кто ездил по России – знает этот восторг. Но это – если вид открывается на километры.
Если идешь меж высокими заборами (поверху колючая проволока), то чувства низкие: досада, гнев. Заборы выше, чувства ниже.
Л О П А Х И Н. Господи, ты дал нам громадные леса, необъятные поля, глубочайшие горизонты, и, живя тут, мы сами должны бы по-настоящему быть великанами…
Не сбылось.
ЧЕХОВ – СУВОРИНУ
Я смотрел несколько имений. Маленькие есть, а больших, которые годились бы для Вас, нет. Маленькие есть – в полторы, три и пять тысяч. За полторы тысячи – 40 десятин, громадный пруд и домик с парком.
У нас 15 соток считается большим участком. Для Чехова 44 гектара – маленький. (Обратите внимание на цены: 4400 соток, пруд, дом, парк – за полторы тысячи рублей.)
…Под нами по-прежнему Среднерусская возвышенность . Но какая же она стала низменная.
ЛОПАХИН. До сих пор в деревне были только господа и мужики, а теперь появились еще дачники. Все города, даже самые небольшие, окружены теперь дачами. И можно сказать, дачник лет через двадцать размножится до необычайности.
Стена высоченная, а за ней клочок в шесть-двенадцать соток, воронья слободка, теснота. Раньше на таком клочке стоял дощатый домик и оставалось сравнительно много места для редиски. А теперь на таком клочке стоит бетонный трехэтажный урод. Вместо окон бойницы; между домом и забором пройдешь разве что боком.
Пейзажи уничтожены. Вчера едешь – по обеим сторонам шоссе бескрайние поля, леса, луга, холмы. Сегодня – по обе стороны взметнулись пятиметровые заборы. Едешь как в туннеле.
Пятиметровый – все равно что стометровый: земля исчезает. Тебе оставлено только небо над колючей проволокой.
Кто-то хапнул землю, а у нас пропала Родина. Пропал тот вид, который формирует личность больше, чем знамя и гимн.
Театральные вольности
Кроме огромного пространства, которого никто не заметил, в «Вишневом саде» есть две тайны . Они не разгаданы до сих пор.
…Для тех, кто забыл сюжет. Первый год ХХ века. Из Парижа возвращается в свое поместье дворянка Раневская. Здесь живут ее брат и две ее дочери – Аня и Варя (приемыш). Все имение продается с аукциона за долги. Друг семьи – купец Лопахин вроде бы пытался научить хозяев, как выкрутиться из долгов, но они его не послушали. Тогда Лопахин неожиданно для всех купил сам. А Петя Трофимов – тридцатилетний вечный студент, нищий, бездомный, Анин ухажер. Петя считает своим долгом резать правду-матку всем прямо в глаза. Он так самоутверждается… Вишневый сад продан, все уезжают кто куда; напоследок забивают престарелого Фирса. Не бейсбольными битами, конечно, а гвоздями; заколачивают двери, ставни; забитый в опустевшем доме, он просто умрет от голода.
Какие же тайны в старой пьесе? За сто лет ее поставили тысячи театров; все давно разобрано по косточкам.
И все же тайны есть! – не сомневайся, читатель, доказательства будут предъявлены.
Тайны!.. А что такое настоящие тайны? Например, была ли Раневская любовницей Лопахина? Или – сколько ей лет?..
Такая правда жизни (которую обсуждают сплетницы на лавочках) всецело в руках режиссера и актеров. По-ученому называется трактовка. Но чаще всего это грубость, сальность, пошлость, ужимки или та простота, что хуже воровства.
Вот помещица Раневская осталась наедине с вечным студентом.
РАНЕВСКАЯ. Я могу сейчас крикнуть… могу глупость сделать. Спасите меня, Петя.
Она молит о душевном сочувствии, об утешении. Но, не меняя ни слова, – только мимикой, интонацией, телодвижениями – легко показать, что она просит утолить ее похоть. Актрисе достаточно задрать юбку или просто притянуть Петю к себе.
Театр – грубое, старое, площадное искусство, по-русски – позор.
Приключения тела гораздо зрелищнее, чем душевная работа, и играть их в миллион раз проще.
Сколько лет героине? В пьесе не сказано, но обычно Раневскую играют «от пятидесяти». Случается, роль исполняет прославленная актриса за семьдесят (ребенком она видела Станиславского!). Великую старуху выводят на сцену под руки. Публика встречает живую (полуживую) легенду аплодисментами.
Знаменитый литовский режиссер Някрошюс дал эту роль Максаковой. Ее Раневской под шестьдесят (на Западе так выглядят женщины за восемьдесят). Но Някрошюс придумал для Раневской не только возраст, но и диагноз.
Она еле ходит, еле говорит, а главное – ничего не помнит. И зритель сразу понимает: ага! русскую барыню Раневскую в Париже хватил удар (по-нашему – инсульт). Гениальная находка блестяще оправдывает многие реплики первого акта.
ЛОПАХИН. Любовь Андреевна прожила за границей пять лет. Узнает ли она меня?
Странно. Неужели Лопахин так изменился за пять лет? Почему он сомневается, «узнает ли»? Но если у Раневской инсульт – тогда понятно.
Оправдались и первые слова Ани и Раневской.
АНЯ. Ты, мама, помнишь, какая это комната?
РАНЕВСКАЯ (радостно, сквозь слезы) . Детская!
Вопрос дурацкий. Раневская родилась и всю жизнь прожила в этом доме, росла в этой детской, потом здесь росла дочь Аня, потом – сын Гриша, утонувший в семь лет.
Но если Раневская безумна – тогда оправдан и вопрос дочери, и с трудом, со слезами, найденный ответ, и радость больной, что смогла вспомнить.
Если б тут пьеса и кончилась – браво, Някрошюс! Но через десять минут Гаев скажет о своей сестре с неприличной откровенностью.
ГАЕВ. Она порочна. Это чувствуется в ее малейшем движении.
Пардон, во всех движениях Раневской-Максаковой мы видим паралич, а не порочность.
Да, конечно, режиссер имеет право на любую трактовку. Но слишком круто поворачивать нельзя. Пьеса, потеряв логику, разрушается, как поезд, сошедший с рельсов.
И смотреть становится неинтересно. Бессмыслица скучна.
Особенности трактовки могут быть связаны и с возрастом, и с полом, и с ориентацией режиссера, и даже с национальностью.
Всемирно знаменитый немец, режиссер Петер Штайн, поставил «Три сестры», имел оглушительный успех. Москвичи с любопытством смотрели, как сторож земской управы Ферапонт приносит барину на дом (в кабинет) бумаги на подпись. Зима, поэтому старик входит в ушанке, в тулупе, в валенках. На шапке и на плечах снег. Интуристы в восторге – Россия! А что сторож не может войти к барину в шапке и тулупе, что старика раздели бы и разули на дальних подступах (в прихожей, в людской) – этого немец не знает. Он не знает, что русский, православный, автоматически снимает шапку, входя в комнаты, даже если не к барину, а в избу. Но Штайн хотел показать ледяную Россию (вечный кошмар Европы). Если бы «Три сестры» поставили в немецком цирке, заснеженный Ферапонт в кабинет барина въехал бы на медведе. В богатом цирке – на белом медведе.
Чехов не символист, не декадент. У него есть подтекст, но нет подмен.
Когда Варя говорит Трофимову:
ВАРЯ. Петя, вот они, ваши калоши. (Со слезами.) И какие они у вас грязные, старые… -
подтекст, конечно, есть: «Как вы мне надоели! Как я несчастна!». Но подмены – типа кокетливого: «Можете взять ваши калоши, а если хотите – можете взять и меня » – этого нет. И быть не может. А если так сыграют (что не исключено), то образ Вари будет уничтожен. И ради чего? – ради того, чтобы несколько подростков гоготнули в последнем ряду?
Трактовкам есть предел. Против прямых смыслов, прямых указаний текста не попрешь. Вот в «Трех сестрах» жена Андрея беспокоится:
НАТАША. Мне кажется, Бобик нездоров. У Бобика нос холодный.
Можно, конечно, дать ей в руки болонку по имени Бобик. Но если в пьесе точно указано, что Бобик – ребенок Андрея и Наташи, то:
а) Бобик – не собачка;
б) Наташа – не замаскированный мужчина; не трансвестит.
…Так сколько же лет Раневской? В пьесе не сказано, но ответ прост. Чехов писал роль для Ольги Книппер, своей жены, подгонял под ее данные и дарование. Он знал все ее повадки, знал как женщину и как актрису, шил в точности по мерке, чтобы сидело «в облипочку». Пьесу закончил осенью 1903-го. Ольге Книппер было 35 лет. Значит, Раневской столько же; замуж выскочила рано (в 18 уже родила Аню, возраст дочери указан – 17). Она, как говорит ее брат, порочна. Лопахин, ожидая, волнуется по-мужски.
Чехов очень хотел, чтоб и пьеса, и жена имели успех. Взрослые дети старят родителей. Чем моложе будет выглядеть Аня, тем лучше для Ольги Книппер. Драматург изо всех сил пытался по почте распределять роли.
ЧЕХОВ – НЕМИРОВИЧУ-ДАНЧЕНКО
Пьесу назову комедией. Роль матери возьмет Ольга, а кто будет играть дочку 17 лет, девочку, молодую и тоненькую, не берусь решать.
ЧЕХОВ – ОЛЬГЕ КНИППЕР
Любовь Андреевну играть будешь ты. Аню должна играть непременно молоденькая актриса.
ЧЕХОВ – НЕМИРОВИЧУ-ДАНЧЕНКО
Аню может играть кто угодно, хотя бы совсем неизвестная актриса, лишь бы была молода, и походила на девочку, и говорила бы молодым, звонким голосом.
Не вышло. Станиславский дал Аню своей жене, Марье Петровне, которой в это время было тридцать семь. Сценическая Аня стала на два года старше мамы. А Чехов и в следующих письмах настаивал: Аня все равно кто – лишь бы юная. Корсет и грим не спасают. Голос и пластика в тридцать семь не те, что в семнадцать.
Раневская хороша собой, волнует. Лопахин торопливо объясняется ей:
ЛОПАХИН. Вы всё такая же великолепная. Ваш брат говорит про меня, что я хам, я кулак, но это мне решительно всё равно. Хотелось бы только, чтобы вы мне верили по-прежнему, чтобы ваши удивительные, трогательные глаза глядели на меня, как прежде. Боже милосердный! Мой отец был крепостным у вашего деда и отца, но вы сделали для меня когда-то так много, что я забыл всё и люблю вас, как родную… больше, чем родную.
Такое страстное объяснение, да еще в присутствии ее брата и слуг. Как Лопахин повел бы себя, будь они наедине? Что-то между ними было. Что значит «забыл всё и люблю вас больше, чем родную»? «Забыл всё» звучит как «простил всё». Что он простил? Крепостное право? или измену? Ведь она в Париже жила с любовником, это все знают, даже Аня.
Раневская – молодая, страстная женщина. И реплика Лопахина «узнает ли она меня?» – не ее инсульт, а его страх: как она на него посмотрит? есть ли надежда на возобновление волнующих отношений?
Или он нацелился заграбастать поместье?
Петя и волк
В «Вишневом саде», повторим, есть две тайны, не разгаданные до сих пор.
Первая тайна – почему Петя Трофимов решительно и полностью изменил свое мнение о Лопахине?
Вот их диалог (во втором акте):
ЛОПАХИН. Позвольте вас спросить, как вы обо мне понимаете?
ТРОФИМОВ. Я, Ермолай Алексеич, так понимаю: вы богатый человек, будете скоро миллионером. Вот как в смысле обмена веществ нужен хищный зверь, который съедает всё, что попадается ему на пути, так и ты нужен. (Все смеются.)
Это очень грубо. Похоже на хамство. Да еще в присутствии дам. В присутствии Раневской, которую Лопахин боготворит. Да еще этот переход с «вы» на «ты» для демонстрации откровенного презрения. И не просто хищником и зверем назвал, но и про обмен веществ добавил, желудочно-кишечный тракт подтянул.
Хищный зверь – то есть санитар леса. Хорошо, не сказал «червь» или «навозный жук», которые тоже нужны для обмена веществ.
А через три месяца (в последнем акте, в финале):
ТРОФИМОВ (Лопахину) . У тебя тонкие, нежные пальцы, как у артиста, у тебя тонкая, нежная душа…
Это «ты» – совершенно иное, восхищенное.
Оба раза Трофимов абсолютно искренен. Петя не лицемер, он высказывается прямо и гордится своей прямотой.
Можно было бы заподозрить, что он льстит миллионеру с какой-то целью. Но Петя денег не просит. Лопахин, услышав про нежную душу, сразу растаял; предлагает деньги и даже навязывает. Петя отказывается решительно и упрямо.
ЛОПАХИН. Возьми у меня денег на дорогу. Предлагаю тебе взаймы, потому что могу. Зачем же нос драть? Я мужик… попросту. (Вынимает бумажник.)
ТРОФИМОВ. Дай мне хоть двести тысяч, не возьму.
«Хищный зверь» – не комплимент, это очень обидно и никому понравиться не может. Даже банкиру, даже бандиту. Ибо зверство, хищничество не считаются положительными качествами даже теперь, а тем более сто лет назад.
«Хищный зверь» полностью исключает «нежную душу».
Менялся ли Лопахин? Нет, мы этого не видим. Его характер совершенно не меняется с начала до конца.
Значит, изменился взгляд Пети. Да как радикально – на 180 градусов!
Взгляд Чехова на Лопахина измениться не может. Ибо Лопахин существует в мозгу Чехова. То есть Чехов знает о нем все. Знает с самого начала. Знает до начала.
А Петя – узнаёт Лопахина постепенно, на этом пути может заблуждаться, обманываться.
Отелло не знает , что Яго – негодяй и клеветник. Отелло с ужасом поймет это только в финале, когда уже поздно (уже задушил жену). Знай он с самого начала – не было бы доверия, предательства, не было бы пьесы.
Шекспир знает о Яго всё до начала.
Зритель узнаёт суть Яго очень быстро – так быстро, как того хочет Шекспир.
Лопахин – купец, нувориш (богач в первом поколении). Все прикидывался другом семьи, подкидывал помаленьку…
РАНЕВСКАЯ. Ермолай Алексеич, дадите мне еще взаймы!
ЛОПАХИН. Слушаю.
…а потом – прав Петя – хищник взял верх, улучил момент и – хапнул; все оторопели.
РАНЕВСКАЯ. Кто купил?
ЛОПАХИН. Я купил! Эй, музыканты, играйте, я желаю вас слушать! Приходите все смотреть, как Ермолай Лопахин хватит топором по вишневому саду, как упадут на землю деревья! Настроим мы дач, и наши внуки и правнуки увидят тут новую жизнь! Музыка, играй отчетливо! Пускай всё, как я желаю! За всё могу заплатить! Вишневый сад мой! Мой!
Правильно Гаев брезгливо говорит о Лопахине: «Хам». (Странно, что Эфрос на роль хама-купца взял Поэта – Высоцкого – грубияна с тончайшей, звенящей душой.)
Лопахин простодушно признаётся:
ЛОПАХИН (горничной Дуняше) . Читал вот книгу и ничего не понял. Читал и заснул… (Гаеву и Раневской) . Мой папаша был мужик, идиот, ничего не понимал… В сущности, и я такой же болван и идиот. Ничему не обучался.
Нередко богач говорит о книгах с презрением, свысока. Бравирует: «читал и не понял» – звучит так: мол, чепуха всё это.
Лопахин – хищник! Сперва, конечно, изображал заботу, сопереживал, а потом раскрыл себя – хапнул и в угаре куражился: приходите, мол, поглядеть, как хвачу топором по вишневому саду.
Тонкая душа? А Варя (приемная дочь Раневской)? Он же был общепризнанный жених, подал надежду и – обманул, не женился, а перед тем, не исключено, что попользовался, – вон она, плачет… Тонкая душа? Нет – зверь, хищник, самец.
Может, в нем и было что-то хорошее, но потом инстинкт, рвач взяли верх. Ишь как орет: «Вишневый сад мой! Мой!»
Что же случилось? Почему Петя так резко развернулся?
Ни в одном спектакле не была разгадана эта тайна. А может, режиссеры и не видели тут никакой тайны. Большинству главное – создать атмосфэру, тут не до логики.
Уже догадавшись, позвонил Смелянскому – крупнейшему теоретику, знатоку театральной истории, завлиту Художественного театра:
– Что случилось с Петей? Почему сперва «хищник», а потом «нежная душа»?
– Это, понимаешь, резкое усложнение образа.
«Усложнение образа» – выражение роскошное, литературотеатроведческое, но ничего не объясняющее.
Зачем усложнять Петю в последнюю минуту? Финал не ему посвящен. Уже конец, сейчас разъедутся навсегда, никакого развития это уже иметь не будет; заставить нас переоценить все, что было до сих пор, – невозможно, остались секунды.
Поэзия эгоизма
Вторая тайна – почему Раневская забирает себе все деньги (чтобы промотать их в Париже), а никто – ни брат, ни дочери – не протестуют, оставаясь нищими и бездомными?
…Когда вплотную подступили торги, богатая «ярославская бабушка-графиня» прислала пятнадцать тысяч, чтобы выкупить имение на имя Ани, но этих денег не хватило бы и на уплату процентов. Купил Лопахин. Бабушкины деньги остались целы.
И вот финал: хозяева уезжают, вещи собраны, через пять минут забьют Фирса.
РАНЕВСКАЯ (Ане) . Девочка моя… Я уезжаю в Париж, буду жить там (с любовником-негодяем. – А.М. ) на те деньги, которые прислала твоя ярославская бабушка на покупку имения – да здравствует бабушка! – А денег этих хватит ненадолго.
АНЯ. Ты, мама, вернешься скоро, скоро, не правда ли? (Целует матери руки.)
Это круто! Ане не три года, ей семнадцать. Она уже знает что почем. Деньги бабушка прислала ей, любимой внучке (Раневскую богатая графиня не любит). А мамочка забирает все подчистую и – в Париж к хахалю. Оставляет в России брата и дочерей без единой копейки.
Аня – если уж о себе говорить совестно – могла бы сказать: «Мама, а как же дядя?». Гаев – если уж о себе говорить совестно – мог бы сказать сестре: «Люба, а как же Аня?». Нет, ничего такого не происходит. Никто не возмущается, хотя это грабеж средь бела дня. А дочь даже целует руки мамочке. Как понять их покорность?
Варя – приемная дочь, ее права меньше. Но она не молчала, когда дело касалось всего лишь пяти рублей.
РАНЕВСКАЯ. Серебра нет… Все равно, вот вам золотой…
ПРОХОЖИЙ. Чувствительно вам благодарен!
ВАРЯ. Я уйду… Ах, мамочка, дома людям есть нечего, а вы ему отдали золотой.
Варя публично упрекнула мамочку, когда та подала нищему слишком много. А про пятнадцать тысяч молчит.
И как понять Раневскую? – это же какой-то чудовищный, запредельный эгоизм, бессердечие. Впрочем, ее высокие чувства существуют рядом с десертом.
РАНЕВСКАЯ. Видит бог, я люблю родину, люблю нежно, я не могла смотреть из вагона, всё плакала. (Сквозь слезы.) Однако же надо пить кофе.
Когда вдруг эти тайны разгадались, то первым делом пришли сомнения: не может быть, чтобы раньше никто этого не заметил. Неужели все режиссеры мира, включая таких гениев, как Станиславский, Эфрос…
Не может быть! Неужели тончайший, волшебный Эфрос не увидел? Но если б он увидел, то это было бы в его спектакле. А значит, мы бы это увидели на сцене. Но этого не было. Или было, а я просмотрел, проглядел, не понял?
Эфрос не увидел?! Он так много видел, что из театра я летел домой проверить: неужели такое написано у Чехова?! Да, написано. Не видел, не понимал, пока Эфрос не открыл мне глаза. И многим, многим.
Его спектакль «Вишневый сад» перевернул мнение об актерах Таганки. Кто-то считал их марионетками Любимова, а тут они раскрылись как тончайшие мастера психологического театра.
…Так стало невтерпеж, что узнать захотелось немедленно. Была полночь. Эфрос на том свете. Высоцкий (игравший Лопахина в спектакле Эфроса) на том свете. Кому позвонить?
Демидовой! Она у Эфроса гениально играла Раневскую. Время позднее, последний раз мы разговаривали лет десять назад. Поймет ли, кто звонит? Разгневается ли на полночный звонок или подумает, что сумасшедший?.. Время шло, становилось все позднее, все неприличнее (вдобавок отчество вылетело из головы), а подождать до завтра – невозможно. Эх, была не была:
– Алла, здравствуйте, извините, ради бога, за поздний звонок.
– Да, Саша. Что случилось?
– Я насчет «Вишневого сада». Вы у Эфроса играли Раневскую и… Но если сейчас неудобно, может быть, я завтра…
– О «Вишневом саде» я готова говорить до утра.
Я сказал про пятнадцать тысяч, про бабушку, про дочерей и брата, которые остаются без копейки, и спросил: «Как вы могли забрать все деньги и уехать в Париж? Такой эгоизм! И почему они стерпели?» Демидова ответила не задумываясь:
– Ах, Саша, но это же поэтический театр!
Поэтический театр? Но вся пьеса – бесконечные разговоры о деньгах, долгах, процентах.
АНЯ…ни копейки <…> лакеям на чай дает по рублю <…> заплатили проценты?
ВАРЯ. В августе будут продавать имение <…> Выдать бы тебя за богатого.
ЛОПАХИН. Вишневый сад продается за долги. На двадцать второе августа назначены торги <…> если землю отдавать в аренду под дачи, будете иметь двадцать пять тысяч в год дохода <…> по двадцати пяти рублей в год за десятину.
ПИЩИК. Одолжите мне двести сорок рублей <…> по закладной платить…
ГАЕВ. Сад продадут за долги <…> Хорошо бы выдать Аню за богатого <…> Хорошо бы занять под вексель.
РАНЕВСКАЯ. Варя из экономии кормит всех одним горохом <…> Муж мой страшно пил <…> На несчастье я полюбила другого, сошлась <…> Дачу возле Ментоны я продала. Он обобрал меня, бросил, сошелся с другой…
Дворянка могла бы сказать «разорил», но «обобрал», «сошлась» – совсем не поэтично.
ПИЩИК. Послезавтра триста десять рублей платить…
РАНЕВСКАЯ. Бабушка прислала пятнадцать тысяч.
ВАРЯ. Хоть бы сто рублей, бросила бы я всё, ушла бы…
ПИЩИК. Сто восемьдесят рубликов займите мне.
ГАЕВ (Раневской) . Ты отдала им кошелек, Люба! Так нельзя!
ПИЩИК. Лошадь – хороший зверь, лошадь продать можно.
Для него и лошадь – только деньги.
ЛОПАХИН. Восемь рублей бутылка.
ПИЩИК. Получи четыреста рублей… За мной остается восемьсот сорок.
ЛОПАХИН. Я теперь заработал сорок тысяч…
Боюсь утомить. Если выписать все реплики о деньгах и процентах – никакого места не хватит.
Главная тема «Вишневого сада» – грозно надвигающаяся продажа имения. И катастрофа – продано!
Десятью годами раньше Чехов написал «Дядю Ваню». Там всего лишь слова о предполагаемой продаже имения вызвали безобразный, безобразно-натуральный скандал, оскорбления, вопли, рыдания, истерики, даже прямую попытку убить профессора за намерение продать. Дядя Ваня стреляет – дважды! – в профессора. И дважды промахивается. А в поэтическом театре всегда попадают и – наповал. (Бедный Ленский.)
…Чехов – практикующий врач, и часто – в бедной, нищей среде.
ЧЕХОВ – СУВОРИНУ
За это лето я так насобачился лечить поносы, рвоты и всякие холерины, что даже сам прихожу в восторг: утром начну, а к вечеру уж готово – больной жрать просит.
Врач знает, как устроен человек и что действует на его поведение. Потому что на поведение влияют не только высокие мысли, но и низкие болезни (например, кровавый понос).
Перед доктором не стесняются. Перед доктором обнажаются (во всех смыслах и ракурсах). Ему не надо выдумывать; он насмотрелся и наслушался.
ЧЕХОВ – РОССОЛИМО
Занятия медицинскими науками имели серьезные влияния на мою литературную деятельность; обогатили меня знаниями, истинную цену которых для меня, как для писателя, может понять только тот, кто сам врач… Благодаря близости к медицине, мне удалось избегнуть многих ошибок. Знакомство с естественными науками всегда держало меня настороже, и я старался, где было возможно, соображаться с научными данными, а где невозможно – предпочитал не писать вовсе.
Поэтический театр – что это? Порхающий лиризм, лунные ванны, несуразные чувства, кудри, отсутствие бытовой логики, лютики вместо логики?
Если докапываться до логики – хрупкая поэзия не выдержит.
Вот и не надо доискиваться, иначе получится бытовой театр. Тем более если великие не нашли – значит, и не надо.
Поэтический? Разве Чехов писал высокую трагедию? Патетическую драму? Нет, «Вишневый сад» – комедия. Чехов настаивал: комедия с элементами фарса. И опасался (в письмах), что Немирович-Данченко рассердится на фарсовость. Так Сальери сердился на легкомыслие Моцарта: «Ты, Моцарт, бог и сам того не знаешь». То есть как воробей – начирикал, сам не понимая что.
«Вишневый сад» – пьеса бытовая. Чего бояться? Бытовая – не значит мелкая. Быт трагичен. Большинство умирает не на амбразуре, не на дуэли, не на «Варяге», даже не на сцене – в быту.
Блок – да, поэтический театр. Потому-то его нигде и не ставят. А Чехов – мясо!
ЧЕХОВ – ЛЕЙКИНУ
Вскрывал я вместе с уездным врачом на поле, на проселочной дороге. Покойник «не тутошний», и мужики, на земле которых было найдено тело, Христом Богом, со слезами молили нас, чтоб мы не вскрывали в их деревне… Убитый – фабричный. Шел он из тухловского трактира с бочонком водки. Тухловский трактирщик, не имеющий права продажи на вынос, дабы стушевать улики, украл у мертвеца бочонок…
Вы возмущаетесь осмотром кормилиц. А осмотр проституток? Если медицинской полиции можно, не оскорбляя личности торгующего, свидетельствовать яблоки и окороки, то почему же нельзя оглядеть и товар кормилиц или проституток? Кто боится оскорбить, тот пусть не покупает.
«Деньги?! – фи!» Нет, не «фи». Чехов в письмах постоянно тревожится о деньгах, просит денег, скрупулезно подсчитывает: почем квартира, сколько за строчку, проценты, долги, цены. (Многие письма Пушкина полны тех же мучений; не поэтичны; долги душили.)
ЧЕХОВ – СУВОРИНУ
Спасибо за пятачковую прибавку. Увы, ей не поправить моих дел. Чтобы вынырнуть из пучины грошовых забот и мелких страхов, для меня остался только один способ – безнравственный. Жениться на богатой. А так как это невозможно, то я махнул на свои дела рукой.
И в покупке-продаже имений он тоже профессионал. Несколько раз покупал, долго искал, приценивался, торговался. Покупал-то не на шальные – на заработанные.
ЧЕХОВ – СУВОРИНУ
При покупке имения я остался должен бывшему владельцу три тысячи и выдал ему закладную на сию сумму. В ноябре я получил письмо: если уплачу по закладной теперь, то мне уступят 700 р. Предложение выгодное. Во-первых, имение стоит не 13 тысяч, а 12 300, а во-вторых, процентов не платить.
Усматривая «поэзию» там, где ее нет, театр облегчает себе жизнь.
– Почему так поступает героиня?
– А черт ее знает! Это, видите ли, поэтический театр.
А «Маленькие трагедии»? «Скупой рыцарь» – разве не поэтический театр? А там все говорят только о деньгах, считают деньги, травят и убивают за деньги. «Моцарт и Сальери» – признанный шедевр поэзии. А там травят и убивают из зависти – поэтическое ли это чувство? Как играть зависть поэтически? Как дымку, розовый туман? Завывая, как плохая Баба Яга на детском утреннике?
Чехов не считал, что занимается поэтическим театром. Он крайне заботился о логике образов. И очень трезво (как могут только врачи) смотрел на современников – на все классы и прослойки. Называть его пьесы поэтическими – значит прямо заявлять: Чехов не понимал, что делал. Бессознательный гений; или, как говорит Сальери о Моцарте, – гуляка праздный.
Времена и нравы
В центре Москвы женщина (с виду нерусская, с акцентом) призналась:
– У меня нет настоящего паспорта.
Она сказала это громко; и не на допросе в милиции, не спьяну, не прося милостыню (хотя вряд ли лицо чужой национальности разжалобит москвича сообщением, что живет по фальшивым документам). Слышали многие.
Странно. Эта грустная тетка с несуразным именем Шарлотта почему-то была совершенно уверена, что никто не донесет. И что за глупую свою откровенность не окажется она через десять минут в «воронке», где придется откупаться деньгами, а может, и еще чем-то (если ее сочтут достаточно симпатичной).
И, действительно, никто не донес, хотя слышали ее несколько сотен человек.
Шарлотта с фальшивым паспортом съездила в Париж – из России (из тюрьмы народов, из полицейского государства) во Францию и обратно.
Шарлотта – на сцене; там только что кончился XIX век. Мы – в зале; у нас начался двадцать первый. В Москве сразу в четырех театрах «Вишневые сады». Порой совпадают два-три в один вечер. Зачем нам они?
ЧЕХОВ – СУВОРИНУ
…зачем лгать народу? Зачем уверять его, что он прав в своем невежестве и что его грубые предрассудки – святая истина? Неужели прекрасное будущее может искупить эту подлую ложь? Будь я политиком, никогда бы я не решился позорить свое настоящее ради будущего, хотя бы мне за золотник подлой лжи обещали сто пудов блаженства.
Мы стали другими. Жизнь иная, время иное, быт, воспитание, отношение к детям, к женщинам, к старикам. Все стало по-яшиному: грубо, по-лакейски.
ФИРС. В прежнее время, лет сорок-пятьдесят назад, вишню сушили, мочили, мариновали, варенье варили… И, бывало, сушеную вишню возами отправляли в Москву и в Харьков. Денег было! И сушеная вишня тогда была мягкая, сочная, сладкая, душистая… Способ тогда знали…
Господи! это какой же должен быть сад, чтоб сушеную (!) отправлять возами… А старики не нужны, понятное дело.
В прежнее время люди разговаривали, вечерами читали вслух, играли домашние спектакли… Теперь – смотрят, как в телевизоре (фальшиво и грубо) болтают другие.
Пушкин ехал один из Москвы в Петербург, в Одессу, на Кавказ, в Оренбург по следам Пугачева… Сядь он в «Красную стрелу» – к нему немедленно подсел бы шоумен, ньюсмейкер, продюсер Хлестаков:
– Александр Сергеич! Ну как, брат?
Пушкин ехал один. Мало того – он думал , больше делать ему было нечего; не со спиной же ямщика говорить.
Попутчики, радио и ТВ не оставляют возможности думать.
Чехов часть дороги на Сахалин проделал с попутчиками-поручиками и очень страдал от пустых разговоров (жаловался в письмах).
…Персонажи «Вишневого сада» – дворяне, купцы… Для Чехова это были друзья, знакомые – окружающая среда. Потом ее не стало.
Дворян и купцов не стало 90 лет назад. Их отменили.
В пьесе дворяне есть, а в жизни нет. Какие же они будут на сцене? Выдуманные. Все равно как рыбки играли бы спектакль о птичках. Рассуждали бы о полетах, шевеля жабрами.
У Булгакова в «Театральном романе» молодой драматург рассматривает в фойе Художественного театра портреты основоположников, корифеев, артистов… Вдруг с изумлением натыкается на портрет генерала.
«– А это кто?
– Генерал-майор Клавдий Александрович Комаровский-Эшаппар де Бионкур, командир лейб-гвардии уланского Его Величества полка.
– Какие же роли он играл?
– Царей, полководцев и камердинеров в богатых домах… Ну, натурально, манеры у нас, сами понимаете. А он всё насквозь знал, даме ли платок, налить ли вина, по-французски говорил идеально, лучше французов».
«Манеры у нас, сами понимаете…» Разговор происходит в 1920-х, но генерал поступил в театр при царе. Даже тогда надо было показывать актерам, как подают платок аристократы.
Сегодня, зайдя в наш театр (большой ли, маленький ли), русские бояре не узнали бы себя. Так Иван Грозный не узнал себя в трусливом управдоме. Ведь и мы не узнаём себя (русских, советских) в тупых неуклюжих идиотах из голливудских фильмов.
Почти сто лет не было дворян, купцов. Они остались в учебниках – раз и навсегда утвержденный школьный лубок. Купец – жадный, жестокий, грубый самодур Дикой (душевные движения ему неведомы, брак по любви отвергает). Дворянка – жеманная, лицемерная, глупая, пустая кукла.
Купцов и дворян не стало, а лакеи остались. И обо всех судили по себе – по-лакейски. Эти лакеи, желая угодить новым господам (тоже лакеям), изображали уничтоженных (отмененных) глумливо, пошло, карикатурно. И от этих трактовок – а с 1930-х они уже вбивались с детсада – не был свободен никто.
И купец в советском театре всегда был Дикой и никогда Третьяков (чья галерея).
До сих пор пользуемся: Боткинская больница, Морозовская (и много еще) построены купцами для бедных , а не VIP-клубы и фитнес-центры. Не всякий царь столько построил для людей.
Советская власть кончилась в 1991-м. Вернулся капитализм. А дворяне и купцы? Они же не ждали за кулисами команды «на сцену!». Они умерли. И культура их умерла.
Язык остался почти русский. Но понятия… Само слово «понятия» сто лет назад относилось к чести и справедливости, а теперь к грабежу и убийству.
В 1980 году Юрий Лотман написал «Комментарий к «Евгению Онегину» – пособие для учителя». В начале сказано:
«Объяснять то, что читателю и так понятно, означает, во-первых, бесполезно увеличивать объем книги, а во-вторых, оскорблять читателя уничижительным представлением о его литературном кругозоре. Взрослому человеку и специалисту читать объяснения, рассчитанные на школьника пятого класса, бесполезно и обидно».
Предупредив, что понятное объяснять не будет, Лотман продолжает:
«Большая группа лексически непонятных современному читателю слов в «Евгении Онегине» относится к предметам и явлениям быта как вещественного (бытовые предметы, одежда, еда, вино и пр.), так и нравственного (понятия чести)».
Значит, еще (или уже) тогда приходилось объяснять учителям , что такое ментик, Клико и честь.
За те же годы загрязнилась вода в Москве-реке, рыбки изменились до неузнаваемости, до ужаса: когти, клыки, слепые глаза… А мы, что ли, те же?
ЧЕХОВ – СУВОРИНУ
Хорош Божий свет. Одно только не хорошо: мы. Как мало в нас справедливости и смирения, как дурно понимаем мы патриотизм! Мы, говорят в газетах, любим нашу великую родину, но в чем выражается эта любовь? Вместо знаний – нахальство и самомнение паче меры, вместо труда – лень и свинство, справедливости нет, понятие о чести не идет дальше «чести мундира», мундира, который служит обыденным украшением наших скамей для подсудимых. («Оборотни». – А.М.) Работать надо, а все остальное к черту. Главное – надо быть справедливым, а остальное все приложится.
А может, мы все-таки те же?..
…Потом маятник качнулся – начали поэтизировать дворянство.
Все дамы XIX века стали женами декабристов. Все мужчины – Андреями Болконскими. Кого ж это Пушкин называл «светской чернью», «светской сволочью»? Кто проигрывал в карты рабов? Кто травил крестьянских детей собаками, содержал гаремы? Кто довел мужичков до такой злобы, что, поймав белого офицера, вместо того чтобы гуманно шлепнуть, они сажали его на кол?
Внутренний, порой неосознанный протест советского человека против советской идеологии порождал восхищение дворянами. Точно по Окуджаве:
…Следом дуэлянты, флигель-адъютанты.
Блещут эполеты.
Все они красавцы, все они таланты,
Все они поэты.
Не все. В 1826-м, когда пятеро декабристов были повешены, а 121 – угнан на каторгу, в России было 435 тысяч дворян мужескаго пола. Герои и поэты составляли три сотых процента (0,03 %) аристократии. Не станем считать их долю в народном море.
Чехов не поэтизировал современников. Ни дворян, ни народ, ни интеллигенцию, ни братьев по перу.
ЧЕХОВ – СУВОРИНУ
Современные лучшие писатели, которых я люблю, служат злу, так как разрушают. Одни из них… (грубые слова. – А.М.) Другие же… (грубые слова. – А.М.) Непресыщенные телом, но уж пресыщенные духом, изощряют свою фантазию до зеленых чертиков. Компрометируют в глазах толпы науку, третируют с высоты писательского величия совесть, свободу, любовь, честь, нравственность, вселяя в толпу уверенность, что все то, что сдерживает в ней зверя и отличает ее от собаки и что добыто путем вековой борьбы с природою, легко может быть дискредитировано. Неужели подобные авторы заставляют искать лучшего, заставляют думать и признавать, что скверное действительно скверно? Нет, в России они помогают дьяволу размножать слизняков и мокриц, которых мы называем интеллигентами. Вялая, апатичная, лениво-философствующая, холодная интеллигенция, которая не патриотична, уныла, бесцветна, которая брюзжит и охотно отрицает ВСЁ, так как для ленивого мозга легче отрицать, чем утверждать; которая не женится и отказывается воспитывать детей и т. д. И все это в силу того, что жизнь не имеет смысла, что у женщин… (грубое слово. – А.М.) и что деньги – зло.
Где вырождение и апатия, там половое извращение, холодный разврат, выкидыши, ранняя старость, брюзжащая молодость, там падение искусств, равнодушие к науке, там НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬ во всей своей форме. Общество, которое не верует в Бога, но боится примет и черта, не смеет и заикаться о том, что оно знакомо с справедливостью.
ЧЕХОВ – ЛЕОНТЬЕВУ
Понять, что Вы имеете в виду какую-либо мудреную, высшую нравственность, я не могу, так как нет ни низших, ни высших, ни средних нравственностей, а есть только одна, а именно та, которая дала нам во время оно Иисуса Христа и которая теперь мне, Вам мешает красть, оскорблять, лгать и проч.
В «Вишневом саде» ветхий Фирс мечтательно вспоминает крепостное право, отмененное сорок лет назад.
ФИРС. Перед несчастьем тоже было…
ЛОПАХИН. Перед каким несчастьем?
ФИРС. Перед волей. Тогда я не согласился на волю, остался при господах… И помню, все рады, а чему рады, и сами не знают… А теперь все враздробь, не поймешь ничего.
Типичный советский человек – горюет о порядке, о временах Брежнева, Сталина, печалится об упадке.
ФИРС. Прежде у нас на балах танцевали генералы, бароны, адмиралы, а теперь посылаем за почтовым чиновником и начальником станции, да и те не в охотку идут.
ЯША. Надоел ты, дед. Хоть бы ты поскорее подох.
Да, раньше пойти в гости к профессору было почетно. А деликатесы в его семье никого не удивляли. И добиться успеха (тем более восторга) банка икры не могла.
Потом семьдесят лет учили, что есть два класса: рабочие и крестьяне (колхозники), а интеллигенция – прослойка. Что интеллигенция крайне малочисленна – спору нет. Но почему она – прослойка между рабочим и колхозницей, понять нельзя.
Доставать сервелат профессура (прослойка) не умела. Пока выдавали – хорошо. Перестали выдавать – в холодильнике стало пусто. И блатная блондинка за углом ошеломляет профессорскую семью палкой сервелата, куском грудинки – плодами обвеса, обсчета.
Теперь деликатесы уже не дефицит. Теперь эти способные блондинки и блондины вышли из-за угла. Они умели в советское время решать свои гастрономические проблемы. Оказалось – в новых условиях, – что точно так же можно устроить и карьеру, вплоть до Кремля.
ЧЕХОВ – СУВОРИНУ
Что за ужас иметь дело со лгунами! Продавец художник (Чехов покупал у него имение. – А.М.) лжет, лжет, лжет без надобности, глупо – в результате ежедневные разочарования. Каждую минуту ожидаешь новых обманов, отсюда раздражение. Привыкли писать и говорить, что только купцы обмеривают да обвешивают, а поглядели бы на дворян! Глядеть гнусно. Это не люди, а обыкновенные кулаки, даже хуже кулаков, ибо мужик-кулак берет и работает, а мой художник берет и только жрет да бранится с прислугой. Можете себе представить, с самого лета лошади не видели ни одного зерна овса, ни клочка сена, а жрут одну только солому, хотя работают за десятерых. Корова не дает молока, потому что голодна. Жена и любовница живут под одной крышей. Дети грязны и оборваны. Вонь от кошек. Клопы и громадные тараканы. Художник делает вид, что предан мне всей душой, и в то же время учит мужиков обманывать меня. Вообще чепуха и пошлость. Гадко, что вся эта голодная и грязная сволочь думает, что и я так же дрожу над копейкой, как она, и что я тоже не прочь надуть.
Долго жили при социализме. Отвыкли от капитализма. Зато сейчас все прежнее – долги, торги, проценты, векселя – ожило.
Огромный слой людей оказался готов к новой жизни.
ТРОФИМОВ. Я свободный человек. Я силен и горд. Человечество идет к высшей правде, к высшему счастью, какое только возможно на земле, и я в первых рядах!
ЛОПАХИН. Дойдешь?
ТРОФИМОВ. Дойду… или укажу другим путь, как дойти.
АНЯ (радостно). Прощай, старая жизнь!
ТРОФИМОВ (радостно). Здравствуй, новая жизнь!..
Молодые убегают, взявшись за руки, спустя минуту забивают Фирса.
…Гаев и Раневская плачут от безысходности. Молодость позади, работать не умеют, мир их рушится буквально (Лопахин приказал снести старый дом).
Но другие – они молоды, здоровы, образованны. Почему безысходность и бедность, почему не могут содержать имение? Не могут работать?
Мир изменился, квартплата выросла, учителям платят мало, инженеры не нужны.
Жизнь вытесняет их. Куда? Принято говорить «на обочину». Но мы же понимаем, что если жизнь вытесняет кого-то – она вытесняет в смерть , в могилу. Не каждый может приспособиться, не каждый способен стать челноком или охранником.
Вымирают читатели. Лучшие в мире читатели умерли: 25 миллионов за 25 лет. Остальные забыли («никто не помнит »), что можно было жить иначе: читать другие книги, смотреть другие фильмы.
Под нами все та же Среднерусская возвышенность. Но какая она стала низменная.
Территория не решает. Выселенный с Арбата Окуджава прошелся как-то по бывшей своей улице и увидал, что всё здесь по-прежнему. Кроме людей.
Оккупанты, фауна – это не о немцах. И не о советских, не о русских и даже не о новых русских. Это стихи 1982-го. Это о номенклатуре, она – не люди.
Территория та же, а людей – нет.
Не хотят жить по-новому
…Май. (I акт.) Вишня в цвету. Раневская вернулась из Парижа. Семья разорена.
ЛОПАХИН. Не беспокойтесь, моя дорогая, выход есть! Если вишневый сад и землю по реке разбить на дачные участки, вы будете иметь самое малое двадцать пять тысяч в год дохода. Вы будете брать с дачников самое малое по двадцати пяти рублей в год за десятину, я ручаюсь чем угодно, у вас до осени не останется ни одного свободного клочка, все разберут. Местоположение чудесное, река глубокая. Только нужно снести этот дом, который уже никуда не годится, вырубить старый вишневый сад…
РАНЕВСКАЯ. Вырубить?! Милый мой, простите, вы ничего не понимаете.
Сад для них – живой. Срубить – как отрубить руку. Деревья для них – часть жизни, часть тела, часть души. Потому им мерещится:
РАНЕВСКАЯ. Посмотрите, покойная мама в белом платье идет по саду… Нет, мне показалось, там в конце аллеи дерево, покрытое белыми цветами.
Как же это вырубить? Как можно согласиться, что все это стало ненужным? И сад не нужен, и люди не нужны – наступает время молодых людоедов.
…Июль. (II акт.) Катастрофа приближается.
ЛОПАХИН. Вам говорят русским языком, имение ваше продается, а вы точно не понимаете.
Примечания
За десять лет до премьеры «Вишневого сада».
Четыре грамма.
Шлепнуть – расстрелять без суда и следствия.
В фильме «Блондинка за углом» героиня – нахальная (без комплексов) продавщица гастронома – очаровывает скромного научного сотрудника и его родителей-профессоров.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.
356. Запишите отрывки из комедии А. Чехова «Вишнёвый сад». Подчеркните подлежащее и сказуемое как члены предложения. Определите, чем они выражены.
Лопахин. До сих пор в деревне были только господа и мужики, а теперь появились ещё дачники. Все города, даже самые небольшие, окружены теперь дачами. И можно сказать, дачник лет через двадцать размножится до необычайности. Теперь он только чай пьёт на балконе, но ведь может случиться, что на своей одной десятине он займётся хозяйством, и тогда ваш вишнёвый сад станет счастливым, богатым, роскошным...
Трофимов. Вся Россия наш сад. Земля велика и прекрасна, есть на ней много чудесных мест. Подумайте, Аня: ваш дед, прадед и все ваши предки были крепостники, владевшие живыми душами, и неужели с каждой вишни в саду, с каждого листка, с каждого ствола не глядят на вас человеческие существа, неужели вы не слышите голосов... Владеть живыми душами - ведь это переродило всех вас, живших раньше и теперь живущих...
Как вы понимаете смысл выделенной фразы? Напишите небольшое сочинение-рассуждение.
В пьесе А.П. Чехова есть одна символическая фраза, которая, по сути, является главной во всем произведении. Вишневый сад в пьесе – это олицетворение всей России и проблем, напрямую затрагивающих ее. И здесь особенно символичным является финал пьесы, где вишневый сад безжалостно вырубают по указанию нового владельца усадьбы. Сад как будто соотносится с состоянием России, которая также гибнет по прихоти нескольких людей.
Красота вишневого сада, пока он еще был цветущий и живой – олицетворение прошлого России. Вырубленный сад и отданная под дачи земля под ним – ее неизвестное будущее.
Все герои пьесы относятся к разным временным категориям. Именно отсюда их разное отношение к грядущей гибели сада. Да и сами они, подобно людям, населяющим Россию, абсолютно разные по характерам и не желающие слышать друг друга и, возможно, прийти к какому-то соглашению, которое могло бы устроить всех. Да, несомненно, сад находился в запущенном состоянии и требовал каких-то обновлений. Но разве должны они быть настолько радикальными?
По сути, в гибели сада виноваты все действующие лица пьесы. Здесь также прослеживается определенный символизм – за состояние страны ответственен каждый.
Своей пьесой Чехов будто бы предостерегает от необдуманных шагов, которые могут привести к катастрофе. Однако для того, чтобы возможно было дальнейшее развитие, ответственность за свою страну должен взять каждый ее житель.
Сочинение-рассуждение «Вся Россия наш сад»
"Вся Россия – наш сад!" – такую фразу произносит персонаж Трофимов из пьесы А. П. Чехова "Вишневый сад".
А. Чехов в своем произведении описывал состояние сада, в котором многое говорилось о жизни российского общества.
Писатель хотел донести до людей то, что сад и процветание России будет, зависеть от тех людей, кто за ними ухаживает. Но, каждый человек занят своей жизнью и собственным достатком, именно поэтому, сад перестал приносить плоды, из которых можно было вынести очень много пользы.
В те времена, писателям запрещалось говорить правду открытым текстом, поэтому они представляли её в интересных сравнениях.
Вишневый сад Чехова? это Россия, в которой точно такая же ситуация. Каждый гражданин России должен думать не только о своих собственных проблемах, но и жизни всей страны. Нельзя считать себя жителем России, и ничего не делать для развития своей Родины. Вот основная проблема, которую хотелось затронуть Чехов в своей пьесе.
Если каждый человек будет вести попустительский образ жизни, и относиться к Родине как к чему-то обязательному, то родное общество может деградировать, и со временем от России ничего не останется.
Есть люди, которые никогда не оставят свою страну, и будут работать на её развитие, но работать должен не только кто-то один, а все.
Каждый человек может внести свою лепту, и только тогда Россия станет масштабной и великой державой.
Чехов сравнивал Россию с вишнёвым садом, но он не хотел для неё такого будущего. Он хотел, чтобы Россия развивалась, и шла вперёд, расходуя собственные ресурсы в правильном направлении.
Для того, чтобы развитие общества не превратилось в деградацию, каждый человек должен понимать, что судьба его Родины зависит именно от него.
Самое главное для каждого человека? не пытаться отстоять в стороне, а выполнять действия, необходимые для развития Родины.
Но, если каждый будет жить по принципу «моя хата с краю», Россия будет как вишневый сад Чехова, и это может привести к упадку страны. Но, если человек будет работать на ее благо, то она сможет радовать многие поколения своих граждан.
