Бунт и крушение родиона раскольникова. Cочинение «Индивидуалистический бунт Раскольникова. Нравственные идеалы в романе
Роман Достоевского «Преступление и наказание» написан был в 1866 году. Это достаточно сложное произведение, которое поражает глубиной затронутых в нем философских вопросов и психологичностью изображения характеров главных героев романа. Острота социальных проблем и странность повествования захватывают читателя уже с первых страниц произведения. Интересной особенностью романа является то, что на первом плане в нем находится не уголовное преступление, совершенное Раскольниковым, а то наказание, которое несет преступник.
Роман состоит из шести частей, и лишь первая из них посвящена описанию преступления, пять оставшихся и эпилог – наказанию за совершенное злодеяние.
Образ Родиона Раскольникова, который совершил убийство «по совести», находится в центре повествования. Раскольников по натуре своей не является преступником. Это умный, добрый и отзывчивый человек. Он оказывает помощь отцу своего умершего товарища, последние деньги отдает на похороны Мармеладова. В душе Раскольникова присутствует доброе начало, однако тяжелые жизненные обстоятельства и невыносимая нужда доводят героя до полного изнеможения. Родион бросил свою учебу в университете, поскольку ему нечем заплатить за обучение; у него накопился долг за комнату, и поэтому юноше приходится избегать хозяйки; к тому же, он тяжело болен, голодает... Испытывая такие страдания, Раскольников видит и вокруг себя тоже сплошную нищету и бесправие. События, описанные в романе, разворачиваются в районе той-самой Сенной площади, где жили ремесленники, бедные чиновники и студенты. А рядом располагался Невский проспект с дорогущими магазинами, изысканными ресторанами, шикарными дворцами. К сожалению, мир устроен таким образом, что для одних, жизнь – это купание в роскоши, а для других – полуголодное существование. Наблюдая за такой несправедливостью, Раскольников мечтает изменить устройство мира. Он знает, что сделать это под силу только человеку необыкновенному, способному взять власть над «дрожащей тварью» в свои руки и добиться поставленной цели.
Под низким потолком убогой комнаты в сознании голодного, больного человека рождается чудовищная теория. Согласно ей, все люди на земле делятся лишь на два «разряда»: на обыкновенных людей, их большинство, но они вынуждены подчиняться чужой воле; и на необыкновенных людей, которые являются «властелинами судьбы», как, например, Наполеон. Такие необыкновенные люди способны в одиночку навязать свою волю большинству, ради высокой идеи они способны пойти на преступление, даже на убийство, и они имеют на это право, ведь в их руках будущее человечества. Раскольников хочет помогать людям, он бунтует против несправедливого устройства общества. Но он сомневается в том, к какому из двух разрядов отнести самого себя. Для того, чтобы ответить на этот вопрос, Раскольников замышляет убийство старухи-процентщицы. Это своего рода эксперимент над самим собой: способен ли он перешагнуть через кровь, как настоящий властелин. Конечно, Раскольников находит убедительный предлог для убийства: на деньги жадной и никчемной старушонки можно спасти от гибели многих несчастных людей. Но в глубине души юноша осознавал, что преследует единственную цель: проверить себя.
Совершив убийство, Раскольников навсегда отделил себя от других людей. Он чувствует себя убийцей, а не спасителем. Убив старуху, Раскольников вынужден был убить и ее сестру, которая оказалась случайным свидетелем и пострадала безвинно. Так происходит всегда: одно преступление влечет за собой другое. И никакие благородные цели не оправдывают ужасные поступки, влекущие за собой страдания других людей. В конце концов, Раскольников осознает это.
Раскаяние не сразу пришло к главному герою. Во многом этому поспособствовало положительное влияние Сони Мармеладовой. Ее вера в людей, доброта и чуткость помогли Раскольникову осознать бесчеловечность своей теории и отказаться от нее. Уже на каторге в его душе произошел перелом, и началось медленное возвращение к людям.
Автор стремится через свое произведение донести до читателя идею о том, что лишь раскаяние и искренняя вера в Бога способны воскресить погибшую душу. Мир спасут любовь и красота, а не индивидуалистический бунт.
Обновлено: 2012-06-22
Внимание!
Спасибо за внимание.
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter
.
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.
В романе сталкиваются две основные идеологии: идеология индивидуализма, исключительной личности (прообраз фашизма) и христианская идеология. Первую в той или иной мере и форме вынашивают Лужин, Свидригайлов, Порфирий Петрович в молодости, Раскольников, а вторую – Соня, к ней мучительно, через весь роман идёт и Раскольников.
На 1-й взгляд кажется, что идею бунта воплощает в романе Раскольников, а идею христианского смирения – Соня. Бунт Раскольникова обоснован его наполеоновской теорией, по которой немногим избранным позволено для высоких целей переступить даже через кровь, тогда как остальные – лишь послушны перед законом. «Вошь ли я как все или человек? Тварь ли я дрожащая или право имею?» - мучительно размышляет Раскольников.
Убийство старухи для него – проверка, но не теории, а себя, своей способности переступить, стать властелином для добрых дел. Цель героя – гуманная: избавить мир от кровососа и помочь близким, родным выбраться из нищеты, тем самым восстановив справедливость.
Но ещё до убийства, а тем более после него все логически выверенные построения рушатся. Его холодную теорию опровергают, в первую очередь, его же душа, совесть, человеческая натура, явившиеся в первом сне. В припадке полубезумия после убийства процентщицы он убивает добрую, детски-беззащитную сестру её Лизавету, которая в его сознании находится в одном ряду с Дуней, Соней, его собственным сердцем. Не зря впоследствии он сам назовёт себя «вошью эстетической», имея в виду то, что, возомнив себя властелином и убив, он не вынес этих убийств, душа его оказалась слишком красивой, нравственной.
Мучений Раскольникову добавляют так называемые «двойники» - герои, в чьих теориях или поступках в той или иной мере отражаются идеи и действия главного персонажа. Среди них законченный подлец Лужин, прошедший свой циничный путь властелина до конца, морально убивший немало людей; развратный и одновременно несчастный Свидригайлов, которого внутренняя борьба между вседозволенностью и собственной душой ведёт к самоуничтожению; вынашивавший в молодости подобную «теорийку» Порфирий Петрович, измучивший теперь Раскольникова на допросах своим пониманием и проницательностью.
Но главное наказание Раскольникова – Соня, которой герой открывается первой, уйдя в себя и прячась от всех остальных, даже от матери и Дуни. Соня – не только реальная героиня, но и своего рода символ совести, человечности самого Раскольникова, вторая сторона его сознания. Оба они переступили и оба жертвенники. Но он переступил, физически пожертвовав жизнями других, в итоге морально убив себя. А Соня, переступая нравственный закон, изначально жертвует собой ради спасения других и оказывается права, потому что действует не во имя зла или выгоды, а во имя добра, из сострадания и любви. Её смирение равносильно подлинному бунту, так как именно она, а не Раскольников в результате смогла что-то изменить к лучшему. Не зря в сцене признания Раскольникова Соне героиня выглядит намного сильнее и увереннее героя, что без труда подтверждает текстуальный анализ.
На каторге Раскольников проходит через отчуждение, ненависть окружающих и болезнь. А любящая Соня всем помогает, каторжники инстинктивно тянутся к ней. Её любовь и сострадание, дополненные христианской внутренней силой, спасают Раскольникова, очищая его душу от скверны, рождают и в нём ответную любовь, окончательно разрушающую холодную теорию. В финале романа великого путаника и святую грешницу «воскресила любовь». Соня стала не только главным наказанием Раскольникова, но и главным его спасителем.
Достоевский в своём романе через судьбы двух главных героев выдвигает, но затем художественно убедительно и всесторонне разрушает рациональную наполеоновскую идею восстановления справедливости с помощью присвоения немногим избранным права на насилие и кровь.
Примерный план портретной характеристики героя
1. Общее представление о произведении и герое.
2. Характеристика фрагмента текста, в котором встречается портрет героя, с определением её текстового объёма, места, роли, значения.
3. Детальное аналитическое наблюдение над элементами портрета, рисующими психологический образ героя.
4. Сопоставление данного портрета с другими (если они есть в произведении).
6. Дополнительные наблюдения,
“Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы.
Для нас орудие одно...”
(А. С. Пушкин “Евгений Онегин”)
“Мятеж не может кончиться удачей: В обратном случае он называется иначе”
(Английская мудрость)
Цели и задачи
Роман “Преступление и наказание” был задуман Ф. М. Достоевским на каторге, “в тяжёлую минуту грусти и саморазложения”, в остроге, куда он был брошен в 1850 году как государственный и политический преступник. Именно там у него зародилась мысль об “идейном” преступнике, разрешившем себе “кровь по совести”, “моральный эксперимент”. Мучила Достоевского и мысль о “Наполеонах”, присвоивших себе право обрекать на гибель, “тратить” миллионы людей. В 1963 году он сказал А. П. Сусловой поразившие её слова; впоследствии она записала их в дневнике: “Когда мы обедали, он, смотря на девочку, которая брала уроки, сказал: “Ну вот, представь себе, такая девочка со стариком, и вдруг какой-нибудь Наполеон говорит: “Истребить весь город”. Всегда так было на свете” ”. Замысел созревал долго и мучительно в сложную эпоху конца пятидесятых - начала шестидесятых годов прошлого века. Освобождение крестьян в 1860 году, казалось, открывало новую эпоху радужных перспектив перед российским обществом. Но очень скоро стало ясно, что реформа не принесла желанного перелома, не стала прологом нового времени. Наоборот, на сцену вышли новые социальные хищники - буржуа-дельцы с их идолом “золотого тельца”. Наступило время тяжких разочарований, мучительных душевных процессов. Салтыков-Щедрин писал об этом времени: “Да, в такие минуты действительно нечто упраздняется, но это “нечто” есть именно тот характер человечности, который сообщает жизни всю её цену и смысл. А на место упразднённого, просто-напросто, выступает на сцену тёмное хищничество...”. Годы, когда создавался роман “Преступление и наказание”, были и для самого Достоевского годами тяжёлого одиночества, мучительных мыслей и трудных решений. Незадолго перед этим, в 1864 году, уходят из жизни самые близкие ему люди - жена Мария Дмитриевна, брат Михаил Михайлович - единомышленник и сотрудник Аполлон Григорьев. “И вот я остался вдруг один, и стало мне просто страшно, - пишет он другу. - Вся жизнь переломилась разом надвое. Стало всё вокруг меня холодно и пустынно”. А вскоре после смерти ближайших сотрудников по изданию журналов - М. М. Достоевского и А. А. Григорьева - терпит крах и журнал “Эпоха”. “На мне, кроме того, до десяти тысяч вексельного долга и пять тысяч на честное слово... О друг мой, я охотно пошёл бы опять в каторгу на столько же лет, чтобы только уплатить долги и почувствовать себя опять свободным”. Когда писал Достоевский “Преступление и наказание”, жил он в той части Петербурга, где селились мелкие чиновники, ремесленники, торговцы, студенты. Здесь, в холодном осеннем тумане и жаркой летней пыли “соединённых петербургских улиц и переулков”, лежащих вокруг Сенной площади и Екатерининского канала, возник перед ним образ бедного студента Родиона Раскольникова, здесь и поселил его Достоевский, в Столярном переулке, где в большом доходном доме снимал квартиру сам.
В каморках и на улицах этого Петербурга открылось Достоевскому такое неисчерпаемое содержание, такая фантастическая бездонность жизни - ситуации, характеры, драмы - такая трагическая поэзия, каких ещё не знала мировая литература. “Проследите иной, даже вовсе и не такой яркий на первый взгляд факт действительной жизни, - записал Достоевский в “Дневнике писателя”, - и если только вы в силах и имеете глаз, то найдёте в нём глубину, какой нет у Шекспира”. Это и делал Достоевский, извлекая из фактов, до него находивших место лишь на страницах газетной хроники, глубину и смысл мирового значения.
Здесь надо сказать несколько слов об уникальном таланте Ф. М. Достоевского, который сделал его классиком не только русской и мировой литературы, но и основоположником нового литературного жанра - психологического детектива. Не зря все крупнейшие писатели европейского детективного жанра, такие, как А. Кристи, Ж. Сименон, Буало-Нессержерак и другие, называли Достоевского своим учителем. Именно Достоевский из коротких газетных заметок полицейских хроник об убийстве старухи-процентщицы или об убийстве отца сыном из ревности смог создать такие произведения, как “Преступление и наказание” или “Братья Карамазовы”.
Достоевского интересуют не только устоявшиеся, выработанные формы духовной жизни, сколько моменты борьбы добра и зла, переоценка ценностей, трагические столкновения. Так как высшая и всеобъемлющая ценность есть Бог и жизнь личности в Боге, то и для Достоевского высшая тема творчества есть борьба дьявола с Богом в сердце человека. Напряжённейшие моменты этой борьбы легко могут привести человека к душевной болезни, к срывам и преступлениям. Но за всё надо платить, и психология платы за человеческие страдания, “за слезу ребёнка” - вот ещё один аспект творчества Ф. М. Достоевского. В этом смысле название романа “Преступление и наказание” является рефреном всего дальнейшего писательского наследия Достоевского.
Интересно, что за полгода до совершения своего собственного преступления, вышедший из университета студент, Юрист Родион Раскольников написал статью “О преступлении”. В этой статье Раскольников “рассматривал психологическое состояние преступника в продолжение всего хода преступления” и утверждал, что оно, это состояние, очень похоже на болезнь - помрачение ума, распад воли, случайность и нелогичность поступков. Кроме того, коснулся в своей статье Раскольников намёком и вопроса о таком преступлении, которое “разрешается по совести”, и потому, собственно, не может быть названо преступлением (самый акт его совершения не сопровождается, очевидно, болезнью). Дело в том, разъясняет позднее Раскольников мысль своей статьи, “что люди по закону природы, разделяются вообще на два разряда: на низших (обыкновенных), то есть, так сказать, на материал, служащий единственно для зарождения себе подобных, и собственно на людей, то есть имеющих дар или талант сказать в среде своей новое слово”. Первые склонны к послушанию, смирению, благоговению перед законом. Вторые - во имя нового, лучшего могут преступить закон, и для “своей идеи” (“смотря, впрочем, по идее и по размерам её” - оговаривается Раскольников), если потребуется, “дать себе разрешение перешагнуть через кровь”. Такое “преступление”, нарушение закона - не преступление (разумеется, в глазах необыкновенного человека).
Не абстрактно-теоретическая, не отвлечённо-холодная - мысль Раскольникова. Нет, она - действенная, живущая и горящая, метущаяся. Она рождается как ответ на тревоги и удары действительности. Получает от столкновений с жизнью всё своё содержание, силу, остроту, напряжённость на грани катастрофы. Идея Раскольникова - не только идея, она - действие, дело. “Это человек идеи, - писал позднее Достоевский о своих героях раскольниковского типа - носителя идеи, -идея обхватывает его и владеет им, но имея то свойство, что владычествует в нём не столько в голове его, сколько воплощаясь в него, переходя в натуру, всегда со страданием и беспокойством, и, уже раз поселившись в натуре, требуя и немедленного приложения к делу”. Уже в самом начале романа, на первых его страницах, узнаём мы, что Раскольников “покусился” на какое-то дело, которое есть “новый шаг, новое собственное слово”, что месяц назад зародилась у него “мечта”, к осуществлению которой он теперь близок.
А месяц назад, почти умирая с голоду, он вынужден был у старухи-“процентщицы”, ростовщицы, колечко - подарок сестры. Неопределённую ненависть и отвращение почувствовал он, “задавленный бедностью”, к вредной и ничтожной старушонке, сосущей кровь из бедняков, наживающейся на чужом горе, на нищете, на пороке. “Странная мысль наклёвывалась у него в голове, как из яйца цыплёнок”.
И пока что в три последние перед убийством дня - им посвящена первая часть романа - трижды мысль Раскольникова, до предела, до крайности возбуждённая трагедией жизни, переживает именно те моменты наивысшего напряжения, которые приоткрывают, но ещё не открывают полностью самые глубинные причины его преступления.
В первый раз - шутовской и трагический рассказ пьяненького Мармеладова о семнадцатилетней дочери, Сонечке, её подвиге, жертве, о спасённой её ценою надругательства семействе. И вывод - “Ко всему-то подлец человек привыкает!”. Но в ответ яростная вспышка бунтующей раскольниковской мысли.
“Ну, коли я соврал, - воскликнул он вдруг невольно, - коли действительно не подлец человек, весь вообще, весь род, то есть, человеческий, то значит, что остальные все - предрассудки, одни только страхи напущенные, и нет никаких преград, и так тому и следует быть!...” Подлец тот, кто ко всему привыкает, всё принимает, со всем смиряется. Но нет, нет, не подлец человек - “весь вообще, весь род человеческий”, не подлец тот, кто бунтует, разрушает, переступает - нет никаких преград для необыкновенного, “послушного” человека. Выйти за эти преграды, переступить их, не примириться!
Второй раз - письмо матери о Дунечке, сестре, “восходящей на Голгофу”, отдающей свою свободу ради него, “бесценного” Роди. И снова маячит образ Сонечки - символ вечной жертвы: “Сонечка, Сонечка Мармеладова, вечная Сонечка, пока мир стоит!” “Или отказаться от жизни совсем! - вскричал он вдруг в исступлении, - послушно принять судьбу, как она есть, раз и навсегда, и задушить в себе всё, отказавшись от всякого права действовать, жить и любить!” Послушно сложить голову перед судьбой, требующей страшных жертв, отказывающей человеку в праве на свободу, принять железную необходимость унижения, страдания, нищеты и порока, принять слепой и безжалостный “фатум”, с которым, казалось бы, смешно спорить - это для Раскольникова - “отказаться от жизни совсем”. Но Раскольников хочет “действовать, жить и любить!” Третий раз - встреча с пьяной обесчещенной девочкой на Конногвардейском бульваре, и снова: “Это, говорят, так и следует. Такой процент, говорят, должен уходить каждый год... куда-то... к чёрту, должно быть, чтоб остальных освежать и им не мешать. Процент! Славные, право, у них эти словечки: они такие успокоительные, научные. Сказано: процент, стало быть, и тревожиться нечего!” Но ведь Сонечка, Сонечка-то уже попала в этот “процент”, так легче ли её от того, что тут закон, необходимость, судьба? “А что, коль и Дунечка как-нибудь в процент попадёт! Не в тот, так в другой?...” Вновь - иступлённый “вскрик”, вновь - предельный накал бунтующей мысли, бунт против будто бы “законов” бытия. Пусть экономисты и статистики хладнокровно высчитывают этот вечный процент обречённых на нищету, проституцию, преступность. Не верит им Раскольников, не может принять “процента”.
Итак, три женщины, три жертвы, как три Мойры древнегреческого рока, судьбы, толкают Раскольникова всё дальше и дальше по пути его бунта. И тут становится понятен неличностный, нестяжательный характер его.
Здесь стоит поговорить о самом Родионе Раскольникове, его личностных свойствах, человеческих качествах. Интерес представляет даже имя и фамилия, которые автор дал своему герою. Родион Раскольников - человек, рождённый расколотым и порождающий раскол, наследник суровых, непримиримых борцов против “антихриста” в русской истории - раскольников - старообрядец.
История русского церковного раскола началась с собора 1666-1667 годов и свержения патриарха Никона, запретившем переход русской православной церкви в лоно “государства”, когда анафеме были преданы восьмиконечный крест, двуперстие и другие символы и порядки старой византийской православной церкви. С этой даты начинаются гонения на старообрядцев, гонения, породившие протопопа Аввакума, самосожжения целых старообрядских деревень, не желавших признать власть “государевой” церкви, уход раскольников-бегунов в поисках “святого Белогорья” в далёкие неизвестные земли Сибири, Алтая, камчатки, Аляски. Это был путь подвижничества, борьбы, отречения от “благ мира сего” во имя “света любви Христовой”.
Не зря Порфирий Петрович в своём последнем разговоре с Раскольниковым признаётся: “Я ведь вас за кого почитаю? Я вас почитаю за одного из таких, которым хоть кишки вырезай, а он будет стоять да с улыбкой смотреть на мучителей, - если только веру или бога найдёт”. Это признание его антипода, человека закона и власти.
Что касается окружающих и близких Раскольникова, то многие из них любят и уважают Родиона.
Велико обаяние личности Раскольникова, его “широкого сознания и глубокого сердца”. Поразил Соню Раскольников, когда посадил он её, опозоренную, растоптанную, изгнанную, рядом с сестрой и матерью, а потом поклонился ей - страдалице, жертве, - всему страданию человеческому поклонился. Целый новый мир неведомо и смутно сошёл тогда в её душу - целый мир, сначала непонятный Соне, но - это-то Соня сразу поняла - “новый”, чуждый, враждебный миру безысходного “привычного” мучения, общепринятой морали.
Любят Раскольникова, ибо “есть у него эти движения”, непосредственные движения чистого и глубокого сердца, и он, Раскольников, любит - мать, сестру, Соню, Полечку. И потому глубочайшее отвращение и презрение испытывает к ежечасно и ежеминутно разыгрывающемуся вокруг трагическому фарсу бытия, калечащему тех, кого он любит. И отвращение это тем сильнее, чем уязвимее душа Раскольникова, чем беспокойнее и честнее его мысль, чем строже совесть, а именно это - душевная уязвимость, беспокойная и честная мысль, неподкупная совесть, - влечёт к нему сердца.
Не собственная бедность, не нужда и страдания сестры и матери терзают Раскольникова, а, так сказать, нужда всеобщая, горе вселенское - и горе сестры и матери, и горе погубленной девочки, и мученичество Сонечки, и трагедия семейства Мармеладовых, беспросветная, безысходная, вечная бессмыслица, нелепость бытия, ужас и зло, царствующие в мире, нищета, позор, порок, слабость и несовершенство человека - вся эта дикая “глупость создания”.
Томас Манн заметил, что своим героем, Раскольниковым, Достоевский “освобождал от бюргерской морали и укреплял волю к психологическому разрыву с традицией, к преступлению границ познания”. Да, для Раскольникова не существует бюргерская, мещанская мораль, она не связывает его могучий дух (ведь он перед Соней преклонился!), для него нет традиций, он хочет преступить не только нравственные и социальные, но, в сущности, земные физические законы, сковавшие природу человеческую. Ему мало земного, “эвклидовского” разума, он хочет совершить скачок, “трансцензус” по ту сторону, за границы познания, доступные человеку. Этот скачок должен поставить Раскольникова в особые отношения с миром, ибо тогда он сможет в себе самом найти Архимедову точку опоры, чтобы перевернуть мир.
И Раскольников чувствует себя способным и на большее, он хочет взвалить себе на плечи бремя тяжести неимоверной, поистине сверхчеловеческой. На истерический вопрос Сони: “Что же делать?”, после мучительного разговора о будущем, фатально предопределённым детям Катерины Ивановны (“Разве Полечка не погибнет?”), Раскольников отвечает так: “Сломать что надо, раз и навсегда, да и только: и страдание взять на себя!” Весь этот бунт не только против мира, но и против бога, отрицание божественной благости, божественного смысла, предустановленной необходимости мироздания. Навсегда запомнилась Достоевскому богоборческая аргументация его друзей-петрашевцев: “Неверующий видит между людьми страдания, ненависть, нищету, притеснения, необразованность, беспрерывную борьбу и несчастия, ищет средства помочь всем этим бедствиям и, не нашед его, восклицает: “Если такова судьба человечества, то нет провидения, нет высшего начала! И напрасно священники и философы будут ему говорить, что небеса провозглашают славу Божию! Нет, - скажет он, - страдания человечества гораздо громче провозглашают злобу Божию!” “Бог, бог такого ужаса не допустит!” - говорит Соня после разговора о гибели, которая неизбежно ждёт детей Катерины Ивановны. Как не допустит?! Допускает! “Да, может, и бога-то совсем нет!” - отвечает Раскольников.
Убийство старухи - единственный, решающий, первый и последний эксперимент, сразу всё разъясняющий: “Тою же дорогой идя, я уже никогда более не повторил бы убийства”.
Раскольникову его эксперимент нужен именно для проверки своей способности на преступление, а не для проверки идеи, которая, как он до поры до времени глубоко убеждён, непреложна, неопровержима. “Казуистика его выточилась, как бритва, и сам в себе он уже не находил сознательных возражений” - это перед убийством. Но и потом, сколько бы раз он ни возвращался к своим мыслям, сколь строго он ни судил бы свою идею, казуистика его только вытачивалась всё острее и острее, делалась всё изощрённее. И уже решившись выдать себя, он говорит сестре: “Никогда, никогда не был я сильнее и убеждённее, чем теперь!” И наконец не каторге, на свободе, подвергнув свою “идею” беспощадному нравственному анализу, он не в силах от неё отказаться: идея неопровержима, совесть его спокойна. Сознательных, логических опровержений своей идее Раскольников не находит до конца. Ибо вполне объективные особенности современного мира обобщает Раскольников, уверенный в невозможности что-либо изменить, бесконечность, неизбывность человеческого страдания и разделение мира на угнетённых и угнетателей, властителей и подвластных, насильников и насилуемых, или по Раскольникову, на “пророков” и “тварь дрожащую”.
Вот он раскол, раскол внутри самого героя, между разумом и сердцем, между “казуистикой” идей и “влечениями” сердца, между “Христом и истиной”. В 1854 году, выйдя с каторги, Ф. М. Достоевский напишет Н. Д. Фонвизиной, что если бы ему доказали, “что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа”, то ему “лучше хотелось бы остаться с Христом, нежели с истиной”.
Достоевский допускает (пусть теоретически), что истина (которая есть выражение высшей справедливости) может оказаться вне Христа: например, если “арифметика” автоматически докажет, что дело обстоит именно так. Но в таком случае сам Христос как бы оказывается вне Бога (вернее, вне “арифметики”, тождественной в данном случае мировому смыслу). И Достоевский предпочитает остаться “со Христом”, если вдруг сама истина не совпадает с идеалом красоты. Это тоже своего рода бунт: остаться с человечностью и добром, если “истина” по каким-либо причинам окажется античеловеческой и недоброй.
Он выбирает “слезинку ребёнка”.
И именно поэтому - в этом гениальность романа Ф. М. Достоевского - как бы параллельно с “вытачиванием казуистики” всё нарастает, усиливается и наконец побеждает опровержением раскольниковской идеи - опровержением душой и духом самого Раскольникова, сердцем, “которое обитель Христа”. Это опровержение не логическое, не теоретическое, не умственное - это опровержение жизнью. Глубочайшая уязвлённость ужасом и нелепостью мира родила раскольниковскую идею. Идея породила действие - убийство старухи-процентщицы, убийство намеренное, и, убийство ненамеренное, её служанки - Лизаветы. Выполнение идеи привело к ещё большему увеличению ужаса и нелепости мира.
Благодаря множеству как бы нарочно сошедшихся случайностей Раскольникову поразительно удаётся, так сказать, техническая сторона преступления. Материальных улик против него нет. Но тем большее значение приобретает сторона нравственная.
Без конца анализирует Раскольников результат своего жестокого эксперимента, лихорадочно оценивает свою способность переступить.
Со всей непреложностью открывается для него страшная для него истина - преступление его было бессмысленным, погубил он себя напрасно, цели не достиг: “Не преступил, на этой стороне остался”, оказался человеком обыкновенным, “тварью дрожащею”. Те люди <настоящие то властелины> вынесли свои шаги, и потому они правы, а я не вынес, и стало быть, я не имел права разрешить себе этот шаг,” - окончательный итог, подведённый на каторге.
Но почему же он, Раскольников, не вынес, и в чём его отличие от необыкновенных людей?
Сам Раскольников объясняет это, с презрением и почти с ненавистью к самому себе именуя себя - “вошь эстетическая”. Сам Раскольников даёт точнейший и беспощаднейший анализ своей “эстетической” несостоятельности, производит безжалостную операцию на собственном сердце. Эстетика помешала, целую систему оговорок построила, самооправданий бесконечных потребовала - не смог Раскольников, “вошь эстетическая”, идти до конца; вошь “уж по тому одному, что, во-первых, теперь рассуждаю про то, что я вошь; потому, во-вторых, что целый месяц всеблагое провиденье беспокоил, призывая в свидетели, что я не для своей, дескать, плоти и похоти предпринимаю, а имею в виду великолепную и приятную цель, - ха-ха! Потому в-третьих, что возможную справедливость положил наблюдать в исполнении, вес и меру, и арифметику: из всех вшей выбрал самую наибесполезнейшую...” “Потому, потому я окончательно вошь, - прибавил он, скрежеща зубами, - потому что сам-то я, может быть, ещё сквернее и гаже, чем убитая вошь, и заранее предчувствовал, что скажу себе это уже после того, как убью!” Ну а если бы преступил, если бы не оказался “вошью эстетической”, если бы “вынес” весь груз больной совести, то кем бы оказался Раскольников? Недаром стоит рядом с Раскольниковым Аркадий Иванович Свидригайлов.
Тянет к нему Раскольникова, как бы ищет он чего-то у Свидригайлова, объяснения, откровения какого-то. Это и понятно. Свидригайлов - двойник Раскольникова, оборотная сторона одной медали. “Мы одного поля ягоды,” - заявляет и Свидригайлов. К нему, к Свидригайлову, идёт Раскольников накануне той роковой ночи разгула и борьбы стихий - на небе, на земле, в душах героев Достоевского - ночи, проведённой Свидригайловым перед самоубийством в грязной гостинице на Большом проспекте, а Раскольниковым - над притягивавшими, звавшими его чёрными водами каналов.
Свидригайлов совершенно спокойно и хладнокровно принимает преступление Раскольникова. Он не видит здесь никакой трагедии. Даже Раскольникова, беспокойного, тоскующего, измученного своим преступлением, он, так сказать, подбадривает, успокаивает, на путь истинный направляет. И тогда-то обнаруживается самое глубокое различие этих двух “частных случаев” и в то же время истинный, сокровенный смысл раскольниковской идеи. Свидригайлову удивительны трагические метания и вопросы Раскольникова, совершенно лишняя и просто глупая в его положении “шиллеровщина” : “Понимаю, какие у вас вопросы в ходу: нравственности, что ли? вопросы гражданина и человека? А вы их побоку: зачем они вам теперь-то? Хе, хе! Затем, что всё ещё гражданин и человек? А коли так, так и соваться не надо было; нечего не за своё дело браться”. Так и Свидригайлов ещё раз, по-своему, грубо и резко выговаривает то, что, в сущности, давно уже стало ясно самому Раскольникову - “не преступил он, на этой стороне остался”, а всё потому, что “гражданин” и “человек”.
Свидригайлов же преступил, человека и гражданина в себе задушил, всё человеческое и гражданское побоку пустил. Отсюда - тот равнодушный цинизм, та обнажённая откровенность, а главное, та точность, с которыми формулирует Свидригайлов самую суть раскольниковской идеи. Свидригайлов признаёт эту идею и своей: “Тут... своего рода теория, то же самое дело, по которому я нахожу, например, что единичное злодейство позволительно, если главная цель хороша”. Просто и ясно. И нравственные вопросы, вопросы “человека и гражданина”, тут лишние. “Хорошая” цель оправдывает злодейство, ради достижения её совершённое.
Однако, если нет у нас “вопросов человека и гражданина”, то как же мы, с помощью каких критериев, определим, хороша ли цель наша? Остаётся один критерий - моя личность, освобождённая от “вопросов человека и гражданина”, никаких преград не признающая.
Но оказывается есть нечто, что не в состоянии перенести эта “личность без преград”, есть то, что пугает и унижает зло - это явная или тайная над собой насмешка.
У героев Достоевского волосы поднимаются дыбом от смеха жертв их, которые приходят к ним во сне и наяву.
“Бешенство одолело его: изо всех сил он начал бить старуху по голове, но с каждым ударом топора смех и шёпот из спальни раздавались всё сильнее и слышнее, а старушонка так вся и колыхалась от хохота. Он бросился бежать...” Раскольников бросился бежать - ничего иного не остаётся, ибо это - приговор. Поступки Свидригайлова и Раскольникова не только ужасны; где-то в своей онтологической глубине они ещё и смешны. “Переступившие черту” готовы выдержать многое, но это (и только это!) для них непереносимо.
“И сатана, привстав, с веселием на лице...” Злодеи по-сатанински хохочут над миром, но кто-то - “в другой комнате” - смеётся и над ними самими - невидимым миру смехом.
Свидригайлову снится “кошмар во всю ночь” : он подбирает промокшего голодного ребёнка, и ребёнок этот засыпает у него в комнате. Однако сновидец уже не может совершать добрые поступки - даже во сне! И сон демонстрирует ему эту невозможность с убийственной силой. Ресницы спящей блаженным сном девочки “как бы приподнимаются, и из-под них выглядывает лукавый, острый, какой-то недетски подмигивающий глазок... Но вот она уже совсем перестала сдерживаться; это уже смех, явный смех... “А, проклятая!” - вскричал в ужасе Свидригайлов...” Этот ужас - едва ли не мистического свойства: смех, исходящий из самых глубин несмешного - неестественный, безобразный, развратный смех пятилетнего ребёнка (словно нечистая сила глумится над нечистой силой!) - этот смех иррационален и грозит “страшной местью”.
Видение Свидригайлова “страшнее” сна Раскольникова, ибо его искупительная жертва не принимается. “А, проклятая!” - восклицает в ужасе Свидригайлов. Раскольников - не в меньшем ужасе - бежит прочь. Все они понимают, что открыты, - и смех, раздающийся им вослед, есть самое ужасное (и позорное) для них наказание.
Такова сила насмешки, сводящей потуги “великой” идеи к глупости и бессмыслице. И в свете этого смеха становится понятны и ярче видны те ценности, которые не высмеять, которые не боятся ни унижения, ни умаления, ни цинизма, ибо “вечны и радостны”. И одна из них любовь, побеждающая одиночество и разобщённость людей, равняющая всех “сирых и сильных”, “убогих и высоких”.
И эту одну преграду не смог преодолеть Раскольников. Порвать с людьми, окончательно, бесповоротно, хотел он, ненависть испытывал даже к сестре с матерью. “Оставьте меня, оставьте меня одного!” - с исступлённой жестокостью бросает он матери. Убийство положило между ним и людьми черту непроходимую: “Мрачное ощущение мучительного, бесконечного уединения и отчуждения вдруг сознательно сказалось в душе его”. Как бы два отчуждённых, со своими законами, мира живут рядом, непроницаемые друг для друга -мир Раскольникова и другой -внешний мир: “Все - кругом точно не здесь делается”.
Отчуждение от людей, разъединение - вот необходимое условие и неизбежный результат раскольниковского преступления - бунта “необыкновенной” личности. Грандиозное кошмарное видение (в эпилоге романа) разъединённого и оттого гибнущего мира - бессмысленного скопища отчуждённых человеческих единиц - символизирует тот результат, к которому может прийти человечество, вдохновлённое раскольниковскими идеями.
Но не выдерживает Раскольников одиночества, идёт к Мармеладовым, идёт к Соне. Тяжко ему, убийце, что сделал несчастными мать и сестру, и в то же время тяжка ему любовь их. “О, если бы я был один и никто не любил меня и сам бы я никого никогда не любил! Не было бы всего этого!” (То есть тогда преступил бы!) Но Раскольников любит и поступиться своей любовью не может. Отчуждения окончательного и бесповоротного, разрыва со всеми, которого он так хотел, Раскольников не в силах вынести, а потому не в силах вынести и самого преступления. Много перетащил на себе Раскольников, по словам Свидригайлова, но одиночества, уединения, угла, отчуждения решительного - не перетащил. Поднялся вроде бы Раскольников на высоту неслыханную, обыкновенным, зелёным людям недоступную - и вдруг почувствовал, что дышать там нечем - воздуха нет, - а ведь “воздуху, воздуху человеку надо!” (говорит Порфирий).
Перед признанием в убийстве вновь идёт Раскольников к Соне. “Надо было хоть обо что-нибудь зацепиться, помедлить, на человека посмотреть! И я смел так на себя надеяться, так мечтать о себе, нищий я, ничтожный я подлец, подлец!” И только в том, что “не вынес”, видит Раскольников своё преступление (кстати сказать, “болезнь преступника” - паралич мысли и воли, - описанная им в специальной статье, поразила и его). Но здесь же и его наказание: наказание в этом ужасе своей непригодности, неспособности перетащить идею, наказание в этом “убийстве” в себе принципа (“не старуху убил, а принцип убил”), наказание и в невозможности быть верным своему идеалу, в тяжких мучениях выношенному. Ещё в черновых записях не зря вспомнил Достоевский пушкинского героя: “Алеко убил. Сознание что он сам недостоин своего идеала, который мучает его душу. Вот - преступление и наказание”.
Раскол внутри Раскольникова, двойственность его поведения и мыслей Достоевский усматривает именно в этом - в бесконечном и вневременном конфликте в человеке идеи и души, ума и сердца, Бога и Дьявола, Христа и истины. Холодная казуистика рационализма, приводящая к оправданию Наполеонов и предусматривающая появление ницшеанского “сверхчеловека”, вступает в борьбу с состраданием и человеколюбием, живущем в сердце. У Раскольникова они есть, но нет у другого его двойника - расчётливого буржуазного дельца - Петра Петровича Лужина.
Он открыто проповедует эгоизм и индивидуализм, якобы на основах “науки” и “экономической правды” : “Наука же говорит: возлюби прежде всех одного себя, ибо всё на свете на яичном интересе основано”. Сам Раскольников тут же перекидывает мост от этих рассуждений Петра Петровича к убийству старухи-процентщицы (“... доведите до последствий, что вы давеча проповедали, и выйдет, что людей можно резать”). Лужин, конечно, возмущён таким “применением” своих теорий. Конечно, он не зарезал бы старуху процентщицу - это, пожалуй, не в его личных интересах. Да и вообще - ему вовсе не нужно переступать существующий формальный закон для удовлетворения личного интереса - он не грабит, не режет, не убивает. Он переступает нравственный закон, закон человечности, и преспокойно выносит то, чего Раскольников (“частный случай” !) вынести не мог. “Благодетельствуя” Дунечке, он подавляет и унижает её, даже не сознавая этого (и в “бессознательности” этой сила Лужина - ведь “Наполеоны” не мучаются, не раздумывают, можно или нельзя переступить, а просто переступают - через человека).
Интересно, что все исторические примеры, на которые ссылается Раскольников, высказывая свой “мрачный катехизис” - из области подавления, разрушения, а не созидания. Вот так подспудно Достоевским объясняется принцип его веры: “Не может быть созидания без любви к тем, ради кого творишь. Не может быть истина без творца прощающего и любящего. Без Христа...”.
И побеждает человек Раскольников, потрясённый страданиями и слезами людскими, глубоко сострадающий и в глубине души своей уверенный, что не вошь человек, с самого начала “предчувствовавший в себе и в убеждениях своих глубокую ложь”. Терпит крах его бесчеловечная идея.
Незадолго до признания у Раскольникова начинается почти распад сознания, он как бы теряет разум. Его охватывает то болезненная тревога, то панический страх, то полная апатия. Он уже не владеет своей мыслью, волей, чувствами. Он, теоретик и рационалист, пытается убежать от ясного и полного понимания своего положения. Вся раскольниковская “математика” оборачивается страшной ложью, а его теоретическое преступление, его рациональная, выверенная, выточенная как бритва казуистика - полной бессмыслицей. По теории - то, по “арифметике” задумал убить вошь бесполезную, а убил то и Лизавету - тихую, кроткую, ту же Соню!
И хотя Раскольников, конечно, не революционер и не социалист, и Достоевский хорошо знает это, есть, однако, нечто такое, что объединяло, по мысли Достоевского, бунтаря Раскольникова с теми, кто в России того времени хотел коренного, решительного социально-социалистического - преобразования, именно - рассудочный, рационалистический, теоретический характер их идей. Раскольников убил по теории, из расчёта, но расчёт его разбит, опровергнут жизнью. “Действительность и натура... есть важная вещь - говорит Порфирий Петрович, имея в виду преступление Раскольникова, - и ух как иногда самый прозорливый расчёт пересекают!” Но ведь подобными же ссылками на натуру, которая не поддаётся регламентации, социальному уравнению, “нивеляции”, хочет опровергнуть Разумихин социалистические утопии: “У них <социалистов> не человечество, развившись исторически, живым путём до конца, само собой обратится, наконец, в нормальное общество, а, напротив, социальная система, выйдя из какой-нибудь математической головы, тотчас же и устроит всё человечество и в один миг сделает его праведным и безгрешным, раньше всякого живого процесса, без всякого исторического и живого пути!” Пророческое предвидение Достоевского, вложенное в уста Разумихина, даёт объяснение всему, что случилось с Россией и русским народом в XX веке.
И не только с Россией. Разве не идеями и идеологией, “высокой социальной справедливостью” оправдывали свои действия большевики, Сталин, Гитлер, Пол Пота и другие “сверхчеловеки” XX века.
Любое отвлечённое умствование, пусть даже и самое высокое и чистое, стремящееся дать покой, благоденствие, свободу и мир всему человечеству, сталкиваясь с реальностью жизни, живого исторического процесса, приводит к крови, страданиям и смерти тех, ради кого всё это затевается. “Природа не терпит насилия” - сказал Ф. Бэкон. Природа всякая, живая и мёртвая, в том числе и природа человеческая и впрямь не терпит насилия, и даже если кажется, что она подавлена, сломлена, побеждена, то рано или поздно она отомстит своим насильникам.
История XX века учит, что любые отвлечённые от живого человека, от его души и сердца, теории терпят крах и тем она сильнее, чем дольше и насильственнее насаждаются эти теории.
В 1944 году русский философ Н. О. Лосский в своём труде “Достоевский и его христианское миропонимание” писал: “В наше время широко распространено социологическое истолкования и творчества великих писателей, и изображаемых ими лиц и жизненных положений. Особенно в марксистской литературе этот социологизм доведён до крайних пределов. Возьмём, например, книги Г. А. Покровского “Мученик богоискательства (Ф. Достоевский и религия) ”, 1929. В книге этой мы читаем, что своеволие Раскольникова или Кириллова (“Бесы”) есть выражение мелкобуржуазной личности, борющейся за своё индивидуальное существование против непонятных общественных сил. Отсюда неизбежны неудачи в этой борьбе, невозможность найти выход из затруднения, жизнь иллюзиями, потребность в Боге. Вот если бы Раскольников был выразителем не мелкобуржуазности, а “мощных общественных сил” (т.е. рабочего движения), он мог бы с успехом преступить старый закон. Так рассуждал Г. А. Покровский; и действительно, ответим мы ему, Раскольниковы-большевики преступили старый закон “не убий” ; они осуществили массовый террор с успехом в том смысле, что не поплатились за эти убийства тюрьмою и каторгою, но ад, который они создали, привёл их самих к внутреннему разложению, к изношенности и, наконец, теперь к взаимной ненависти и взаимоистреблению. Именно эти следствия преступления “старых”, т.е. вечных, нравственных законов, неизбежно наступающие при всяком социальном порядке, имеет в виду Достоевский в своих произведениях.
В эпилоге романа Раскольников, дитя огромного мрачного города, попав в Сибирь, оказывается в новом, необычном для него мире - он вырван из фантастической больной жизни Петербурга, из той искусственной почвы, которая взрастила его страшную идею. Это иной, доселе чуждый Раскольникову мир, мир народной жизни, вечно обновляющейся природы.
Весной, когда так остро и как бы заново пробуждается в человеке жизнь, когда так непосредственно, по-детски неудержимо, возвращается каждый раз вечная радость бытия, - в ясный и тёплый весенний день, в краю, где “как бы самое время остановилось, точно не прошли ещё века Авраама и стад его,” - приходит к Раскольникову возрождение, вновь и уже окончательно охватывает его “необъятное ощущение полной и могучей жизни”. Теперь должен начаться его новый путь - новая жизнь. Раскольников расстаётся со своей идеей бунта и своеволия, он выходит на тот каменистый и трудный путь, которым не колеблясь - с мукой и радостью - идёт тихая Соня.
Но неужели Раскольников - мыслящий, действующий, борющийся Раскольников - откажется от сознания и суда? Достоевский знает, что новую жизнь Раскольникову “надо ещё дорого купить, заплатить за неё великим, будущим подвигом”. И, конечно, свой великий, будущий подвиг Раскольников мог совершить только как Раскольников, со всей мощью и остротой своего сознания, но и с новой высшей справедливостью своего суда, на путях “ненасытимого сострадания”. Это будет подвиг человеколюбия, а не ненависти к людям, подвиг единения, а не обособления.
Но это уже другая история, история возрождения и творчества, это долгий, мучительный путь “от себя к себе”, путь, который обязан пройти каждый человек для того, чтобы иметь право называться человеком.
“Всё в тяби,” - утверждали старообрядцы-раскольники, и герой Достоевского становится на сложный путь познания самого себя, ибо “познай самого себя, и ты познаешь мир”. Но это уже не бунт.
Выводы и заключение реферата 1. Роман “Преступление и наказание” является одним из исследований русской литературы вопроса героя-индивидуалиста, человека “идеи” и “идеологии”.
2. Одно из главных достоинств романа является тонкий и удивительно точный психологический анализ “пограничных” состояний человеческого разума и души, состояний борьбы Добра и Зла, разума и сердца, Бога и Дьявола в героях романа.
3. В “Преступлении и наказании” Ф. М. Достоевский определил свою авторскую позицию христианского человеколюбия и сострадания, которая получила дальнейшее развитие в его произведениях, таких как “Братья Карамазовы”, “Бесы” и др.
Заключение: Разрушив “стройную теорию” и “простую арифметику” идеи Родиона Раскольникова в романе “преступление и наказание”, Фёдор Михайлович Достоевский предостерёг человечество от опасности “простых решений” с помощью революционных бунтов, провозглашая один закон человеческих отношений - закон нравственный.
Список литературы
1. И. В. Волгин “Родиться в России. Достоевский и современники. Жизнь в документах”. Журнал “Октябрь” №3-5,1990 г. книга 1.
2. Из подготовительных материалов к “Преступлению и наказанию” // Собр. соч. в десяти томах. Ф. М. Достоевский. М, Гослитиздат, 1956, т. VIII.
3. Ф. М. Достоевский “Дневник писателя”. “Литературное наследие”. М. АН СССР 1965 г.
4. Н. О. Лосский “Бог и мировое зло”. М. “Республика” 1994 г.
5. Н. О. Лосский “Достоевский и его христианское мировоззрение”. М. “Республика” 1994 г.
6. Н. О. Лосский “Условие абсолютного добра”. М. “Республика” 1994 г.
7. К. Тюнькин “Бунт Родиона Раскольникова”. Вступ. статья к “Преступлению и наказанию” Ф. М. Достоевского. Л. “Художественная литература”, 1974 г.
8. Г. М. Фридлендер “Реализм Достоевского”. М. “Литература” 1964 г.
А. П. Суслова. Годы близости с Достоевским: Москва, 1928 г.
Н. Щедрин (М. Е. Салтыков) Полн. собр. соч. Т. 6. Москва, 1941 г.
Ф. М. Достоевский. Полн. собр. соч. т. XI. Москва-Ленинград, 1929 г. Стр. 423.
Записные тетради Ф. М. Достоевского, Москва-Ленинград, 1935 г.
Т. Манн. Собр. соч. в десяти томах. Т. 10. Москва, 1961 г.
Н. С. Кашкин. Дело Петрашевцев. Москва-Ленинград, 1965 г.
«Все сердце мое с кровью положится в этот роман»,- писал Ф.М.Достоевский о романе«Преступление и наказание». В этом произведении остро ставятся вопросы о сущности добра и зла, о природе человека, о путях, ведущих ко всеобщему счастью. Герои романа живут напряженной духовной жизнью, они не столько действуют, сколько мыслят, мучительно, упорно ищут истину. Писатель глубоко исследует не только внутренний мир отдельного человека, но и психологию, типичную для разных слоев общества.
Изображая жизнь современной ему России, обнажая психологию отдельного человека, Достоевский ставит сложные социальные, философские, нравственные вопросы, актуальные для его эпохи и имеющие общечеловеческое значение. Читая роман, мы вместе с писателем проходим трудный путь исканий и раздумий. Он излагал замысел романа так: «Действие современное, в нынешнем году. Молодой человек, живущий в крайней бедности, совершает убийство, чтобы сделать счастливыми мать и сестру, чтобы окончить учение, а потом всю жизнь быть честным, неуклонным в исполнении "гуманного долга к человечеству" и загладить преступление».
Но после убийства «неразрешимые» вопросы встают перед Родионом Раскольниковым, неожиданные чувства мучают его сердце. Встреча с Мармеладовым, знакомство с его семьей производят сильнейшее впечатление на Раскольникова. И подобные потрясения ждут его едва ли не на каждом шагу. Он получает письмо из дома. Становится очевидным, что судьба его матери, его сестры Дуни не более светла, чем участь Мармеладовых. И, подобно Марме- ладову, Раскольников понимает, что виноват «неискупимо».
Ведь это ему, «надежде и упованию семьи», любимому сыну, мать шлет последние копейки. Это ради него, любимого брата, Дуня идет на жертву (не лучше «Сонечкина жребия»: решается стать женой омерзительного Лужина).
Перед Раскольниковым встают вопросы, которые давно уже «начали его терзать и истерзали его сердце»: «А что же ты сделаешь, чтобы этому не бывать?» Именно ощущение безвыходности доводит главного героя до отчаяния, до бешенства, почти до безумия.
Вот он пытается спасти кем-то опозоренную девочку- подростка, отдает последний двугривенный, чтобы не досталась она еще одному мерзавцу, «жирному франту», который охотится за ней. И вдруг Раскольников осознает, что это безнадежно. Его пронзает мысль о множестве подобных историй, о детях, лишенных детства, о будущем человечестве, которое калечат и развращают сегодня. Но что он может сделать? Страдальцы и сострадающие им представляются Раскольникову бессильными, а мерзавцы, хищники обычно добиваются своего. Весь бесчеловечный порядок жизни им благоприятствует.
Мечется в поисках выхода изнемогающее сознание Раскольникова. Этот человеческий мир так устроен, что кажется иногда бредом безумца. Не случайно последнее потрясение, испытанное главным героем перед преступлением, - это сон. Родион видит себя маленьким ребенком и детскими глазами смотрит, как пьяный краснорожий парень под хохот толпы забивает «маленькую, тощую крестьянскую клячонку». Сон дышит явью, он правдоподобен во всех деталях.
Теория, которая привела Раскольникова к преступлению, возникает в романе как неразрывное единство сердечной муки и возбужденной, ищущей мысли. И жизнь, и характер, и мировоззрение героя - все отразилось в его теории. Весь ход повествования убеждает нас, что Раскольников - человек, воспринимающий чужую боль острее, чем собственную. Рискуя жизнью, он спасает из огня детей, делится последним с Мармеладовыми. Но он горд, необщителен, одинок, быть может, потому, что убежден в своей исключительности. Гордость его уязвляется на каждом шагу: он вынужден прятаться от хозяйки, которой задолжал, объясняться по этому поводу в полиции.
Раскольников не ограничивается идеей, он ищет неопровержимое доказательство справедливости убийства «по совести». Герой спрашивает себя: «Тварь я дрожащая или право имею?» Он мучительно размышляет над этим вопросом и хочет доказать себе и окружающим, что он не «дрожащая тварь», а прирожденный «властелин судьбы». Так созревает бунт Раскольникова. Герой романа думает, что людей, которые не способны изменить свою жизнь, спасет некий «властелин». Он решает, что можно проложить путь ко всеобщему счастью, так как убежден, что воля и разум «сильной личности» могут осчастливить «толпу».
Одно только останавливает его в стремлении проверить теорию: сомнение в том, рожден ли он властелином над «всею дрожащей тварью». Недаром в своем сне Родион видит себя ребенком, пробивающимся через толпу к савраске, целует ее мертвую, окровавленную морду, потом «в исступлении бросается на убийцу», а проснувшись, вдруг представляет себя в роли убийцы. Все доброе, чистое, человеческое восстает в Раскольникове против убийства. Но он смиряет себя своей теорией, и он идет, как на казнь, но идет.
Достоевский отводит главное место в романе рассказу о наказании преступника. Оно не сводится к судебному приговору, а заключено в нравственной пытке, более тягостной для героя, чем тюрьма и каторга. «Я не старушонку убил, я себя убил», - признается он Соне. Раскольникова преследует ощущение бессмысленности преступления, совершенного им. Это угнетает главного героя, он отстранен от людей, он остается в пустоте. Особенно мучительна встреча с теми, кто прежде был бесконечно близок и дорог. Это мать и сестра.
Муки Раскольникова изображены писателем с такой силой, что мы вместе с ним ощущаем и отчуждение от людей, и страх, и отчаяние. Достоевский убеждает нас, что если на путь насилия становится человек честный и добрый, то он неизбежно приносит только зло себе и другим. Стоит только разрешить себе «кровь по совести», кровь польется потоком. Имел ли основание Свидригайлов, которого остро ненавидит Раскольников, сказать ему: «Мы одного поля ягоды»? Что общего между этим преступником и страдальцем за человечество? Видимо, то, что оба они сочли возможным «перешагнуть через кровь». Свидригайлов - фигура отталкивающая, но одновременно и трагическая. Он прошел «жизненную школу» в петербургских притонах, неожиданно пришедшее богатство развратило его. Но нельзя видеть в нем только злодея. Писатель окутал жизнь Свидригайлова тайной. Трудно сказать, какие злодеяния он совершил, а что порождено больным воображением и клеветой.
В душе этого человека под спудом порока еще теплится искра добра. Душу Аркадия Ивановича пробудила любовь к Дуне. Он неожиданно для себя пожалел ее, в нем словно что-то перевернулось. Заговорила совесть. Жертвы прежних преступлений возникли в его лихорадочно возбужденном воображении. Свидригайлов уходит из жизни, спасая от нищеты и гибели Соню, сирот Мармеладовых и свою невесту.
Говоря о бунте и смирении, не могу не вспомнить о Катерине Ивановне. Образованная женщина вынуждена жить в убогой обстановке с пьяницей-мужем, за которого она вышла, «плача, руки ломая», потому что ей «некуда было идти». Она постоянно вспоминает о прошлом, о золотой медали, с которой закончила учебное заведение, о «танце с шалью». Не случайно то, что Мармеладова ощущает контраст между своими представлениями о лучшей жизни и реальным существованием. Конечно, она не может смириться, отсюда и ее рассказы, адресованные квартирной хозяйке, о ее благородном происхождении, и «таскание за волосы» пьяного мужа.
К сожалению, Катерина Ивановна бессильна изменить в лучшую сторону свою жизнь и жизнь детей. Внутренний разлад приводит Катерину Ивановну к безумию. Последние слова Мармеладовой, произнесенные перед смертью, показывают, что свою жизнь она сравнивает с заезженной клячей, которая «отмучилась». Жизнь - мучение. Таков удел стремящейся бунтовать, но вынужденной смириться бедной женщины.
К чему же пришел Раскольников в эпилоге? В конце романа «убийца и блудница» пробуждаются для новой жизни. «Их воскресила любовь, сердце одного заключало бесконечные источники жизни для сердца другого».
Трагические события совершались на фоне мрачного городского пейзажа. В иной обстановке происходит сцена свидания Раскольникова с Соней, когда его душа окончательно раскрылась для впечатлений новой жизни. Видно, что перед главным героем раскрываются горизонты нового и неизведанного. «Там была свобода и жили другие люди».
«Преступление и наказание» - сложное произведение. При первом же появлении роман вызвал разноречивые отклики. И до сих пор не прекращаются споры о сущности авторского замысла, об идейной направленности романа, о центральном герое, его бунте и смирении.
«Преступление и наказание» – одно из самых сложных и совершенных произведений Достоевского, вокруг которого и по сей день ведутся споры. И это понятно. «Преступление и наказание» – роман во всех отношениях необычный. Это проблемный, «идеологический» роман, подобного которому раньше не было ни в русской, ни в мировой литературе. Достоевский пытался решить в нем множество проблем: от социальных и нравственных до философских. «Перерыть все вопросы в этом романе» – вот какую задачу поставил перед собою писатель.
С Родионом Раскольниковым, главным героем романа, мы знакомимся с первых строк произведения. Это студент, принужденный из за отсутствия средств оставить учение. Его мать, вдова провинциального чиновника, живет после смерти мужа на скромный пенсион, большую часть которого она посылает сыну. Сестра Раскольникова, Дуня, была вынуждена, чтобы помочь матери и брату, поступить гувернанткой в семейство богатого помещика Свидригайлова, где она подвергается обидам и унижению.
Раскольников – одаренный от природы, умный и честный юноша. Живя в тесной каморке, похожей на гроб, постоянно наблюдая жизнь бедноты и мещанского населения Петербурга, он мучительно сознает, что не только он сам, но и тысячи других людей неизбежно обречены при существующем порядке на раннюю смерть, нищету, бесправие. На каждом шагу Раскольникову встречаются бесправные, гонимые люди, которым некуда деться, некуда пойти. «Ведь надобно же, чтобы всякому человеку хоть куда нибудь можно было пойти, – с болью говорит ему задавленный судьбой Мармеладов, – … ведь надобно же, чтоб у всякого человека было хоть одно такое место, где бы и его пожалели!.. Понимаете ли, понимаете ли вы… что значит, когда некуда больше идти!» Да и самому Раскольникову, в сущности, тоже идти некуда. Все это заставляет его задуматься о том, что же происходит вокруг, как устроен этот бесчеловечный мир, где господствуют несправедливость, жестокость, корыстолюбие, где самая сильная власть – власть денег, где бедному человеку некуда преклонить голову; мир, где «человек без мильона есть… тот, с которым делают все что угодно».
Но Раскольников думает еще и о том, где и как найти выход из создавшегося положения, почему никто не протестует и все молчат, покорно неся бремя нищеты и унижения. Но герой болезненно горд, необщителен, полон сознания своей исключительности; он не привык к обществу других людей, избегает и чурается их. Поэтому он один, уйдя ото всех, «как черепаха в свою скорлупу», старается самостоятельно решить все эти вопросы и постепенно приходит к выводу, что существующие законы вечны и неизменны, что природу человеческую ничем и никогда ни исправить, ни преобразовать невозможно. В своей исповеди Соне Мармеладовой Раскольников говорит: «Потом я узнал, Соня, что если ждать, пока все станут умными, то слишком уж долго будет… Потом я еще узнал, что никогда этого не будет, что не переменятся люди и не переделать их никому, и труда не стоит тратить! Да, это так! Это их закон… И я теперь знаю, Соня, что кто крепок и силен духом и умом, тот над ними и властелин! Кто много посмеет, тот у них и прав! Кто на большее может плюнуть, тот у них и законодатель, а кто больше всех может посметь, тот и всех правее! Так доселе велось – и так всегда будет!»
Отсюда и родилась в сознании Раскольникова его индивидуалистическая, страшная теория с делением людей на «обыкновенных», удел которых – терпеть и покоряться, и «необыкновенных», которым ради высших соображений все позволено. По теории Раскольникова, в истории человечества время от времени появлялись немногие «необыкновенные личности» – Ликурги, Магометы, Наполеоны, которые, предназначенные самой природой для роли «властелинов судьбы», смело восставали против существующего порядка и при этом дерзко нарушали общепринятые нормы морали, не останавливаясь перед насилием и преступлением, чтобы навязать человечеству свою волю. Вот эти то люди и являются настоящими двигателями истории, в то время как «обыкновенные» люди «жили в послушании», не имея силы восстать против существующего порядка вещей.
Из этой анархической по своему общественному содержанию системы идей, которую Раскольников не только обдумал, но и изложил в журнальной статье за полгода до преступления, вытекает та дилемма, которую он фомулирует словами: «Вошь ли я, как все, или человек?», «Тварь ли я дрожащая, или право имею?».
Ужасы, несчастья, царящие в буржуазном обществе и окружающие Раскольникова, вызывают у него гнев и горе, но в то же время побуждают его «взять во власть это общество», противопоставив себя массам, народу, «обыкновенным» рядовым людям. Но для этого, по его мнению, возможен лишь один путь – доказать себе и окружающим, что он настоящий «властелин судьбы», то есть надо «переступить» те элементарные нравственные законы, признаваемые нерушимыми «обыкновенными» людьми. Этот вывод и приводит Раскольникова к преступлению, которое он рассматривает как испытание, необходимое для того, чтобы определить, принадлежит ли он к породе необыкновенных людей или ему остается терпеть и повиноваться, как остальным.
Своим преступлением Раскольников бросает вызов миру общественного неравенства и подавления человеческой личности. И вместе с тем, хотя он этого не сознает, его идея увековечивает существование бесчеловечного порядка вещей. Неравенство между сильными и слабыми, между хищниками и угнетенными, составляющее основу классового общества и государства, остается для Раскольникова в его размышлениях вечной моделью всякого человеческого общежития. Раскольников рассуждает отвлеченно, по принципу: «так было – так будет», а потому его протест превращается в свою противоположность. Противоречие между немногими, имеющими право любыми средствами – вплоть до насилия и преступления, – диктовать другим людям свою волю, и большинством людей, лишенных элементарных человеческих прав, возводится героем в нерушимый закон жизни, установленный от века и не подлежащий отмене. Трудно даже поверить, как в человеке может уживаться такое противоречие между глубоким и искренним протестом против социального угнетения и неравенства и утверждением им самим права одной – сильной – личности строить свою жизнь на крови и костях других.
Однако в ходе развития действия романа Достоевский заставляет героя на личном опыте убедиться в несостоятельности его теории, в том, что его бунт против существующей бесчеловечности сам носит бесчеловечный характер, ведет не к подъему и расцвету, а к подавлению и нравственному умерщвлению личности.
Страшную сущность теории Раскольникова еще больше оттеняют образы Лужина и Свидригайлова. Это своеобразные «двойники» Раскольникова. Казалось бы, что общего может быть между ним и беспринципным дельцом и приобретателем Лужиным, с одной стороны, и шулером и убийцей Свидригайловым? Между тем сам Раскольников, встретившись с Лужиным, убеждается, что у них есть много общего. Ради наживы, ради упрочения своего положения Лужин готов на любую подлость. В основе его поведения лежит принцип: «возлюби самого себя, ибо все на свете на личном интересе основано». Слушая Лужина, Раскольников не мог не почувствовать, что подобные суждения есть не что иное, как умеренный вариант его собственной теории. «А доведите до последствий, – с отвращением говорит он Лужину, – и выйдет, что людей можно резать…»
Еще больше точек соприкосновения есть у Раскольникова со Свидригайловым, который не без основания говорит, что между ними имеется «точка общая» и что они «одного поля ягоды». Свидригайлов – человек циничный, развратный и одновременно в глубине души сознающий свою нравственную опустошенность. Он ни во что не верит и давно утратил различие между добром и злом. И если принципы Лужина в конце концов могут привести к теории Раскольникова, то та же теория в своем развитии неминуемо должна выродиться в свидригайловщину, привести к полному моральному падению и разложению личности.
Идея Раскольникова о «праве на кровь», о праве утвердить свое «я» путем преступления могла возникнуть только в условиях буржуазного общества как реакция на его несправедливое устройство, как бунт против него.
Страница: [ 1 ]
