Набоков, Владимир Владимирович – краткая биография. Краткая Биография В. Набоков Основные темы в творчестве набокова

Набоков оставил после себя, без преувеличения, огромное литературное наследие. Его главными, написанными по-русски книгами являются: «Машенька» (1926), «Король, дама, валет» (1928), «Возвращение Чорба», «Защита Лужина» (1930), «Подвиг» (1932), «Круг» (1936), «Дар» (1937-1938), «Приглашение на казнь», «Соглядатай» (1938) и другие. В те же годы опубликовал немало стихов, стихотворные драмы: «Дедушка», «Смерть», «Скитальцы», «Плюс», пьесы в прозе, немало переводов, в том числе для детей: «Аня в стране чудес» Л. Кэтола. В США писал по-английски: «Действительная жизнь Себастьяна Найта», «Под знаком незаконнорожденных», «Лолита», «Призрачные вещи», «Ада», «Взгляни на арлекинов!». Переводил на английский русскую поэзию XIX века. Перевел и построчно откомментировал «Евгения Онегина», издал прочитанные в Уэльслейском колледже и Корнуэльском университете лекции по русской литературе.

В. В. Набоков оставил значительное драматическое наследие: его перу принадлежат девять пьес и сценарий для фильма по роману «Лолита».

Первая из пьес, «Событие», была написана в Ментоне в 1938 году и появилась в том же году в четвертом номере журнала «Русские записки». Следующая пьеса «Изобретение Вальса» написана в сентябре 1938 года в Кап д Антиб и напечатана в одиннадцатом номере «Русских записок».

Пансион набоковской прозы плотно населен малосимпатичными персонажами. Угрюмые, докучливые. То фальшивые, то трусливые, то откровенно подлые. Они и выглядят соответственно. В авторском голосе слышится злость и разочарование: ущербна, пакостно-тягуча, мелочна человеческая натура. То этот внимательный соглядатай заметит на чьем-то лице мясистую бородавку у носа, «словно лишний раз завернулась ноздря» («Круг»), то почует «теплый, вялый запашок не совсем здорового, пожилого мужчины» («Машенька»), и читателю едва не делается дурно, но это еще цветочки; то расскажет, точно уголовный хроникер, как мать, потеряв терпение, утопила двухлетнюю дочку в ванной и потом сама выкупалась – не пропадать же горячей воде («Василий Шишков»). Из каждого человека можно добыть «слабый раствор зла». Безрадостное впечатление. Кретинизм, мерзость…

Набокова обвиняли в бездумности и бездуховности, в аморализме, в подмене добродетельного пафоса приемом. Но так ли это? Взглянем на некоторые его произведения поближе.

Читая роман «Подлинная жизнь Себастьяна Найта», невольно погружаешься в лабиринт зеркал, причудливый мир отражений, который тем более интересен, что за каждым отражением мы находим ускользающие черты самого Набокова.

Исследуя подлинную жизнь Найта, мы вместе с героем романа (да что там, вместе с самим Набоковым) постоянно встречаем подробности жизни и черты характера, столь хорошо знакомые истинным любителям Набокова. Порою кажется, что автор намеренно изобразил себя, умершего в Старом Свете, в образе Себастьяна Найта, и себя, родившегося в Америке, в образе рассказчика. Но для любителя шахматных задач это было бы слишком просто. Автор намеренно играет с Читателем, предоставляя ему возможность увидеть почти готовый портрет Владимира Набокова. Но тут же он затуманивается; еще немного, и вот уже виден только бледный контур; а затем, и вовсе – только улыбка. Впрочем, и она растворяется, но лишь для того, чтобы мы вновь встретились с живым писателем на другой странице. При этом сам автор – это и есть его книги; книги, которые рождаются с обложки и умирают с последней страницей. Во всяком случае, все книги Набокова закрываешь с чувством утраты чего-то неуловимо прекрасного.

Вообще, тема отражений в произведениях Набокова играет очень важную роль. Без осознания значимости этой роли невозможно добиться понимания всего творчества писателя. Со страниц книг на нас смотрит не сам автор, а отражение отражения Набокова, одетого в маскарадный костюм и играющего роль, придуманную им самим.

Или первый роман Набокова-Сирина «Машенька», - наиболее «русский» из романов Набокова. В романе вся атмосфера, воздух некой странности, призрачности бытия окутывает читателя. Здесь воплощена подлинные судьбы, превращенные талантом Набокова в вымышленные. Позже, в 1954г., в «Других берегах» он изложит истинные происшествия, породившие роман, и назовет истинное место действия – берега все той же реки Одереж под Петроградом. Здесь появится как бы «подкладка» этой, говоря словами автора, «полубиографической повести», - сад его дяди В. И. Рукавшиникова; татарский разрез глаз героини, которой он вновь дает псевдоним – Тамара; и пара подруг, которых заботливая судьба вскоре приберет прочь с пути; велосипедные прогулки с фонарем, заряженным магическими кусками карбида. Та же неблагосклонная для любви петроградская зима, кончившаяся тусклым расставанием, в отличие от Машеньки шагнет не в сумерки, «пушисто пахнущие черемухой», а в «жасмином насыщенную тьму».

Но уже в «Машеньке» впервые заявит о себе основная сквозная тема В. В. Набокова: тема двух домов. Дом, где временно проживает Ганин, главный герой повествования, прозрачен не только для грохочущих поездов, но и для читателя – как сущий символ не одного лишь проходного двора изгнания, но и прошлого как такового. В конце герой его покидает и «не вернется больше никогда». Причем Ганин наконец понимает, что любезный его сердцу образ Машеньки тоже остался навеки «там, в доме теней, который уже сам стал воспоминанием». А следом всплывает дом другой, только еще строящийся.

Пожалуй, самая характерная черта, свойственная всем проходным героям Набокова, – их максимальный эгоизм, нежелание считаться с «другими». Ганин жалеет не Машеньку и их любовь, он жалеет себя, только себя, которого не вернешь, как не вернешь молодости и России. И реальная Машенька, как не без оснований страшится он, жена тусклого и апатичного соседа по пансионату Алферова, своим «вульгарным» появлением убьет хрупкое прошлое…

Писательница Галина Кузнецова передает характерный разговор в русской провинциальной библиотеке на юре Франции: «Я спросила о Сирине. – Берут, но немного. Труден. И потом, правда, что вот хотя бы «Машенька». Ехала, ехала и не доехала. Читатель таких концов не любит».

Набоков – писатель интеллектуал, превыше всего ставящий игру воображения, ума, фантазии. Вопросы, которые волнуют сегодня человечество – судьба интеллекта, одиночество и свобода, личность и тоталитарный строй, любовь и безнадежность – он преломляет в своем, ярком метафорическом слове. Стилистическая изощренность и виртуозность Набокова резко выделяет его в нашей традиционной литературе. Его монументальное наследие только начинает публиковаться на родине. Общая оценка его творчества впереди; его место в русской и мировой литературе будет определено впоследствии.

При подготовке этой работы были использованы материалы с сайта http://www.studentu.ru

1922 - Набоков оканчивает Тринити-колледж в Кембридже, где изучает романские и славянские языки и литературу. В этом же году семья Набоковых переезжает в Берлин, где отец становится редактором русской газеты “Руль” (The Rudder). Именно в “Руле” появятся первые переводы французских и английских поэтов, первая проза Набокова.

1922-37 - Набоков живет в Германии. Первые несколько лет бедствует, зарабатывая на жизнь тем, что составляет для газет шахматные композиции и дает уроки тенниса и плавания, изредка снимается в немецком кино.

1925 - женится на В. Слоним, ставшей его верной помощницей и другом.

1926 - после выхода в Берлине романа "Машенька" (под псевдонимом В.Сирин), Набоков приобретает литературную известность. Затем появляются следующие произведения: "Человек из СССР" (1927), "Защита Лужина" (1929-1930, повесть), "Возвращение Чорба" (1930; сборник рассказов и стихов), "Камера обскура" (1932-1933, роман), "Отчаяние" (1934, роман), "Приглашение на казнь" (1935-1936), "Дар" (1937, отдельное изд. - 1952), "Соглядатай" (1938).

1937 - Набоков уезжает из фашистской Германии, опасаясь за жизнь жены и сына.

1937-40 - живет во Франции.

1940-1960 - в США. Первое время, после переезда в США, в поисках работы Набоков объезжает почти всю страну. Спустя несколько лет начинает преподавать в американских университетах. С 1945 - гражданин США. С 1940 произведения начинает писать на английском языке, которым свободно владел с детства. Первый англоязычный роман - "Истинная жизнь Себастьяна Найта". Далее Набоков пишет произведения "Под знаком незаконнорожденных", "Conclusive evidence" (1951; рус. пер. "Другие берега", 1954; воспоминания), "Лолита" (1955; была написана им и на русском, и на английском языках), "Пнин" (1957), "Ада" (1969). Кроме того, он переводит на английский язык: "Слово о полку Игореве", роман "Евгений Онегин" А.С. Пушкина (1964; сам Набоков считал свой перевод неудачным), роман М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени", лирические стихотворения Пушкина, Лермонтова, Тютчева.

1955 - роман “ Lolita ” (Лолита), который отказались опубликовать четыре американских издательства, выходит в Париже в “ Olympia Press”. В 1962 году по роману снимается фильм.

1960-1977 - Набоков живет в Швейцарии. В эти годы в Америке публикуются произведения Набокова (книги “Poems and Problems” (Стихи и проблемы) (39 стихов на русском и английском, 14 стихов на английском, 18 шахматных проблем), 1971; “A Russian Beauty and Other Stories” (13 историй, некоторые из которых переведены с русского, а некоторые написаны на английском) (Нью-Йорк). Публикуется “Strong Opinions” (интервью, критика, эссе, письма), 1973; “Tyrants Destroyed and Other Stories” (14 историй, некоторые из которых переведены с русского, а некоторые написаны на английском), 1975; “Details of a Sunset and Other Stories” (13 историй, переведенных с русского), 1976 и др.

1986 - появляется первая публикация Набокова в СССР (роман "Защита Лужина" в журналах "64" и "Москва").

Основные произведения:

Романы: «Машенька» (1926), «Защита Лужина» (1929- 1930), «Камера обскура» (1932—33), «Отчаяние» (1934), «Дар» (1937), «Лолита» (1955), «Пнин» (1957), «Ада» (1969),
«Посмотри на арлекинов!» (1974),

Повесть «Приглашение на казнь» (1935 — 36), Сборник рассказов: «Возвращение Чорба» (1930), Книга воспоминаний «Другие берега» (1951), Сборник «Весна в Фиальте и другие рассказы» (1956), Стихи, Исследование «Николай Гоголь» (1944), Комментированный прозаический перевод «Евгения Онегина» (т. 1—3, 1964), Перевод на английский «Слова о полку Игореве», «Лекции по русской литературе» (1981), «Беседы. Воспоминания» (1966)

Среди писателей русской эмиграции Владимир На­боков был, пожалуй, так же знаменит, как и Иван Бу­нин, который стал первым российским Нобелевским лауреатом. Именно Бунин - прославленный мэтр, который, как правило, скептически высказывался по поводу всех молодых литераторов, заметил о Набокове: «Этот-то уже принадлежит к истории русской литературы. Чу­довище, но какой писатель!» Биография Владимира Набокова очень разнообразна и непроста.

Критики тоже безошибочно угадали в Набо­кове поразительный талант, поддержали и безо­говорочно признали его. Владимир Владимиро­вич Набоков относился к младшему поколению первой волны русской эмиграции, среди кото­
рой преобладали поэты, а не прозаики, - Газданов, Поплавский, Фельзен. И сам Набоков начи­нал со стихов, возможно, отсюда появился и его псевдоним - Сирин, связанный с фантастичес­кой певчей птицей из русских сказок. Публи­куя свои первые произведения под псевдонимом, Набоков хотел в то же время отделить себя от отца, известного политического деятеля, кото­рый в 1917 году был членом Временного прави­тельства от кадетов, а в 1922 году погиб в Пари­же от рук монархистов, собиравшихся убить П.Милюкова.

В тридцатые годы в Европе складывается сложная политическая и общественная атмосфе­ра, в Германии, где в это время живет писатель, появляется фашизм. В этих условиях русская современная литература мало кого интересует. Тем не менее литературная жизнь не прекраща­ется, несмотря на то, что писателей трудно и мало печатают. Быт их неустроен, а положение в обществе зыбко и неопределенно.

Конечно, все это находилось в резком кон­трасте с привычным для Набокова еще с детства налаженным бытом, множеством слуг, учебой в самом дорогом и престижном Тенишевском училище и летними каникулами в родовом име­нии. Правда, и в эмиграции Набокову удалось все-таки закончить знаменитый Кембриджский университет.
Творчество Владимира Набокова как бы рас­падается на два периода - европейский и аме­риканский.

В 1926 году появляется первый роман Набо­кова «Машенька», который критика встречает благосклонно, но без всяких восторгов. После него следуют «Король, дама, валет» (1928) и «Защита Лужина» (1930), который многие сочли «наду­манным». Так, критик Адамович отметил, что в нем видна «новизна повествовательного мастер­ства, но не познавания жизни».

Именно после этого романа заговорили о бли­зости Набокова к заграничным, а не русским образцам. Такую оценку роману дал, в частно­сти, поэт, литератор и мемуарист Г.Иванов. Дан­ное восприятие творчества писателя во многом закрывало ему путь к читателям, так как издате­лей пугала излишняя «западность» Набокова.

Тридцатые годы становятся в творческом отношении весьма важным временем для Набо­кова. В это время он опубликовал шесть рома­нов, несколько рассказов и две пьесы, из кото­рых одна была поставлена в Париже. Среди них наиболее значительны «Камера обскура» (1932, 1934), «Приглашение на казнь» (1935, 1938), «Дар» (1937-1938, 1952).

Что же привлекало во всех этих произведе­ниях Набокова? Несомненное мастерство, вирту­озное обращение со словом и органический дар композиции. Содержание многих произведений Набокова трудно пересказать, это скорее настро­ение, размышление, какая-то идея. В другом случае их суть ясна уже с первой страницы, но они завораживают читателя магией слова, и он уже не может оторваться от дальнейшего пове­ствования. Не случайно автор исторических ро­манов М.Алданов писал «о беспрерывном пото­ке самых неожиданных формальных, стилисти­ческих, психологических, художественных нахо­док», которые он обнаруживает в произведени­ях Владимира Набокова.

Несмотря на то, что Набоков много печатает­ся, материально он живет нелегко, поэтому, кро­ме литературных занятий, ему приходится под­рабатывать уроками английского языка и тенни­са, выступать с лекциями. Однако вскоре писа­тель вынужден был уехать из нацистской Гер­мании во Францию, так как боялся за свою жену-еврейку.

Но во Франции тоже было неспокойно. Угро­за войны нависла над всей Европой, поэтому в 1940 году Набоков с семьей уезжает в Америку. Первые годы жизни в Новом Свете оказались нелегкими. Порой писатель даже впадал в отча­яние, поскольку ему приходилось перебиваться случайными заработками. Однако он никогда не терял достоинства, не унижался и не вставал в позу «обиженного русского писателя», каких в то время в Америке было достаточно. К тому же Набоков твердо знал, чего он хотел, и не был лишен практической хватки. Постепенно поло­жение поправилось. С 1948 по 1959 годы Набо­ков уже был профессором литературы в Корнелл­ском университете, что принесло ему не только достаток, но и психологическую стабильность. Теперь он мог себе позволить большую часть времени отдавать литературным занятиям.

В Америке Набоков практически полностью переходит в своем творчестве на английский.
Конечно, он и до этого часто переводил сам себя. Теперь же именно на английском появляются его романы «Подлинная жизнь Себастьяна Рай­та» (1947), «Другие берега» (1950), «Лолита» (1955), «Пнин» (1957). В 1964 году Набоков из­дает свой перевод на английский «Евгения Оне­гина», снабдив его пространным комментарием, в 1969-м выходит его новый роман «Ада», ко­торый тоже имел огромный успех. Так русский писатель, волей судьбы оказавшийся за предела­ми родины, превратился в американского писа­теля.

Владимир Набоков привлек к себе внимание критики сразу же, как только издал в Америке свои первые романы. Однако только с появлени­ем «Лолиты», вокруг которой разразился скан­дал, он превратился в писателя с мировым име­нем. История двенадцатилетней нимфетки и ее любовные взаимоотношения с сорокалетним мужчиной поразила общество, а цензура объя­вила этот роман «порнографическим». Мир еще не был готов к сексуальному раскрепощению. Но тем не менее пора его приближалась. Вот поче­му впоследствии популярность «Лолиты» воз­росла. Этот роман не только переиздавался - по нему было поставлено несколько фильмов, са­мым известным из которых считается фильм С.Кубрика.

Вместе с тем Владимир Набоков проявил себя как великолепный художник. Критик Адамо­вич писал о творчестве Набокова, что дар вопло­щения «соединялся у него с безудержной стили­стической фантазией». Действительно, увлеченность Набокова деталью, метафорой и цветом просто поразительна: «Она вся состояла из роз и меда: на ней было ее самое яркое ситцевое пла­тье с узором из красных яблочек; руки и ноги покрывал густой золотисто-коричневый загар; царапинки на них походили на пунктир из кро­шечных запекшихся рубинов…» Возможно, изыс­канность в описании цвета в прозе Набокова была связана и увлечением писателя энтомологией. Многие годы Набоков собирал коллекцию бабо­чек и даже открыл несколько редких видов. Еще при жизни он передал часть своей коллекции в музеи. Так что вряд ли его занятия энтомологи­ей можно назвать просто увлечением.

Оказавшись в Америке и прожив там двад­цать лет, Владимир Набоков утверждал, что он не русский, а американский писатель: «Америка - единственная страна, где я чувствую себя ин­теллектуально и эмоционально дома».
Тем не менее остаток своей жизни Набоков прожил в Швейцарии, причем обосновался в ста­рой гостинице, которая чем-то напоминала ему детские годы. После смерти мужа Вера Набокова прожила там же еще четырнадцать лет и поки­нула эту гостиницу лишь тогда, когда ее закрыли на капитальный ремонт. Однако и потом она да­леко отсюда не уехала, их с Владимиром Набоко­вым сын купил поблизости дом, из которого от­крывался такой же вид на окрестности.
Признавая заслуги писателя, ЮНЕСКО объя­вило 1999 год годом Набокова. Примечательно, что двух выдающихся авторов - Пушкина и Набокова, один из которых считал себя амери­канским писателем, разделяет ровно столетие: их юбилеи празщновались в один и тот же год.

Наследие Набокова

Следуя за Набоковым

1. Детство писателя

   Поэзия Набокова

   Роман «Машенька»

   «Защита Лужина»

Значение творчества Набокова

I . Наследие Набокова

Для своего реферата я выбрала творчество В. В. Набокова, так как до сих пор до конца не изучены основные проблемы литературы русского зарубежья и данный вопрос требует решения.

Я считаю, что эта тема актуальна и значима. Поэтому цель моего реферата – рассмотрение творчества и особенно, новаторского жанра Набокова. Я исследовала и изучила библиографию и произведения этого писателя. Я считаю, что жизнь и творчество любого писателя неотделимы друг от друга.

В душевный терем литературы русского зарубежья Набоков ворвался освежающим вихревым сквозняком. «Этот мальчишка выхватил пистолет и одним выстрелом уложил всех стариков, в том числе и меня…» - так энергично отозвался в конце 20-х годов И. А. Бунин на появление романов Набокова, писавшего тогда под псевдонимом Сирин: «Машенька» (1926), «Король, дама, валет» (1928), «Защита Лужина» (1930)…

Родившийся в самом конце прошлого века, 10 (22) апреля 1899 года, в Петербурге и скончавшийся 2 июля 1977 года в Монтре, в Швейцарии, Владимир Владимирович Набоков и по сию пору остается феноменом, неразгаданной загадкой, своего рода таинственным, в обманчиво- миражном мерцании светилом, возможно, даже и неким мнимым солнцем на литературном небосклоне нашего столетия. Не оттого ли так неправдоподобно широк спектр оценок набоковского наследия – от безоговорочного восхищения до полного отрицания. Я думаю во всяком случае – и сегодня это несомненно – Набоков – безусловное явление, причем явление сразу двух литератур: русской и англоязычной, создатель особенного художественного мира, новатор – стилист (прежде всего в прозе). Хочу отметить, что влияние его стилистики, гипнотизирующего, завораживающего дара легко обнаруживается в литературе современной, правда по преимуществу там, где преобладают книжность, вторичная культура, тяга к элитарности.

Я считаю, что Набоков оставил после себя, без преувеличения, огромное наследие. Только на русском языке им было написано восемь романов, и несколько десятков рассказов (сборники «Возвращение Чорба», 1930; «Соглядатай», 1938; «Весна в Фиальте», 1956), сотни стихотворений, ряд пьес («Смерть», «Событие», «Изобретение вальса» и др.). К этому нужно добавить обширное англоязычное творчество (с 1940 года) – романы «Действительная жизнь Себастиана Найта», «Под знаком незаконнорожденных», «Пнин», «Ада», «Бледный огонь», «Лолита», «Прозрачные вещи», «Взгляни на Арлекина!», автобиографическую прозу, цикл лекций о русской литературе, книгу интервью «Твердые мнения», многочисленные переводы русской классики (чего стоит хотя бы его перевод «Евгения Онегина» в четырех томах, где три занимают приложения, в которых он, строка за строкой, прокомментировал весь пушкинский роман).

Тем знаменательнее его «двусмысленные слава и недвусмысленный талант». Я думаю, что в последовательно скудевшей литературе эмиграции Набоков остался явлением необыкновенным, уникальным. Характерно, что он не разделил медленной катастрофы, постигшей большинство писателей – эмигрантов так называемого «второго поколения» которое еще именовали поколением «потерянным». В 20 – е и 30 –е годы Набоков находился в центре внимания, вызывая восторженные похвалы или крайние хулы, но никого, кажется, не оставляя равнодушным. А затем, когда эмигрантская литература начала угасать, подобно первой рыбе – амфибии при катастрофическом перепаде климата в пересыхающем водоеме, ухитрился сменить даже самый способ дыхания, приспособив свой пульмометр к иной, англоязычной стихии и получив – единственный среди русских писателей за всю историю русской литературы – признание в качестве выдающегося художника Запада.

Характерно, однако, что оттуда, с американского берега, Набокова подают все - таки именно как крупнейшего русского писателя, но – со счастливой судьбой, которому и перемена звездного полушария была не горестной, крайней нуждой (он бежал в 1940 году из Франции от Гитлера, и руководствуясь своими взглядами, и спасая от гетто жену), а чистым подарком неба. Именно в смене часовых поясов, в географическом, а одновременно и духовном продвижении на крайний Запад (Россия - Германия – Франция – Америка) Набоков, в толковании наших заокеанских коллег, вырастает в грандиозную фигуру: «За всю историю русской литературы было только два прозаика, соизмеримых Набокову по таланту: Гоголь и Толстой» (Эндрю Филд). Набоков – главная ставка Запада в борьбе за русскую литературу.

Я думаю, - есть смысл припомнить главные вехи литературной и житейской биографии Набокова.

II . Следуя за Набоковым

1. Детство писателя.

В.В.Набоков родился в родовитой и богатой дворянской семье, с длинным сонмом служилых предков. Дед его Дмитрий Николаевич был министром юстиции в пору судебных реформ, в конце царствования Александра II и начала – Александра III. Набоков вспоминал: «Дед – офицер флота, исследователь новой Земли (1817г), где одна из рек носит его имя. Елена Ивановна Рукавишникова – мать писателя была по одной линии внучкой знаменитого сибирского золотопромышленника Василия Рукавишникова, а по другой – внучкой президента Императорской Военно-медицинской Академии Н.И. Козлова.

Мальчик вырастал в атмосфере просвещенного либерализма, избытка материальных и духовных благ. Отец, отказавшийся от чиновной карьеры адвокат, принципиальный англоман и один из лидеров партии «народной свободы» вместе с другими кадетскими вождями устно и печатно отстаивал необходимость для России конституционных свобод. Он был законным наследником русской либеральной интеллигенции, сочетавшей в себе бытовое барство, привычку к довольству и комфорту с искренним народолюбием.

Великолепное образование, которое В.В. Набоков, с первых же шагов, однако несло и нечто от англомана – отца. Он едва ли не ранее начал говорить на языке Шекспира, чем на языке Пушкина.

Юный Набоков воспитывался, прежде всего как «гражданин мира». Знал в совершенстве несколько языков, увлекался теннисом, велосипедом, шахматами, затем – особенно страстно и на всю жизнь – энтомологией, продолжив образование в престижном Тенишевском училище. Первоначальные впечатления, чувство России и всего русского не могли обойти его. Родина оставалась в душе Набокова, и ностальгические воспоминания о ней прорываются до конца дней писателя.

С 1919 – го у Набокова никогда не бывало дома…Кельи Кембриджа, нумера в пансионатах, съемные квартирки, профессорские коттеджи, роскошный «Палас – отель» в Монтрё.

Такой дом, которой был у Набокова, бывает у человека лишь один раз. В Петербурге, в Рождествено, в России. И все свои хобби – бабочки, шахматы, спорт – Набоков вывез из России, из своего детства. Он вывез детство и юность, счастливые, как у принца, первые стихи, первую любовь… Дом на Морской, лето в Ялте… Он отбыл из России, двадцать лет от роду – навсегда… Крыло бабочки отразилось в собственном крыле.

2. Поэзия Набокова

Память о России особенно сильно и непосредственно ощущается в стихах. Здесь мы встретим и по – набоковски пленительный русский пейзаж, и мысленное возвращение в счастливое и безмятежное детство, и простое признание в любви под кратким заглавием «Россия»:

Была ты и будешь… Таинственно созданная

Из блеска и дымки твоих облаков.

Когда надо мною ночь плещется звездная, Я слышу твой реющий зов!

Ты – в сердце, Россия! Ты цель и подножие,

ты в ропоте крови, в смятенье мечты!

И мне ли плутать в этот век бездорожья?

Мне светишь по–прежнему ты.

Эти искренние и непритязательные стихи написаны уже за гребнем великих тектошонских перемен: в 1919 году поэт оказался в Лондоне. Он поступает в Кембриджский университет, где штудирует французскую литературу и энтомологию, и в 1922 г. перебирается в Берлин. Здесь на страницах берлинской газеты «Руль» появились стихи и рассказы молодого писателя под псевдонимом Сирин (имя райской птицы).

Россией наполнены набоковские стихи «Билет», «К России», «Расстрел»:

Бывают ночи: только лягу,

в Россию поплывет кровать;

и вот ведут меня к оврагу,

ведут к оврагу убивать.

Но сердце, как бы ты хотело,

Чтоб это вправду было так:

Россия звезды, ночь расстрела и весь в черемухе овраг.

Рассуждая о Набокове – поэте сразу надо оговорить, что поэзия его – это часть целой творческой гармонии писателя. Стихи его разбросаны по романам и повестям. В таком приеме есть даже некоторая оригинальность: обычно прозаики приводят чужие стихотворные строки в своих книгах. Приведу стихотворение из романа «Дар»:

Люби лишь то, что редкостно и мимо,

Что крадется окраинами сна,

Что злит глупцов, что смердами казнимо;

Как родине, будь вымыслу верна.

О, поклянись, что веришь в небылицу,

Что будешь только вымыслу верна,

Что не запрешь души своей в темницу,

Не скажешь, руку протянув: стена.

В материи стиха, в его поэтическом веществе я чувствую пушкинско – блоковские обозначения тайны и свободы искусства. Вспомним у Пушкина: «Над вымыслом слезами обольюсь…» и у Блока: «Вхожу я в темные храмы…»

Стихи Набокова в его эпических произведениях помогают ему скрепить его же прозу, как бы подтвердить верность идеи, потому что принято разуметь поэзию гласом Божьим. Но мне все же кажется, что это – процесс более сложный, даже метафизический. Автор из своих неясных, смутных видений выращивает и оформляет самостоятельный мир. Потом начинается игра в этот мир.

Еще в 1919 году, в России, Набоков – поэт говорит:

Приветствую тебя, мой неизбежный день.

Все шире, шире даль, светлей, разнообразней,

И на звенящую, на первую ступень

Всхожу, исполненный блаженства и боязни.

В 1920 году:

Благоговею, вспоминаю,

Творю – и этот свет на вашу слепоту

Я Индией невидимой владею (1923);

Страна стихов, где боги справедливы (1924);

Улыбка вечности невинная.

Мир для слепцов необъясним.

Но зрячим все понятно в мире,

и ни одна звезда в эфире,

быть может, не сравнится с ним (1928);

Воздушный остров (1929).

Из этой хронологически выстроенной подборки названий и стихотворных цитат Набокова видно, что он последовательно развивал свою идею человека особенного типа, способного материализовать свои мечты. Автор также прямо утверждает, что это дано лишь избранным людям (так и хочется вместо «людям» сказать – существам, настолько у Набокова стирается грань между образом человека и человеком - нечто). Навряд ли данные художественные приемы являются продолжением традиции русской классической поэзии, например, Державина. В классике нашей все – таки в иные миры улетала всегда душа человеческая, узнаваемая. Рискну предположить, что Набоков уже находится под влиянием западной культуры, в которой нарождался тип сверхчеловека, правда, в чисто внешних проявлениях. Но русскому талантливому писателю не составляет труда вдохнуть в любую схему животворящий дух. Оговорюсь: это сугубо мое мнение.

По явно просматривающимся вехам его творчества мне видно, что его проза являлась вдохновительницей его поэзии. В начале тридцатых годов Набоков пишет роман «Подвиг», в котором фигурирует придуманная им страна «Зоорландия» (говорят, в древности о ней упоминали норманны), собственно говоря, это – своего рода образ России, потерянной во времени и пространстве. Постепенно Набоков в свой поэтический венок начинает вплетать тему возвращения в Россию – Зоорландию. Обстановке абсолютного тоталитаризма герой противостоять не собирается. Лишь один трогательный романтизм, с которым он «беспаспортной тенью» пробирается отстаивать от дикарей свои «игрушки»: «Бывают ночи: только лягу, в Россию поплывет кровать; и вот ведут к оврагу, ведут к оврагу убивать».

Во время работы над романом «Подвиг» написано и стихотворение «Ульдаборг» с подзаголовком «Перевод с зоорландского»:

Смех и музыка изгнаны. Страшен

Ульдаборг, этот город немой.

Ни садов, ни базаров, ни башен,

и дворец обернулся тюрьмой:

математик там плачется кроткий,

там – великий бильярдный игрок.

Нет прикрас никаких у решетки.

О, хотя бы железный цветок.

Хоть бы кто – нибудь песней прославил,

Как на площади, пачкая снег,

королевских детей обезглавил

их Торвальта силач – дровосек.

Но последний давно удавился.

Сжег последнюю скрипку палач,

и в Германию переселился

в опаленных лохмотьях скрипач…

Из приведенного отрывка ясно, что мимо его Зоорландии пройти нельзя и что она гармонична с автором. Но с некоторого времени тема «Иная страна, иные берега» стала обычным, блестяще отработанным приемом Набокова, с помощью которого он раскрывал жизнь своих поэтических и прозаических героев. Поэт Ходасевич писал о Набокове: «Одна из главных задач его именно показать, как живут и работают приемы».

Набоков публиковался под псевдонимом «Сирин», что обозначает вещую птицу. Выбор псевдонима, мне кажется, тоже объясняет многое в его творческих намерениях и приемах.

Можно еще долго рассуждать о поэзии Набокова, но придешь все равно к выводу, что его поэзия не может существовать вне его прозы, а самое главное в творчестве Набокова – это его внутренняя драма. Россия русскому человеку не может заменить никакая придуманная или даже настоящая Зоорландия.

В прозе русское тоже ощутимо – и отчетливее в ранних произведениях, но уже вынужденно стесненных горькой эмиграцией пределах обитания: меблированные, без уюта, берлинские комнатки, нелепый быт. Меблированное пространство эмиграции позволило Набокову видеть Россию лишь как сновидение, миф, несбывшиеся воспоминание. «Слепец я руки простираю, и все земное осязаю через тебя, страна моя. Вот почему так счастлив я». (К России).

3. Роман «Машенька»

Наиболее «русский» из романов Набокова, конечно, первый – «Машенька», это воспоминание, первая попытка вернуть потерянный рай. Роман написан в 1926 году. Подлинный набоковский рай дал ему возможность болезненно ощутить своё позднейшее существование как изгнание, в гораздо более широком, а главное, более глубоком смысле, чем эмиграция.

Изгнание из рая само по себе мощная психическая травма, переживание которой и составляет прафабульную основу русскоязычных романов Набокова.

В предисловии к английскому изданию романа «Машенька» Набоков писал в 1970 году: «Хорошо известная склонность начинающего автора вторгаться в свою частную жизнь, выводя себя или своего представителя в первом романе, объясняется не соблазном готовой темы, сколько чувством облегчения, когда, отделившись от самого себя, можешь перейти к более интересным предметам». Однако, Набоков не спешил, или, точнее, не смог отделаться от себя. Именно в «Машеньке» формируется фабульная структура, ищущая сюжетного разрешения, и основные силовые линии конфликта метароманного «я» с «призрачным», но очень вязким миром.

Конфликт строится на контрасте «исключительного» и «обыденного», «подлинного» и «неподлинного», так что с самого начала перед Набоковым возникает проблема создания незаурядного героя и доказательства его незаурядности. В «Машеньке» эта проблема не находит исчерпывающего решения; исключительность декларируется, но так до конца и не «срастается» с внутренним «я» героя.

С первых строк романа начинается набоковская игра в имена: « - Лев Глево…

Лев Глебович? Ну и имя у вас, батенька, язык вывихнуть можно…

Можно, - довольно холодно подтвердил Ганин…» - и сюжет романа реализует скрытую угрозу, заключенную в этом ответе. Антагонист продолжает: «Так вот: всякое имя обязывает. Лев и Глеб – сложное, редкое соединение. Оно от вас требует сухости, твердости, оригинальности». В этом словесном вздоре есть потаенный элемент истины.

Набоков пользуется сторонним взглядом на своего героя, чтобы подчеркнуть его «особенность». Хозяйке русского пансиона Ганин «казался вовсе не похожим на всех русских молодых людей, перебывавших у неё». Но герой сам прекрасно знает о своей исключительности, выраженной прежде всего в том, что он в себе носит воспоминание о подлинном мире. Для него существует изначальный рай, символом которого становятся «дедовские парковые аллеи» и первая любовь – Машенька.

Узнав о том, что Машенька жива, Ганин буквально просыпается в своей берлинской эмиграции: «Это было не просто воспоминанье, а жизнь, гораздо действительнее, гораздо «интенсивнее, - как пишут в газетах, - чем жизнь его берлинской тени. Это был удивительный роман, развивающийся с подлинной, нежной осторожностью».

Герой оказывается не на высоте положения, и, утратив рай (совмещение утраты родины и любви), попадает в атмосферу пошлости (берлинская эмиграция), наиболее ярким воплощением которой становится антагонист, антигерой Алферов – нынешний муж Машеньки.

Пошлость Алферова «густо» проявлена автором в первой же главе книги (её сюжет начинается со сцены в лифте: герой и антигерой застревают между этажами – «тоже, знаете, - символ…», как замечает Алферов). Все пошло в Алферове: слова, банальности. В понятии «пошлость» у Набокова соединяются посредственность и конформизм, но пошляк, добавляет писатель, известен и другими свойствами. Он любит производить на других впечатление и любит, когда производят впечатление на него. Культ простоты и хорошего тона в старой России, считает Набоков, привел к точному определению пошлости. Гоголь, Толстой, Чехов в поисках простой правды с легкостью обнаруживали пошлую сторону вещей, дрянные системы псевдомысли.

Важным моментом фабулы нарождающегося метаромана становится любовная связь героя с псевдоизбранницей, роль которой в «Машеньке» отведена Людмиле, наделенной чертами сладострастной женщины и полностью лишенной женской интуиции.

Герои пытается обрести потерянный рай: отказывается от псевдоизбранницы и собирается похитить Машеньку у Алферова. При этом он совершает неэтичный поступок, - напоил соперника в ночь перед приездом Машеньки и переставил стрелку будильника, с тем, чтобы Алферов не смог встретить Машеньку, а сам бросается на вокзал. Он не испытывает ни малейшего угрызения совести и не признает за противником права на удовлетворение оскорбленного чувства. В мире теней совесть героя спит.

В конечном же счете Ганин оказывается «собакой на сене»: он тоже не встретит Машеньку, понимая в последний момент, что прошлое не вернуть: «Он до конца исчерпал свое воспоминание, до конца насытился им, образ Машеньки остался … в доме теней (пансионе), который сам уже стал воспоминанием. Переболев прошлым, герой отправляется на другой вокзал, уезжает в будущее. Концовка свелась к отказу от рая, и «кроме этого образа, другой Машеньки нет и быть не может»

Набоков размышлял: «Зачем я пишу? Чтобы получать удовольствие, чтобы преодолевать трудности. Я не преследую при этом никаких социальных целей, не внушаю никаких моральных уроков… Я просто люблю сочинять загадки и сопровождать их изящными решениями». В этих словах нет ни позы, на качества. Девизом Набокова остается всепоглощающее эстетическое служение искусству как таковому, и это поневоле ограничивало в эмиграции и без того не столь уж глобальную память о России.

В своей превосходной книге «В поисках Набокова» писательница Зинаида Шаховская обращает внимание на ряд знаменательных обстоятельств. Например, какой возникает в его книгах родная природа. «Сияющие, сладкопевные описания его русской природы, - пишет она, - похожи на восторги дачника, а не человека, с землею кровно связанного. Пейзажи усадебные, не деревенские: парк, озеро, аллеи, и грибы. Но как будто Набоков никогда не знал: запаха конопли, нагретой солнцем, облака мякины, летящей с гумна, искр, летящих под молотом кузнеца, вкуса парного молока или краюхи ржаного хлеба, посыпанного солью… Все то, что знали Левины и Ростовы, все что знали как часть самих себя Толстой, Тургенев, Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Бунин, все русские дворянские и крестьянские писатели, за исключением Достоевского. Еще более показательно и другое наблюдение, касающееся России Набокова. «Отсутствует в набоковской России, - отмечает она, - и русский народ, нет ни мужиков, ни мещан. Даже прислуга некий аксессуар, а с аксессуаром отношений не завяжешь. Мячик, закатившейся под нянин комод, играет большую роль, чем сама няня … Низшая каста, отразившаяся в набоковском творчестве, это гувернантки и учителя. Набоковская Россия очень закрытый мир, с тремя главными персонажами – отец, мать и сын Владимир».

Эхо родины продолжало сопровождать путника, однако в строгом согласии с акустическим законом удаления от источника звука.

4. «Защита Лужина»

«Ранний» Набоков (то есть Сирин) – это роман о гениальном шахматисте «Защите Лужина» (1930) опровергает самим своим возникновением наивную ганинскую идею победоносного преодоления прошлого. Здесь фабула разворачивается в глобальную метафору и приобретает аллегорический вид, осуществляясь в истории жизни шахматного гения. Лужин – недосягаемый образец непохожести, абсолютизации творческого «я». Роман начинается с момента изгнания героя из детского рая, символом чего становится обращение к нему по фамилии: «Большего всего его поразило то, что с понедельника он будет Лужиным». Фамилии – это невыносимая объективизация «я», насилие над личностью, закабаление. Вместо рая детства герою предлагается «нечто, отвратительное своей новизной и неизвестностью, невозможный, неприемлемый мир…». Найденный на чердаке и и вновь выдворенный из рая, Лужин только тогда находит успокоение, когда погружается в свой абсолютный и неприступный мир шахмат. В этом мире он призван сыграть роль чудака и гения. Соревнование двух противников с неожиданной болезненностью вводит в набоковский мир тему творческой конкуренции, соперничества. Герой оказывается уязвимым, его теснят с пьедестала, где, по логике вещей, он должен пребывать один. Конкурентом Лужина становится итальянец Турати, «представитель новейшего течения в шахматах»: « Уже однажды Лужин с ним встретился и проиграл …» Сама идея «защиты Лужина» – победный вариант игры с «представителями новейшего течения». Лужин, досконально разработавший систему обороны, не смог применить её в турнире с Турати, потому что противник сделал неожиданный ход. Защита, выработанная Лужиным, «пропала даром». Ошибка Лужина – сильный набоковский ход, поражающий читателя своей оправданной неожиданностью, после чего, однако автор делает куда более слабый ход, представляя поведение Лужина в квартире тестя как поведение стандартного гения. В конце концов Лужин оказывается раздавленным собственной гениальностью: переутомление, нервное истощение, сумасшествие – расплата за жизнь вне всяческих правил. Когда же наступает выздоровление, Лужин вновь оказывается в мире детства: «и вдруг что-то лучисто лопнуло, мрак разорвался, и остался только в виде тающей теневой рамы, посреди которой было сияющее голубое окно. В этой голубизне блестела мелкая, желтая листва…» «По-видимому, я попал домой, » - в раздумии проговорил Лужин…»

Таким образом, произошла «рокировка»: гений рокируется с детством, детство - с гением. «… Свет детства, - продолжает Набоков, - непосредственно соединился с нынешним светом, выливался в образ его невесты.» Возникает мысль о том, что обретения потерянного рая возможно в любви. «…она чувствовала в нем призрак какой-то просвещенности, недостающей ей самой…» Но дело конечно не в том, что она разочаровалась (он преспокойно храпел всю брачную ночь), а в том, что Лужина семейное счастье не удовлетворяло, а поскольку шахматы были запрещены, судьба сама навязала ему новую «партию», подталкивая вернуться к любимой игре.

В злобных шалостях судьбы обезумевшего Лужина есть некий частный момент – это момент насилия над собой. И, протестуя против явного издевательства судьбы, Лужин кончает жизнь самоубийством.

III . Значение творчества Набокова

Вообще у этого сноба, у этого эстета, у этого недемократа, у этого не - эмигранта потрясающая трудовая жизнь. Развитие писателя в эмиграции - проблема весьма сложная и проблематичная. Набоков не продолжал, а начинал писать. Эти два творчества – русское и английское – симметричны, как крылья бабочки.

В первые годы жизни в Америке (1940) писатель порой доходит до отчаяния, перебиваясь случайной работой, но терпеливо и целеустремленно строит свой «американский дом», заводит полезные знакомства в престижных журналах.

Позднее преподает в университетах и много пишет; его прекрасная книга «Другие берега» (1954) не проходит незамеченной, однако лишь скандал, разразившейся вокруг романа «Лолита» (1955), объявленного цензурой «порнографическим», парадоксальным образом превращает Набокова в писателя с мировым именем «Лолитой» Набоков завоевал мир. А вместе с ним и право на все, что он написал «до» да и на все, что пишет «после». Завоевал он и покой. «С тех пор, как моя девочка кормит меня…»

В 1959 – м Набоков возвращается в Европу.

Он еще напишет «Бледный огонь» и «Аду», «Прозрачные вещи» и «Посмотри на арлекинов!».

Если сейчас на Западе, несмотря на многочисленные переиздания произведений Набокова, к писателю в целом относятся спокойно, если не сказать равнодушно и вяло, не считая, конечно узкого круга последователей и поклонников, то у нас нынче широкий круг читателей «болеет» Набоковым. У набоковской прозы учатся не только прекрасному русскому языку, но и человеческому благородству, стойкости, служению культуре. Я считаю не просто мода на запрещенного еще вчера писателя, хотя, конечно, запретный плод всегда сладок, но скорее интерес к подлинным литературным ценностям.

«Все, что у меня есть,- это мой стиль, » - утверждал Набоков.

С 1961г. писатель жил в Швейцарии, и лишь спустя десять лет после его смерти (он умер в 1977 году) началось «возвращение» его на родину: запоздалое, но уже навсегда. На могиле Набокова в Монтре – голубой роскошный камень. Ни креста, ни портрета, надпись по-французски: Владимир Набоков, писатель, и годы жизни. Более эстетского надгробья не увидишь.

Мы не можем не отдать дань выдающемуся словесному таланту писателя. Об этом хорошо сказала З. Шаховская: «Что-то новое, блистательное и странное вошло с ним в русскую литературу и в ней останется. Он будет – все же, вероятнее всего – как Пруст, писателем для писателей, а не как Пушкин – символом и дыханьем целого народа». И еще: «Король без королевства, одинокий изгнанный принц, «потерявший за морем свой скипетр» (такая фраза есть в американском стихотворении Набокова «Королевство на берегу моря») Набоков – Solux Rex – одинокий король».

Споры относительно глубины и самобытности общественно-философских воззрений Набокова, по-моему, будут еще продолжаться, но недавние годы вне всякого сомнения, опровергли не лишенную, в прочем, известной игры самоэпитафию крупного мастера: «По темному небу эмиграции Сирин…промелькнул как метеор, не оставив позади себя ничего, за исключением некоего неясного беспокойства». Теперь все видят, что получилось как раз обратное.

Признание писателя ширится.

Я считаю, что Набоков – не эмигрант. Это его судьба. Но и не только. Судьба есть линия одной жизни, как угодно ломанная, под каким угодно, хоть острым, хоть обратным углом продолженная. У Набокова это послесмертие.

В послесмертии уже не живут, а присутствуют, никем не замеченные, и все видят. Сам переход от жизни к смерти у Набокова всегда переход от чувства, достаточно слепого и бедного деталью, к зрению, ею загроможденного и перенасыщенного.

Я считаю, что сама смерть легка и даже забавна. Смешно, что человек никогда не узнает, что умер.

Я считаю, что значение для русской литературы творчества Набокова состоит прежде всего, в том что он осмыслил ее саму в романе «Дар». Русскую литературу он сделал главным героем романа и олицетворил ее с отечеством.

Я пришла к выводу, что в русской литературе ХХ века творчество Набокова – это духовный вызов и постоянное противостояние основным русским этическим проблемам.

Таким образом, В.В. Набоков своеобразен, интересен, - это новатор – стилист, это явление в литературе. Так, как литература русского зарубежья полностью не изучена, я считаю, что необходимо расширить программу по изучению русского зарубежья.

«Моя жизнь - сплошное прощание с предметами и людьми, часто не обращающими никакого внимания на мой горький, безумный, мгновенный привет» («Памяти Л. И. Шигаева »).

Все было написано, все было исполнено.

Бабочка сложила крылья.

Будто на все еще теплом камне Крыма, так и не остывшим с 1919-го.

Список литературы.

Адамович Г. В. Владимир Набоков. //Октябрь

Битов А.Т. – Ясность бессмертия- М. Современная Россия 1990г.

Ерофеева В.В. Русская проза Набокова – М: Правда 1990г.

Залотусский И. Путешествие к Набокову. //Новый мир. 1996. №12.

Лебедев А. К приглашению Набокова. // Знамя. 1989. №10.

1. Контрольная работа >> Литература и русский язык

   И М.Н. Липовецкого3 и др. Творчество Л. Улицкой представляет собой целостную систему... на страницах рассказов, эссе, романов В. В. Набокова , И.А. Бунина, В.Ф. Ходасевича, А.Т. Аверченко, ... и литературный характер. В творчестве Улицкой евреи с их национальным...

2. Творчество В Г Сорокина

   Реферат >> Литература и русский язык

   Концептуалистов стало импульсом к литературному творчеству . Владимир Сорокин – ведущий... существует принципиальной разницы «между Набоковым и каким-нибудь жэковским... уже существующего. Отсюда эклектизм творчества Сорокина, подчеркнуто отстраненного, ...

Введение

2. «Защита Лужина» (В. Набоков) и «Большой шлем» (Л. Андреев)

3. Эмоциональное состояние Лужина во время игры

Заключение

Владимир Набоков оставил после себя, без преувеличения, огромное наследие. Только на русском языке им было написано восемь романов, несколько десятков рассказов (сборники «Возвращение Чорба», 1930; «Соглядатай», 1938; «Весна в Фиальте», 1956), сотни стихов, ряд пьес («Смерть», «Событие», «Изобретение вальса» и др.).

К этому нужно добавить обширное англоязычное творчество (с 1940 года) - романы «Действительная жизнь Себастьяна Найта», «Под знаком незаконнорожденных», «Пнин», «Ада», «Бледный огонь», «Лолита», «Прозрачные вещи», «Взгляни на Арлекина!», автобиографическую прозу, цикл лекций о русской литературе, книгу интервью «Твердые мнения», многочисленные переводы русской классики (чего стоит хотя бы его перевод «Евгения Онегина» в четырех томах, где три занимают приложения, в которых он, строка за строкой, прокомментировал весь пушкинский роман).

Тем знаменательнее (используя слова поэта) его «двусмысленная слава и недвусмысленный талант».

Цель данной работы – исследовать творчество В.Набокова, в частности роман «Защита Лужина».

Проследить жизненный и творческий путь Набокова;

Сопоставить роман Владимира Набокова и «Большой шлем» Леонида Андреева;

Провести исследование эмоционального состояния Лужина.

1. Жизнь и творчество Владимира Набокова

Родился Владимир Набоков в Санкт-Петербурге в 1899 году. Семейство Набоковых являлось одним из первых владельцев автомобилей в Петербурге. Это было одно из богатейших семейств; Владимир Дмитриевич был англоман: из английского магазина выписывались все дорогие и модные новинки, как, например, походные надувные ванны, не говоря о ракетках, велосипедах и прочем спортивном инвентаре, включая сачки для бабочек.

Все это прекрасно описано самим Набоковым в «Других берегах». И это немаловажно отметить как одну из черт его образования как прозаика.

Набоков сам называл себя «английским ребенком» - у него была своя англичанка, и ее язык сопутствовал ему с младенчества, как и язык матери. Французским он владел так же свободно. Так что все три языка он вывез еще из России пригодными как для общения, так и для писания. И этого барьера преодолевать ему не пришлось.

И все свои хобби - бабочки, шахматы, спорт - Набоков также вывез из Петербурга, из России, из своего детства.

Из России он прибыл в Англию, чтобы как бы продолжить (после Тенишевского училища) образование. В Кембридже (которому он посвятил страницы в «Подвиге» и «Других берегах») он ловил бабочек, играл в теннис, греб на лодке по каналам и изучал романские и славянские языки (учиться ему было как бы и нечему, и учение, надо полагать, давалось ему легко). Он окончил Кембридж за три года.

Память о России особенно сильно и непосредственно ощущается в стихах (Набоков еще в юности успел выпустить в 1914 и 1917 годах, на средства отца, две книжечки, но профессионально заявил себе как поэт в 20-е годы - сборники 1923 года «Гроздь» и «Горний путь»). Здесь мы встретим и по - набоковски пленительный русский пейзаж, и мысленное возвращение в счастливое и безмятежное петербургское детство, и просто признание в любви под кратким заглавием «Россия»:

Была ты и будешь... Таинственно созданная

из блеска и дымки твоих облаков.

Когда надо мною ночь плещется звездная,

я слышу твой реющий зов!

Ты - в сердце, Россия! Ты - цель и подножие,

ты - в ропоте крови, в смятенье мечты!

И мне ли плутать в этот век бездорожья?

Мне светишь по-прежнему ты.

Эти довольно непритязательные и искренние стихи написаны уже за гребнем великих тектонических перемен: в пору революции семья: Набоковых перебралась на юг (отец был членом так называемого Крымского правительства - «минимальным министром юстиции», как не без горечи иронизировал сам он).

В 1922 году от пули террориста погиб отец Набокова. В этот же год Набоков перебирается в Берлин.

Здесь в эмигрантской периодике (особенно же поначалу часто на страницах берлинской газеты «Руль», издаваемой покровительствующим Набокову И.В. Гессеном) появляются стихи и рассказ молодого писателя, взявшего псевдонимом имя райской птицы Сирин, а затем и романы, ставшие событием в русском Зарубежье, особенно с публикацией их в главном тогдашнем литературном журнале «Современные записки» (Париж).

Россией наполнены набоковские стихи «Билет», «Расстрел», «России»:

Слепец, я руки простираю

и все земное осязаю

через тебя страна моя.

Вот почему так счастлив я.

В прозе русское тоже ощутимо - и отчетливее в ранних произведениях, но уже вынужденно стесненных горькой эмиграцией пределах обитания: меблированные, без уюта, берлинские комнатки, убогие квартир внаем, бесконечные переезды, нелепый быт. Меблированное пространство эмиграции позволило Набокову видеть Россию лишь сновидение, миф, несбывшееся воспоминание.

Наиболее «русский» из романов Набокова, конечно, первый «Машенька», так как воспоминания Ганина об оставленной там, в России, любви, ее перепадов, жизнь памяти сильнее и реальнее опереточного берлинского пансионата Лидии Николаевны Дорн и его обитателей. Однако хотя «Машенька» не только самое «русское» и наиболее «традиционное», близкое канонам нашей литературы набоковское произведение, все же атмосфера некоей странности, призрачности бытия и здесь охватывает читателя.

Реальность и иллюзорность, правда, еще лишь слегка размыты, вещный мир и ощущения попеременно торжествуют друг над другом, не выводя победителя. Но медленное и едва ли не маниакальное воспоминание о чем-то, что невозможно вспомнить (словно после вынужденного пробуждения), преследует героя. Самая характерная черта, свойственная всем проходным персонажам Набокова: их максимальный эгоизм, нежелание считаться с «другими». Ганин жалеет не Машеньку и их любовь: он жалеет себя, того себя, которого не вернешь, как не вернешь молодости и России. И «реальная» Машенька, как не без оснований страшится он, жена тусклого и антипатичного соседа по пансионату Алферова, своим «вульгарным» появлением убьет хрупкое прошлое.

«Зачем я вообще пишу? - размышлял Набоков.- Чтобы получать удовольствие, чтобы преодолевать трудности. Я не преследую при этом никаких социальных целей, не внушаю никаких моральных уроков... Я просто люблю сочинять загадки и сопровождать их изящными решениями». Девизом Набокова остается всепоглощающее эстетическое служение искусству как таковому, и это поневоле ограничивало и без того не столь уж глобальную память о России.

Россия для Набокова - это, прежде всего оставленные там детство, отрочество и юность, каждая крупица воспоминаний, о которых вызывает волну волшебных ассоциаций. В то же время реальная родина, покинутая им,- огромная страна, где миллионы бывших соотечественников стремились строить новое общество, побеждали и страдали, оказывались за колючей проволокой или воздавали хвалы «вождю всех народов», молились, проклинали, надеялись,- эта Россия не вызывала у него никакого тепла.

Раз и навсегда, сформулировав свое отношение к советскому строю, Набоков перенес это отрицание и на оставшегося там русского человека, который виделся ему теперь лишь «новой разновидностью» муравьев. «Я презираю коммунистическую веру,- заявил он,- как идею низкого равенства, как скучную страницу в праздничной истории человечества, как отрицание земных и неземных красот, как нечто, глупо посягающее на мое свободное я, как поощрительницу невежества, тупости и самодовольства». Это было высказано в 1927 году, но могло быть повторено (и повторялось) и двадцать, и тридцать лет спустя.

Россия оставалась для Набокова, и в то же время ее уже как бы и не существовало. И несбывшиеся грезы Ганина («Машенька») составить партизанский отряд и поднять восстание в Петрограде есть не что иное, как дань непреодоленной инфантильности автора, в отличие от множества своих сверстников прошедшего в гражданскую войну мимо подвига.

Герой романа «Дар» (1937-1938), к примеру, лицо, явно несущее печать автобиографическую, мечтает о возвращении в родные места: «Быть может, когда-нибудь, на заграничных подошвах и давно сбитых каблуках, чувствуя себя привидением... я еще выйду с той станции и, без всяких видимых спутников, пешком пройду стежкой вдоль шоссе с десяток верст до Лешина... Мне кажется, что при ходьбе я буду издавать нечто вроде стона, в тон столбам...».

И если в «Других берегах» автор, уже от себя, выговаривает ностальгическое право «в горах Америки моей вздыхать по северной России», то в позднейшем фантастическом романе «Ада» проходной персонаж не без старческого брюзжания, в котором глухо перетряхиваются осколки былых надежд, выражает лишь сожаление, что владеет русским «в совершенстве».

Первый англоязычный роман «Истинная жизнь Себастьяна Найта» симметричен последнему русскому - «Дару». Как романист Набоков вооружен восьмью русскими романами, он изощрен как шахматный композитор, ему все подвластно; как прозаик - он лишь начинает и пишет почти на ощупь. Эта ощупь очень видна в изощренности приема, в параметрах исчисленного автором повествователя. Если в «Даре» герой - писатель, молодой и непризнанный гений, то в «Себастьяне Найте» - тоже как бы начинающий писатель, но никак как гений не заявленный, загипнотизированный бытием единородного брата, писателя великого, прослывшего тончайшим стилистом на неродном ему языке. Это роман-воспоминание, роман-следствие, роман-биография. Повествователь же, занимавшийся до того лишь техническими переводами, никогда беллетристику не пробовавший, как бы защищен этим от упреков читателей в недостаточной изощренности английского, в полной мере воплощенной в творчестве брата. Стремление выяснить окончательно мучительную тайну их взаимоотношений на протяжении жизни приводит повествователя в финале к постели умирающего брата. Ему удается умолить сиделку подменить ее. Всю ночь он просидел у постели, держа руку спящего в своих и проникаясь чувством прощения и любви настолько, что в темноте, по ошибке, он просидел у чужой постели, брат тем временем скончался в соседней палате. Но за ту же ночь герой прожил более реальную жизнь и почувствовал в себе брата. И кто умер, а кто остался, он уже не знает.