Картина, фото девушек, фотография. Жемчужина. Михаил Врубель. Картина, фото девушек, фотография Врубель жемчужина описание

Выдающийся русский живописец, создавший мир неповторимых художественных образов –Врубель Михаил Александрович (1856-1910). О нём уже при жизни слагались легенды, похожие более на сказку, чем на судьбу обыкновенного человека. А.А. Блок говорил: «Врубель жил просто, как все мы живём». Михаил Александрович считался человеком образованным, хорошо знал классическое искусство и литературу, говорил на нескольких языках. Главным для Врубеля был постоянный труд, созидание великого здания искусства.

Вникая в строение раковины, художник понял, что ее отливы зависят от фактуры, образуемой наслоениями перламутра,- где-то поверхность совершенно гладкая, где-то шероховатая, перистая, слоистая: у нее есть планы. Но планы можно передать и градациями темного и светлого; если найти их очень точно, то впечатление будет аналогично цветовому. Врубель вновь встречался с задачей «черно-белой красочности», которая, как мы помним, решалась им в иллюстрациях к Лермонтову. Только на этот раз она была еще сложнее. Врубель сделал массу рисунков раковины углем и карандашом, прежде чем написать ее в цвете. Увлеченный, он говорил Яремичу, что все дело в сложности структуры раковины и в соотношениях светотени. То же говорил и Н. Прахову, показывая ему листы с рисунками: «Михаил Александрович стал уверять меня, что краски вовсе не нужны для передачи цвета предмета - все дело в точности передачи рисунка тех мельчайших планов, из которых создается в нашем воображении форма, объем предмета и цвет».

Еще раньше Врубель говорил, что напишет сирень одной зеленой краской - и все же это будет самая настоящая сирень. Он подразумевал, что гамма тонов может быть разыграна в любой октаве: в пределах ли от черно-синего к бледно-голубому (как в эскизах «Надгробного плача»), или от черного к белому, или в пределах зеленого, или в пределах всего спектра,- важны верные соотношения. Таким образом, Врубель до конца оставался верен своему принципу планов, только теперь доводил их до изощренной дифференцированное, почти неуловимой для глаза. Но эффект целого неотразим.

К счастью, он не ограничился черно-белыми изображениями раковины, а написал ее в цвете, со всеми переливами лилового, голубого, розового, зеленоватого. Они воссозданы с такой иллюзией подлинности, что чудится: если повертывать картину под разным уголом, то и краски будут изменяться, меркнуть и вспыхивать, как на настоящей раковине. Картина сравнительно невелика по размерам (35x43), но все же раковина написана намного больше натуральной величины, и это усиливает впечатление волшебства, словно перед нами какой-то терем подводного царства. И в нем кто-то должен обитать! Кто же, как не дочери морского царя? «Ведь я совсем не собирался писать «морских царевен» в своей «Жемчужине»,- говорил художник Н. Прахову. - Я хотел со всей реальностью передать рисунок, из которого слагается игра перламутровой раковины, и только после того, как сделал несколько рисунков углем и карандашом, увидел этих царевен, когда начал писать красками».

Царевны возникли с такой же неизбежностью, как фея в кустах сирени, как тридцать три богатыря в пене морского прибоя, как вообще все фантастические образы Врубеля рождались из созерцания природных форм, будто изначально в них таились, и нужно было только пристально смотреть, чтобы увидеть. В композиционном отношении фигуры царевен здесь также оказались необходимы - вписываясь в овал раковины, они акцентируют нижнюю горизонталь и дают композиции опору, устойчивость. Но сами фигуры не из лучших у Врубеля - они слишком в духе модерна, несколько жеманны, игривая изысканность поз мельчит замысел: пожалуй, эти наяды не вполне достойны своего дивного грота. Художник, должно быть, сам это чувствовал. Ощущение неудовлетворенности фигурами царевен преследовало его, когда он опять заболел, и принимало болезненные формы: ему мерещилось в их позах нечто непристойное, появившееся помимо его воли (об этом рассказано в воспоминаниях В. Брюсова). Ничего непристойного, конечно, не было, но так преломлялось в помрачившемся сознании художника интуитивное ощущение, что с царевнами что-то неладно.

При всем том «Жемчужина» - одно из последних произведений - остается неподдельной жемчужиной творчества Врубеля. Он словно раскрыл этой картиной природный родник своих вдохновений, «рассекретил» чары своего колорита, неотделимого от тончайшей передачи формы.

Михаил Александрович Врубель (1856-1910)

Один из самых загадочных русских художников, крупнейший представитель символизма и модерна, связанный в нашем сознании с Лермонтовым, со сказками Пушкина и музыкой Римского-Корсакова, наконец, вообще с Третьяковской галереей, которую уже и представить себе нельзя без зала Врубеля.

«Он пришел с безумным, но блаженным лицом, его застигла ночь искусства, потом ночь смерти, потому что скучные песни земли не могли заменить ему звуков небес.» Эти слова Александра Блока прозвучали во время похорон М. Врубеля, умершего в возрасте 54 лет в психиатрической клинике. В 1906 году им овладело безумие, одновременно с которым наступило самое страшное для художника - слепота. Творчество Врубеля не раз претерпевало резкие изменения в оценках. Прижизненную хулу сменило обожествление художника в последние годы жизни.

Врубель просил за свой шедевр "Царевна-Лебедь" у Морозова пятьсот рублей, но могущественный покупатель выторговал её у художника за триста. Знаменитый „Пан" был куплен всего за двести рублей - цена ужина в столичном ресторане, а немного позже некий предприимчивый владелец предложил его Третьяковской галерее за пять тысяч!

«Искусство, искус, искушение… Являясь магическим кристаллом искусство может привести и в рай, и в ад, в зависимости от личных устремлений человека» (М. Врубель)

О картине М.А. Врубеля "Жемчужина"

По легенде, поводом к созданию пастели "Жемчужная раковина" (или, как её чаще называют, просто "Жемчужина") послужила подаренная Максимилианом Волошиным гигантская створка необыкновенной раковины, покрытой слоями перламутра. Именно переливы перламутра попытался отобразить на картине Врубель.
Эта работа относится к 1905 году, к тяжелому периоду угасания художника.
Сам Врубель говорил: "Ведь я совсем не собирался писать «морских царевен» в своей «Жемчужине». Я хотел со всей реальностью передать рисунок, из которого слагается игра перламутровой раковины, и только после того, как сделал несколько рисунков углем и карандашом, увидел этих царевен, когда начал писать красками".
Впрочем, не все высоко оценивали эту находку: "фигурки, которые он неожиданно для себя посадил в жемчужной раковине, едва ли достойны такого волшебного грота. Эти жеманные фигурки слишком напоминают своих многочисленных длинноволосых сестёр из типичного декора модерн; художник сам это смутно чувствовал — он не был доволен своими наядами. Позднее Врубелю мерещилось в них нечто непристойное, появившееся помимо его воли ".

формат 9 х 11,7 см
в блоке дизайнерская тонированная (светло-кремовая) плотностью 80 г/м 2 , 240 страниц
нелинованные страницы
картонная обложка, обклеенная дизайнерской бумагой со структурой акварельной
упругая цветная резинка
на заднем форзаце карман с вложенным в него листом, разлинованным с одной стороны линейкой, с другой клеткой, а по краю - сантиметровая линейка
на переднем форзаце слева - изображение картины в оригинальных пропорциях, справа - стильная виньетка и место для вписывания имени владельца книжки
стильная полноцветная этикетка из плотной бумаги (может служить закладкой)
индивидуальная полиэтиленовая упаковка

Картон, пастель, гуашь, уголь. 35 х 43,7.
Государственная Третьяковская галерея, Москва

«Жемчужина» - это своего рода галактика, увлекающая взгляд по спирали вглубь, как в жерло колодца. Здесь изобразительная тема тождественна самому методу наблюдения природы и способу организации творческого процесса у Врубеля: «утопать в созерцании тонкостей». видеть мир как «мир бесконечно гар-монирующих чудных деталей». Тонкость, подробность, деталь - ключевые слова и понятия во врубелевских характеристиках собственного способа «вести беседу с натурой». Подобно тому, как, согласно известной метафоре, в капле воды отражается весь мир, так во врубелевской «Жемчужине» воплощено представление о том, что в раковине, если приставить ее к уху, слышатся шум, гул и звуки океанической бездны. Здесь кстати заметить, что изображение морской раковины в картине 1904 года, если поставить ее вертикально, совершенно точно воспроизводит конфигурацию человеческой ушной раковины - метафора столь же гениально-простая, сколь и восхитительно-смелая, как знаменитое «ухо мира» в стихотворении Баратынского «Осень». «Декоративно все, и только декоративно». В кружевной пене на поверхности волн, игре преломленных лучей в прозрачных льдинах, переплете ветвей, бесконечных конфигурациях в мире цветов и в узорах морозного стекла природа кристаллизует орнаментальные фигуры, в одной из которых предзнаменуется облик человеческого существа, подобно тому, как в неорганических кристаллизация инея на зимнем окне возникают образы органической природы, пышные леса и оранжереи растительного царства - такова философия врубелевской «Жемчужины» 1904 года, но еще раньше - киевских цветочных этюдов (1886-1887), и, например, таких работ, как панно «Богатырь» 1898 года и «Раковины».
http://www.art-catalog.ru/picture.php?id_picture=1419

Сохранилось предание, что Максимилиан Волошин принес в подарок Врубелю створку огромной необыкновенной раковины с особенной внутренней поверхностью, покрытой слоящимся сияющим перламутром. Раковина была рождена в море и отражала его причудливый лик, его волшебную бездонность. Напоминающая о зыби морской, раковина будила в воображении Врубеля звучания морской стихии, звуки моря, которые он так любил слушать в операх Римского-Корсакова. Перламутровая поверхность раковины и вся она связывалась в воображении со сказочными существами, которые воспел композитор.

"Врубель мало выезжал теперь; мало видел кого; отвернулся от обихода и увидал красоту жизни; возлюбил ее и дал «Жемчужину», ценнейшую. Незначительный другим обломок природы рассказывает ему чудесную сказку красок и линий за пределами «что» и «как».

Не пропустим, как делал Врубель «Жемчужину». Ведь это именно так, как нужно: так, как мало кто теперь делает. Среди быстрых примеров нашего безверия и веры, среди кратчайших симпатий и отречений, среди поражающего колебания, среди позорного снобизма, на спокойной улице за скромным столом, недели и месяцы облюбовывает Врубель жемчужную ракушку. В этой работе ищет он природу. Природу, далекую от жизни людей, где и сами людские фигуры тоже делаются волшебными и неблизкими нам. Нет теплоты близости в дальнем сиянии, но много заманчивости, много новых путей – того, что тоже нам нужно. Этой заманчивости полна и «Жемчужина». Более чем когда-либо в ней подошел Врубель к природе в тончайшей передаче ее и все-таки не удалился от своего обычного волшебства...

«Если хотя одну часть вещи сделать с натуры, это должно освежить всю работу, поднять ее уровень, приблизить к гармонии природы». В таком слове звучит коренное умение пользоваться природой. Врубель красиво говорит о природе; полутон березовой рощи с рефлексами белых стволов; тень кружев и шелка женских уборов; фейерверк бабочек; мерцанье аквариума, характер паутины кружев, про все это нужно послушать Врубеля художникам. Он бы мог подвинуть нашу молодежь, ибо часто мы перестаем выхватывать красивое, отрезать его от ненужного. Врубель мог бы поучить, как надо искать вещь; как можно портить работу свою, чтобы затем поднять ее на высоту, еще большую. В работах Врубеля, в подъемах и падениях есть нерв высокого порядка, далекий от самодовольного мастерства или от беспутных хватаний за что попало. Не поражающее, а завлекающее есть в работах Врубеля – верный признак их жизнеспособности на долгое время. Подобно очень немногим, шедшим только своей дорогой, в вещах Врубеля есть особый путь, подсказанный только природой. Эта большая дорога полна спусков и всходов. идет ею. Нам нужны такие художники." (Н.К. Рерих)

Сохранилось предание, что Максимилиан Волошин принес в подарок Врубелю створку огромной необыкновенной раковины с особенной внутренней поверхностью, покрытой слоящимся сияющим перламутром. Раковина была рождена в море и отражала его причудливый лик, его волшебную бездонность. Напоминающая о зыби морской, раковина будила в воображении Врубеля звучание морской стихии, звуки моря, которые он так любил слушать в операх Римского-Корсакова. Перламутровая поверхность раковины и вся она связывалась в воображении со сказочными существами, которых воспел композитор.

Замечателен в этой связи эпизод, относящийся к 1904 году, к моменту нового (после киевских этюдов) «возвращения к натуре», к прямым натурным штудиям, когда создавалась «Жемчужина» и поразительные этюды к ней. Идя через Неву, Врубель, указав на сложенные квадраты добытых с Невы льдин, в которых преломлялось солнце, сказал своему спутнику, молодому художнику ВД. Милиоти: «Вот смотрите, ВД., все здесь, человек ничего не придумает, чего бы не было в природе. Берите все оттуда». Передающий этот эпизод Милиоти прибавляет, что в этих словах - символ веры Врубеля-художника. Имелось в виду, конечно, вовсе не то, что отсюда можно научиться, как нарисовать квадрат льда; говорилось об игре, сверкании преломленных лучей - не о предмете, а о колористической феерии, эффекте действия на глаз, то есть о мастерстве «иллюзионировать душу», в котором художник, подражая, соревнуется с природой. «Я научу тебя видеть в реальном фантастическое, как фотография, как Достоевский», — говорил Врубель юному Судейкину.

Показанная на выставке Союза русских художников в 1905 году пастель «Жемчужная раковина» (или просто «Жемчужина», как ее называют) - маленькое чудо искусства, так же как и сама натуральная морская раковина - маленькое чудо природы. Кто когда-нибудь держал в руках и рассматривал такую ракушку, не мог не дивиться изменчивой игре цвета в ее напластованиях. Они отсвечивают и тонами моря, и закатного неба, и сиянием радуги, и мерцаниями тусклого серебра. Настоящая пещера сокровищ в миниатюре. Для Врубеля вся природа была пещерой сокровищ, и в переливах раковины он увидел как бы сконцентрированным разлитое в природе волшебство. («Это волшебство» - так сам он говорил о «Жемчужине»). Надо было его только «скопировать», однако это как раз такой случай, когда копирование равносильно творчеству: цветовые нюансы перламутра неуловимы, варьируются при каждом повороте раковины, каждой перемене освещения. Вникая в строение раковины, художник понял, что ее отливы зависят от фактуры, образуемой наслоениями перламутра,- где-то поверхность совершенно гладкая, где-то шероховатая, перистая, слоистая: у нее есть планы. Но планы можно передать и градациями темного и светлого; если найти их очень точно, то впечатление будет аналогично цветовому. Врубель вновь встречался с задачей «черно-белой красочности», которая решалась им в иллюстрациях к Лермонтову. Только на этот раз она была еще сложнее. Врубель сделал массу рисунков раковины углем и карандашом, прежде чем написать ее в цвете.
В «Жемчужине» феерическая фантазия мастера почти претворяется в беспредметное искусство - в узорах раковины, выражающих космическую пульсацию природы.
«Жемчужина» - это своего рода галактика, увлекающая взгляд по спирали вглубь, как в жерло колодца. Здесь изобразительная тема тождественна самому методу наблюдения природы и способу организации творческого процесса у Врубеля: «утопать в созерцании тонкостей», видеть мир как «мир бесконечно гармонирующих чудных деталей». Тонкость, подробность, деталь - ключевые слова и понятия во врубелевских характеристиках собственного способа «вести беседу с натурой». Подобно тому, как, согласно известной метафоре, в капле воды отражается весь мир, так во врубелевской «Жемчужине» воплощено представление о том, что в раковине, если приставить ее к уху, слышатся шум, гул и звуки океанической бездны. Здесь кстати заметить, что изображение морской раковины в картине 1904 года, если поставить ее вертикально, совершенно точно воспроизводит конфигурацию человеческой ушной раковины - метафора столь же гениально-простая, сколь и восхитительно-смелая, как знаменитое «ухо мира» в стихотворении Баратынского «Осень». «Декоративно все, и только декоративно». В кружевной пене на поверхности волн, игре преломленных лучей в прозрачных льдинах, переплете ветвей, бесконечных конфигурациях в мире цветов и в узорах морозного стекла природа кристаллизует орнаментальные фигуры, в одной из которых предзнаменуется облик человеческого существа, подобно тому, как в неорганических кристаллизациях инея на зимнем окне возникают образы органической природы, пышные леса и оранжереи растительного царства - такова философия врубелевской «Жемчужины» 1904 года, но еще раньше - киевских цветочных этюдов (1886-1887), и, например, таких работ, как панно «Богатырь» 1898 года и «Раковины».

«Врубель мало выезжал теперь; мало видел кого; отвернулся от обихода и увидал красоту жизни; возлюбил ее и дал «Жемчужину», ценнейшую. Незначительный другим обломок природы рассказывает ему чудесную сказку красок и линий за пределами «что» и «как».
Не пропустим, как делал Врубель «Жемчужину». Ведь это именно так, как нужно: так, как мало кто теперь делает. Среди быстрых примеров нашего безверия и веры, среди кратчайших симпатий и отречений, среди поражающего колебания, среди позорного снобизма, на спокойной улице за скромным столом, недели и месяцы облюбовывает Врубель жемчужную ракушку. В этой работе ищет он природу. Природу, далекую от жизни людей, где и сами людские фигуры тоже делаются волшебными и неблизкими нам. Нет теплоты близости в дальнем сиянии, но много заманчивости, много новых путей — того, что тоже нам нужно. Этой заманчивости полна и «Жемчужина». Более чем когда-либо в ней подошел Врубель к природе в тончайшей передаче ее и все-таки не удалился от своего обычного волшебства…
«Если хотя одну часть вещи сделать с натуры, это должно освежить всю работу, поднять ее уровень, приблизить к гармонии природы». В таком слове звучит коренное умение пользоваться природой. Врубель красиво говорит о природе; полутон березовой рощи с рефлексами белых стволов; тень кружев и шелка женских уборов; фейерверк бабочек; мерцанье аквариума, характер паутины кружев, про все это нужно послушать Врубеля художникам. Он бы мог подвинуть нашу молодежь, ибо часто мы перестаем выхватывать красивое, отрезать его от ненужного. Врубель мог бы поучить, как надо искать вещь; как можно портить работу свою, чтобы затем поднять ее на высоту, еще большую. В работах Врубеля, в подъемах и падениях есть нерв высокого порядка, далекий от самодовольного мастерства или от беспутных хватаний за что попало. Не поражающее, а завлекающее есть в работах Врубеля — верный признак их жизнеспособности на долгое время. Подобно очень немногим, шедшим только своей дорогой, в вещах Врубеля есть особый путь, подсказанный только природой. Эта большая дорога полна спусков и всходов. Врубель идет ею. Нам нужны такие художники» (Н.К.

Врубель Михаил Александрович "Жемчужина" 1904

Михаил Александрович Врубель
Жемчужина, 1904
Картон, пастель, гуашь, уголь. 35 х 43,7.
Государственная Третьяковская галерея,
Москва
«Жемчужина» - это своего рода галактика, увлекающая взгляд по спирали вглубь, как в жерло колодца. Здесь изобразительная тема тождественна самому методу наблюдения природы и способу организации творческого процесса у Врубеля: «утопать в созерцании тонкостей», видеть мир как «мир бесконечно гар-монирующих чудных деталей». Тонкость, подробность, деталь - ключевые слова и понятия во врубелевских характеристиках собственного способа «вести беседу с натурой». Подобно тому, как, согласно известной метафоре, в капле воды отражается весь мир, так во врубелевской «Жемчужине» воплощено представление о том, что в раковине, если приставить ее к уху, слышатся шум, гул и звуки океанической бездны. Здесь кстати заметить, что изображение морской раковины в картине 1904 года, если поставить ее вертикально, совершенно точно воспроизводит конфигурацию человеческой ушной раковины - метафора столь же гениально-простая, сколь и восхитительно-смелая, как знаменитое «ухо мира» в стихотворении Баратынского «Осень». «Декоративно все, и только декоративно». В кружевной пене на поверхности волн, игре преломленных лучей в прозрачных льдинах, переплете ветвей, бесконечных конфигурациях в мире цветов и в узорах морозного стекла природа кристаллизует орнаментальные фигуры, в одной из которых предзнаменуется облик человеческого существа, подобно тому, как в неорганических кристаллизация инея на зимнем окне возникают образы органической природы, пышные леса и оранжереи растительного царства - такова философия врубелевской «Жемчужины» 1904 года, но еще раньше - киевских цветочных этюдов (1886-1887), и, например, таких работ, как панно «Богатырь» 1898 года и «Раковины».
http://www.art-catalog.ru/picture.php?id_picture=1419
Сохранилось предание, что Максимилиан Волошин принес в подарок Врубелю створку огромной необыкновенной раковины с особенной внутренней поверхностью, покрытой слоящимся сияющим перламутром. Раковина была рождена в море и отражала его причудливый лик, его волшебную бездонность. Напоминающая о зыби морской, раковина будила в воображении Врубеля звучания морской стихии, звуки моря, которые он так любил слушать в операх Римского-Корсакова. Перламутровая поверхность раковины и вся она связывалась в воображении со сказочными существами, которые воспел композитор.
"Врубель мало выезжал теперь; мало видел кого; отвернулся от обихода и увидал красоту жизни; возлюбил ее и дал «Жемчужину», ценнейшую. Незначительный другим обломок природы рассказывает ему чудесную сказку красок и линий за пределами «что» и «как».
Не пропустим, как делал Врубель «Жемчужину». Ведь это именно так, как нужно: так, как мало кто теперь делает. Среди быстрых примеров нашего безверия и веры, среди кратчайших симпатий и отречений, среди поражающего колебания, среди позорного снобизма, на спокойной улице за скромным столом, недели и месяцы облюбовывает Врубель жемчужную ракушку. В этой работе ищет он природу. Природу, далекую от жизни людей, где и сами людские фигуры тоже делаются волшебными и неблизкими нам. Нет теплоты близости в дальнем сиянии, но много заманчивости, много новых путей – того, что тоже нам нужно. Этой заманчивости полна и «Жемчужина». Более чем когда-либо в ней подошел Врубель к природе в тончайшей передаче ее и все-таки не удалился от своего обычного волшебства...
«Если хотя одну часть вещи сделать с натуры, это должно освежить всю работу, поднять ее уровень, приблизить к гармонии природы». В таком слове звучит коренное умение пользоваться природой. Врубель красиво говорит о природе; полутон березовой рощи с рефлексами белых стволов; тень кружев и шелка женских уборов; фейерверк бабочек; мерцанье аквариума, характер паутины кружев, про все это нужно послушать Врубеля художникам. Он бы мог подвинуть нашу молодежь, ибо часто мы перестаем выхватывать красивое, отрезать его от ненужного. Врубель мог бы поучить, как надо искать вещь; как можно портить работу свою, чтобы затем поднять ее на высоту, еще большую. В работах Врубеля, в подъемах и падениях есть нерв высокого порядка, далекий от самодовольного мастерства или от беспутных хватаний за что попало. Не поражающее, а завлекающее есть в работах Врубеля – верный признак их жизнеспособности на долгое время. Подобно очень немногим, шедшим только своей дорогой, в вещах Врубеля есть особый путь, подсказанный только природой. Эта большая дорога полна спусков и всходов. идет ею. Нам нужны такие художники." (Н.К. Рерих)