Человек, любящий сказки на всю жизнь в душе остается ребенком. Окунитесь в волшебный мир сказки сами и откройте его вашим детям. Волшебные сказки не оставляют в наших буднях места злу. Вместе со сказочными героями мы верим в то, что жизнь прекрасна и удивительна!

Камыр-батыр

Жили в давние-предавние времена на свете старик со старухой. Хорошо они жили, но вот беда - не было у них детей. Однажды старуха пекла пироги, а старик сидел возле неё и смотрел. Потом взял он кусок теста и говорит:
- Нету у нас сыночка... Сделаем-ка себе мальчика хоть из теста!
Слепили они из теста мальчика, положили его на лавку, а сами занялись делом: старуха пошла корову доить, старик отправился во двор рубить дрова.
Когда они вернулись в дом, оба очень удивились - стоят, глазам своим не верят: тестяной мальчик ожил, сидит на полу, смеётся да играет с козлёнком.
- Как же нам назвать нашего сынка? - спрашивает старуха.
- Сделали мы его из теста, пусть он и называется Камыр*. - говорит старик.
Стал Камыр расти не по дням, а по часам. За один месяц так вырос, как другой и за целый год не вырастет. И сил у Камыра с каждым днём прибывает.
Вышел Камыр как-то раз на улицу поиграть, стал бороться с мальчишками. Поднял одного и подбросил выше дерева. Упал мальчишка на землю, лежит, подняться не может. Подбежали к Камыру другие ребята, хотели его побороть, на землю повалить, да не могли: он сам всех раскидал, повалил. Лежат мальчишки на земле, охают.
Собрались жители аула, пришли к старику жаловаться на Камыра, в один голос твердят:
- Куда хочешь, туда и девай своего сына, только чтобы в нашем ауле больше его не было! Не то он всех наших ребят покалечит!

Нечего делать, пришёл старик домой и говорит Камыру:
- Придётся тебе, сынок, уходить отсюда.
- Не горюй, отец! - говорит Камыр. - Пойду я в дальние края, посмотрю, как там люди живут. Дай мне только дубинку на дорогу.
Принёс старик дубинку. Камыр опёрся на неё, а дубинка разломилась пополам.
- Не годится эта дубинка, - говорит Камыр. - Поди закажи кузнецу железную дубинку.
Пошёл старик к кузнецу, велел выковать железную дубинку.
Испробовал Камыр дубинку и говорит:
- Вот эта хороша: не гнётся, не ломается! Можно теперь с ней и в путь отправляться.

Напекла старуха Камыру лепёшек на дорогу, попрощался он и ушёл из аула.
Шёл он, шёл и дошёл до леса. Идёт по лесной дороге и видит: ковыляет ему навстречу человек, а ноги у этого человека связаны, словно у коня, которого на луг пастись выпустили.
Удивился Камыр и спрашивает:
- Почему это у тебя ноги связаны? Кто это связал тебя?
- Никто меня не связывал, - отвечает человек, -я сам их связал. Если я сниму с ног ремни, то зашагаю так быстро, что меня даже птица не догонит! - А куда ты идёшь?
- И сам не знаю, куда иду!
- Пойдём со мной!
Пошли они вдвоём. Шли, шли и повстречали человека.
Сидит этот человек на краю дороги, зажимает себе нос пальцами.
- Почему это ты нос зажимаешь? - спрашивает его Камыр.
- Как мне не зажимать нос! - говорит человек. - Стоит мне одну ноздрю чуть приоткрыть - поднимается такой ветер, что во всей округе мельницы начинают крутиться.
А уж если обе ноздри открою, беда будет - вся земля закачается!

- Хочешь с нами идти? - спрашивает Камыр.
- Хочу!
Пошли они втроём. Идут по дороге, повстречали белобородого старика. На голове у старика шапка надета, и не как у всех, а набекрень: на одном ухе держится.
Почему ты, бабай**, носишь шапку набекрень? — спрашивает Камыр.
- Мне по-другому носить её нельзя, - говорит старик. - Если я надену шапку на всю голову - поднимется вьюга, а если надвину шапку до бровей - вся земля льдом покроется.
Удивился Камыр и говорит:
- Пойдём с нами, бабай!
Пошли они дальше вчетвером и увидели стрелка. Стоит этот стрелок, целится из лука во что-то, а во что не видно.
- Во что ты целишься? - спрашивает его Камыр. Вон на склоне той горы, отвечает стрелок, - шестьдесят вёрст отсюда, на ветке сидит муха. Я хочу прострелить ей левый глаз.
Подивился Камыр и взял стрелка с собою.
Пошли они впятером и увидели какого-то старика.
Сидит этот старик на корточках, пересыпает землю с ладони на ладонь. Спрашивает его Камыр:
- Что это ты делаешь, бабай?
- Сюда насыплю, - отвечает старик, - тут гора поднимется, туда насыплю - там гора поднимется!
И этого старика взял Камыр с собою.
Пошли они вшестером и пришли в большой город. Узнал Камыр, что у хана этой страны есть дочка - красавица.
Пошёл он со своими товарищами к хану, стал сватать его дочку. А хану не хочется выдавать дочку за неизвестного джигита. Стал он всякие отговорки придумывать, чтобы от Камыра как-нибудь отделаться.
- Пусть, - говорит, - кто-нибудь из вас обгонит моего скорохода, тогда можно будет и о сватовстве поговорить.
- Что ж,- отвечает Камыр, - мы от этого не откажемся.
Позвал хан своего лучшего скорохода и приказал ему бежать до высокой горы. Помчался ханский скороход изо всех сил.
Тогда бегун Камыра не спеша снял с ног ремни и пустился вдогонку. Он быстро обогнал ханского скорохода, примчался к горе, лёг на траву и стал поджидать, когда ханский скороход прибежит. Ждал, ждал да и заснул крепко.
Прибежал ханский скороход к горе и повернул скорее обратно.
А тот бегун всё спит...
Смотрят все - заклубилась на дороге пыль, возвращается ханский скороход.
Забеспокоился Камыр, говорит стрелку:
- Видно, заснул наш бегун! Этак мы и проиграть можем.Стрельника в него, разбуди скорее!
Стрелок снял с плеча лук, прицелился и пустил стрелу. И так метко пустил, что стрела задела только самый кончик уха у спящего бегуна. Проснулся бегун, бросился вперёд и в один миг обогнал ханского скорохода.
Видит хан, что ничего не вышло у него из этой затеи: не смог отделаться от Камыра.
- Хорошо, - говорит, - теперь можно и о сватовстве подумать. А пока сходите вы все в мою баню да вымойтесь хорошенько!
Не догадался Камыр, что хан задумал их погубить. Пошёл со своими товарищами в чугунную ханскую баню.
Только они вошли в баню, хан приказал запереть её крепко и обложить со всех сторон дровами. Наносили ханские слуги дров и подожгли их. Запылали сухие дрова, накалилась баня докрасна.
- Теперь они живыми не выйдут! - говорит хан.
Как только в бане стало жарко, Камыр сказал белобородому старику:
- Ну-ка, бабай, надень свою шапку на голову!
Старик надел шапку на макушку, и сразу в бане поднялась вьюга. Но и она не могла остудить баню.
Тогда Камыр попросил старика надвинуть шапку до бровей. Стены бани тут же остыли и покрылись толстым слоем льда.
Наутро хан приказал отпереть баню, да так и обмер: и Камыр и все его товарищи остались живы и здоровы.
Подошёл Камыр к хану и сказал:
- Хотел ты нас погубить, да не сумел! Говори мне прямо: отдашь свою дочь за меня или нет?
- Нет, - ответил хан, - по своей воле я за тебя дочь не отдам. Попробуй, если сумеешь, взять её силой!
Сказал хан эти слова и подал знак своим слугам.
Набросились на Камыра и его товарищей ханские слуги. Началась схватка, и такая жаркая, что под ногами у них все кочки сровнялись, а ровная земля взбилась кочками.
Бились они целый день, бились весь вечер, бились целую ночь.
Надоело это Камыру. Велел он своему товарищу, который нос зажимал, дунуть посильнее.
Приоткрыл тот ноздрю, и поднялся такой ураган, что все ханские слуги взлетели на воздух, как пыль.
Тут старик, пересыпавший землю с ладони на ладонь, сказал:
- Сюда насыплю - тут гора поднимется, туда насыплю - там гора поднимется!
Поднялись две высокие горы и засыпали ханских слуг. А хан всё не унимается - зовёт своих воинов. Прибежали воины, кинулись было на Камыра, а он взмахнул своей железной дубинкой и разогнал их всех. Испугался хан и выдал свою дочку за Камыра-батыра. Посадили батыры невесту на быстрого коня и увезли к родителям Камыра.
Тридцать дней пировали, сорок дней свадьбу справляли, гостей мясом неродившейся кобылицы угощали! И я на той свадьбе был - из пустого ковша мёд пил.

Жили в давние-предавние времена на свете старик со старухой. Хорошо они жили, но вот беда - не было у них детей. Однажды старуха пекла пироги, а старик сидел возле неё и смотрел. Потом взял он кусок теста и говорит: - Нету у нас сыночка... Сделаем-ка себе мальчика хоть из теста!
Слепили они из теста мальчика, положили его на лавку, а сами занялись делом: старуха пошла корову доить, старик отправился во двор рубить дрова.
Когда они вернулись в дом, оба очень удивились - стоят, глазам своим не верят: тестяной мальчик ожил, сидит на полу, смеётся да играет с козлёнком.
- Как же нам назвать нашего сынка? - спрашивает старуха.
- Сделали мы его из теста, пусть он и называется Камыр*. - говорит старик.
Стал Камыр расти не по дням, а по часам. За один месяц так вырос, как другой и за целый год не вырастет. И сил у Камыра с каждым днём прибывает.
Вышел Камыр как-то раз на улицу поиграть, стал бороться с мальчишками. Поднял одного и подбросил выше дерева. Упал мальчишка на землю, лежит, подняться не может. Подбежали к Камыру другие ребята, хотели его побороть, на землю повалить, да не могли: он сам всех раскидал, повалил. Лежат мальчишки на земле, охают.
Собрались жители аула, пришли к старику жаловаться на Камыра, в один голос твердят:
- Куда хочешь, туда и девай своего сына, только чтобы в нашем ауле больше его не было! Не то он всех наших ребят покалечит!

Нечего делать, пришёл старик домой и говорит Камыру:
- Придётся тебе, сынок, уходить отсюда.
- Не горюй, отец! - говорит Камыр. - Пойду я в дальние края, посмотрю, как там люди живут. Дай мне только дубинку на дорогу.
Принёс старик дубинку. Камыр опёрся на неё, а дубинка разломилась пополам.
- Не годится эта дубинка, - говорит Камыр. - Поди закажи кузнецу железную дубинку.
Пошёл старик к кузнецу, велел выковать железную дубинку.
Испробовал Камыр дубинку и говорит:
- Вот эта хороша: не гнётся, не ломается! Можно теперь с ней и в путь отправляться.
Напекла старуха Камыру лепёшек на дорогу, попрощался он и ушёл из аула.
Шёл он, шёл и дошёл до леса. Идёт по лесной дороге и видит: ковыляет ему навстречу человек, а ноги у этого человека связаны, словно у коня, которого на луг пастись выпустили.
Удивился Камыр и спрашивает:
- Почему это у тебя ноги связаны? Кто это связал тебя?
- Никто меня не связывал, - отвечает человек, -я сам их связал. Если я сниму с ног ремни, то зашагаю так быстро, что меня даже птица не догонит! - А куда ты идёшь?
- И сам не знаю, куда иду!
- Пойдём со мной!
Пошли они вдвоём. Шли, шли и повстречали человека. Сидит этот человек на краю дороги, зажимает себе нос пальцами.
- Почему это ты нос зажимаешь? - спрашивает его Камыр.
- Как мне не зажимать нос! - говорит человек. - Стоит мне одну ноздрю чуть приоткрыть - поднимается такой ветер, что во всей округе мельницы начинают крутиться. А уж если обе ноздри открою, беда будет - вся земля закачается!
- Хочешь с нами идти? - спрашивает Камыр.
- Хочу!
Пошли они втроём. Идут по дороге, повстречали белобородого старика. На голове у старика шапка надета, и не как у всех, а набекрень: на одном ухе держится.
Почему ты, бабай**, носишь шапку набекрень? - спрашивает Камыр.
- Мне по-другому носить её нельзя, - говорит старик. - Если я надену шапку на всю голову - поднимется вьюга, а если надвину шапку до бровей - вся земля льдом покроется. осказках.ру - сайт
Удивился Камыр и говорит:
- Пойдём с нами, бабай!
Пошли они дальше вчетвером и увидели стрелка. Стоит этот стрелок, целится из лука во что-то, а во что не видно.
- Во что ты целишься? - спрашивает его Камыр. Вон на склоне той горы, отвечает стрелок, - шестьдесят вёрст отсюда, на ветке сидит муха. Я хочу прострелить ей левый глаз.
Подивился Камыр и взял стрелка с собою.
Пошли они впятером и увидели какого-то старика.
Сидит этот старик на корточках, пересыпает землю с ладони на ладонь. Спрашивает его Камыр:
- Что это ты делаешь, бабай?
- Сюда насыплю, - отвечает старик, - тут гора поднимется, туда насыплю - там гора поднимется!
И этого старика взял Камыр с собою.
Пошли они вшестером и пришли в большой город. Узнал Камыр, что у хана этой страны есть дочка - красавица. Пошёл он со своими товарищами к хану, стал сватать его дочку. А хану не хочется выдавать дочку за неизвестного джигита. Стал он всякие отговорки придумывать, чтобы от Камыра как-нибудь отделаться.
- Пусть, - говорит, - кто-нибудь из вас обгонит моего скорохода, тогда можно будет и о сватовстве поговорить.
- Что ж,- отвечает Камыр, - мы от этого не откажемся.
Позвал хан своего лучшего скорохода и приказал ему бежать до высокой горы. Помчался ханский скороход изо всех сил.
Тогда бегун Камыра не спеша снял с ног ремни и пустился вдогонку. Он быстро обогнал ханского скорохода, примчался к горе, лёг на траву и стал поджидать, когда ханский скороход прибежит. Ждал, ждал да и заснул крепко.
Прибежал ханский скороход к горе и повернул скорее обратно.
А тот бегун всё спит...
Смотрят все - заклубилась на дороге пыль, возвращается ханский скороход.
Забеспокоился Камыр, говорит стрелку:
- Видно, заснул наш бегун! Этак мы и проиграть можем.Стрельни-ка в него, разбуди скорее!
Стрелок снял с плеча лук, прицелился и пустил стрелу. И так метко пустил, что стрела задела только самый кончик уха у спящего бегуна. Проснулся бегун, бросился вперёд и в один миг обогнал ханского скорохода.
Видит хан, что ничего не вышло у него из этой затеи: не смог отделаться от Камыра.
- Хорошо, - говорит, - теперь можно и о сватовстве подумать. А пока сходите вы все в мою баню да вымойтесь
хорошенько!
Не догадался Камыр, что хан задумал их погубить. Пошёл со своими товарищами в чугунную ханскую баню.
Только они вошли в баню, хан приказал запереть её крепко и обложить со всех сторон дровами. Наносили ханские слуги дров и подожгли их. Запылали сухие дрова, накалилась баня докрасна.
- Теперь они живыми не выйдут! - говорит хан.
Как только в бане стало жарко, Камыр сказал белобородому старику:
- Ну-ка, бабай, надень свою шапку на голову!
Старик надел шапку на макушку, и сразу в бане поднялась вьюга. Но и она не могла остудить баню. Тогда Камыр попросил старика надвинуть шапку до бровей. Стены бани тут же остыли и покрылись толстым слоем льда.
Наутро хан приказал отпереть баню, да так и обмер: и Камыр и все его товарищи остались живы и здоровы. Подошёл Камыр к хану и сказал:
- Хотел ты нас погубить, да не сумел! Говори мне прямо: отдашь свою дочь за меня или нет?
- Нет, - ответил хан, - по своей воле я за тебя дочь не отдам. Попробуй, если сумеешь, взять её силой!
Сказал хан эти слова и подал знак своим слугам.
Набросились на Камыра и его товарищей ханские слуги. Началась схватка, и такая жаркая, что под ногами у них все кочки сровнялись, а ровная земля взбилась кочками.
Бились они целый день, бились весь вечер, бились целую ночь.
Надоело это Камыру. Велел он своему товарищу, .который нос зажимал, дунуть посильнее.
Приоткрыл тот ноздрю, и поднялся такой ураган, что все ханские слуги взлетели на воздух, как пыль.
Тут старик, пересыпавший землю с ладони на ладонь, сказал:
- Сюда насыплю - тут гора поднимется, туда насыплю - там гора поднимется!
Поднялись две высокие горы и засыпали ханских слуг. А хан всё не унимается - зовёт своих воинов. Прибежали воины, кинулись было на Камыра, а он взмахнул своей железной дубинкой и разогнал их всех. Испугался хан и выдал свою дочку за Камыра-батыра. Посадили батыры невесту на быстрого коня и увезли к родителям Камыра.
Тридцать дней пировали, сорок дней свадьбу справляли, гостей мясом неродившейся кобылицы угощали! И я на той свадьбе был - из пустого ковша мёд пил.

* Камыр - тесто
** Бабай –дедушка

Добавить сказку в Facebook, Вконтакте, Одноклассники, Мой Мир, Твиттер или в Закладки

Раньше обычного двинулись в ту весну на джайлау ногайские роды, что кочевали на самом краю земли казахской. Первыми достигли озера Ну богатые аулы двенадцати разделов.
Рядами стали караваны на зеленых джайляу, и каждый джигит спешил поднять свой шанырык, поставить кереге, наколоть уык да закрыть узук. Белоснежные юрты средь ровной зелени - посмотри, и тебе покажется, что это лебеди легли на зеркальную изумрудную гладь горного озера, распростерши свои белопенные крылья. Блеяли козлята и ягнята, ржали кони, и степь, шелкотравная, колышущаяся, вновь обрела жизнь, и вечернее небо снова наполнилось шумом и гамом.
А через день-другой на джайляу Саз, что располагалось в некотором отдалении от озера Ну, тоже появились люди. Изможденные дальней дорогой, тяжело навьюченные лошади и верблюды ступали медленно, как бы нехотя, и так же медленно поднимались один за другим шаныраки юрт бедного рода ногайлинцев. И не было у них несметных стад и табунов, и не было у них богатства иного, чем они сами, неунывающие бедняки, ставящие свои убогие жилища с подветренной стороны юрт чуть более богатых своих соседей, юрт тесных, низких, крытых грубой темной кошмой. И расположились шестью аулами по десятку юрт. Аргыны и т?бырлы составили девять аулов, другие ногайлинцы стали крыло к крылу, колено к колену надежной крепостью, готовой отразить любого врага.
Самым сильным и богатым из двенадцати родов был род Азимбая, имевшего шестерых взрослых сыновей. Был знатен и почитаем в алаше Азимбай, владевший несметным количеством скота. Пешему он давал коня, с голодными делил свой дастархан, и поэтому любое слово его имело для сородичей силу закона - кто еще подаст им руку помощи в трудный час, на кого еще опереться, если не на великого Азимбая, чей нрав был суров и грозен, а решения - непоколебимы?
Богат был род Азимбая, но пуще всех драгоценностей и он, и его шестеро сыновей берегли красавицу Назым, единственную дочь Азимбая, единственную сестру шестерых батыров. В тот год ей как раз исполнилось восемнадцать, и о красоте этой гибкой, как тростинка, девушки складывали песни не только казахи, но и калмыки, что издавна соседствовали с ногайлинцами. Многие были очарованы ее красотой, каждый мечтал стать ее избранником. Но велик был страх джигитов перед грозными сыновьями Азимбая, и влюбленные опасались даже близко подойти к ее аулу, не говоря уже о том, чтобы искать с нею встречи.
Но Назым, которую нежно лелеяли и мать, и отец, и братья, не была избалованной, капризной и ленивой, как это часто случалось с дочерьми других баев. В пять лет она уже теребила шерсть. В шесть - начала сучить нитки для холстины своими слабыми пальчиками. В семь лет взяла в руки иголку и принялась выводить затейливые узоры по шелку. В восемь - пряла пряжу. В девять-могла вырезать красивые орнаменты для одежды. В десять - шила, надев на палец наперсток. В один-надцать научилась заваривать такой вкусный чай, которого отродясь не пивали в ауле. В двенадцать - начала готовить мясо. В тринадцать - сама поставила себе отау. В четырнадцать-ткала холст. В пятнадцать - шутя справлялась одна со всем домашним хозяйством. В шестнадцать - села на скакуна. В семнадцать - сделала стрелы и натянула тетиву лука. А на восемнадцатом году своей юной жизни - запрягла в позолоченную повозку тройку самых быстрых лошадей и впервые выехала на прогулку со сверстницами. К тому же Назым отличалась умом и сообразительностью.
Итак, девушка достигла того возраста, когда сердце начинало трепетать у каждого, кто хоть раз встречал ее. И стар и млад теряли дар речи при виде ее красоты, а тот, кто лишь слышал о Назым, проводил бессонные ночи, мечтая хоть краешком глаза глянуть на нее. Вот почему в этот переезд на джайляу юноши многих аулов о замиранием сердца ждали, когда проедет золоченая повозка Назым.
А весна была в самом разгаре, и люди не могли досыта надышаться ароматом зеленых лугов. Для юношей и девушек это время было особо привлекательным. Весь долгий день они пасли скот или хлопотали по хозяйству, зато ночью оставались под присмотром лишь единственного сторожа джайляу - золоторогого месяца...
В один из дней Азимбай созвал к себе своих детей. Первым преклонил перед ним колена старший, по имени Кабыршак. Рядом с ним, соответственно возрасту, сели?араз, Дараз, Алшыораз, ?арымсак и Сарымсак. Заняла свое место перед отцом, сидевшим на торе - самом почетном месте,- и несравненная Назым. Отец помолчал, глядя на своих детей, после чего сказал:
- Сыновья мои На этом джайляу, у истока реки Ну, впадающей в озеро, родилась сестра ваша, моя единственная дочь Назым. И будет ей этим летом ровно восемнадцать. Мудрые предки говорили: восемнадцать - время зрелости сына и совершеннолетия дочери. Для родителей это время великой радости и великой печали. Сын женится, вводит в дом невестку, а дочь, рожденная для чужого очага, оставляет отцовское гнездо. И еще говорили предки: сын умножает свой род, дочь множит народ. И стоит ли напоминать, что привести в дом сноху и выдать замуж дочь - это не одно и то же...
Азимбай снова задумался, и сыновья с почтением ждали продолжения его речи. Назым смущенно опустила свои черные, прекрасные глаза.
- Да, выдать замуж дочь - нелегкое дело... Но как бы ни печалилось сердце, этот день настает. Так сыграем же свадьбу, и пусть вся округа радуется вместе с нами. Объявим всем, что наша Назым достигла совершенно¬летия! Что скоро будет праздник для всего народа. И пусть люди выгуливают скакунов для скачек, а борцы готовятся к поединкам! Мы же, дети мои, должны щедро, не скупясь угостить собравшихся, наградить состязающихся богатыми подарками, чтоб слух о нашем празднике прошел по всей степи. Вот почему я велел в этом году откочевать на джайляу раньше обычного. Мы устроим той и положимся на волю аллаха, чтобы Назым стала женой достойнейшего... Это все, что я хотел вам сказать, дети мои...
Братья радостно переглянулись. Караз подмигнул Даразу, Карымсак - Сарымсаку, Алшыораз улыбнулся сестре и кивнул ей, поздравляя. Лишь старший, Кабыршак, безмолвствовал, насупившись как сыч.

На отрогах седого Урала был один башкирский аул. Жил в этом ауле бедняк Батырша со своей женой. Бедна была их жизнь - ни земли, ни скота, ни птицы у них не было. Хлеб тогда сеяли только очень богатые, и то очень мало. Трудно жилось беднякам, кормились тем, что украдкой ловили рыбу и собирали ягоды. Особенно тяжело было зимой. Алчные баи не разрешали рубить дрова, и бедные люди мерзли от холода. Они собирали хворост и грелись у очага.

Однажды, в лютую зимнюю стужу, у Батырши не оказалось дров. В самую полночь Батырша с женой пошли в лес и нарубили себе дров. Наутро баи прознали об этом и наказали Батыршу сотней ударов плетью, а потом связали его вместе с женой и отвезли далеко-далеко, в горные глуши Урала. На новом месте жизнь была еще тяжелее. Но вот пришла радость: у них родился сын, мальчик с длинными русыми волосами. Дали они своему сыну имя - Акъял, что значит, "белогривый". Рос мальчик не по дням, а по часам. Прошло несколько лет, и Акъял стал рослым молодцом, начал охотиться на птиц и зверей, помогать отцу. Зажила семья сытно. Отец с матерью не могли налюбоваться на своего сына.

Когда Акъялу исполнилось пятнадцать лет, родители его скончались. Сильно горевал юный батыр, но делать нечего, с почестями похоронил он своих родителей, и решил пойти посмотреть, как люди живут. Ведь в той глуши, где родился и вырос Акъял батыр, людей совсем не было, и кроме своих родителей, он никого из людей в жизни не видел. "Может быть, они дадут мне хороший совет и научат жить", - подумал Акъял-батыр. Взял Акъял-батыр лук и стрелы, привязал к поясу острый булатный нож и отправился в путь. Долго шел Акъял-батыр, много пересек он гор, лесов и рек и остановился на отдых у подножия высокой горы. Лежит Акъял-батыр и видит человека, который изо всех сил что-то делает, поднимая клубы пыли. Встал Акъял-батыр, подошел к человеку и спрашивает:

Эй, человек, кто ты и что делаешь здесь?

А человек отвечает:

Видишь, горы переставляю, а зовут меня Тау-батыр. Долгие годы живу я в этих горах и не видел ни одного человека. А кто ты сам будешь?

Я - Акъял-батыр. Покинул места, где родился и вырос, хочу осмотреть, что делается на белом свете.

Возьми и меня с собой,- сказал Тау-батыр.

Что ж, идем! Вдвоем веселее идти,- отвечает Акъял-батыр. Долго-долго шли они по горам и никого не встретили, кроме зверей. Шли они по дремучему лесу и вдруг слышат шум и треск. Недолго пришлось им идти: видят человека, который выкапывает деревья с одного места и пересаживает на другое. Подошли батыры к человеку и спрашивают его:

Егет, что ты делаешь? А тот и говорит в ответ:

Я Урман-батыр. Видите, деревья пересаживаю. Уж очень тут лес густой. А вы сами кто такие?

Я пошел посмотреть на белый свет и встретил Тау-батыра,- ответил Акъял-батыр.

Возьмите и меня с собой,- говорит им Урман-батыр.

И вот три батыра вместе отправились в путь. День идут, два идут. Дни сменялись ночами, за ночами наступали дни. Однажды, когда три батыра прошли уже много гор, лесов и рек, увидели они избушку. Но ни в избушке, ни около нее никого не было. Поблизости паслись большие табуны диких коней. Недалеко была деревня, в которой тоже не было ни одного человека. Тогда Акъял-батыр и говорит:

Долго раздумывать нечего. Ты, Урман-батыр, поймай одну кобылицу, заколи ее и свари мясо, а мы с Тау-батыром пойдем и посмотрим, что есть в окрестностях.

Когда друзья ушли, Урман-батыр наточил нож и отправился к табуну: там он выбрал жирную кобылицу, зарезал ее и стал варить мясо в огромном котле.

Вдруг слышит - кто-то стучится в дверь.

Кто там?- спрашивает Урман-батыр.

Если гость, то входи,- сказал Урман-батыр и открыл дверь. Перед ним стоял старик-карлик, сам ростом с вершок, а борода в тысячу вершков.

Внеси меня в избу,- говорит старик. Урман-батыр внес старика на руках в избушку.

Посади меня на почетное место,- говорит старик.

Урман-батыр усадил его на почетное место.

У тебя варится полный котел мяса, дай-ка мне поесть,- говорит старик.

Урман-батыр достал из котла большой кусок мяса и дал старику. Старик-карлик сразу съел мясо и говорит:

Дай еще!

У меня есть товарищи, они ушли в лес. Это мясо варится к их приходу.

Не хочу я ничего слушать, давай мне скорее мясо!- сердито крикнул карлик. Видит старик, что Урман-батыр не слушает его, соскочил с места, вцепился батыру в палец, защемил его меж бревен избы, а сам поскорее съел мясо и скрылся. Урман-батыр выдернул палец из щели, содрал себе кожу и задумался:

Что теперь делать? Что я отвечу товарищам? Нет, одним ответом их не накормишь, а они вернутся голодные…

Недолго думая, поймал он вторую кобылицу, заколол и опять принялся варить мясо. Вскоре возвратились его товарищи.

Мясо сварилось?- спросил Акъял-батыр.

Сварилось,- ответил Урман-батыр. Уселись батыры и стали есть. Тут увидел Акъял-батыр перевязанный палец Урман-батыра и спрашивает:

Что с твоим пальцем?

Досадно было Урман-батыру сознаться; подумал он и говорит:

Задел ножом, когда резал мясо.

Досыта наелись они жирного мяса и легли спать.

Наутро говорит Акъял-батыр Тау-батыру:

Мы с Урман-батыром пойдем в лес, а ты сегодня оставайся дома и приготовь нам чего-нибудь поесть.

Ушли товарищи в лес. Тау-батыр поймал из табуна лошадь, заколол ее и начал варить мясо. Вдруг слышит он - кто-то сильно стучится в дверь.

Кто там? - спрашивает Тау-батыр.

Если гость, то входи, - сказал Тау-батыр, открыл дверь и видит старика: сам ростом с вершок, а борода в тысячу вершков.

Заходи, бабай, будешь гостем, - говорит Тау-батыр.

Сам не могу войти, внеси меня на руках, - отвечает старик. Тау-батыр внес его на руках и усадил на почетное место.

Дай мне есть, - говорит старик.

Тау-батыр дал старику большой кусок мяса, старик тут же съел его и требует еще.

Не могу я дать тебе еще: у меня есть товарищи, скоро они, голодные, вернутся домой, - ответил Тау-батыр.

Соскочил старик с места, бросился на Тау-батыра, приподнял его и повесил за ухо на крючок, а сам с жадностью съел мясо и скрылся.

У Тау-батыра разорвалось ухо, он упал с крючка и долго лежал на полу. Потом он вспомнил о товарищах, встал, поймал другую лошадь, заколол ее и начал варить мясо во второй раз.

Вернулись Акъял-батыр и Урман-батыр из леса, и все сели за еду.

Когда поели, Акъял-батыр рассказал о тех местах, где они были, о том, что видели, а потом увидел завязанное ухо Тау-батыра и спрашивает:

Что случилось с твоим ухом?

Когда ловили лошадь, она лягнула и задела мне ухо копытом, - сказал Тау-батыр.

Что с вами? Один палец себе ободрал, а другой ухо разорвал! Ладно, завтра я сам останусь дома и всё узнаю. Посмотрим, что случится со мной, - сказал Акъял-батыр.

Наутро товарищи ушли в лес, а Акъял-батыр остался дома. Он поймал лошадь, содрал с нее шкуру и начал варить мясо.

В это время послышался сильный стук в дверь.

Кто там? - спросил Акъял-батыр.

Открыл Акъял-батыр дверь и видит: стоит старик, сам ростом с вершок, а борода в тысячу вершков. Долго стояли они и смотрели один на другого.

Внеси меня в избу, - сказал наконец старик.

Сам шел сюда - сам заходи и садись, - ответил Акъял-батыр. Вошел старик сам в избу и уселся на почетное место.

Дай мне мясо! - крикнул старик, как только сел.

У нас гости не требуют угощения. Эуки есть у тебя - доставай сам и ешь,- спокойно ответил Акъял-батыр.

Ах, ты еще вздумал со мной спорить!- грозно крикнул старик и бросился было на Акъял-батыра, но тот быстро схватил его и привязал за бороду к двери. Старик стал рваться, метаться, наконец, оборвал бороду и убежал.

Акъял-батыр догадался, что это тот самый старик, который одному из товарищей содрал кожу на пальце, а другому разодрал ухо.

В это время вернулись Урман-батыр с Тау-батыром. Он показал им на бороду и спрашивает:

Верно, что он вас поборол?

Да, батыр, так это и было, - ответили товарищи.

Эаз так, то нам нужно разыскать этого старика и наказать, - сказал Акъял-батыр.

Батыры наелись, напились, взяли оружие, сунули в мешок бороду старика и отправились в путь.

Долго шли батыры, прошли много рек и лесов. Когда поднялись на высокую гору, то увидели, что впереди кто-то быстро убегает от них.

Акъял-батыр закричал:

Друзья, вон старик-карлик! Он убегает - скорее за ним!

И все три батыра побежали за стариком. Но на самой вершине горы старик пропал, будто сквозь землю провалился.

Прибежали они к тому месту, где исчез старик, и увидели большую дыру.

Ну вот что, - сказал Акъял-батыр, - вы стерегите вход в эту пропасть, а я спущусь вниз и разыщу этого старика.

Свили они из карликовой бороды длинную веревку, ухватился Акъял-батыр за один конец, другой в руках у батыров остался - и начал спускаться вниз.

Спустился батыр на самое дно, огляделся и увидел дорогу. Шел, шел по дороге - дошел до какого-то города. На самом краю города стоит старая, ветхая избушка. Вошел он в избу, а там сидят старик со старухой. Оба они худые и страшные. Стал батыр расспрашивать их о житье-бытье. Старик вздохнул глубоко и говорит:

Сынок, сходи за водой! Не дают нам здесь ее. У нас даже нет воды, чтобы приготовить тебе пищу. Ты - гость, поэтому тебе разрешат взять ведро воды.

Акъял-батыр взял ведро и пошел за водой на другой конец, где холодный ручей впадал в большой пруд.

Только собрался батыр зачерпнуть воды, как услышал громкий голос:

Ты зачем пришел сюда?! Кто ты?

Я - гость, - ответил Акъял-батыр.

А, раз гость, можешь взять ведро воды.

Зачерпнул Акъял-батыр полное ведро и пошел домой. А прохожие удивляются ему, как это он ухитрился в такую пору воды достать.

Принес батыр воды. Не успел поставить ведро, как старик со старухой кинулись к воде, да так и выпили всю без остатка.

И тут понял Акъял-батыр, что народ в этих местах день и ночь томится без воды. Взял он свой острый меч, ведро и вышел из избы.

Куда ты, сынок? Он тебе не даст больше ни капли! - закричали старики.

Но Акъял-батыр сказал:

Я достану воду! Я прогоню злого хозяина воды!

Пришел он к реке, опустил ведро в воду, а сам держит меч наготове. Только хотел было вытащить ведро, как на него набросился старик-карлик.

Вот где ты! - сказал Акъял-батыр. - Тебя-то мне и нужно. И он своим острым мечом отсек карлику голову по самые плечи. Идет Акъял-батыр по дороге, несет воду и всем встречным говорит:

Идите за водой без страха! Я одолел карлика - жадного хозяина воды.

Народ обрадовался, побежал за водой. Все натаскали воды, напились, наварили еды, затопили бани. И слава о храбром Акъял-батыре пошла по всему подземному царству.

А храбрый Акъял-батыр распрощался со стариками и отправился дальше.

Идет он по городу и видит - собралось много народу на городской площади. Ходят по улицам глашатаи и кричат:

Кто выстрелит из лука и попадет в царский перстень, тому царь обещает все свое богатство, а кто промахнется - того накажут ударами плети!

Дай попытаю счастья, - сказал Акъял-батыр и пошел на площадь.

Увидели его визири и другие знатные люди, стали смеяться и показывать на его старую одежду. Но он не слушал, что говорят о нем, взял свой лук, натянул тетиву и выстрелил. Стрела со свистом поддела перстень и вонзилась в стену царского дворца. Все зашумели, закричали, затопали ногами, а царь сказал.

И он привел Акъял-батыра в свой дворец.

Много ли, мало ли времени прошло, а услышал Акъял-батыр, что в соседнем царстве тоже готовится состязание, и пошел туда. Пришел Акъял-батыр в самый главный город, и слышит, как глашатаи объявляют:

Кто сумеет выстрелить из лука так, что попадет в ушко иголки, тому царь отдаст все свои владения, а кто не попадет, тому отсекут руки по самые плечи! - Дай-ка, попытаю счастья, -сказал Акъял-батыр и пошел на царский двор.

Пришел он на царский двор, а визири и другие знатные люди смеются над ним. А Акъял-батыр был в своем старом платье: богатство-то он роздал беднякам. Но батыр не стал даже слушать, что говорят о нем баи, натянул тетиву, выстрелил и попал в игольное ушко. Весь народ закричал, зашумел, затопал ногами, а царь сказал.

Не шумите, я сдержу свое слово.

И он отдал батыру свои владения.

Прошло сколько-то времени, и Акъял-батыр прослышал о новом состязании в соседнем царстве. Собрался он и пошел туда. Пришел в город, а там глашатаи ходят по улицам и кричат:

Наш царь вызывает батыров на борьбу! Кто его одолеет - царство; кого он одолеет - тому голову с плеч!

Пошел Акъял-батыр в третий раз попытать счастья и попал на городскую площадь. Там визири и знатные люди стали над ним смеяться. Но он их не слушает, идет к царю и говорит:

Вызываешь ты батыров на борьбу - хочу и я побороться с тобой!

Смотри, егет, - говорит царь, - плохо тебе будет: у многих уже голова с плеч слетела!

Я страшусь, - ответил Акъял-батыр.

Вот они вышли в круг, сошлись и стали бороться. Обхватил царь молодого батыра обеими руками и хотел ударить его оземь. Но Акъял-батыр вывернулся, приподнял царя, подбросил его кверху высоко-высоко, а потом подхватил на лету и поставил на землю. Нечего делать царю, признал он себя побежденным. И Акъял-батыр опять получил огромное богатство.

Вспомнил Акъял-батыр о своих товарищах, которые остались ждать его у входа в пропасть. Недолго думая, взял он, сколько мог, золота и всякого добра и отправился в путь-дорогу.

Шел он, шел и пришел к тому месту, где спускался в пропасть. Глядит - веревка цела. Привязал он к веревке много золота и драгоценных камней и велел батырам тащить всё это наверх. Они потащили, а как увидели столько добра, глаза у них разгорелись, сердца почернели от зависти, руки затряслись.

Зачем делить на троих то, что можно разделить на двоих! - сказал Урман-батыр.

А и то правда, - сказал Тау-батыр.

Они обрезали веревку, на которой Акъял-батыр поднялся почти до самого верха, и он камнем полетел вниз. Сидит батыр на дне пропасти и думает: "Что же теперь я делать буду?" Посидел-посидел, погоревал и пошел куда глаза глядят.

Шел, шел и пришел в густой, темный лес. Идет он этим лесом и вдруг слышит над собою жалобные крики птицы и шум крыльев. Смотрит - вьется над деревом птица Самрегош, громко кричит, будто плачет.

Что такое тут делается? - сказал батыр и полез на дерево. Долез до вершины, смотрит - а там аждаха к птенцам Самрегош подобрался и вот-вот их проглотит. Вытащил Акъял-батыр свой острый меч, размахнулся и разрубил аждаху на мелкие куски.

Храбрый и добрый егет, - сказала птица Самрегош, - скажи, чем я могу отплатить тебе за то, что ты спас моих детей?

Вынеси меня на землю, - сказал батыр.

Это я могу, только мне на дорогу нужно много пищи. Ты налови мешок скворцов и мешок воробьев. Когда я поверну голову направо - дашь мне скворца, а как поверну налево - воробья.

Акъял-батыр наловил мешок скворцов и мешок воробьев, сел на спину Самрегош, и они полетели. Летят они, летят…Самрегош повернет голову направо - батыр сунет ей в клюв скворца, налево повернет голову - сунет ей воробья.

Чем выше они поднимались, тем труднее было лететь. А вслед за ними рушились скалы, и в подземное царство пробивался свет. Совсем немного уж осталось подниматься, но тут у Акъял-батыра закончились воробьи и скворцы. Но батыр не растерялся, и стал отрезать от своих ног куски мяса и кормить ими Самрегош.

Вот, наконец, они вылетели из пропасти, и птица опустилась на вершину горы. Тут Самрегош увидела раны на ногах Акъяла и поняла, каким мясом её кормил батыр. Самрегош погладила своим крылом раны, и раны на ногах батыра сразу исчезли.

Акъял-батыр поблагодарил Самрегош, и они расстались: батыр пошел своей дорогой, а птица полетела своей.

Идет батыр по дороге и видит: сидят его товарищи под деревом и делят добычу.

Эй, изменники! - крикнул Акъял-батыр. - Много ли добра набрали?

Тау-батыр и Урман-батыр вначале испугались, а потом поцеловали конец меча у Акъял-батыра и сказали так:

Казни нас!

Но Акъял-батыр сказал:

Я вас казнить не собираюсь. Вы уже сами себя казнили. Люди узнают теперь, какие вы жадные и завистливые. А богатство, которое вы отняли у меня, я раздам бедным.

Отдали они Акъял-батыру всё добро и сказали:

Мы не останемся в долгу перед людьми: Тау-батыр будет добывать и отдавать людям все богатства гор. Урман-батыр не пожалеет своих сил и будет растить леса, разводить сады.

Тогда Акъял-батыр отпустил их, а сам отправился в родные края делать добро людям.

Хакимова А.И., Кидайш-Покровской Н.В. и Мирбадалевой А.С. См. Башкирский народный эпос. Москва, Главная редакция восточной литературы издательства Наука, 1977, С. 265-372. Главный редактор серии «ЭПОС НАРОДОВ СССР» Петросян А.А.; составители тома Мирбадалева А.С., Сагитов М.М., Харисов А.И.; авторы комментария Мирбадалева А.С., Сагитов М.М.; башкирские тексты подготовили Сагитов М.М., Харисов А.И.; ответственный редактор Кидайш-Покровская Н.В., редактор издательства Янгаева А.А.
3. Поэтический перевод Шафикова Г.Г. (См. Урал-батыр. Башкирский народный эпос. Башkортостан, Уфа, Башкнижиздат, 1977).
4.
5. Сказочный перевод на русском языке.
6. Сказочный перевод на башкирском языке.
7. Прозаический перевод от Айдара Хусаинова.
8. Мультфильм "Урал-батыр" .
9. "Урал-батыр" и всемирный потоп .
10. "Урал" вариант эпоса от Артёма Лукичева .

См. Башкирский народный эпос. Москва, Наука, 1977, С. 265-372.

В стародавние времена
Там где не было ни души,
Где не ступала человеческая нога -
Что в тех краях суша есть,
Никто не знал -
С четырёх сторон окружённое морем
Было место одно говорят.
Прежде там жили говорят,
Старик по имени Янбирде;

10. Со старухой по имени Янбике;
Куда бы они не пошли,
Всюду путь им был открыт.
Старик и старуха
Сами не помнили, говорят,
Откуда сюда пришли,
Где остались отец их и мать,
Где родная земля, не помнили они.
И в тех местах вдвоём
Первыми стали жить говорят.

20. Жили-жили они вдвоём,
Нажили себе двух сыновей, говорят.
Старший был Шульген,
Младший был Урал.
Они людей не видели совсем,
Жили себе вчетвером,
Хозяйства они не вели,
Посудой не обзавелись.
Теста не месили, не вешали котла -
Так и жили они.

30. Не зная болезней-недугов,
О смерти не ведали они.
“Всему живому смерть -
Мы сами”, - считали они.
На охоту не выезжали на коне,
Не брали в руки лука и стрел,
Держали как равных при себе
Льва для езды верховой,

Щуку, чтобы рыбу ловить,
Сокола, чтобы на птиц выпускать,

40. Пиявку - кровь сосать
То ли издавна было так,
То ли от Янберде повелось
И с годами на той земле
В обычай вошло -
Если изловят дикого зверя
И зверь окажется самцом,
Муж и жена вдвоём
Голову съедают его,
А Шульгену с Уралом,

50. Собаке со львом,
Соколу со щукой
Остальную часть отдают;
И если изловят дикого зверя
И зверь самкой окажется,
Муж и жена
Сердце его берут;
Если травоядное животное изловят,
На него чёрную пиявку посадят,
Чтобы пиявка кровь сосала.

60. Из крови той питье готовят.
Пока не подросли их дети,
Пока на зверей не стали охотиться сами,
Сыновьям они запрещали
Есть голову и сердце зверя,
Пить его кровь, чтобы жажду утолить.
“Не разрешается!” - говорили.
Не по месяцам, а по дням подрастая,
Разумными стали дети:
Когда Шульгену (было) двенадцать,

70. Уралу исполнилось десять,
Один сказал: “На льва сяду!”
Другой сказал: “Выпущу сокола!”
Из-за того что [отцу] покоя не давали,
Янбирде обоим своим сыновьям
Так внушал говорят:
“Вы оба - сыновья мои,
Чёрные зрачки моих глаз!
Не выпали молочные зубы у вас,
Телом ещё не окрепли вы;

80.Сукмар* в руках держать,
Сокола на птицу выпускать,
На льва сесть верхом
Время ваше ещё не пришло.

Ешьте то, что я даю,
Делайте то, что я велю:
Чтоб привыкнуть к езде верховой,
Вы на оленя садитесь,
На стаю скворцов
Сокола выпускайте;

90. Жажда одолеет в игре -
Чистую воду пейте,
В ракушки налитую кровь
Пробовать не смейте!” -
Вот так своих [сыновей]
Снова наставлял [Янбирде].
Пить кровь детям своим
Ещё раз запретил говорят.
И вот однажды
Старик со старухой вдвоём

100. Охотиться ушли,
А Шульген и Урал
В жилище остались одни.
С тех пор как родители ушли,
Немало времени прошло,
Разговорились двое детей,
О еде речь зашла.
Призадумался Шульген,
Он знал: пить кровь отец
Им не разрешил.

110. “Не смейте пить!” - говорил.
[Шульген] стал Урала подстрекать
И так ему сказал, говорят:
“Если на охоте живность губить”
Было неприятно,
А жажду кровью утолять
Не было бы сладко,
Тогда отец и мать, позабыв о сне,
Не щадя своих сил, день за днём,
Изнемогая от усталости,

120. Дома бросая нас [одних],
Не стали бы на охоту ходить.
Урал, если это так давай
Ракушки откроем
И из каждой понемногу,
По капле отопьём -
Вкус крови узнаем”.

У р а л:
Не нарушу наказ отца,
Крови этой не глотну.
Пока егетом не стану я,

130. Пока обычаи не узнаю,
Пока не постранствую по земле,
И не уверюсь сам,
Что Смерти на свете нет,
Взяв в руки сукмар,
Не загублю ни одной [живой] души,
Кровью, высосанной пиявкой,
Из ракушки не напьюсь”.

Ш у л ь г е н:
“Смерть, что человека сильней,
Сюда не придёт,

140. Не явится, нас не найдёт.
Отец о том уже нам сказал:
“Мы сами - всему живому смерть”.
Ведь он нас однажды предупредил,
Что ж ты опасаешься теперь?
Боишься крови испить?”

У р а л:
“Быстрые и резвые,
Величавые и сильные,
Осторожные и терпеливые,
Днём чуткие

150. И ночью, когда спят,
Львы, леопарды, олени,
Медведи и другие звери -
Разве они хуже нас?
Если копыто о камень разобьют,
Если наколют лапу травой,
Никогда не захромают они;
В летний зной одежды не снимают,
В ледяную пургу шубы не надевают;
Если бросаются на жертву,

160. Никогда не берут [с собой] сукмара;
Сокола на птицу не пускают,
Щук на рыб не напускают,
Дичь собакой не травят,
На сокола, на льва, на собаку,
На щуку не надеясь,
Не изнывают на охоте,
Их оружие - клыки и когти,
На себя надеются только.
Им неведома усталость,

170. Сердцам их страх неведом;
Живут себе так леопарды,
И львы, и тигры.
Хоть они и такие смелые,
Хоть на всех ужас наводят,
Но, если лапы им опутать
И нож к горлу приставить,
Разве глаза их не зальют слёзы?
Отец нам рассказывал о Смерти,

180. Но её мы не разу не видали
И на нашей земле её не было.
“Человек - это смерть лютая” -
Не так ли думают звери? Что скажешь?
На плотву щуку [охотится],
Сурок охотится на [суслика],
Лисица на зайца [охотится].
Если всех так перебрать и поразмыслить:
Сильный для слабого
Разве не есть смерть?

190. Испугавшихся [этой] смерти -
Рыб, в глубь ныряющих,
Птиц, щебечущих на скалах,
Улетающих в испуге, -
Мы ловим и головы их съедаем,
Разорвав грудь, их сердце съедаем.
Всех слабыми считаем,
Забавляемся, на них охотясь.
Мы, худшие из худших,
Обычай ввели этот -

200. Смерть на земле посеяли.
Не мы ли четверо в краях этих
Являемся такими?
Что мы - смерть лютая,
Губящая всё живое, -
Так все [звери] подумают [о нас],
Смертью нас посчитают;
[Если] когти [свои] сукмаром сделают,
Сердца превратят в храброго сокола,
Все вместе соберутся,

210. Кинутся [на нас] разом;
И если на нас они бросятся,
Вот тогда смерть эта,
О которой отец говорил [нам],
Но которую мы ещё не видали, -
Не предстанет ли она перед нашими глазами?”
Услыхав эти слова,
Призадумался Шульген,
Однако слова [брата]
Во внимание не принял.

220. Из ракушек понемногу
Крови он отпил, говорят,
И, что Урал отцу не скажет,
Слово с него взял, говорят.
Добыв много дичи, с охоты
Вернулись отец и мать, говорят,
По обычаю все вместе
Сели за трапезу вчетвером,
Всю дичь они разодрали,
К еде приступили.

230. Во время еды задумался
Урал и так сказал:
“Отец, вот этого зверя,
Хоть убегал он от тебя, скрывался,
Хоть изо всех сил спасался,
Ты не упустил, настиг всё же,
Нож вонзил ему в горло.
А нас вот также кто-нибудь,
Придя сюда не отыщет
И ножом не пронзит?”

240. Янбирде: “Каждой живности, чей строк настал,
Мы становимся смертью;
Куда б ни бежали [звери],
В каких бы скалах и чащобах не таились,
Мы всё же отыщем их,
Нож в горло вонзим.
Чтобы поймасть и съесть человека,
[Чтобы нож] вонзить в него -
Такой души здесь ещё не родилось.
Смерть, способная погубить нас,